Марина Тимашева: В Петербурге открылся седьмой Международный фестиваль авторской песни. Он проводится с 1996-го, раз в два года. Жюри возглавил Александр Городницкий. О «Петербургском аккорде» и о том, что происходит с самим жанром, мы разговариваем с Борисом Жуковым. Он – один из крупнейших специалистов, занимающихся авторской или брадовской песней.
- Все-таки в сознании большинства людей фестивали авторской песни связаны только с одним единственным словом или названием – Грушинский фестиваль, поскольку он самый старый, самый знаменитый. С другой стороны, насколько я понимаю, теперь фестивалей авторской песни довольно много.
Борис Жуков: Гуляет такая цифра, что в год в России и других странах, где эта традиция живет, проходит более 200 фестивалей.
Марина Тимашева: Если даже по одному человеку будет участвовать в этих фестивалях, то практически все заслуживающие внимания авторы-исполнители будут исчерпаны. На 200 фестивалей просто, наверное, набрать людей нельзя?
Борис Жуков: Людей-то как раз набрать можно, более того, набрать людей, которые с удовольствием выйдут на сцену и что-то такое споют. Другое дело, что довольно часто на фестиваль собирается много народу, но при этом итоговый концерт или вообще выглядит достаточно бледненько, или вытягивается за счет приглашенных гостей. Вот в этом отношении, конечно, «Петербургский аккорд» очень сильно выделяется среди прочих фестивалей, поскольку он занял такое место, которое в конце 80-х занимали всесоюзные фестивали. Там есть система многоступенчатого отбора. Буквально только что закончился Московский региональный конкурс, победители которого едут на «Петербургский аккорд». Но есть и другие места, откуда исправно на каждый «Петербургский аккорд» приезжают заметные люди. Чтобы не хвалить свой родной город и конкурс, к которому я сам имею некоторое отношение, я лучше их назову. Практически на каждом «Аккорде» я с интересом жду, кто приедет от уральского региона, всегда интересно, кто приедет от Поволжья, хотя там весьма неровные бывают авторы, далеко не первый раз в «Петербургском аккорде» участвует русская диаспора из Северной Америки, из Западной Европы, из Израиля…
Марина Тимашева: Чьи песни исполняются чаще других?
Борис Жуков: На последнем «Петербургском аккорде», два года назад, Гран-при получила Ольга Чикина – удивительное явление. Другое дело, что открывать ее надо было, на мой взгляд, году в 98-м, а в 2006 –м ей бы уже в жюри сидеть. В этом году она и будет сидеть в жюри. В частности, среди того, что она пела, была ее песня «Летчица», и с этой же песней лауреатами фестиваля в номинации Дуэты стал дуэт «Тамань» из Челябинска. Так получилось.
(Звучит песня)
Редкий исполнитель не поет ту же самую Чикину. А иногда бывает очень смешно, потому что жюри у нас, в основном, состоит из известных авторов. И вот выходит человек и поет две песни. Одну – одного члена жюри, другую – другого члена жюри.
Марина Тимашева: Раньше, когда мы говорили «автор-исполнитель», то подразумевали, что человек сам пишет стихи, сам пишет музыку, сам выходит на сцену и исполняет свое произведение.
Борис Жуков: Хочу напомнить, что, между прочим, предтечей жанра был Александр Николаевич Вертинский, который пел и на свои стихи, и на стихи современных ему больших поэтов. На заре становления жанра тот же Визбор выступал, как очень активный пропагандист и пел, по-моему, вообще все, что считал достойным, песни самых разных авторов, и многие из этих песен впоследствии приписывали ему именно потому, что они стали известны с его голоса. Высоцкий, между прочим, о чем сейчас мало кто помнит, это, правда, был довольно короткий период, в начале очень много пел других авторов. Это было нормальное явление. Но если мы вспомним, с чего начиналась композиторская традиция авторской песни, в очень ранние времена, еще в 50-е годы, это «Гренада» на стихи Светлова. И как раз тут я с некоторой тревогой смотрю, потому что тех же «Петербургских аккордов» прошло уже шесть, ровно на половине их них звание лауреатов в номинации Композитор не присуждалась вообще, а в других присуждалась, но что-то я не слышу песен этих людей вокруг себя, просто исполняемых для удовольствия. И есть одно такое неприятное объяснение, что мало кто пишет песни на чужие стихи, потому что, вообще, мало кто читает чужие стихи. Такие сейчас стоят социально-культурные погоды.
Марина Тимашева: Понимаю. Боря, вы назвали имя Ольги Чикиной и сказали, что открывать ее нужно было десять лет тому назад. Ясно, что для людей, которые с этим жанром всегда общаются, его любят и много внимания ему уделяют, это имя очень значимо. Между тем, я всерьез полагаю, что если мы с вами сейчас выйдем на московскую улицу и будем обращаться к людям, которые, по нашим предположениям, читают стихи, слушают авторскую песню или хорошую музыку, то никто из них не знает этого имени.
Борис Жуков: На меня ее песни производят магическое впечатление. На «Петербургском аккорде», на заключительном концерте, награду каждому награжденному вручает кто-нибудь из членов жюри. Ольге Чикиной награду вручал Александр Семенович Кушнер, который перед полным залом сказал, что он окончательно убедился, что существует особая, песенная поэзия, для которой музыка является необходимой и органичной составной частью. Услышать такие слова от представителя «ахматовской школы», спор с которой именно в этом вопросе продолжался более 40 лет, это вообще было что-то. Я, конечно, не думаю, что Кушнер поменял свои взгляды, сидя в жюри. Уже то, что он согласился быть членом жюри бардовского фестиваля, показывает, что не так уж он непримиримо был настроен. Тем не менее, очень показательно, что эти слова прозвучали при вручении Гран-при фестиваля Ольге Чикиной.
Марина Тимашева: Ольга Чикина сама пишет и музыку, и стихи?
Борис Жуков: Да. Кстати, у них образовалось такое маленькое творческое объединение с еще двумя лауреатами «Петербургских аккордов» разных лет - Григорием Данским, который тоже пишет и музыку, и стихи, и Сергеем Трухановым, который пишет музыку на стихи, по большей части, современных поэтов.
(Звучит песня)
Марина Тимашева: Назовите еще имена людей, которые известны узкому кругу.
Борис Жуков: Я буду говорить только о тех, кто стал известен, начиная со второй половины 90-х, скажем так. Просто обязательно надо назвать имя Александра Щербины, надо назвать имя сестер Вотинцевых, явление которых было для меня полным ошеломлением. Авторов настолько гармоничных я, честно говоря, давно не видел и не слышал в нашем жанре. Очень существенным, удивительным было явление в свое время целой группы блистательных авторов, которые себя именуют Творческой Ассоциацией «32-е августа»: Игорь Белый, Татьяна Пучко, еще был погибший в «Норд-Осте» Александр Карпов… Там еще целый ряд авторов, безусловно, талантливых. И, кроме того, как всегда, есть авторы, которые приходят к нам с пленок, с голоса, с чужих исполнений. Крупнейшим, великолепнейшим явлением, появившимся на нашем небосклоне, надо считать Олега Медведева, иркутского автора.
Марина Тимашева: Вот человек нас услышал, заинтересовался. Что он должен сделать дальше?
Борис Жуков: На самом деле, когда человек уже проявляет интерес и знает имена, это не такая большая проблема, потому что существует интернет, где можно найти не только тексты, но и звуковые файлы. Есть, конечно, еще значительное число людей, у которых нет доступа к интернету или, по крайней мере, такого, чтобы можно было там сидеть и шарить, но, во-первых, в этом направлении работа продолжается, а, во-вторых, все-таки проблема не такая уж острая. Гораздо больше меня беспокоит, что есть люди, которые просто не знают о существовании этого дела, не знают этих имен, не знают о том, что авторская песня это вовсе не обязательно костер, палатка, штормовка, мне грустно. Если он этого не знает, и у него ничего не свербит этим поинтересоваться, то, боюсь, он об этом так и не узнает. Один интересный человек сравнил это с русским зимним пейзажем, особенно ночным. Когда ты каким-то образом уткнешься в деревню и постучишься в дом, то тебе откроют, встретят, пустят в тепло, накормят и спать уложат. Но ты можешь замерзнуть в трехстах метрах от деревни, так и не заметив, что она тут есть. Меня это не то чтобы утешает, а, наоборот, еще больше расстраивает, но все-таки «на миру и смерть красна» - это не специфическая ситуация авторской песни. В этой ситуации находятся все жанры современной культуры, которые не представлены на телевидении. Жанр авторской песни отличается не особой судьбой, а некоторой чистотой эксперимента, поскольку здесь раскрученных фигур почти нет. В этом жанре между слушателем и автором никого нет – ни телевидения, ни редколлегии, ни художественной критики, ни галериста. Один на один, даже если кто-то пытается что-то раскручивать, создавать каким-то именам искусственную известность, из этого, как правило, ничего не получается.
Марина Тимашева: Почти всякий вид искусства, в течение своего исторического развития, так или иначе отдалялся, обособлялся, в конечном счете, от людей. Я не имею в виду небольшую группу особенно приближенных к этому искусству людей. Происходило именно так, и происходило не только с имеющими древнюю историю жанрами и видами искусства, но и, скажем, с джазовой музыкой, которая сперва была совершенно всем понятна и очень доступна, а потом стала развиваться в сторону чрезвычайного усложнения.
Борис Жуков: И сейчас она, несомненно, элитарная музыка.
Марина Тимашева: И то же самое происходило и с рок-музыкой. Она или превращалась в поп-музыку, то есть самую банальную, пошлую, или, опять же, чрезвычайно усложняла свою музыкальную форму, структуру. В авторской песне происходили такие процессы?
Борис Жуков: Безусловно, конечно. Она начиналась с абсолютно фольклорных попевок - студенческих, туристических, альпинистских… Я видел прекрасную искусствоведческую работу, где профессиональный искусствовед с удивлением констатирует, что появление и развитие авторской песни было прямо противоположно направлению развития бытового российского пения в те же времена. То есть она шла к усложнению формы, к усложнению художественного языка. Автор работы несколько удивляется, а мне понятно, почему так происходило, но об этом чуть позже. Не мы первые это заметили, есть же знаменитая теория Шкловского и Тынянова о взаимоотношении периферии и центра, что каждая новая волна это из периферии, из низких жанров, из бытового полутворчества, полуразвлечения. И вот она по ходу дела усложняется, приобретает собственный канон, в академическом совершенстве застывает, а поверх ее накатывает новая волна. Очень может быть, что авторскую песню должна была постигнуть такая же судьба. Ради Бога, если бы накатила какая-то новая волна с совсем другой эстетикой, пусть она казалась бы какой-то жуткой, дикой, ладно, мы бы сказали, что все, мы свою историческую миссию выполнили, занимаемся теперь музеефикацией того, что осталось из творческого наследия. Так ведь нет же ее! Мы готовы сдать наш пост любому сменщику, но просто бросить его вроде как неприлично. Просто посмотрите вокруг себя. Давно вы видели компанию, просто поющую для собственного удовольствия?
Марина Тимашева: Совсем недавно, на дне рождении одного очень знаменитого, хорошего нашего писателя, несколько человек, современные поэты, с чувством огромным и замечательно несколько часов кряду пели песни из старых советских кинофильмов.
Борис Жуков: Я думаю, что одного из этих поэтов я даже знаю. Тем не менее, это песни из старых советских кинофильмов. А вот просто молодежную компанию с гитарами, которые просто для собственного удовольствия поют что-нибудь такое свое, новое, чего мы не знаем?
Марина Тимашева: Нет, поют, по преимуществу, песни Шевчука или Егора Летова, те, которые поддаются просто гитарному исполнению.
Борис Жуков: Я бы сказал, что я не слишком часто слышу, только если это не в переходе, но там это уже имеет вполне определенную цель. Как, за последние лет 25, изменилось понятие «общеизвестная» песня? 25 лет назад это означало, что это песня, которой каждый может подпеть, а сегодня это означает песню, которую каждый хоть раз слышал. Опять же, это не цеховая проблема авторской песни, это такое состояние нынешней современной культуры – сдавать позиции нам просто некому. А что касается того, почему авторская песня развивалась в противоположную сторону, в сторону усложнения… Когда мы начали говорить, что авторская песня, как жанр искусства, это одно, а КСП( клуб самодеятельной песни - М. Т.), как чисто социальное явление, это совсем другое - это правда. Не надо обольщаться, КСП это не объединение авторов, КСП это, прежде всего, объединение слушателей. Сегодня словом КСП можно назвать сообщество слушателей авторов авторской песни. Это было, прежде всего, слушательское объединение, это была некоторая вымышленная деятельность. Не получая свои любимые песни там, где они должны были бы звучать – в эфире, на дисках - люди просто себе сами создали все необходимые культурные механизмы. Можно считать, что это такая исторически случайная форма. Но не было бы никакого КСП, Окуджава и Высоцкий нашли бы себе слушателей. Тем не менее, случайность породила очень интересный феномен. Это было объединение активных слушателей, людей, которым не все равно, что слушать. Которые, не что бы там не лилось из эфира, будут слушать именно это, а которые готовы что-то сделать для того, чтобы слушать то, что им хочется, взять тетрадочку, разучить на гитаре, переписать катушку или кассету на магнитофоне, разузнать, где концерты, и оповестить об этом своих знакомых. Это был слушатель, который очень часто легко переходил в такого самодеятельного исполнителя, и, соответственно, активного пропагандиста любимых песен. Это вовсе не означало, что он в исполнительском мастерстве многого достигал, но достаточно, чтобы в его исполнении эти песни прозвучали еще для кого-то. И вот этот активный слушатель создал жанр авторской песни. Он проводил отбор, он определял, что пойдет, а что останется в ближнем кругу автора. И насколько он сейчас есть, настолько она и жива. То есть его сейчас, на мой взгляд, очень мало. Мало не только у авторской песни, мало у всех заметных художественных феноменов. Честно говоря, этот феномен активного слушателя мне еще отдельно сам по себе интересен, и мне хотелось бы, чтобы его было побольше.
Марина Тимашева: Боря, у меня последний вопрос. А в Петербурге фестиваль в каких залах происходит, сколько народа собирается в одном зале?
Борис Жуков: Конкурсные мероприятия проходят в Санкт-петербургском Гуманитарном университете. Это место большое, оборудованное всем необходимым, но находящееся несколько на отшибе. Торжественное открытие будет в театре «Балтийский Дом», а закрытие - в концертном зале «Октябрьский», на Лиговском проспекте. Опять же, главная для меня проблема, чтобы концерты были интересны городу, чтобы город их заметил, потому что прошлый «Аккорд» мне напомнил Второй Всесоюзный фестиваль, который проходил в 1988 году в городе Таллинне, недели через полторы после завершения Учредительного съезда Народного фронта Эстонии. Понятное дело, что городу было до чего угодно, только не до фестиваля русскоязычной песни. Когда такое происходит в Таллинне, тем более, в такую историческую эпоху - это понятно. А когда такое происходит в Санкт-Петербурге в эпоху, когда ничего особенного не творится - это грустно.
Марина Тимашева: Ну, Боря, днями попалось мне на глаза высказывание губернатора города Валентины Матвиенко. Смысл его был в том, что следующий конкурс «Евровидение» должен пройти непременно в Санкт-Петербурге - городе великой европейской культуры. Ну, что тут скажешь?
Борис Жуков: Как сказала великая петербурженка Анна Андреевна Ахматова. Ее спросили, как же так получается, что у Корнейчука с Вандой Василевской на двоих восемь Государственных премий, а ее самой завалященькой наградить не хотят. Она ответила: «Их премия. Пусть кому хотят, тому и дают».
