Виктор Ерофеев: Наши гости – вице-президент по маркетингу компании Mail . ru Артамонова Анна, писатели Анатолий Королев и Игорь Яркевич. Тема нашей сегодняшней передачи – почта. Вот такая вот романтическая сентиментальная тема. Вообще, почта – это не только культурное, не только социальное, не только политическое понятие, это в общем-то, наверное, скажем, такое страшное слово – эзистенциальное понятие. С почтой мы жили очень долго не просто как люди, которые писали и получали письма, но так же как читатели, которые читали эпистолярные романы и получали огромное удовольствие. Куда же это все провалилось? Об этом мы сегодня и поговорим вместе с вами, дорогие слушатели. Вот у нас пришла Аня с Mail . ru , мы ее спросим, чем отличается сегодняшняя переписка от классической, традиционной? И как компания Mail . ru участвует в этом обновлении почты?
Анна Артамонова: Начнем с того, что компания Mail . ru изначально представляет другой вид почты, нежели традиционная. Это электронная почта. Я думаю, что ее главное отличие от традиционной переписки – это, наверное, скорость. И это отличие накладывает все другие особенности на сам процесс. То есть когда ты имеешь возможность получить письмо, не ожидая его годами и неделями, не томясь, а сразу же, ответить на него и уже ответить обратный ответ, то это каким-то образом коммуникацию делает более краткой, более сиюминутной, более деловой, наверное.
Виктор Ерофеев: То есть это быстрее, чем телеграмма, понятно. Это же секундное дело, пишешь и тут же получаешь.
Анна Артамонова: Ну, конечно. Я думаю, что это все пробовали на себе. Электронная почта доставляется в течение нескольких секунд.
Виктор Ерофеев: Скажите, а вы сами пользуетесь ею?
Анна Артамонова: Конечно, я ей пользуюсь очень активно и по работе…
Виктор Ерофеев: И что получается? Это деловая переписка или можно с этим средством связи как-то кокетничать, писать дружеские, любовные письма?
Анна Артамонова: Да, конечно, можно делать все. И в основном по роду деятельности у меня, конечно, это деловая переписка, но это не отменяет переписки с друзьями, кокетства того самого. На самом деле, сейчас в интернете появляются и другие, еще более быстрые средства связи, чем электронная почта. Это, например instant messaging , у нас есть Mail . ru – Агент - такая программа, когда сообщения доставляются не то чтобы еще быстрее, но ты видишь, что человек в он-лайне и коммуницируешь с ним в реальном времени. Это уже еще меньше похоже на переписку томную и длинную, но там есть место и кокетству, и каким-то эмоциям.
Виктор Ерофеев: Да еще какое место огромное!
Анна Артамонова: То есть арсенал людей меняется. Они вместо 15 лиричных предложений ставят смайлики и улыбочки и что-то еще, но в принципе, я думаю, что эмоции и чувства людей они продолжают превалировать в любом общении.
Виктор Ерофеев: Вы не жалеете, что традиционная почта ушла, что мы не можем свои мысли выражать таким красивым метафорическим языком, надо быстро бежать. Нет у вас такого ощущения, что мы что-то теряем, когда мы уходим от такого замечательного жанра, как классическая почта, обмакнув перо, написать что-то?
Анна Артамонова: Честно говоря, я думаю, что никто из здесь присутствующих уже не помнит именно такого, чтобы обмакнуть перо.
Виктор Ерофеев: Сейчас спросим.
Анна Артамонова: Еще бумажные письма, я думаю, мы все, наверное, писали, хотя я знаю людей, у нас в компании работают люди более молодые, программисты, которых я специально спрашивала, люди не отправляли в жизни ни одного бумажного письма. Мне, скажем, 30 лет. Люди, меня уже на 5-7 лет младше, они уже принадлежат к тому поколению, которых это минуло.
Виктор Ерофеев: Тебе вот не жалко этого, Толя?
Анатолий Королев: Ой, очень жаль. Я вспоминаю не только гибель письма, но и гибель почерка. Это колоссальная катастрофа культурная. Исчезает почерк как таковой. Потому что меня больше всего раздражает в Mail . ru, в Yandex и прочих «рамблерах» именно то, что исчезает почерк, исчезает написание букв.
Виктор Ерофеев: Потому что почерк как походка, да?
Анатолий Королев: Это очень важная краска, это походка, аромат, запах. Представьте себе сад, в котором не пахнет ни один цветок. Я огрубляю, но примерно так. Последнее письмо я писал, это было лет пять-шесть назад покойной маме, я от нее получил эти письма, и они у меня хранятся в альбоме, я их листаю иногда.
Виктор Ерофеев: Вы помните, письма раньше такими веревочками или такими ленточками.
Анатолий Королев: Сейчас я смотрю, когда я марку облизал и наклеил на конверт, это еще где-то лет 15-20 тому назад. Потому что конверты, которые я писал уже маме, они были стандартные. Вместо марки был просто отпечаток. А куда марки деваются, где какая-нибудь Гваделупа, где какая-нибудь Куба – любовь моя, эти марки загадочные, которые стоили на вес золота? Это куда-то вообще все исчезло. Хотя я сам марок никогда не собирал, но вот культ письма у меня был – получить письмо, например.
Виктор Ерофеев: Интересно, что вот эта традиция ушла, но остался запах этой традиции. Мы совсем недавно были с женой в Париже и поразились огромному количеству в районе, где Музей современного искусства, что называется Центр Помпиду, есть огромное количество магазинов, где продаются конверты, разного сорта бумаги, разного сорта ручки. И можно купить даже ручки те самые, которыми мы писали когда-то в школе, и можно писать, и там даже каллиграфические тетрадки, где ты можешь выводить и так далее, и так далее. То есть была такая традиция, что уже все это отлетело, на другой свет ушло, а инерция осталась, сохранилась. И канцелярские товары, этот удивительный запах традиций стоит по всему Парижу. И если тебя приглашает какой-нибудь высокопоставленный чиновник или президент Франции, то тогда тебе от руки выписывают это приглашение в конверте и посылают, работает такая курьерская почта. То есть это теперь суперэлита. Кто главный человек в стране? Президент. У него чего нету? Мобильного телефона. И здесь, чего нету? Mail . ru нету, здесь надо выписать. Это секретарь выписывает.
Анатолий Королев: Это уже смакование, типа устриц.
Виктор Ерофеев: А самое, конечно, невероятное заключалось в том, что почта – это был как карнавал или как маскарад. То есть именно через слова, через почту можно было выразить свои чувства. Девушки тогда были застенчивые, стеснялись. Сейчас тоже через электронку можно все, что угодно сказать, но тогда этого ждали томились. Вы помните эта почта у Пушкина в «Дубровском» в дупле? Побежать к дуплу, вытащить письмо, прочитать, узнать, любит или не любит. Это была удивительная культура. И мне кажется, что можно жалеть, можно не жалеть. Понятно, можно говорить, что мы ездили все в каретах, а теперь будем ездить в автомобилях, ничего страшного. Но все-таки, мне кажется, ты прав, потому что сад остался, а цветы уже как-то иначе пахнут. Нам Василий звонит из Вологодской области. Василий, как у вас там с почтой?
Слушатель: С почтой у нас все замечательно. У меня два вопроса. У меня есть почтовый ящик на Mail , я им пользуюсь, и «Агентом» тоже пользуюсь, мне очень нравится. Но у меня есть еще почтовый ящик на «Рамблере», и на «Яндексе». В отличие от «Рамблера» и «Яндекса», у меня в моем почтовом ящике на Mail очень много спама, то есть я его постоянно чищу. Почему так получается, что на других почтовых серверах меньше его, а у вас очень много спама? И вопрос, Виктор, вам: я вчера слушал «Маяк» случайно, и вас услышал там. Как вы там оказались? Вы же такой не «маячный».
Виктор Ерофеев: Вы знаете, они меня звали и звали три месяца, заставляли самыми разными глазами – мужскими, женскими, полудетскими, в общем, звонили из трех программ, и в конце концов, я просто сдался. Знаете, вот надо быть упорным и настойчивым. Причем не назойливым, а настойчивым. Я пришел, там была Катя Гордон, очень милая девушка, симпатичная, мы с ней поговорили. Я думаю, что у вас, Василий, не сохранилось неприятного впечатления. Я все равно защищал основы демократии, гражданского общества и всего прочего, и Катя, по-моему, меня тоже в этом поддержала. А что касается первого вашего вопроса, то мне кажется, что надо Аню спросить, это действительно так, что Mail . ru допускает количество спама больше, чем остальные почтовые ящики?
Анна Артамонова: На самом деле, это, конечно, неправда. У нас очень сильная антиспам-система. И я могу сказать, что мы буквально три недели назад запустили новую ее версию, которая на самом деле позволила нам, по нашим оценкам, очень сильно закрутить гайки, и мы в пять раз сократили количество жалоб на спам. А, может быть, разница между разными почтовыми ящиками могу объяснить. На самом деле, это очень просто, зависит от того, как интенсивно вы используете тот или иной ящик. Как вы сами сказали, вы пользуетесь « Mail . ru – Агентом», значит, вы этот ящик достаточно активно везде используете, возможно, на каких-то форумах, возможно, где-то его оставляете, даете каким-то ненадежным людям. Может быть, он у вас уже существует 5-7 лет, соответственно, он в каких-то спамерских базах засвечен гораздо больше, чем другие ящики, которые вы завели не так давно или менее интенсивно используете. Это одна из причин. Вторая из причин в принципе существования спама – почему мы не можем его отфильтровать весь на сто процентов – заключается в следующем: к сожалению, техническими методами система не может на 100 процентов определить, является письмо спамом или нет. То есть вернее есть определенный процент писем, насчет которых система уверена, тогда она их просто режет, и вы их просто не видите. На самом деле, могу сказать в цифрах: мы отрезаем 100 миллионов писем в сутки. Сто миллионов писем в сутки не доходят до пользователей, потому что являются однозначно, признаются нашей системой как спам и уходят в мусорное ведро.
Виктор Ерофеев: А нельзя как-то бороться со спамом какими-то государственными методами? Например, получил спам – обращаешься в какую-то спам-полицию, и они с этого спамщика взимают какую-то плату?
Анна Артамонова: На самом деле, почему нельзя сто процентов фильтровать? Соответственно, если система не уверена, что письмо является спамом на 100 процентов, то мы предпочитаем его все-таки доставить до пользователя, поскольку в ином случае пользователь будет не досчитываться каких-то важных писем. Например, система же может ошибиться в другую сторону – посчитать спамом какое-то хорошее письмо. Мы считаем, что это недопустимо, и что лучше вы получите 2-3 спам-письма, нежели вы не получите 2-3 деловых письма от своих партнеров или близких.
Виктор Ерофеев: Это логично.
Анна Артамонова: Что касается государственного регулирования спама, к сожалению, в России пока… В Европе и США, в некоторых штатах уже есть законодательство, где спам, условно говоря, является уголовной ответственность. В России пока делаются только первые шаги. Сейчас в законе об информации есть кусочек о том, что рассылка не запрошенных сообщений не легитимна, но однако, там не указаны никакие наказания за это. Сейчас, насколько я знаю, законопроект пытаются в Думе провести, чтобы там хоть какие-то были описаны штрафы денежные. Но у них на самом деле достаточно слабый аргумент, когда у нас все государственные штрафы – это 5-10 тысяч рублей, а спам – это такая огромная индустрия. Плюс там еще целое расследование должно проводиться. Там очень сложно поймать, собственно, кто рассылал, а кто заказчик. Я думаю, что будут, конечно, движения в этом направлении. На самом деле, спам сейчас уже сильно криминализируется. Все больше нормальных бизнесов осознают, что это не очень хороший и «черный» способ рекламы и поэтому перестают его использовать.
Виктор Ерофеев: В основном по спаму мне приходят какие-то эротические сообщения, если хотите удлинить свой член…
Анна Артамонова: Контрафактная продукция, удлинение члена, нелегальные медицинские препараты.
Виктор Ерофеев: Если представить все, что я получаю, я получаю спама, наверное, раз в восемь больше, чем нормальных писем. Представляешь, раньше бы на квартиру приходил конверт, ты вскрывал, а там спам, можно было замучиться. Анатолий нам пишет: «Раньше я напевал в ванной песню «А почта с пересадками летит с материка», а теперь я пою: «А почта, словно молния». Вот такое милое письмо написал нам Анатолий. Все-таки, оказывается, что даже по электронной почте можно что-то такое милое и хорошее. Дорогой писатель Игорь Яркевич, как обстоит дело с почтой? Писали ли вы когда-нибудь письма, писали ли вы маме, возлюбленным своим, родителям в целом или еще кому-то?
Игорь Яркевич: Я писал возлюбленным и писал друзьям, которые где-то на втором-третьем курсе моего замечательного вуза мне сказали: «Да пошло это все туда, куда оно идет всегда».
Виктор Ерофеев: В смысле?
Игорь Яркевич: Образование.
Виктор Ерофеев: Я думаю, письма ваши.
Игорь Яркевич: И ушли в армию или уехали из Москвы куда-то еще. Я писал им письма, чувствовал себя в этот момент очень неловко, потому что я чувствовал себя как приложение к какой-то культуре 19-го века.
Виктор Ерофеев: Вот на ком произошел слом культуры. Он первый раз подумал, что чувствует себя неловко. Вот Толя, когда маме писал, он не чувствовал себя неловко, он чувствовал себя ответственным сыном. А вам было неловко.
Игорь Яркевич: Неловко, я подражал, мне было лет 19-20, не то Пушкину, не то всем тем, кому подражал. То есть подражал не в содержании письма, а в самой идеологии.
Виктор Ерофеев: В самом жанре.
Игорь Яркевич: Да, потому что в общем он предусматривает некую такую грусть романтическую – в общем, все то, что нам абсолютно неправильно передали о 19-м веке, потому что нам передали всю хрень, которая там накопилась, а лучшую его энергетику. Конечно, она потерялась где-то…
Виктор Ерофеев: Уж я не спрашиваю, какая лучше. Такое мне расскажите, что… Давайте про хрен тогда.
Игорь Яркевич: И потом, конечно, для меня было трагедией вообще пересадка за компьютер, в том числе и писать электронные письма. Просто наступил момент, когда уже было без этого нельзя, тебя, что называется, не понимали. Потому что я себя чувствовал, конечно, никаким не писателем и даже просто не творческим парнем, а офисным каким-то среднезвеньевым персонажем. Для меня это было не совсем просто. Но потом я понял, что все это ерунда, что комплексовать и рефлексировать по этому поводу не надо. Есть e- mail , можно быстро, хорошо им пользоваться, можно что-то отправить. А, в общем, конечно, я абсолютно четко разделяю все трагические ваши ощущения и ваши по этому поводу, потому что мы расстаемся с той зоной русской жизни, в которой мы затянули абсолютно с фундаментальной культурой 19-го века, которая наш единственный фундамент. И представить ее без письма совершенно невозможно. Но расставание с письмом – это ничуть не меньше, чем расставание с русским языком. Потому что мы видим, как это болезненно происходит вплоть до того, что нам, писателям, плюнули в лицо – отменили экзамен по литературе в школе.
Анна Артамонова: Я думала, вы про букву «ё».
Виктор Ерофеев: А «ё» тоже отменили?
Анна Артамонова: Не знаю, по-моему, признали необязательной.
Игорь Яркевич: «Ё» - ладно. То, что в результате теряют читатели, не Маринина с Донцовой, а теряют те, кто является писателями. Поэтому я абсолютно разделяю все трагические ощущения по этому поводу. Я к компьютеру привыкал месяц. Меня полк держал, чтобы я не выбросил его в окно, потому что после родной пишущей машинки, удобной, маленькой, перед тобой бездушная машина. Но привык уже давно.
Виктор Ерофеев: Ой, писатели 19-го века считали, что пишущая машинка тоже бездушная, все осуждали Ницше, что он написал «Так говорит Заратустра» именно потому, что использовал пишущую машинку. У нормального человека ручка бы не провернулась бы у него в руке, чтобы написать такую книгу. Мне кажется, что это драматизация. Мы тоже драматизировали над тем, что мы на шариковую ручку подсели после пера. Обошлось. Но я думаю, что все-таки действительно Толя прав: потеря почерка – это потеря…
Игорь Яркевич: Есть такое предложение. Чтобы мы не забывали все, что было хорошего связано с письмом, вообще объявить в России день письма, бумажного письма.
Виктор Ерофеев: И чтобы каждый написал письмо.
Игорь Яркевич: Да.
Анатолий Королев: Хорошая идея.
Анна Артамонова: Я просто, на самом деле, не могу сказать, что я разделяю ваш пессимизм или…
Виктор Ерофеев: …или трагедию.
Анна Артамонова: На самом деле, во-первых, понятны ностальгические сентенции по поводу почерка, но вот что делать тем, у кого был плохой почерк? Зато я печатаю со скоростью 300 ударов в минуту.
Виктор Ерофеев: Девушка с плохим почерком – в ней тоже есть какая-то красивая сексуальная идея.
Анна Артамонова: Могу, например, рассказать свою жизненную трагедию. Меня в школе очень долго переучивали писать с левой руки на правую.
Виктор Ерофеев: Вот это зря.
Анна Артамонова: Зря, но это вы могли бы сказать не мне, а тем, кто это делал. Но тем не менее, я до сих пор не очень люблю писать рукой, при этом совершенно печатать на компьютере – меня гораздо больше вдохновляет сам процесс. Соответственно, в защиту сетевой культуры в принципе хотелось бы еще сказать. Там тоже появляются некие свои жанры, возможно, чем-то заменяющие или развивающие тему человеческого творчества. То есть я не верю в то, что люди становятся более быдляческими, более прагматичными. Мне кажется, что все равно остается какое-то количество элиты.
Виктор Ерофеев: Наталья Михайловна, у нас к вам вопрос, вы пользовались когда-нибудь почтой?
Слушатель: Я хочу сказать, что у нас в семье всегда очень любили писать письма и много писали. Я много очень писала из экспедиций. Это своего рода главы дневника были – описания природы, особенности жизни в регионах, странах, где я работала. И я и сейчас пишу традиционные письма.
Виктор Ерофеев: А кому?
Слушатель: Очень многим. У меня много друзей. Ведь это сконцентрированная мысль и ответственность за слово.
Виктор Ерофеев: Правильно.
Слушатель: Но сейчас, несмотря на дороговизну, почта работает очень плохо. Письма пропадают, идут месяцами. Месяц идет до Питера из Москвы.
Виктор Ерофеев: Ай-яй-яй!
Слушатель: И часто письма просто приходится посылать заказным. Но я продолжаю писать, я очень люблю писать письма.
Виктор Ерофеев: А, скажите, пожалуйста, вы когда первое свое письмо написали в жизни? Сколько вам было лет?
Слушатель: Наверное, лет семь. Я уехала в пионерский лагерь и домой писала очень часто.
Виктор Ерофеев: Конечно.
Слушатель: Я много писала. Я люблю писать, потому что сконцентрируешься, все изложишь. У меня письма интересные, все любят получать мои письма.
Виктор Ерофеев: Я думаю, что очень много у нас народа в России любит писать письма, потому что мы – известные писатели в России, все пишут и пишут. Я думаю, что мы не только главные читатели мира, но и главные писатели писем были. И надо сказать, вот Наталья Михайловна меня очень порадовала своим звонком, потому что действительно сел, собрался, написал и наконец понял, что ты думаешь, как ты относишься к своему пионерлагерю. А так бегаешь и не знаешь. Вот она написала: «Дорогая мама, мне здесь скучно. Меня здесь бьют», наконец, понял, что тебя бьют и тебе скучно. Или наоборот: «Мне не скучно. Меня здесь бьют». Короче говоря, сразу становится понятно, что с тобой происходит. И так же можно свои чувства выразить и выражали. Конечно, надо сказать, что почта не всегда хорошо работает. И помимо нашей почты есть еще такая почта итальянская. Она тоже очень плохо работает. Кто-то говорит: «Давайте я вам из Парижу в Рим пришлю какой-то конверт». Ему говорят: «Никогда не посылайте, не дойдет». И действительно, пропадает, хотя, казалось бы, вот тебе Париж, вот тебе Рим. Конечно, мы все теперь знаем, что помимо электронной почты есть какие-то замечательные скоростные почты, которые все вам перевезут. Не будем их называть, иначе будем делать им рекламу. Это, конечно, совершенно божественная почта, когда за 24 часа все вам привезут. Но жутко дорогая. И, конечно, пользоваться ею невозможно, только в крайних случаях. Конечно, есть почта и очень печальная. И мы знаем, на нашей памяти дедушки и бабушки знают о том, что были похоронки с фронта. Мы по почте узнавали страшные вещи, которые творились с нашими близкими людьми.
Сейчас же почта скорее превратилась в переписку государства с человеком, уведомления о том, что вы чего-то не заплатили, что вам выписали штраф, сейчас накажут, сейчас обидят.
Игорь Яркевич: Или налог.
Виктор Ерофеев: И вообще, мне кажется, что государство через почту стало людей пугать, и люди все ушли в электронку, в «аську», потому что в «аське» в основном кокетство и радость жизни.
Анатолий Королев: А какое было наказание, Виктор, 10 лет без права переписки.
Виктор Ерофеев: Да, это считалось… Кстати говоря, это было зашифрованное представление о смертной казни.
Анатолий Королев: Не все сразу это понимали.
Виктор Ерофеев: Но именно переписка – это был источник жизни. Ты написал – ты ответил. И, кстати говоря, вспомните, например, Синявский, который благодаря письмам Марьи Васильевны написал книжку о Пушкине. То есть он писал из лагеря письма, а это в конце концов «Прогулки с Пушкиным». А Ленин, который чем там писал, макал, молоком писал, потом из этого ел, чернильницу.
Анатолий Королев: Из хлеба.
Виктор Ерофеев: Создал революцию.
Игорь Яркевич: У меня хранится страшное письмо, не хуже похоронки, справочка о реабилитации, это про моего дедушку. Вот так вот про отношения человека с государством. И слава тебе Господи, что они подобрели. Теперь только о налогах. Лучше налоги недоплаченные, чем справочка о реабилитации.
Виктор Ерофеев: Ой, нет, и повестки в суд приходят, и к следователю, и все что угодно. Александр нам из Питера звонит. Расскажите, как у вас обстоят дела с почтой?
Слушатель: Во-первых, хотелось бы отметить, все-таки давайте дефиниции: утилитарная вещь и метафизическая вещь.
Виктор Ерофеев: Давайте.
Слушатель: Высший класс – это Лакло «Опасные связи», это роман, сделанный из писем. Роман в письмах Пушкина можно еще вспомнить. Форма и жанр. Когда вы говорите о том, что интернет, совершенно забывая о том, что действительно это технология. Телефон, тот же самый мобильный телефон убивает, здесь борьба живого слова и письменного, и цена живого слова и письменного. Ничего не предложили. Когда говорится о том, что и Бог с ним, что мы распрощались с культурой 19-го века, мне это напоминает лефовцев призывы «сбросим Пушкина с корабля». А что на его место вы поставите, ребята? Вы сначала дорастите до того уровня эпистолярного жанра в интернете, а потом предлагайте что-то сбрасывать. Поэтому вот эта позиция мне совершенно не нравится. Да, технологии, от этого никуда не деться. Да, она быстрее, да, обмен информацией, объемы информации несопоставимы. Но содержание то информации – вот что главное, вот о чем мы все время забываем. Потому что вот эти СМС-сообщения – это спам.
Виктор Ерофеев: Смысл понятен.
Анна Артамонова: Можно я парирую?
Виктор Ерофеев: Вот Александру Аня готова возразить.
Анна Артамонова: На самом деле, мне кажется, Александр правильно говорит первую часть мысли и делает не очень правильные выводы. Потому что он совершенно прав в том, что интернет – это всего лишь технология, а каким смыслом и какими мыслями ее можно наполнить, это зависит от тех, кто этим пользуется, и кто это делает, в том числе и от него лично, и от вас всех, и от меня, и от других пользователей интернета, которые обычные люди, так же как и пользователи почты. Это не какая-то специальная аудитория. На самом деле, что нам мешает писать такие же сильные письма, как это делал Пушкин, по электронной почте? Я могу сказать, например, что в интернете возникает, например, такой жанр как блоги. На самом деле, раньше такого не было никогда. Что такое блоги? Это, с одной стороны, дневник человека, как бы дневник, но на самом деле это публичный дневник человека, это некий тоже новый абсолютно жанр, когда человек тоже пишет некие письма общественности фактически. Правда же не было никогда? Если человек писал дневник, то его находили после его смерти, может быть, публиковали, но он, может быть, писал потомкам, не рассчитывая, что его прочитают прямо сейчас.
Виктор Ерофеев: Это правильно, очень интересное замечание. Это такой публичный дневник, надо сказать, такой авторский эксгибиционизм, потому что ты высказываешь мысли, которые в 19-м веке, нами всеми любимом, были мыслями для себя или для самых близких. А тут ты распахиваешь широко пальто, показываешь, что там под пальто ничего нет, кроме мыслей. И эти мысли обычно должны приобретать какое-то острое содержание, какое-то парадоксальное и с некоторым вывертом, потому что чего там писать серьезно и глубоко, вдумчиво? Кто будет читать? А вот если сказать «все ужасно, все катастрофично», что Апокалипсис придет завтра, если не пришел вчера, то все будут тебя читать. Верно? То есть надо обострение вносить в эти письма.
Анна Артамонова: Я не могу сказать, что так жестко. На самом деле, совершенно разные существуют блоги и по тематике, и по душевному накалу, и по дарованию их авторов. Но я могу сказать, что это тоже, безусловно, некий новый эпистолярный жанр, который, во-первых, интересен, во-вторых, действительно, есть очень талантливые яркие экземпляры, которыми зачитывается аудитория. И собственно, я думаю, что вполне можно считать, что наша современность бездушная и суровая тоже производит какие-то интересные культурные вещи.
Виктор Ерофеев: Да нет, она не бездушная. Я тут не согласен, что она бездушная. И об этом, по-моему, наши писатели сегодня не говорили. Они просто совершенно правильно говорили о том, что те традиционные формы письма имели ту самую прелесть… Толя, ты же говорил о том, что ты включался в этот процесс, начиная с того, чтобы взять перо, продумать, послать, приклеить марку…
Анатолий Королев: Марку выбрать.
Виктор Ерофеев: Облизать еще этот конвертик. Я очень много писал письма, потому что родители жили за границей. До сих пор я закрываю глаза, помню папин почерк и мамин почерк. Папин такой прямой, а мамин – с либеральным наклоном таким. И эти письма – это было действительно мое семейное общение. И я им писал, сначала писал совсем такие детские письма, потом писал письма уже юношеские, потом уже какие-то протестные письма. На этих письмах видна была какая-то эволюция, можно было себе представить. Но, конечно, трудно мне было бы сейчас после этих писем заниматься блогами, потому что вот тут я бы тоже сказал, что я бы имитировал самого себя в дневнике. В публичном дневнике я бы не оставался самим собой, писатели это знают, а изображал бы свой образ и тем самым это было бы или писательство нормальное, или же просто карикатура.
Игорь Яркевич: А так и происходит в блогах. Как сказал кто-то из французских философов-постмодернистов, «нагота в конце концов становится одной из одежд человека».
Виктор Ерофеев: Это правда.
Игорь Яркевич: Он привыкает к этому. То, что я вижу, я не могу сказать, что я пристально слежу, (Аня, только не думайте делать из меня реакционера, я не представляю свою жизнь без интернета и e- mail )…
Виктор Ерофеев: Он не реакционер, он – просто мракобес.
Игорь Яркевич: Мракобесующий радикал.
Анна Артамонова: Так и запишем.
Виктор Ерофеев: Хороший писатель – мракобес.
Игорь Яркевич: Но то, что я вижу, они обманывают сами себя, они играют в откровенность, те, кто там сидит, те, кто в блогах, но не будучи откровенными. И это правильно. Просто понимаете, сейчас такой момент, этот момент надолго. Для России, я думаю, он еще будет Бог знает на сколько лет, когда возможности интернета куда больше, чем возможности простого скромного юзера. И он от этого будет стервенеть. Он будет от этого стервенеть, тем более для него сейчас появилась возможность свести счеты с писателями. Он – такой же, как они. Текст классика и текст графомана в интернете абсолютно равноправны, они демократичны. И привыкнуть к этой демократичной природе… В принципе, это, кстати, было и в почте. Письмо Пушкина, а может, из всех писем, которые я знаю, мне, честно говоря, больше всего нравятся письма Пушкина, было, наверное, такое же простое, как письмо Синичкина или кого-то другого. Они тоже были равноправны, демократичны. Их так же лошадь могла не довезти.
Виктор Ерофеев: Кстати, писали очень хорошо.
Игорь Яркевич: Да. Ямщик мог запить по дороге.
Виктор Ерофеев: Посмотрите, Игорь, когда читаешь письма Пушкина, а потом читаешь письма, адресованные Пушкину, они совершенно неплохо написаны, с точки зрения русского языка.
Анатолий Королев: Высокий был уровень.
Виктор Ерофеев: Высокий красивый уровень. Кстати, то же самое о письмах Чехова. Те, кто писали ему, тоже писали хорошо. То есть вообще это была высокая культура письма. Я не говорю, что здесь все упало и обвалилось. Ну, эта культура письма была частью нашего образования национального. Мы на этом держались. Мы воспитывались и воспитывали наш русский язык. Ольга из Москвы, как у вас с почтой?
Слушатель: Я одно время прекратила писать письма, а сейчас вот переписываюсь много довольно с Сибирью, с глубинкой. Вот вчера пришло письмо от 82-летней женщины из деревни Трясучее, 250 километров от Красноярска.
Виктор Ерофеев: Как красиво!
Слушатель: Хотела я буквально две фразы из этого письма, чтобы вы тоже порадовались: «В кухне летней я в плите вмазала себе трехведерный котел. Я то сама печник, знаю, как это делать, сама себе печки ложу. И никто у меня воду не отключит. Есть и на дворе удобства: банька и для птицы теплый сарайчик. Приезжай, будем рады. И у нас ходят ногами по лекарству. А ягод!»
Виктор Ерофеев: Оля, замечательное письмо, спасибо вам большое. А еще кто-то сомневается, что Россия не супердержава, вот ходим по лекарствам. Еще какая супердержава! А Ксения Александровна из Москвы что нам скажет?
Слушатель: Хотела бы напомнить вот о чем. Ведь письма, которые мы получаем, пишем, их можно долго-долго хранить, что у меня в семье и делается. Чемодан переписки с родителями, огромные пачки переписки с внуком, который уже давно живет в другой стране. Пачки переписок с подругой. Ведь это же замечательно. Разве компьютер и интернет даст такую возможность сохранять это? Почти 70 лет назад моя няня прислала нам в эвакуацию из Москвы письмо. Это письмо нашли недавно в архиве, она неграмотная, кто-то записывал. Ну это же чудо! Это письмо надо читать и публиковать. Это же талантливый человек простой, с какой-то гигантской замечательной душой. И это письмо я размножила, раздала внукам, оно теперь есть у нас в семье. Ну, разве компьютер и интернет дал бы такую возможность?
Анна Артамонова: Только ксерокс, по-моему, женщина признает.
Виктор Ерофеев: Не знаю, дал бы компьютер, не дал, но надо обладать душой, такой как у вас, замечательной, чтобы так красиво, так душевно рассказать о чемодане почты.
Анна Артамонова: На самом деле, я хочу сказать, что, наверное, не секрет, известная тема, что человек всегда считает все самым хорошим и самым счастливым временем в своей жизни – это то, что он помнит с детства, и до 25 лет где-то. А дальше у него начинается ностальгия. И как бы дальше ни развивалась жизнь, все, что дальше, это уже не совсем то, и небо не такое голубое, и птички не так поют, и музыка хуже стала, и дети обнаглели. Поэтому, соответственно, мне кажется, что во многом это и накладывает в наш диалог сегодняшний ностальгическую и недовольную технологиями нотку. На самом деле, современная молодежь, и это уже видно на них, они точно так же будут ностальгировать по своей юности, по своему детству. Они будут говорить: «А помнишь, были такие мобильники смешные, большие, с такой большой кнопкой, и там еще они были черно-белые, не было полифонии, мы слали СМС-ки. Еще ограничение было 160 символов, и я пытался сказать, как я тебя люблю всего в 160 знаков это уместить. А помнишь, компьютеры были такие огромные, и все медленно очень было. Я тебе слал фотку свою так долго, и ты ее полночи принимала». Понимаете, романтизировать можно любой процесс в принципе.
Анатолий Королев: Да, я согласен.
Анна Артамонова: И по «Агенту» мы разговаривали, а у нас связь оборвалась, и я ждал и нервничал, а у тебя, оказывается, деньги на интернете кончились. А я думал, ты со мной порвала. То есть вот эту штуку можно сделать… Сейчас дети рисуют друг другу открытки мультимедийные, в фотошопе проявляются чудеса творчества, какие-то коллажи делают. Точно так же их друг другу посылают. Я уверена, что у них точно так же хранится архив: от первой любви, от второй любви, от мальчика из другого класса. И конечно же, можно в электронном виде все это хранить, это будет не чемодан занимать, а гораздо меньше по объему. Я, например, себе купила накопитель – 1 тиробайт в него влезает информации, это тысяч мегабайт.
Игорь Яркевич: Типа динозавра?
Анатолий Королев: Это что-то типа Библиотеки Ленина, все войдет туда.
Анна Артамонова: Я вот тоже храню архив какой-то своей жизни, и он уже тоже у меня в основном в электронном виде в силу возраста. И тоже мне было бы очень больно и жалко с ним расстаться, там какие-то фотографии старые. На самом деле, с перепиской та же история, что и с фотографиями происходит.
Виктор Ерофеев: Аня – замечательный пример того, что происходит нормальная смена поколений. Только технологии меняются.
Анатолий Королев: Это очень точно.
Виктор Ерофеев: Это утешает всех, кроме Игоря, по-моему.
Игорь Яркевич: Это не смена поколений, я боюсь, это смена цивилизаций. И смысл происходящего…
Виктор Ерофеев: Во как!
Игорь Яркевич: Конечно. На смену той милой домотканой, посконной, уютной… У нее есть один плюс, который действительно у нее отнять нельзя, у нее была мощная энергетика. Ну, невозможно сопоставить письмо… Анна, я за интернет всем, чем во мне есть, и даже больше. Я не представляю своей жизни без интернета, но то, что вы пока не понимаете, но вам это и не надо. Вы когда-нибудь это поймете. Отношения с компьютером абсолютно другие, чем отношения с бумагой или с пишущей машинкой. У компьютера демократическая природа. К чему, например, я привыкал? Я думаю, что многие писатели, которых я знаю, они так за компьютер не сели. Потому что когда ты на пишущей машинке или ты с бумагой, текст под тобой, ты как бы можешь с ним делать все, что хочешь. На компьютере текст перед тобой. Понимаете? Это абсолютно другое состояние человека психофизическое. Вы понимаете, о чем я говорю?
Анна Артамонова: Вы не обижайтесь, это ваше личное восприятие действительности.
Игорь Яркевич: Причем здесь мое личное – не мое личное?
Анна Артамонова: Все, что вы говорите, это очень субъективно.
Игорь Яркевич: Так слава тебе, Господи!
Виктор Ерофеев: Ты на какой стороне?
Анатолий Королев: Я на стороне Ани.
Виктор Ерофеев: Как интересно! Просто потому, что она тебе понравилась. Это понятно.
Анна Артамонова: Почему если девушка говорит разумные вещи…
Анатолий Королев: Аналогично предположила, что это будет заархивировано и тоже будет какая-то память.
Игорь Яркевич: Проблем нет, в компьютере проще оставлять тексты.
Анатолий Королев: Но и Игорь Яркевич тоже в чем-то прав, если уж на то пошло. Мне трудно здесь быть третейским судьей.
Виктор Ерофеев: Давайте послушаем Вячеслава. Как вы считаете, с электронной почтой можно дальше жить и оставаться человеком?
Слушатель: Я думаю, конечно, можно. Я вот тут в газете «Известия» нашел стихотворение Иосифа Бродского. Он писал письма своим друзьям стихотворениями. Можно я строфу прочитаю? 1974 год, Нью-Йорк. Письмо Виктору Голосову, другу Иосифа Бродского. «Итак, я здесь два года, но все чувствую себя туристом, натуралистом, журналистом. И словно через окно разглядываю мир. Ногой ступая по горам и долам, здесь главное, как сделать доллар и как после него другой. И где лучше стригут газон? В шесть вечера, потом рубают, затем правительство ругают, в 11 влетает сон».
Виктор Ерофеев: Спасибо. Вячеслав, вы из какого города?
Слушатель: Можно я не буду говорить?
Виктор Ерофеев: Да ладно, не говорите. Явно, что не из Нью-Йорка. Кстати, достаточно банальные стихи: ругают правительство, доллар хвалят.
Игорь Яркевич: Может, на тот момент они были прогрессивные.
Виктор Ерофеев: Может, тогда они были либерально-прогрессивные. Да, тогда ругать Америку, может, было прогрессивно. Все ее хвалили честные люди, а он ругал. Александр из Санкт-Петербурга.
Слушатель: Многим из нас запомнилось письмо нашего политзаключенного Михаила Ходорковского «Левый поворот».
Виктор Ерофеев: Это правда.
Слушатель: И вот все мы ждем от него новых весточек, а их все нет и нет. Мог же он через адвоката Падву передать нам что-то? Как вы думаете?
Виктор Ерофеев: Действительно, мы должны вспомнить тех, которые не могут пользоваться электронной почтой.
Анна Артамонова: Могут, в тюрьме могут.
Виктор Ерофеев: Могут?
Анна Артамонова: Я не знаю, как они это делают, но, видимо, такие технологии сейчас, то ли через мобильные телефоны, но у нас есть фото на Mail . ru , там периодически появляются альбомы. Я недели две назад один такой видела, человек сидит в тюрьме и публикует там фотографии. На самом деле, смотреть это не то что интересно, и очень шокирующе. Явно сделанные то ли мобильником, то ли чем-то. Фотографии: «Мы на нарах», «Мы с пацанами», «Я гоню бражку», «Вася перед тем, как освободиться, гонит бражку», «Мы празднуем пасху».
Игорь Яркевич: Если есть мобильный, значит, можно послать СМС-ку.
Анна Артамонова: Не только СМС, я так понимаю, у них там и интернет есть, и компьютер, и все что хочешь.
Игорь Яркевич: А если ночью забраться в кабинет начальника тюрьмы, то действительно, наверное, можно послать e- mail .
Анатолий Королев: А вот как раз у начальника может не быть компьютера.
Виктор Ерофеев: Единственный заключенный без компьютера – это начальник.
Анатолий Королев: У него стоит телефон.
Виктор Ерофеев: Посмотрите, сегодня было два таких неожиданных для меня столкновения по поводу консерватизма и архаистов-новаторов, что мне кажется, что в конечном счете и то, и другое уживаются вместе. В нашей душе уживаются. Потому что, с одной стороны, понятно, что мы без компьютера не проживем. С другой стороны, понятно, что что-то теряем, и тут очень важно, что Толя сегодня сказал про почерк. Будем беречь свой почерк.
