Ирина Лагунина: Животноводство как пожиратель ресурсов, индустриальная ферма как разрушитель географии и этнографии, биотопливо как разрушитель фермы, дешевая еда «фаст фуд» как разрушитель здоровья... И хорошо было бы всем питаться овощами и фруктами, но цены на нефть растут и поставлять их свежими в города становится все дороже. Вот, только что видела репортаж о том, что ученые предлагают создавать вертикальные фермы в городах, такие небоскребы-фермы. Но это все равно не решение глобального продовольственного кризиса, который в развитых странах люди уже ощущают собственным карманом, а в развивающихся – собственным желудком. Продолжит тему моя коллега в Нью-Йорке Марина Ефимова.
Марина Ефимова: В апреле 2005 года британский информационно-исследовательский Институт «Наука и Общество» опубликовал предупреждение, которое было послано всем правительствам и которое начиналось словами: «Современная система производства продовольствия - на грани краха». Вот выдержка из этого документа:
«В индустриализированном сельском хозяйстве для производства 1 тонны зерна требуется 1000 тонн воды. Что касается энергии, то в Соединенных Штатах, например, 17 % всей используемой энергии тратится в системе производства и доставки продовольствия. Перерасход воды и одновременное резкое подорожание нефти угрожают существованию индустриальных фермерских хозяйств развитых стран».
Марина Ефимова: Документ вышел в 2005-м, но мы, прежде, чем двинутся вперед, двинемся назад – к первому знаменитому предупреждению об угрозе голода, сделанному в 1798 г. английским пастором (и экономистом) Томасом Мальтусом. Его расчет, исходивший из того, что геометрическая прогрессия прироста населения во много раз превышает арифметическую прогрессию прироста урожаев, напугал Европу, но оказался ошибочным. (Или Европа взялась за ум). Об этом напоминает Би Уилсон в статье «Последний кусок», опубликованной в журнале «Нью-йоркер»:
«Угроза, о которой предупредил Мальтус, в развитых странах не реализовалась. Во-первых, через несколько десятилетий после его пророчества урожаи подскочили, потому что фермеры в Европе уже начали использовать технику, химические удобрения и обработку семян. Во-вторых, как только в Европе появился избыток еды, там немедленно упала рождаемость, поскольку отпала необходимость в лишних работниках».
Марина Ефимова: Другим средством предупреждения голода в 19-м веке стала индустриализация сельского хозяйства. Читаем в книге Пола Робертса «Конец еды»:
«Переход к крупным фермам и международная торговля продовольствием были теми искрами, от которых вспыхнула вся индустриальная революция. Достаточно сказать, что Генри Форд пришел к идее конвейерной сборки автомобилей, увидев ряды мясников на бойне, которые методически обрабатывали туши. Однако индустриальная революция (рожденная продовольственным сектором) стала затягивать в себя этот сектор все глубже. Фермы стали работать по принципу фабрик, где сырье - семена, корма и удобрения, а продукция – зерно и скот. Всё строилось на идее количества, быстроты и профита. Мясники, пекари, зеленщики и бакалейщики объединились в огромные эффективные супермаркеты. Даже процессы приготовления и потребления пищи организовались с промышленной эффективностью»
Марина Ефимова: Следующая революция в сельском хозяйстве получила название «Зеленой». В 60-х-70-х годах 20-го века она отогнала голод от Мексики, Индии, Пакистана. Ее революционным оружием были высокоурожайные сорта зерновых, рассчитанные на местный климат, и нитрогенные удобрения. В мире наступило успокоение. В статье «Последний кусок» Би Уилсон пишет:
«Это был триумф! Мы производили больше зерна, мяса, фруктов и овощей, чем когда бы то ни было в истории... и дешевле, чем когда бы то ни было в истории. Такого разнообразия, качества, такой безопасности продовольствия история не знала. Казалось, что мир освободился от долгой мальтузианской ночи голода и тяжкого труда. Но не тут-то было.»
Марина Ефимова: Журналист Пол Робертс, автор книги «Конец еды» и участник нашей передачи собрал самый полный на сегодняшний день материал о проблемах западной, индустриальной системы производства продовольствия. Мистер Робертс, до вашей книги я думала, что именно западная индустриальная система, с ее дешевизной и продуктивностью, является лучшей моделью и надеждой человечества...
Пол Робертс: Конечно, в свое время продуктивность индустриальных ферм имела спасительный эффект, но они потребляют огромное количество воды и энергии. Пока всё это было дешево, их преимущества были бесспорны. Но с тех пор, как воды поубавилось, а энергия подорожала, рентабельность крупномасштабной модели сельского хозяйства ставится под сомнение. Проблем много. Скажем, каждая гигантская ферма специализируется на одной культуре или на одном виде животноводства. Поэтому если на какой-то регион нападает мор, грибок, ржа, мы сразу лишаемся одного вида продукта. Заражение среды химическими удобрениями – другая проблема. Есть и социальные последствия индустриализации. У нас в Штатах она привела не только к разорению мелких ферм, но и к изменению всей провинциальной культуры, потому что на укладе жизни семейных ферм строились национальные духовные ценности. Супермаркеты и рестораны «фаст фуд» уничтожили региональное разнообразие страны. Да, мы производим дешевую еду – такую дешевую, что есть соблазн переедания. И на Западе мы все переедаем. Каждый шестой человек страдает ожирением. 50 лет назад это было бы невозможно.
Марина Ефимова: Главным (но не единственным) побудителем переедания для миллионов американцев стала индустрия так называемой «быстрой еды» - fast food. Нью-йоркский журналист Морган Спарлок провел небольшой эксперимент: он 30 дней подряд питался только в «Мак Доналдсе» и снял фильм о своем эксперименте. Фильм, который называется “Super size me” Спарлок начинает так:
В Америке - все большое: большие дома, большие фирмы, большие автомобили, большие порции еды, и, наконец, - большие люди. Американцы стали самым толстым народом в мире. Поздравляю! Сегодня около ста миллионов американцы или превышают положенный вес, или больны ожирением. Это – 60 процентов взрослого населения. – вдвое больше, чем в 1980 году. Число детей, чей вес превышает положенный, удвоилось, а число подростков утроилось. Самый толстый штат - Миссисипи, где каждый четвертый житель – толстяк.
Марина Ефимова: В фильме Спарлока выступают специалисты. Профессор Линда Янг - диетолог:
Федеральное правительство установило размер мясной порции в 3 унции. В больших сендвичах ресторанов «фаст фуд» мяса – в два, а хлеба – в пять раз больше стандартной порции. Плюс – жир. Когда рестораны «фаст фуд» только появились, они рекламировали порцию жареного картофеля «фрэнч фрайс». Сейчас это то, что называется у них «малая порция». Есть еще средняя, большая и super size, то есть супербольшого размера (400 граммов). И она соблазнительна, потому что ненамного дороже предыдущей. То же самое – со стаканами пепси и кока колы. Их «порция суперсайз» - полтора литра (пол галлона) питья, в которых растворено 48 чайных ложек сахара.
Марина Ефимова: За 30 дней питания в Мак Доналдсе Морган Спарлок прибавил 8 килограммов весу, его сердце показало на кардиограмме перегрузку, и его печень стала настолько хуже функционировать, что врачи (а он проводил эксперимент под наблюдением трёх врачей: терапевта, гастроэнтеролога и кардиолога) настоятельно советовали ему оборвать свой опасный опыт.
Мистер Робертс, какие отрасли сельского хозяйства особенно тревожат специалистов?
Пол Робертс: Дело - в «западное диете» - диете богатых стран, которая включает очень много мяса. Животноводство (особенно производство говядины) - это пожиратель ресурсов. В общем и целом, на производство 1 фунта говядины, тратится 8 фунтов зерна – в основном, кукурузы. Но сейчас, когда треть урожая кукурузы в Америке уходит на изготовление биотоплива, животноводство нуждается в еще больших участках земли под корма, хотя и так уже почти вся земля, пригодная для обработки, распахана. Надо еще учесть ситуацию в мире: Китай, Индия и некоторые страны в Африке тоже переходят на мясную диету. И если в ближайшие годы они начнут потреблять хотя бы половину мясного рациона Америки, то очень скоро останутся без ресурсов.
Марина Ефимова: В книге «Конец еды» вы описали проблему животноводства, абсолютно не представимую еще 60, даже 50 лет назад – проблему навоза.
Пол Робертс: Правильно. В прошлом на фермах навоз любого скота был ценностью, он был лучшим, органическим удобрением. Но сейчас скотоводческая ферма отстоит от растениеводческой иногда на тысячи миль. На свиных фермах навоз собирается в отстойники (или лагуны), которые в просторечьи называются по-детски – «poop lagoons» - то есть, «каки лагуны». В июне 95-го года одну такую лагуну в Сев. Каролине прорвало в реку, уничтожив всякую жизнь в системе этой реки в радиусе 25 километров. На Среднем Западе и в Калифорнии горы коровьего навоза не мокнут а сохнут, и их разносит ветром. В калифорнийской долине Сан Хоакин воздух не лучше, чем в Лос-Анджелесе из-за ежегодного, так сказать, «производства» 27-ми миллионов тонн коровьего навоза. Это – большая проблема, с которой приходится иметь дело местным властям и организациям по охране здоровья.
Марина Ефимова: Что же вы предвидите в будущем?
Пол Робертс: Я думаю, сегодняшние методы фермерства не смогут удержаться. Возможно, придется постепенно реинтегрировать скотоводство с растениеводством на комбинированных фермерских хозяйствах. В то же время нужно с помощью информации пытаться сдвинуть требования потребителя. Конечно, никто не может ЗАСТАВИТЬ людей есть меньше или не есть мяса. С энергией легче: когда становится меньше угля и нефти, люди находят альтернативные источники энергии. Но еде нет заменителей. Вы же не можете создать альтернативную еду.
Марина Ефимова: Так ли это? Журналист Майкл Поллан посвятил этому вопросу целую книгу. Она называется: «В защиту еды. Манифест едока»:
«На полках супермаркетов вы найдете сотни продуктов, которые наши предки ни за что не признали бы ЕДОЙ. Это и в самом деле – не еда, а только «съедобные продукты» (или даже съедобные товары?). Вот спресованные брикетики корнфлэкса, пронизанные белыми, якобы молочными прожилками. Они не имеют ничего общего с молоком и представлены на этикетке как «протеиновая вода»... Вот сыроподобные шарики, тоже не имеющие в своем составе никакого коровьего взноса... А вот популярные у детей Twinkies - пирожноподобные цилиндры с кремоподобной начинкой, которые никогда не черствеют».
Марина Ефимова: «Часто приходится есть то, что выбрала для нас продовольственная индустрия из выгодных для нее и дешевых культур, - пишет Майкл Поллан. – Ну, например, вы не хотите есть кукурузу, или сою, но едите, потому что кукурузный сок входит во все сладости, а 75 процентов овощных масел сделаны из сои. Соя входит в состав майонеза, мороженого и шоколада. А птицу так часто вскармливают на сое, что активисты борьбы за натуральную еду прозвали кур «соя с перьями». «Ешьте простую еду! - взывает Поллан. – Лучше всего – растения».
До сих пор мы говорили о «коровах тучных» - о кризисе избытка. Но сейчас, через каких-то 40 лет после Зеленой революции, в Пакистане введены продуктовые карточки, голодают Бирма, Сомали и Эфиопия. Мир снова стоит лицом к лицу с Мальтусом. Общественные организации представляют информацию о 36-ти странах, которым требуется немедленная продовольственная помощь. Что же случилось с достижениями Зеленой революции?
Пол Робертс: Поначалу Зеленая революция обеспечила такие урожаи, что это снизило смертность, и за короткое время население тех же Пакистана и Индии заметно выросло. Получив избыток зерна, эти страны начали разводить скот и тут же перерасходовали и зерно, и воду. Иногда тамошние фермеры вносили в землю избыточные удобрения и во многих местах испортили почву и заразили воду. В других местах удобрения оказались слишком дороги, особенно нитрогенные. Там фермеры налегали на ирригацию и быстро исчерпали подземные водохранилища. Зеленая революция замедлилась – даже там, где население не растет.
Марина Ефимова: Ну, кроме того, существуют еще и политические причины.
Пол Робертс: Да, важный фактор – несостоятельные правительства и политические режимы. В Африке правительства использует присылаемое продовольствие, распределяя его по политическим соображениям: поощряя союзников и наказывая голодом противников. Или военные захватывают продовольствие, продают его населению по низким ценам и разоряют местных фермеров. Там столько осложняющих факторов, что Западные организации помощи постоянно меняют свою тактику. Но если говорить о перспективах развивающихся стран, то там главное – повышать урожаи региональных культур – тех, которые они выращивали тысячи лет. А внедрение новых культур только приводят к катастрофам.
Марина Ефимова: А какие вы видите перспективы западной, индустриальной системы сельского хозяйства?
Пол Робертс: Я думаю, нам понадобятся смешанные фермы разных размеров. И самый важный сектор – фермы средней величины, на которых один владелец в состоянии охватить весь комплекс своего хозяйства. К сожалению, именно они первыми исчезли под давлением индустриализации. Для восстановления этого сектора необходимы будут дотации. Другой вариант – генетическая модификация сельскохозяйственных культур. Сейчас многие возлагают на нее надежды, но на это потребуется время, огромные инвестиции и очень серьезные исследования. Словом, никакой волшебной пилюли не будет. Как бы ни проходили изменения, им будут страшно сопротивляться уже существующие индустриальные конгломераты. А они влиятельны и богаты. Поэтому я не ожидаю никакого быстрого и элегантного решения проблемы. Много будет неопределенности, много решений, которые одним - спасенье, а другим - гибель... Но ничего лучшего у нас нет.
Марина Ефимова: Закончу оптимистической информацией: в Америке овощной и мясной рынок начинают захватывать так называемые «органические продукты»: овощи, выращенные не на химических удобрениях, а на навозе... мясо и курятина, выращенная без антибиотиков. Эти продукты уже перестали быть «модой», и стали устойчивым сектором хозяйства. И другой удивительный процесс. Ещё в 2005 году в Соединенных Штатах разорялось по 500 мелких ферм в неделю! Сейчас семейные фермы – самый быстро растущий сектор сельского хозяйства. И если не сбудется сон библейского Иосифа, и «тощие коровы не сожрут тучных», то, возможно, тень Мальтуса снова отступит в свой 18-й век.
