Прага-68 – Пермь-36 – Пилорама 2008… Что дальше?

Высоко над землею летит самолет
В самолете девушка летчица
И не видит никто ни коленок ее
Ни волос ее, ни ее лица

Владимир Тольц: В самолете девушек было предостаточно. Ну, в современном обиходном смысле этого слова, когда «девушками» именуются все особы женского пола от трех до семидесяти. Наиболее зрелые преобладали. При некоторых кроме кошелок ручной клади имелись гитары и другие музинструменты неизвестных мне наименований. Те, кто помоложе, ждали нас на месте. «На месте» - это в лагере Пермь-36.

А она видит белые в небе цветы
А такие цветы можно видеть любя
А под ними всегда только ты, только ты
Она любит тебя. Она любит тебя

Владимир Тольц: От Москвы до Перми 2 часа лету. А потом еще 2 часа на автобусе до Чусового, единственное градообразующее предприятие которого металлургический заводик «времен Очаковских» неутомимо коптит местный небосклон разноцветными дымами. А потом еще на другом автобусе или чем попало полчаса до того самого 36-лагеря строгого и особого режимов, где на излете своем заботливо собрала советская власть тех, кого считала самыми лютыми своими врагами – антисоветчиков.

Теперь на 36-м Мемориальный музей истории политических преследований – единственный по сути дела в России лагерь-музей. (Это в стране-то, карта «Архипелага ГУЛАГ» которой как мухами засижена лагерными точками). Неслучайно, поэтому ЮНЕСКО выделяет Пермь-36 в особый список памятников мирового значения (что-то вроде египетских пирамид). И вот в этом-то музее под открытым небом уже не в первый раз проводится международный форум «Пилорама» (Название – в честь агрегата, - он красуется тут же, - на котором заключенные должны были по замыслу отцов-основателей лагеря искупать свою антисоветскую вину оздоровляющим их души непосильным трудом.) «Пилорама» – замечательное, на мой взгляд, соединение свободных дискуссий на общественно-политические, нравственные культурные темы с музыкой, поэзией, авторской песней, перформансом, театральными действами и кино. (На сей раз там, в частности, показывали нашумевшую по России, но мало кем до сих пор виденную «Катынь» Вайды). А посвящен нынешний форум был 60-летию Всеобщей декларации прав человека и 40-летию становления правозащитного движения в России. Т.е. юбилею «Пражской весны» и прогремевшей на весь мир демонстрации героев-одиночек, протестовавших в августе 68-го на Красной площади против танкового подавления Чехословакии. В Пермь-36 приехали двое из этих 40-летней давности демонстрантов – живущая в Париже Наталья Евгеньевна Горбаневская и из США – Павел Михайлович Литвинов.

Что для вас означают все эти давние дела – 68-й год, советские танки в Праге?… - спрашиваю я у участницы ПИЛОРАМЫ, замечательного песенного автора и исполнителя из Рязани, - вы слышали ее в начале передачи, Оли Чикиной.

Ольга Чикина: Володя, я сама родилась в 1969-ом году, и 1968-ой – это какая-то составляющая моей памяти, как сейчас принято говорить исторической. Для меня и эти события, и ряд других вещей всегда были какими-то событиями, которые творятся по воле людей, которые вершат какие-то подлые вещи от имени моего отечества. А я человек легкомысленный и всегда с самого детства, с октябрятского какого-то возраста, пионерского была полна какой-то легкомысленной веры в свое отечество. В то, что оно хорошее, в то, что моя Родина большая, красивая, сильная и она меня любит. Поэтому, когда меня лицом к лицу сталкивают с какими-то вещами, которые говорят о другом, с подлостями, которые творились от лица моего отечества, мне всегда просто больно. В принципе, независимо от того, когда это все случилось, вершится это в сегодняшнее время, когда я уже большая, и уже даже не комсомолка, или это вершилось до моего рождения, в общем-то, все равно. Я не могу быть равнодушной никогда, но мне просто больно. Я не боец, конечно, никакой, но то, что «Пилорама» принимает таких людей, как я, не бойцов, легкомысленных, таких «циркачей-акробатов, арлекинов и пиратов», для меня это дорого и показательно.

Я ли не люблю тебя, Родина моя?
Елочки веселые, светлые края.
А когда ты посветлу кружишь во хмелю
Я ли не люблю тебя, я ли не люблю?

Владимир Тольц: Ясно, что аура места проведения форума «Пилорама» не могла не сказаться на содержании дискуссий, да и на тематике песен и произведений других жанров, там исполнявшихся. И все это – и споры, и стихи, и песни, здесь звучали как-то по-новому. Ну, вот, к примеру, открывший форум 26 июля, как сказала мне одна из молодых его участниц, «любимей всех поколений» Юлий Ким. Он представил свой музыкальный моноспектакль «Московские кухни»:

Живем мы в нашем лагере, ребята хоть куда!
Под красными под флагами ударники труда.
Кругом так много воздуха, сосняк тебе, дубняк.
А кроме зоны отдыха есть зона просто так.

Начальник наш – родитель нам, точнее скажем, кум.
И под его водительством беремся мы за ум.
Живем мы как на облаке, есть баня и сортир.
А за колючей проволокой пускай сидит весь мир,

А за колючей проволокой пускай сидит весь мир.

Владимир Тольц: Я снова обращаюсь к Ольге Чикиной: там, на «Пилораме» помимо песен вашего поколения были представлены песни людей как раз того самого 68-го года. Собственно, вы их некоторых могли видеть там, даже тех, кто и не пел тогда. В одной из песен того времени, в песни Александра Аркадьевича Галича, ставился вопрос: можешь выйти на площадь? Скажите, он актуален сейчас? И как вот эти ваши ровесники или те, кто младше вас, отвечают на него сейчас?

Ольга Чикина: Он актуален сейчас. И это вопрос мировоззренческого толка. Дело в том, что любой человек, он живет, отвечая, либо не отвечая за какие-то важные вопросы. Пойдешь воевать за родину свою, если что, выйдешь на площадь, если что или не выйдешь, это вопросы стоят в принципе в одном ряду, есть ли Бог, как устроено наше мироздание. Это то, из чего складывается мировоззрение, такое слово вроде бы из учебников, но у меня такое ощущение, что ныне многие люди не имеют своего мировоззрения. Потому что для того, чтобы какую-то систему взглядов сложить, нужна какая-то серьезная внутренняя работа. А сейчас к ней не призывается никто и ее можно вершить только по какой-то своей инициативе. И для меня это вопрос именно мировоззренческого толка. И для меня «Пилорама» дорога тем, что люди, которых мы называли правозащитниками, летели в одном самолете. Видели потом на территории бывшей «зоны», это люди с мировоззрением. И это очень ясно и четко ими предъявлялось во всяких мелочах.

А в часах моих изменился такт,
То ли сломаны, то ли брак.
И как будто тик, и как прежде так,
Но в итоге не так, не так.

Беспокойно ночью, тревожно днем,
Рваным ритмом – не спать, не спать!
Будто там внутри поселился гном
И часы повернули вспять.

Убыстряя темп, ускоряя ход
Круг за кругом они летят
И уже не день, и отнюдь не год
А лет восемьдесят назад.

И оттенком крови мазнет заря,
Новой эры оскал кривой.
И уже построены лагеря
Но еще не пришел конвой.

Пару лет еще подождет пора
Заметать следы на воде
Но уже обучены мастера
Мокрых, грязных и разных дел.

Пропадаю в омуте временном,
Сердце выплеснув из груди.
И в ладошки хлопает гадкий гном
И безвременье впереди.

Я проснусь, измучившись этим сном,
Минералки плесну в стакан.
А с экрана мне ухмыльнется гном
Из-под лупы часовщика.

Владимир Тольц: Это – моя коллега, известный радиожурналист Нателла Болтянская. На «Пилораме» она не только пела, но и была модератором дискуссий и интервью.

- Нателла, сколь органично, по вашему мнению, это соединение дискуссий по проблемам истории и современности, нравственности и культуры с авторским пением, с театральными представлениями, кино, чтением стихов?…

Нателла Болтянская: С моей точки зрения, это соединение абсолютно органично, потому что человек, чье имя часто звучало на этом фестивале, Александр Аркадьевич Галич, стал неугодным советской власти ровно из-за его песен. Кроме того, были такие строчки, которые в свое время пел Виктор Берковский, это строчки Киплинга: «Власти песни быть людьми могут даже змеи, власти песни из людей делать даже змей» С моей точки зрения, авторская песня в этом плане достаточно правильного направления. Именно сочетание авторской песни и людей, которые просто-напросто сидели в этой зоне Кучино Премь-36. Многие из участников «Пилорамы», начиная от Александра Литвинова и кончая Сергеем Ковалевым, просто подпевали этим песням.

Владимир Тольц: Ну, вот вопрос, который я уже упоминал сегодня. Его задал много лет назад Александр Аркадьевич Галич, которого вы сейчас вспомнили. «Можешь выйти на площадь ты в назначенный час?» На «Пилораме» мне уже довелось услышать самые разные сегодняшние ответы на это. Смогут ли? Захотят ли? Да и нужно ли все это в нынешних условиях?

Нателла Болтянская: С моей точки зрения, это достаточно сложный вопрос, потому что новая трактовка закона об экстремизме сделала все, чтобы затруднить выход на площадь. Другое дело, что находятся отчаянные, выходящие на площадь, другое дело, что с моей точки зрения они выступают правильно. И, кстати говоря, у меня такое впечатление, что наступил момент, когда это перестает быть исключительно вторичной функцией. Вот, страна когда начинает выходить на площадь, тогда это уже серьезно. А что касается, смогут ли в массовом порядке завтра, не знаю, боюсь, что нет.

Владимир Тольц: Нателла Болтянская с ее ответом на давний галичевский вопрос «Можешь выйти на площадь?» А вот как отвечает на него сегодня, тот, кто вышел на нее в 1968-м, советский правозащитник, а ныне американский профессор Павел Литвинов.

Павел Литвинов: Я думаю, что без абсолютно крайней нужды вообще это не надо. Мне тоже не надо было выходить на эту площадь, в том смысле, что, когда мы вышли, это был единственный способ сказать вот это чувство стыда, почему мы вышли на площадь. Потому что не было никакого другого способа. Я считаю, что сейчас есть способы. Им нужно организовываться. Им нужно требовать конкретных практических культурных и политических целей. Мне кажется, это возможно. Мне думается, что нужды в таком крайнем акте нет, хотя может возникнуть отчаянная ситуация, просто ее я не чувствую сейчас. И, в общем, у меня нет ощущения, что необходимы вот такие крайние жертвы. Нужно, конечно, быть готовым пожертвовать чем-то, чтобы идти вперед и верить в то, что ты делаешь. Модно добавить слова Галилея из Брехта, когда в пьесе «Галилея» Брехта было сказано, что «ужасна страна, где нет героев», на что было парировано, что «ужасна страна, которой необходимы герои». Сейчас, по-моему, стране необходимы люди, которые верят в то, что они делают, готовы чем-то пожертвовать, но, в то же время, делающие практическую жизнь.

Стоит, накрытая холстиной, так безобидна и чиста
Пока в ремонте гильотина. Слова рождаются активно
Слова рождаются активно на запечатанных устах.

Какая дивная картина, давай, дружок, не промолчи.
Пока в ремонте гильотина, пока в тавернах и трактирах,
Пока в тавернах и трактирах сидят без дела палачи.

Всех понесло и закрутило лихим похмельным ветерком.
Но как-то даже и противно пока в ремонте гильотина,
Пока в ремонте гильотина молоть впустую языком.

Громите косности рутин, не оборвут воротника
Лежит Бастилия в руинах, однако, в наших палестинах
Пока в ремонте гильотина такая гадкая тоска.

Скорей бы к новым директивам. Пусть жизнь войдет в нормальный ритм.
И чтоб кого-нибудь схватили, кто не успел договорить.
Кто не успел договорить, пока чинили гильотину.

Владимир Тольц: Это снова Нателла Болтянская. А вот еще один участник «Пилорамы» известный автор и исполнитель Псой Короленко. И опять извечная русская карательно-воспитательная тема:

Ты хочешь знать, куда я еду? Послушай мой ответ:
В острог Илимский еду, другой дороги нет!
По рельсам мчат колеса, стучат ко мне в башка,
Как вечные вопросы раба-бунтовщика.

Радищев я, Потемкин, потомок двух кровей,
Родившийся в потемках от матери моей.
Служил унимдеканом по кафедре письма
Но вышло все так странно – мне выпала тюрьма.

Ах, русские метели, wow , вместо песни стон.
Oops , плакали и пели: катись-катись, зеленый мой вагон!
В острог Илимский еду…

Владимир Тольц: Павел, - обращаюсь я к приехавшему на «Пилораму» из США демонстранту 68-года Павлу Литвинову, - а как вам это новое поколение с их новыми песнями? И как они относятся к вам?

Павел Литвинов: Трудно сказать, конечно, но у меня было ощущение, что им безумно интересно. Меня, вообще никогда не волновал вопрос, чтоб меня воспринимали как героя, это все очень скучно. Это давно прошло, но, тем не менее, через эту героизацию я чувствовал колоссальный интерес, и это замечательно. Мне казалось, что это новое поколение, выглядит таким более прагматичным, разумным, более недоверчивым каким-то лозунгам и более непосредственно реагирующим на то, что можно физически сделать. Вот для них мы были в чем-то непонятны, в чем-то вызывали уважение и интерес. Поэтому у меня мгновенно с ними возник общий язык. Они мне напомнили моих американских студентов вот этими своими качествами, с одной стороны, абсолютной недвусмысленностью отношений, простотой, и в то же время, практическим интересом: что мы можем сделать? Это было самое, пожалуй, замечательное то, что я увидел в этих русских нового поколения.

Владимир Тольц: Так считает Павел Литвинов. И снова вопрос представителю другого поколения Ольге Чикиной. Ну, вот вы видели этих, замечательных, на мой взгляд, людей - Литвинова, Горбаневскую, тех, кого я просто не смог упомянуть в этой передаче – бывших заключенных Перми-36, Сергея Ковалева, Балиса

Гаяускаса, бывших политзека Сагидаса Тамкявичуса, Николая Брауна и еще многих – всех не перечислить. Чем вы, ваше поколение от них отличаетесь?

Ольга Чикина: Может быть, и ничем, я не знаю. Я не могу отвечать за поколения. Я могу отвечать за себя. М не трудно говорить за всех. Но мне кажется, что меня с этими людьми связывает некий романтизм. Некое такое проживание этой жизни немного неправильное, несуразное, что ли. Да, наверное. Это можно назвать словом «романтизм».

Владимир Тольц: Завершал два с половиной дня «Пилорамы» своим моноспектаклем по «Одному дню Ивана Денисовича» народный артист России Александр Филиппенко:

Засыпал Шухов вполне удоволенный. На дню выпало сегодня немало удач: в карцер не посадили, в соцбригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку. Стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. А и не заболел, перемогся. Прошел день. Ничем не омраченный, почти счастливый…

Это я читаю, и чувствую, как в зале там и плачут уже. В этом аду, почти счастливый. И дальше абзац как всегда у Солженицына: таких дней в его сроке от звонка до звонка было 3653.… И улыбаясь немного: но из-за високосных годов 3 дня лишних набавлялось.

Владимир Тольц: Мне показалось, что за два часа чтения рассказа Солженицына этот человек в ленинской тройке со взглядом булгаковского Азазело сумел объединить всех оцепеневших от услышанного со сцены – местных и приезжих, молодых, стариков. Может и права Оля Чикина: люди 68-го по большому не очень-то от нынешних отличаются?

А над нами вечное острое крыло
А дружка под венчиком в небо унесло
А ты все веселая, кружишь во хмелю
Я ли не люблю тебя, я ли не люблю?