Марина Тимашева: Мастерская Зарубина и издательство «Кучково поле» выпустили в свет первый в России фотоальбом, посвященный монстрам отечественного рока. То есть никакие они не монстры, а любимые миллионами людей музыканты «Аквариума» и «Звуков Му», «Аукциона» и «Вежливого отказа», «Машины времени» и « ДДТ», «Алисы» и «Бригады С». Всего – 37 групп. Превосходная полиграфия. Фотографии четырнадцати авторов. Высказывания лидеров групп. Например, Бориса Гребенщикова: «Я честно ждал молодую шпану в течение 20 лет, никто даже мимо не прошел». Это он еще молодым пел: «Где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли». Альбом называется «Рокчеловека» в одно слово, к нему можно предъявить уйму претензий: здесь нет Александра Градского и Олеси Троянской, Яны Дягилевой и «Россиян» с «Мифами», Башлачеву отведено совсем мало места, меньше, чем группе «Нюанс» и так далее. Но Александр Зарубин, идейный вдохновитель всей затеи, барабанщик самого первого состава рок-группы «Наутилус Помпилиус», говорит, что на объективность не претендовал. Я спрашиваю его, как началась эта история.
Александр Зарубин: Это у меня с давних времен, когда я, лет 15-20 назад, начал заниматься полиграфией, графическим дизайном. Мне было просто интересно зарубежные аналоги смотреть, изучать. Много альбомов я зарубежных видел, и глаз радовался, потому что это было здорово и по качеству, и по полиграфии. То есть эта идея давным-давно в голове крутилась, но вот более или менее экономические возможности стали появляться и, в конечном итоге, что-то получилось.
Марина Тимашева: Саша, а почему музыкант оказался в полиграфии?
Александр Зарубин: Получилось так, что мы со Славой Бутусовым и с Димой Умецким вместе учились в Архитектурном институте. Какое-то время я с ними выступал, играл. И потом были какие-то перевалочные ситуации, с окончанием института. Тогда ни Бутусов, ни Умецкий никакой музыкальной перспективы не видели и не чувствовали, к тому же, сейчас смешно сказать, но мой инструмент, барабан, на те времена стоил дороже всего. У меня просто не было физической возможности его купить, и по этой банальной причине я ушел из состава «Нау». А поскольку закончил Архитектурный институт и друзья у меня подобрались, которые занимались графическим дизайном, оттуда у меня эта струя и пошла.
Марина Тимашева: Саша, скажите, а чем продиктован принцип отбора? Даже быстро проглядывая книгу видно, что нет кого-то из тех, кого мы считаем основоположниками. Положим, Александр Градский и «Скоморохи». То, что касается Петербурга «Мифы» и «Россияне»…
Александр Зарубин: Это моя идея, что надо жестко подходить к вопросу качества самих иллюстраций и полиграфии. А что касается Градского, я, честно говоря, Градского не считаю тем рокером, о которых мы пытаемся тут сказать. Одно дело, когда человек играет рок, а другое дело, когда человек играет в рок. Это игра слов, но, тем не менее, разница чувствуется.
Марина Тимашева: Люди, чьи фотографии и высказывания есть в альбоме, вышли из другого, прежнего, времени. Что вы думаете о том времени?
Александр Зарубин: Во времена молодости и юности все было здорово, жизнь казалась бесконечной, а потом мы все выросли, повзрослели, наверное, какой-то драйв ушел, появились умные мысли, переосмысливание, переоценки, и родилась фраза - «рок-н-ролл мертв». Может, я скажу банальность, но какая разница рок или не рок? Есть хорошая музыка и плохая.
Марина Тимашева: Из современных героев, из тех, которые родились намного позже нас с вами, кто-то интересует?
Александр Зарубин: Безусловно, масса людей талантливых, одаренных, они здорово играют и многим нравятся, другого соответственно поколения, а я, честно говоря, спокойно к этому отношусь, в связи, может быть, с возрастом.
Марина Тимашева: На вопрос о состоянии современной российской рок-музыки примерно так же ответит мне и Сергей Бабенко. Но начинаем мы с того, как его фотографии оказались в книге.
Сергей Бабенко: Александр Зарубин, автор идеи, предложил мне поучаствовать и передал мне список групп. Я ужаснулся, потому что понимал, что мне нужно будет перерыть весь свой архив, а он - в безобразном состоянии. Но я давно хотел привести архив в порядок, для этого нужен был повод. И вот я подумал: если это не повод, то что? Отбирал просто пачки конвертов с негативами и отвозил Зарубину. И доверял ему сканировать негативы, что бывает с фотографами редко. Он сам в них ковырялся, сам сканировал и сам выбирал то, что считал нужным. Потом он со мной, естественно, советовался. Но, в принципе, отбор фотографий это не мое, это его.
Марина Тимашева: А вот когда советовался, когда уже получен был результат, как реагировал?
Сергей Бабенко: Я могу сказать одну вещь, которая меня удивила. Я листал и смотрю - фотография «Ва-Банка», где Скляр снимает шляпу и кланяется. Я говорю: «Ух, какая классная фотка!». Зарубин говорит: «Так это же твоя!». Я не узнал свою фотографию, а он нашел в архивах то, о чем я совсем забыл.
Марина Тимашева: Сережа, аппаратура, на которую ты снимал тогда, когда снимал «Автоматических Удовлетворителей» и Андрея Панова и аппаратура, на которую ты снимаешь сейчас, это совершенно разные вещи?
Сергей Бабенко: Да, совершенно разные . Большинство фотографий сделано, естественно, в пленочную эпоху. Это был пленочный фотоаппарат. Сначала - «Практика», потом - «Минольта», потом - «Никон». Сейчас у меня «Кэнон» цифровой. Но 90 процентов фотографий, которые в этой книге, сделаны на пленку, в ту еще эпоху.
Марина Тимашева: А преимущества старого и нового оборудования?
Сергей Бабенко: Преимущество тех времен только в том, что тогда было больше энтузиазма, вдохновения и сил у фотографа Сергея Бабенко, а фотоаппарат это все восполнить не может. Вот в чем преимущество тех фотографий.
Марина Тимашева: Сережа, а когда ты посмотрел всю эту книжку, когда ты рассматривал свои фотографии, вспоминал что-то, с ними связанное?
Сергей Бабенко: Во-первых, мне вообще было крайне приятно увидеть эти фотографии. Открывая какую-то страницу, сразу вспоминал, когда я это снимал, и что этому сопутствовало. Эта книга - хороший способ освежить память и пошевелить душу, которая за последнее время засохла, ей стало скучно, а тут открываешь книжку и, оказывается, что в душе что-то еще шевелится, значит еще живые.
Марина Тимашева: Расскажи какую-нибудь историю.
Сергей Бабенко: Одно из самых моих забавных впечатлений: там есть одна фотография Гребенщикова, где он блондин. Я впервые прорвался на концерт БГ в 91-м году, я до этого БГ вблизи не видел. Выходит такой блондин с челкой, а я ищу глазами по сцене Гребенщикова, и не могу понять, что случилось. «Вот это Гребенщиков? Это мне предстоит снимать?». Он мне жутко не понравился в том образе, но съемка была роскошная. И одно из печальных воспоминаний это один из последних концертов Свина…
Марина Тимашева: Андрей Панов, группа «Автоматические Удовлетворители».
Сергей Бабенко: …который я снимал. Панов там был в своем духе, он был совершенно невменяем, петь не мог, но все выглядело настолько драйвово, там есть как раз фотография с этого концерта. То есть, музыки там практически не было. Андрей вставал, уходил, садился, подходил к микрофону, пытался петь, публика бесновалась. Он потом вышел и сказал единственную за весь концерт фразу: «Вам чо, действительно нравится? Вы чо, идиоты?». И ушел.
Марина Тимашева: Сережа, а в современной отечественной музыке что-то производит такое сильное впечатление?
Сергей Бабенко: Нет, но это мои личные ощущения. Дело тут не в музыке, дело во мне. Я просто не готов сейчас ничего комментировать, потому что мое прошлое зафиксировано в этой книге и, видимо, заканчивается тем моментом, когда закрывается последняя страница книги. Все, что происходит после этого, оно происходит, но происходит параллельно с моим сознанием.
Марина Тимашева: Из новых интересных имен - Наталья Буданова, еще один фотохудожник, чьи работы представлены в альбоме, назвала джазовую певицу Нино Катамадзе. А к самой книге у нее много претензий.
Наталья Буданова: Издатели альбома они, конечно, Дон-Кихоты, они очень старались и сделали красиво то, что взяли, но подборка фотографий крайне слабая, именно как подборка. Какие-то группы хорошо сделаны, скажем, к «Наутилусу» не придраться, Кинчев очень хороший, а многих питерских и московских групп они просто не знали. Заказчику не надо давать возможности выбирать. Ему нужно давать ровно то, что ты считаешь нужным. Ни одной моей любимой работы в альбоме нет.
Марина Тимашева: О чем ты думала, когда смотрела книгу? Что ты любишь сама, что сама бы отобрала, что ты вспоминала?
Наталья Буданова: Я концерты вспоминала. Все эти люди - родные, мы сколько с ними прошли и концертов, и фестивалей, чего только не было!
Марина Тимашева: Наталья, сколько лет ты их снимаешь?
Наталья Буданова: Я снимаю всего 20 лет. Причем первые лет 7-9 были отданы джазу и театру. Я на рок концерт в первый раз в жизни попала в 36 лет. Первый был вполне ничего – Smokie , Deep Purple . Вполне понравилось, отвращения не вызвало.
Марина Тимашева: 20 лет назад ты снимала на другую аппаратуру
Наталья Буданова: Раньше - на пленку, я сейчас чаще снимаю на цифру. Не всегда хватает времени обрабатывать пленку. Хотя то, что мне особенно дорого, я снимаю на пленку и, желательно, на монохром.
Марина Тимашева: Почему?
Наталья Буданова: Умею потому что, вот умею, я снимать черно-белую историю. Мне повезло, я начинала снимать в Латвии, у меня были хорошие учителя. Фотограф это не профессия, а диагноз, эту болезнь вылечить невозможно. Я пыталась, у меня не получается. В результате некоторых проблем, которые были в последние годы, я осталась без правой руки. И восстанавливала руку, чтобы взять камеру снова. Потому что я уже без этого не могу.
Марина Тимашева: В клуб «Графит» пришли не только издатели и фотографы, но сами действующие лица книги. Гарик Сукачев и Сергей Галанин, «дедушка уральского рока» Александр Пантыкин, саксофонист «Наутилуса Помпилиуса» Алексей Могилевский и Олег Сакмаров, большинству слушателей известный, как, в недавнем прошлом, музыкант «Аквариума» Дед Василий.
Олег Сакмаров: Уже несколько лет я без устали сочиняю песни, собрал группу и пою эти песни с группой в разнообразных сочетаниях – в маленьких составах, в больших, один или с десятью друзьями на сцене. Это главная форма оправдания моего существования в этом мире.
Марина Тимашева: Олег, группа называется «Сакмаров Бэнд» а можно каким-то образом, вспомнив твое музыковедческое, академическое прошлое, охарактеризовать стиль этой группы?
Олег Сакмаров: Хотя я и музыковед, и музыкант, играющий много лет с замечательными людьми, выяснилось, что я в душе поэт и философ. Поэтому главное в моих песнях это стихи, к которым, тем или иным способом прилепляется какая-то музыка. Музыка может быть любая, но в рамках той музыки, которая в последние 50 лет существует на земле. Это может быть от рейва до блюза, от регги до русского романса, до трехдольного вальсочка. Вот такие песни разнообразные на двух альбомах, мной выпущенных. Один называется «Живой самолет», другой называется «Шелкопряд». Я не боюсь никаких экспериментов, от самой жесткой электроники до самого банального городского романса. Поэтому мне весело на концертах играть.
Марина Тимашева: Время сейчас хорошее для Олега Сакмарова, или иногда хочется вернуться в прошлое?
Олег Сакмаров: Совсем вернуться никогда не хочется. Меня Гребенщиков этому научил, что не надо жить прошлым и даже завтрашним. То, что с тобой происходит, и есть самое большое счастье. Я эту науку усвоил, но иногда хочется окунуться в те времена. Нырнуть и вынырнуть, вот так, не погружаясь. Вспоминаю о чем-то упущенном, что я мог бы делать активнее, если бы знал, что это правильно, понимаю, что надо было активнее общаться с Башлачевым, ему помогать, просто внимательнее его слушать. Может быть, нужно было больше русской музыки на гобое в «Русском альбоме» сыграть, хотя и так достаточно. Какую-то высокую планку в 90-е годы задали, 80-е-90-е для меня были такими революционными, прорывными. Сейчас я стараюсь удержаться на той же волне, но мне сейчас гораздо труднее, потому что я один со своими песнями, в результате я стал больше уважать тех, кто всю жизнь в этом был, начиная от Башлачева и кончая Ревякиным, например, с которым я недавно неожиданно сыграл и получил какое-то совершенно космическое ощущение. С «Аквариумом» я сыграл на юбилее группы в «Олимпийском», сыграл старую песню «Десять стрел на десяти ветрах». Это было совершенно чудесно, нездешнее такое было ощущение. Я очень порадовался, что я в этой ауре жил, и ее легко возобновляю в себе.
(Песня «Десять стрел»)
Марина Тимашева: Коллега Олега Сакмарова по духовому цеху, Алексей Могилевский, которого я несколько лет назад потеряла из виду, оказывается, давно перебрался в Москву.
Алексей Могилевский: Здесь я уже седьмой год, в городе герое живу, из Екатеринбурга пришлось уехать потому, что работа там закончилась. Я проработал на «Нашем радио» Екатеринбурга три года, вел свои программы, сначала они называлась «Гастрольные байки», потом байки переросли в бабайки. Когда ко мне приходил гость, я его усиленно спаивал, скуривал, лишь бы развязать ему язык, и вытягивал из него все. Была такая желтая программа. Но потом это все закончилось. Я попытался единственный раз в жизни продюсировать молодую уральскую группу, довести ее до логического совершенства и известности. Меня благополучно отодвинули в некую условную должность доверенного лица группы. Все закончилось тем, что группа развалилась. Естественно, они были неформатные, и за это я их полюбил. Они играли очень жесткую, экстремальную музыку, ни одна станция их не крутила, пытались ломать их, ничего из этого толком не получилось.
Марина Тимашева: А как они назывались?
Алексей Могилевский: Группа называлась «Сахара». А тут появился Александр Владимирович Коротич, давний друг, приятель, оформитель массы компакт-дисков группы «Наутилус Помпилиус», в том числе, и «Ассоциации» - моего небольшого проекта, который благополучно повял, и я принял его предложение пойти работать в отдел трехмерной анимации и графики, где он на тот момент служил креативным директором. Он пригласил меня «озвучальщиком», композитором. Трехмерная анимация, она же глухонемая, и нужно, чтобы там был звук. Я подумал, да и пошел. Оказывается, можно легко алгеброй поверить гармонию, все это измеряется и подчиняется 24-м кадрам, которые идут в секунду, следовательно, темпы 90 ударов, 100, 120 - они элементарно подчиняются любому музыкальному фрагменту. Когда я это почувствовал, у меня стало получаться. Мы по штатному расписанию значимся, как звукооформители, а сами себя гордо называем «скринкомпоузерами». До меня проработали три человека, и они работали год в среднем. Потому что в малых формах исписываешься моментально. А у меня получается седьмой год уже.
Марина Тимашева: Вы превосходный саксофонист, я думаю, что вы владеете целым рядом инструментов, это значит, что вы могли бы время от времени, помимо основной работы, выступать как сессионный музыкант.
Алексей Могилевский: Марина, мы просто очень мало с тобой общаемся, можно сказать, вообще не общаемся, но это есть, я сейчас о себе говорю как человек, который научился езде на велосипеде, если мы сейчас сравним велосипед с саксофоном. То есть я рекорда не поставлю, но до финиша доеду. Если возникает задача взять саксофон и сыграть, я приду за два часа до записи или до репетиции, приведу в порядок аппарат… Потому что я не занимаюсь постоянно, я не беру саксофон каждый день. Для того, чтобы быть саксофонистом, в моем возрасте хотя бы два часа в день нужно заниматься. Я этого не делаю. У меня есть мой тенор, который стоит в углу, сохнет, а когда мне нужно, я его размачиваю, делаю гаммы, упражнения, играю. А играю я, так исторически сложилось, больше с «Пикником». Марат Корчевный, директор группы, нашел меня, я пришел и попробовал. У меня был прецедент, когда мы и с Вадимом Самойловым пытались сделать вдвоем некое подобие под портостудио его собственного проекта «Вадим Самойлов и Полуострова». Он, к сожалению, никуда не пошел, но, тем не менее, мы добросовестно его репетировали. С «Ва-Банком» что-то где-то свистнул, крякнул, покричал в альбоме «Босиком по Луне».
Марина Тимашева: А скажите честно, вот этот инструмент, саксофон, он с тех пор у вас тот же самый?
Алексей Могилевский: Тот самый, ветеранский, остался в Екатеринбурге, но, надо сказать, что пару-тройку раз я именно его брал. Был беспрецедентный случай, когда Женя Горенбург - организатор и вдохновитель уральского фестиваля «Старый новый рок» - уговорил Бутусова выйти с эксклюзивным составом «Наутилуса». Егор Белкин приехал с «Настей», я приехал ведущим, Слава Бутусов - с «Ю-Питером», остальные – свердловские. Так и сформировался один из старых составов «Наутилуса», и мы сделали эксклюзивное выступление там. А потом Миша Козырев приложил все усилия, и в 2004 году мы на «Нашествии» еще раз сыграли старым составом. Больше такого, увы, случая не представляется, 20 лет было без группы «Наутилус Помпилиус», нынче, 17 декабря, «Наутилус» будет праздновать свой 25-летний юбилей тоже без группы. Там будет масса гостей, друзей Бутусова, и они споют собственные версии тех или иных, любимых некогда народом, песен группы.
Марина Тимашева: Какой сейчас у тебя инструмент? Он лучше того, прежнего?
Алексей Могилевский: Нет. У меня инструмент фирмы «Конн», он очень громкий, я его покупал, ориентируясь на его звуковые характеристики, мощностные. Это фирма, выпускающая инструменты для уличных духовых оркестров. Они жутко резкие, пронзительные, а мне всегда нужно было трубить. Вот я и трубил. Но он очень нестройный и неудобный. А вот старый, залуженный чешский «Амати» мне гораздо ближе. Да и не инструмент красит человека, а человек инструмент. А саунд? Будем надеяться, что мой саксофон узнаваем до сих пор. То есть, если Олег Сакмаров играет на саксофоне в «Наутилусе», то слышно, что это Сакмаров, а не Могилевский.
Марина Тимашева: Грустная нотка прозвучала во фразе, что будет юбилейный концерт опять без группы «Наутилус Помпилиус». Это связано только с нежеланием Славы Бутусова, я так понимаю?
Алексей Могилевский: Я не знаю, потому что Славе там, в Питере это все виднее . Но мы же не умерли. Наверное, правильно было бы сделать, как сделали « Led Zeppelin » . Сделать нормальный, хороший, трехчасовой мощный концерт. Посмотрели все, это было великолепно, народ с ума сходил и все были счастливы, потому что вышли именно те, кто должен был выйти. Я не претендую на свое первопрестольное место в группе «Наутилус Помпилиус», но мне кажется, что группу «Наутилус Помпилиус» не стоило бы так уж хоронить.
( Песня «Гуд бай, Америка»)
