Владимир Тольц: В эфире очередная передача из серии «ТАСС не уполномочен сообщить», в основе которой «Особые закрытые письма» (ОЗП) – обзоры зарубежной прессы и агентурных сообщений, готовившиеся в ТАССе для советской руководящей верхушки. Сегодня речь пойдет о явлении, в послевоенные годы участившемся, - о советских беглецах на Запад. Герой этой передачи – Кирилл Михайлович Алексеев, сотрудник советского посольства в Мексике, бежавший в США осенью 1946 года.
Ольга Эдельман: Алексеев в Соединенных Штатах первое время держался тихо и прятался: боялся преследования советских агентов. Несколько раз менял квартиры. Уверял, что его терроризировали звонками с угрозами и бранью американские коммунисты, которых на него натравливали советские агенты. Но затем, как гласила преамбула к выпуску № 202 бюллетеня ОЗП от 31 июля 48 года, «в июньских и июльских номерах американского журнала «Сатердей Ивнинг пост» помещена серия статей предателя Алексеева». Американский журнал снабдил статьи своим предисловием, описывавшим Алексеева:
«Это - худой человек, которому под 40 лет. По словам одного из его сотрудников, этот русский «может проскользнуть в толпе, как призрак». Он может радоваться этой своей способности стушевываться, ибо беглец все еще нервничает, видимо, не считая себя в безопасности. С другой стороны, как об этом свидетельствуют его рассказы о жизни современной России, это чувство свойственно русскому чиновнику даже, когда он занимает самое хорошее положение у себя дома. Находиться «на высоком посту» и находиться «под слежкой» - видимо, синонимы».
Владимир Тольц: Давайте, Оля, начнем рассказ с биографии Алексеева, точнее, с той ее версии (а иной в нашем распоряжении не имеется), которую он изложил для американской публики. Достоверна ли она - другой вопрос, сейчас не будем на нем останавливаться.
Ольга Эдельман: Алексеев родился около 1909 года в Лебедяни. Отец служил городовым. Ну, а сам Алексеев закончил Московскую горную академию, стал инженером, жена его тоже была инженером-металлургом. Как вся образованная молодежь 30-х, он был увлечен работой, испытал «радость проектирования больших заводов» (это его собственное выражение), наблюдал чистки и репрессии. Делал карьеру, строил химические и сталелитейные заводы, стал главным инженером Минавиапрома. Но при этом мечтал бежать за границу.
«Внезапно я оказался крупным советским деятелем. Я обедал в Кремле. Мне улыбался Сталин. У меня были автомобили, слуги и вилла в Серебряном Бору - этом загородном рае советских бюрократов. Чего еще нужно было мне? Одной небольшой вещи, совершенно обычной здесь, - свободы... Случайно я был назначен в наше посольство в Мексике в качестве торгового атташе... Я решил спасти себя, но я не мог бросить свою жену и детей... Мексика кишела советскими агентами».
Ольга Эдельман: Алексеев выжидал и готовился к бегству. Его паспорт лежал в сейфе посольства, а без него невозможно было получить американскую визу.
«Агенты НКВД, следовавшие за мной по пятам... не спускали с меня глаз и провожали меня домой по ночам, оставаясь у дверей дома до раннего утра. Проследив за ними, я обнаружил, что они уходили сейчас же, как только мы тушили свет, думая, что мы легли спать. Я отметил себе эту их привычку, чтобы воспользоваться ею позже».
Ольга Эдельман: Агентов Алексеев, как он уверял, научился обманывать. Он помнил их лица – «типично русские», во время похода в кино показал их жене: один агент шел следом, второго они встретили, когда после кино пошли в парк, - агент сел на соседнюю скамейку. Вот что меня смущает в рассказе Алексеева - эта вездесущесть советских агентов. Можно подумать, Мексика - одна из республик СССР.
Владимир Тольц: Соединенные Штаты, если верить Алексееву, тоже наводнены агентами НКВД, причем очень опасными. Но вот насколько я помню, исследователи рассекреченных в середине 1990-х годов материалов операции «Венона» - пожалуй, самого крупного в истории шпионажа проекта по расшифровке дипломатической переписки, - прикидывали, что к 1948 году, когда были опубликованы и попали на стол Сталина откровения Алексеева, в США действовали «десятки кадровых советских разведчиков и около пары сотен завербованных ими американских граждан, большинство которых являлись членами Коммунистической партии Америки». А в Мексике нам известны имена многих местных коммунистов, которые в ту пору принимали участие в агентурных комбинациях Советов. Тут важно отметить, что ровно в то же время, когда появились в печати статьи Алексеева, в 1948 году, в Сенате США шли слушания специальной комиссии о советском шпионаже, связанные с тем, что перебежавший на Запад в 1945-м шифровальщик советского посольства в Канаде Игорь Гузенко и советская агентка Элизабет Бентли сдали немало своих строго засекреченных коллег, а также с успехами уже упомянутой мной операции «Венона», о которой американская общественность тогда и не подозревала. Но шпиономания тогда довольно пышно расцвела в обществе. Как, впрочем, и по другую сторону «железного занавеса». Думаю, рассказы Алексеева про количество советских агентов, которыми кишмя кишат и мексиканская столица, и США, являлись данью этой «моде», подыгрыванием интересу американской публики и прессы, да и самому ему было на руку, ведь его бегство превращалось в настоящий триллер.
Но тут важнее все же услышать мнение специалистов – историков разведки? Что, Мексика и впрямь была наводнена советской агентурой? Сильно ли Алексеев преувеличивал? Я прошу ответить на этот вопрос историк разведки Бориса Володарского.
Борис Володарский: Ну, мнение тут вряд ли будет сильно просвещенным, поскольку информация об Алексееве, к сожалению, очень ограничена. Единственное, что в данном случае я думаю, что вынужден с вами согласиться насчет того, что он ведь не был сотрудников советской разведки. Перешел он на американскую сторону как бы тоже без шпионских целей, просто захотел перейти на Запад. Поэтому, безусловно, ему нужна была определенная поддержка себя, своей личности, нужно было показаться перед американским правительством. Безусловно, он отдавал очевидно дань моде, выступлениям, которые в прессе и в Конгрессе США были, поэтому рассказывал о массе советских шпионов в Америке, думаю, что не будучи достаточно хорошо осведомленным о том, какова была картина на самом деле.
«…Я был назначен в наше посольство в Мексике в качестве торгового атташе... Когда я прибыл в мае 1944 года, нашим послом был Константин Уманский, видный дипломат, который когда-то блистал в качестве советского посла в Вашингтоне. Посторонние считали его преуспевающим карьеристом. Он держал себя гордо. Но это была лишь видимость. Уманского разоблачал НКВД, и он опасался ареста. Начальник тайной полиции Лев Александрович Тарасов держал Уманского в постоянном страхе. Этот Тарасов был опытным шпионом. Он был коммунистическим казначеем в Мадриде во время испанской гражданской войны. В Мексике он выступал в роли первого секретаря нашего посольства. В конце января 1945 года посол Уманский и его жена были убиты в результате авиационной катастрофы, которую официально преподнесли, как «несчастный случай». Никто за пределами посольства, по-видимому, не знал, что Уманский был обреченным человеком...»
Владимир Тольц: Ну, версия, что Уманского, сопрягавшего, как показала та же «Венона», дипломатическую работу с разведфункциями, убили советские органы, известна и бытует до сих пор. Я, правда, не понимаю, зачем? (Это вопрос к нашим экспертам.) А вот про Тарасова известно и понятно гораздо больше. Настоящее его имя Лев Петрович Василевский. Полковник. В 1937-1938 годах руководил разведывательно-диверсионными операциями резидентуры НКВД в Испании (линия «Д»), был старшим советником Особого отдела Мадридского фронта. В 1939-1941 годах под прикрытием дипломатической должности и под фамилией Тарасов - резидент внешней разведки в Париже. Участвовал в операции по ликвидации Троцкого в Мексике и в 1943-1945 годах являлся резидентом НКВД-НКГБ в этой стране. С конца 1945-го – заместитель начальника отдела «С» НКГБ-МГБ СССР в Москве. Сопровождал чекиста-физика Якова Терлецкого в Копенгаген на встречу с Нильсом Бором, у которого пытались разузнать правильное толкование украденных у американцев атомных секретов.
Ну, а дальше печально, как у многих советских шпионов этой генерации. После ареста Берии поперли из органов и из партии, лишили полковничьих погон. Правда, не посадили, как других. И надо сказать, что все это благотворно сказалось на нашей с вами культуре: находясь в опале, экс-шпион Василевский в компании с коллегой Горским перевел одну из книжек нашего детства – «Одиссею капитана Блада». Ну а потом его реабилитировали.
Что все это, как и история с Уманским, значит – лучше могут, пожалуй, объяснить эксперты по шпионистике. Борис Володарский, пожалуйста!
Борис Володарский: Уманского убийство совершенно никак не доказано, наоборот, все технические экспертизы, все, что было проведено после крушения самолета, на котором он пытался вылететь, показывает, что это была самая обычная авиакатастрофа. Не было ни у кого ни оснований, ни мотивов, ни малейшей технической возможности организовать провокацию в данном случае. Биография Уманского достаточно хорошо известна, он работал и в Вене, был в дальнейшем послом США, был активно связан с НКВД. Да, он в определенной немилости после того, как он был послом в США, был в определенной немилости у Сталина, но не было абсолютно никаких оснований для приказа о его уничтожения. Поэтому я категорически не верю в версию о том, что это была умышленная смерть или подготовленное преступление. Нет, обычная авиакатастрофа.
Что касается Льва Петровича Василевского, он же советский консул в Мексике Тарасов, то это, в общем-то, довольно известный чекист. Он в свое время работал в службе Судоплатова, бюро №1 Судоплатова, фактически был хорошо подготовлен к террористическим операциям. С конца 1936 года, насколько я помню, до 1939-го Василевский находился в Испании, был среди советских советников и, естественно, представителей НКВД в Испании, где он активно сотрудничал и с известными достаточно будущим дезертиром Александром Орловым, и с Наумом Этингоном, который был в Испании известен как генерал Котов. Принимал участие не только в подготовке и обучении террористов из интербригад, но и непосредственно принимал участие во многих боевых операциях. Поэтому что касается Василевского, он был достаточно хорошо подготовленный террорист, опытный сотрудник НКВД. Функции его в Мексике отчасти правильно описаны Алексеевым, кстати говоря, поскольку он действительно координировал большие агентурные сети, которые в то время были в Мексике в силу ряда обстоятельств.
Владимир Тольц: А вот последний этап его жизни, что значит – его реабилитировали? Ему вернули ордена?
Борис Володарский: Реабилитировали – это значит, что он был восстановлен в качестве офицера действующего резерва. Естественно, в случае полной реабилитации, конечно, возвращают и пенсию полностью, он был полковник, насколько я помню, возвращают полностью полковничью пенсию и все привилегии и льготы, все ордена, само собой. И, повторяю, он официально становится сотрудником действующего резерва, что, естественно, обеспечивает соответствующие должности внутри номенклатуры. Он не является офицером разведки, хотя к нему обращаются в случае необходимости органы безопасности, но вот он имеет право занимать соответствующие номенклатурные должности.
Ольга Эдельман: Итак, летом 1948 года в американской печати появились статьи некого Кирилла Алексеева. Советский инженер, высокопоставленный работник оборонки, советский представитель при посольстве в Мексике в ноябре 1946 года бежал в США. В один прекрасный день в посольстве ему объявили, что он с семьей должен выехать из Мексики на советском пароходе, выдали на руки паспорт. Чтобы избежать парохода, Алексеев при помощи знакомого врача-мексиканца инсценировал болезнь маленькой дочки, и пароход они пропустили.
«Посольство просило меня сдать паспорт на хранение в сейф. Я тянул изо дня в день, то я говорил, что оставил его дома, то принесу на следующий день, то я его не мог найти. Пришло известие: в Вера-Крус прибывает советский пароход... Мы могли бежать, если мне удастся сохранить паспорт, если мне удастся незаметно получить визы, если я смогу получить билеты на самолет, отделаться от своих двух сыщиков, выбраться в аэропорт и сесть на самолет с багажом, двумя детьми и женой, - и все это проделать незаметно.
Я заранее наметил план действий и изучил привычки своих сыщиков из НКВД. Обычно по утрам я ходил по делам, с 3 часов дня до 7:30 я работал в посольстве. Днем мои сыщики пили пиво в баре напротив посольства, откуда они могли следить за моей машиной. В один из дней я выскользнул через заднюю дверь посольства, взял такси и посетил две билетные кассы. В котором часу они закрываются? В восемь часов. Можно ли купить билеты перед вылетом самолета? Да, билеты купить легко. Я отправился обратно в посольство. В 7:30 я вышел через парадную дверь, сел в свою машину и поехал к себе в сопровождении своих сыщиков...»
Ольга Эдельман: На следующий день Алексеев продолжил свои маневры.
«В 5 часов я вышел из посольства через заднюю дверь. Я нанял такси и вышел из него за два квартала от американского консульства и вошел в парадное жилого дома. После того, как машина отъехала, я вышел, пошел в сторону, противоположную консульству, зашел за угол и купил сигарет, моих сыщиков нигде не было видно. Консульство закрывалось в 5:30. Я вошел в него в 5:20. Там была молоденькая девушка, я передал ей свой паспорт и объяснил по-испански, что виза готова уже несколько недель тому назад... Девушка сказала, что виза действительно готова и что она быстро оформит мой паспорт. Надо было торопиться. Я пришел перед самым закрытием намеренно, чтобы уменьшить риск того, что меня увидит курьер советского посольства, который часто приходил в американское консульство. Я постарался придать лицу спокойное выражение, когда шел через приемную. Там никого не было. Я открыл дверь на улицу, там никто не следил за мной. Я проехал на такси в город и оттуда позвонил домой: «Антония, я получил визу. Я действую дальше. Уложи вещи».
Ольга Эдельман: Вот смущают меня эти вездесущие агенты. Даже в консульстве США от них спасу нет.
Владимир Тольц: Я тоже не понимаю, почему бы нашему герою просто ни попросить в американском посольстве политическое убежище, как это сделала позднее, например, Светлана Аллилуева. Может, эксперты нам подскажут? Борис Володарский, пожалуйста.
Борис Володарский: Большой риск очень был попросить в американском посольстве убежище по целому ряду причин. С законодательной точки зрения они не могли, не имели права предоставить ему убежище, он должен был находиться на американской территории. Во-вторых, они могли только предоставить ему «фьюче-визу» так называемую, на которую требовалось очень большое время, в принципе. Во-вторых, очень большая была опасность, что если бы советское посольство быстро обнаружило, то они потребовали бы его немедленно экстрадировать с территории американского посольства, и почти гарантировано, что такая просьба была бы удовлетворена. Особенно в то время, это был 1946 год. Поэтому правильный был ход сделан.
Ольга Эдельман: Далее Алексеев отправился в билетные кассы. Те же предосторожности: прежде чем войти, в окно рассмотрел всех кассиров и покупателей. Нервничал, когда кассир, рассматривая его паспорт, размахивал им «как флагом»: кто угодно может увидеть, вдруг зайдет кто из европейских коммунистов - сразу донесут в советское посольство. Алексеев подчеркивает, как он нервничал, как на каждом шагу все предприятие могло сорваться. Оказалось, что самолет до Нью-Йорка был только через день, но Алексеев купил до Браунсвилла, причем обрадовался времени вылета - в 5 утра, тогда легче уйти от слежки. У выхода из касс Алексеев встретил одного из европейских коммунистов, перепугался, что тот спросит, что тут Алексеев делает, для отвода глаз потащил его пить коктейль. Потом вернулся на работу в посольство, узнал, что посол велел ему быть на приеме в 10 часов вечера. Продиктовал какие-то письма, попрощался до завтра, поехал домой в сопровождении сыщиков, которые все это время, ничего не заподозрив, ждали его у парадного входа.
Потом вечером нагрянули гости: сначала из посольства, потом мексиканский «попутчик». Никто не заметил сложенных чемоданов под кроватью. Алексеев ушел на прием в посольство. Вернулся - гости еще у них. Сыщики, соответственно, торчат на улице. Жена развлекает гостей и нервничает.
«Гости ушли около полуночи. Мы потушили свет и сидели в темноте. В час ночи агенты НКВД ушли. Я спустился на улицу, прошел два квартала и заказал два такси, которые должны были подъехать к дому ровно в 4 часа 10 минут... В три часа мы разбудили детей и сказали им, что едем в Акапулько отдыхать... Моя жена и дети сели в первую машину, а я – во вторую с багажом, чтобы иметь возможность следить через заднее окно. Мы приехали на аэродром в последний момент. Другие пассажиры уже прошли через таможню. Я раздавал на чай направо и налево. Нас провели через боковой вход, минуя зал ожидания, и мы заняли свои места в самолете раньше всех других. Я сел на переднее место и низко опустился в кресле, чтобы меня не было видно... Захлопнулась дверь, заревели моторы, и через минуту я почувствовал, что самолет поднимается. Антония повернулась ко мне, и я обнял ее. Мы не могли говорить. Я мысленно повторял: следующая остановка – Браунсвилл, следующая остановка – свобода».
Ольга Эдельман: Американские иммиграционные власти приняли их любезно. В советском посольстве в Мексике хватились в тот же день, но не стали поднимать шум. Потом забеспокоились мексиканские друзья Алексеева. В посольстве им сказали, что он вернулся в СССР. Непонятно, как Алексеев, прятавшийся, по его словам, в Нью-Йорке, об этом ответе посольства узнал.
«Я сразу же понял, что нахожусь в большой опасности. НКВД уже поставило своих людей у моих дверей. Теперь они создавали двух Алексеевых. «Настоящий» Алексеев был в Москве, «фальшивый» Алексеев был в Нью-Йорке... Если бы меня нашли мертвым, то советское правительство сняло бы с себя всякую ответственность... Мне нужно было сейчас же установить свою личность. Поэтому я написал заявление, в котором изложил свои антисталинские взгляды и принял репортеров в конторе юриста. В переводе мое заявление было искажено, но сенсация, которую устроили газеты, отвечала моим целям».
Владимир Тольц: То есть так и появились эти самые статьи. Ну, стояли у Алексеева под дверью в Нью-Йорке люди НКВД или нет – не знаю, а вот то, что публичное антисоветское выступление приносило ему дивиденды, это точно. В глазах американской публики он становился если не героем, ну, страдальцем что ли, и на этом можно было, думаю, неплохо заработать.
«Советская тайная полиция заставляла меня менять одно убежище за другим в Соединенных Штатах после того, как я порвал со сталинским режимом... Видимо, они получали помощь от американских коммунистов, потому что русские агенты патрулировали улицы около моего дома в течение двух недель. Два агента НКВД следовали за мной всюду, куда бы я ни направлялся. Я много раз менял квартиры. НКВД всегда находил нас до этого последнего раза... Наши дети, Виктория и Владимир, ходят в школу под вымышленными именами... Я работаю инженером. Это маленькая незаметная работа... Если я иногда проявляю слишком большую изобретательность, мой американский наниматель удивленно поднимает брови. Сообщило ли Федеральное бюро расследования ему обо мне? Знает ли он, что я, маленький человек, орудующий логарифмической линейкой, еще недавно был главным инженером гигантской авиационной промышленности Советского Союза? Может быть, и знает, но не задает никаких вопросов...»
Ольга Эдельман: Вот последний момент, который меня настораживает: зачем Алексеев это написал? То есть он намекает, что ФБР он рассказал о себе как человеке, допущенном к советским военным тайнам? Это что, дразнилка такая для вездесущих агентов НКВД? Но я не понимаю одну вещь. Высокопоставленный советский инженер, работавший в оборонке, не должен был выехать ни в какую Мексику, эти люди ведь были невыездными. Как он мог получить назначение в посольство? Это вопрос – к Борису Володарскому.
Борис Володарский: Очень многих людей с исключительно ответственных должностей направляли в западные страны, в Америку. Они ведь не представляли в тот момент как бы советских интересов и тем более не развивали торговые отношения, они должны были оценивать информацию, которая поступала от представителей разведки, технические возможности. И функция их была – фильтр, фильтровать всю информацию, которая была бы интересна для советской в данном случае авиационной промышленности. Часто были случаи, когда очень крупные деятели или очень ответственные деятели, или важные инженеры направлялись за границу на такие должности именно с этой целью.
Владимир Тольц: Поскольку в этом рассказе очень много нагромождено нелепицы, согласитес…
Борис Володарский: Конечно.
Владимир Тольц: …возникает вопрос: он вообще не выдуманная величина, он не засланец советских органов? Зачем человеку с большими должностями в России бежать на Запад, чтобы там стать вот таким маленьким, незаметным инженером, как он пишет?
Борис Володарский: Ну, основания разные бывают. И прежде всего несогласие возможное с системой. Возможно, что человек просто, пожив в Мексике, увидел, что ему приятнее жить на Западе, чем в России. Это, может быть, связано с ментальностью, с психологией, со многими вещами. И неудивительно и нормально, что люди отказываются от больших должностей в России, тем более в советской России, предпочитая переселяться на Запад. То есть это как раз не поддается сомнению, что это все легко возможно. Совершенно невозможно, чтобы его заслали советские органы, потому что, с одной стороны, таких операций такого низкого класса просто никогда не проводилось. Во-вторых, в этой операции нет совершенно никакого смысла.
Ольга Эдельман: Мы решили спросить об истории бегства Алексеева еще одного эксперта. Олег Максимович Нечипоренко, сотрудник резидентуры КГБ в Мексике в 1961-65 и 1967-71 годах, зам резидента по внешней контрразведке.
Олег Максимович, не могли бы вы прокомментировать рассказ Алексеева?
Олег Нечипоренко: Ну, это абсолютно неадекватно. Просто абсурдный какой-то набор слов. Поэтому, вы знаете, мне просто не хочется тратить время, затруднять свой мыслительный процесс. Поэтому я на этом хотел бы прервать всякое обсуждение (смеется) этого набора, который достоин в лучшем случае какого-то юмористического журнала.
Ольга Эдельман: Вы слушали «Документы прошлого». В передаче участвовал историк разведки из Лондона Борис Володарский и ветеран КГБ Олег Нечипоренко. Звучали документы Госархива Российской Федерации.
