Финансовый кризис не обошел стороной аукционы современного искусства. Цены оказались заметно ниже ожидаемых, а многие лоты так и остались непроданными. По мнению эксперта, в кризис коллекционеры предпочитают вкладывать деньги наверняка, предпочитая работы прославленных мастеров.

Результаты торгов последних двух недель на Sotheby’s, Christie’s и других аукционах по сути были катастрофическими. В очередной раз выяснилось, что стоимость «непреходящих ценностей» напрямую зависит от ситуации на Уолл-стрит. Продажи последних двух недель принесли Sotheby’s чуть больше четырехсот миллионов долларов, что на триста миллионов меньше прогнозов. На аукционе Christie’s стоимость проданных работ составила 374 миллиона долларов, показав почти 50-процентный недобор. Но эксперты приветствуют подобные результаты, находя в них признаки возвращения здравого смысла в аукционные залы. Об «искусстве времен рецессии» я беседую с обозревателем Радио Свобода Александром Генисом.

— Как влияют экономические трудности на стоимость произведений искусства?

— Иногда — положительно. Вспомним историю. Когда Черная чума опустошила средневековую Европу, экономический кризис привел в расстройство хозяйство всего континента. Единственной отраслью, куда все еще имело смысл вкладывать деньги, оказалось искусство — живопись, скульптура, гобелены и тому подобное. Вкладывать капитал в произведения искусства считалось — и было! — надежнее, чем в промышленность и сельское хозяйство. Собственно, многие историки полагают, что так начался Ренессанс. Именно тогда, в разгар страшного кризиса было положено начало многим прославленным коллекциям.

— Этого не скажешь по нынешним аукционам. Их представители предупреждают, что цены на современное искусство могут упасть на 50 процентов…

— Это говорит не столько о состоянии рынка, сколько о состоянии современного искусства. Скажем, на последнем аукционе Phillips de Pury & Company в Нью-Йорке осталась непроданной работа Дамиана Херста, изображающая четыре черепа. По предварительной оценке, она должна была уйти за три миллиона долларов, но покупателя не нашлось. Та же судьба постигла другую работу Херста с длинным названием, в котором фигурируют Артемида, Тор, Нептун и другие. Ее оценили почти в два миллиона, но никто не купил. Возможно, в тревожное время коллекционеры не решаются вкладывать капитал в произведение искусства, которое может по прошествии некоторого времени таковым не оказаться. Ведь действительно задумаешься, станут ли зрители через сто лет восхищаться бальзамированной акулой, которой Херст прославился среди наших современников. Особенно если учесть, что акула протухла.

— Пресса особо отмечает отсутствие на аукционах последнего времени работ художников из Китая и России. Почему?

— Возможно, по той же причине. Недавно я разговаривал с организатором аукциона (в частном порядке, правила запрещают им общаться с прессой). Он сказал, что российские коллекционеры по-прежнему покупают немало, но решительно предпочитают вкладывать наверняка.

— Старые мастера надежнее?

— Не всегда, это зависит от эпохи. Вопрос в том, достаточно ли она уверена в себе и в своем искусстве. Скажем, в викторианской Англии картины любимых тогда художников стоили намного дороже, чем работы старых мастеров. Так, умилительные и нравоучительные полотна викторианского кумира, полузабытого теперь Джона Эверетта Милле ценились выше Тициана.

Художественный рынок, как любой другой, полон неожиданностей и зависит от психологии. Вкусы меняются, слава приходит и уходит. Кто теперь поставит слащавую живопись Мурильо рядом с Рафаэлем и Леонардо, как это делал Достоевский? С другой стороны, самый первый Ротшильд говорил, что покупать акции надо тогда, когда кровь льется по улицам. То же и с картинами. Для многих кризис — возможность приобрести работы за полцены, что на последнем аукционе Sotheby’s и сделали такие известные коллекционеры, как актер Стив Мартин, модельер Валентино и финансист Эли Броад. Кризис — своеобразная проверка и для художников, и для коллекционеров.

— И для искусства? Как оно ведет себя в рецессию?

— Считается, что в эпоху экономических бед песни становятся грустными, фильмы — семейными, романы — пространными, люди — серьезными. Даже моды меняются: юбки носят длинные, наряды меняют реже, зато намного больше продается губной помады. Ею дамы балуют себя вместо новых платьев и украшений. Во всяком случае, так было в Великую депрессию.

— Правомочно ли такое сравнение?

— С экономической точки зрения вряд ли. Но на вкусы финансовый кризис влияет так же, как и тогда. Подспудно мы воспринимаем угрозу как нечто внешнее, непонятное, даже необъяснимое. Перед ней необходимо сплотиться, используя внутренние, особенно семейные ресурсы. Я заметил, как мгновенно изменилось самое чуткое к духу времени искусство — реклама. В одной из них показывают «новый ресторан». Симпатичная пара яппи ставит на стол свечи, цветы и вываливает на блюдо кастрюлю любовно сваренных макарон. Их, кажется, и рекламировали — мол, хорошо поужинать можно и дома. Но смысл послания глубже: только прочные семейные узы и прочие фундаментальные ценности помогут вам пережить экономические бури.