Владимир Тольц: Очередная передача из цикла "Как у Дюма", в котором я вспоминаю сюжеты и участников моих передач за почти три десятка лет работы на Радио Свобода.
Отшумел полувековой юбилей первого полета человека в космос. Имя Гагарина в эти дни вспоминалось многими. А кто помнит имя последнего советского космонавта? А ведь мы, отмечая День космонавтики пару лет назад, говорили с ним. И сегодня, завершая юбилейный космический радиомарафон, я хочу повторить эту передачу, посвящая ее всем участникам советской космической эпопеи – от ее начала до конца, о котором обычно предпочитают не вспоминать…
Включаем запись, сделанную в апреле 2009 г.
12 апреля - День космонавтики. В 1961 году в этот день с космодрома Байконур стартовала ракета, которая вывела на околоземную орбиту "Восток" с Юрием Гагариным на борту. Сегодня я хочу поздравить с этой памятной датой всех, кто так или иначе был связан с этим великим событием, всех, кто в разное время служил и работал на Байконуре, жил в секретном Ленинске (ныне он казахстанский город Байконур), всех, для кого история "советского космоса" оказалась, так или иначе, частью их жизни. О конце этой эпохи и ее продолжении в настоящем я беседую с одним из последних советских космонавтов Тохтаром Аубакировым.
Для начало коротко о моем собеседнике. Летчик-космонавт СССР Тохтар Онгарбаевич Аубакиров был удостоен звания Героя Советского Союза задолго до своего полета в космос. Еще в 1988 за испытания многих моделей и модификаций боевых МиГов. Он был первым летчиком-испытателем, поднявшим серийный сверхзвуковой истребитель МиГ-29 с палубы авианесущего крейсера "Тбилиси". Свой космический полет Аубакиров совершил на излете СССР, в октябре 1991, совместно с Александром Волковым и австрийцем Францем Фибеком.
Скажите, Тохтар Онгарбаевич, когда Вы впервые оказались на Байконуре, в Ленинске? - уж не знаю, как теперь правильно говорить…
Тохтар Аубакиров: Ленинск, Вы правильно говорите. Я оказался в 90-м году, еще абсолютно не подозревая, что я когда-либо буду космонавтом и полечу в космос, так как у меня была своя любимая работа, на фирме Артема Ивановича Микояна. Работал я летчиком-испытателем. А так получилось, что СССР, в общем-то, в то время еще стоял, но он шатался на своих курьих ножках, поэтому и Россия и Казахстан решили уже совместно создавать какие-то структуры на Байконуре в Ленинске. И создали первую в СССР школу-лицей космонавтики.
Владимир Тольц: Признаться, я не совсем понимаю смысл этого позднесоветского начинания. Что-то не видно среди нынешних космонавтов выпускников этого лицея…
Тохтар Аубакиров: Я очень хорошо понимаю тех людей которые были инициаторами создания этой школы-лицея. Цель создания, я думаю, была очень логичной, меньше затрат потом для обучения в высших учебных заведениях после этого целенаправленных. И ребята эти, мальчишки, девчонки знали, что такое Байконур и уже не боялись. А то многие офицеры, те, которых посылали на Байконур, говорили "вот, туда в голимую степь". Все, любыми путями списаться, уйти, сбежать, все делали. То есть, состав был не постоянный, а переменный. Все время старались уехать. И только те люди, которые строили Байконур, те люди, которые строили стартовые площадки, те люди, через руки и головы которых прошли все эти трудности, они остались почти что и по сей день там.
Владимир Тольц: Слушайте, а как это произошло, что Вы из летчика-испытателя превратились в космонавта?
Тохтар Аубакиров: Как это произошло? Ну, я же Вам сказал, что это начало было конца СССР, вот, создание этой школы. Зимой, буквально через 2-3 месяца, меня на аудиенцию вызвал наш президент республики Казахстан, и предложил мне слетать в космос.
Владимир Тольц: То есть это была инициатива Нурсултана Назарбаева, в преддверии распада Советского Союза доказавшего московскому руководству необходимость отправки в космос казаха – представителя коренного этноса республики, с территории которой три с половиной десятилетия к тому времени взлетали космические аппараты.
Тохтар Аубакиров: Назарбаев, не Назарбаев, наверное, выбрал меня. Он обратился в Роскосмос. И российские космические руководители говорят: в России есть один человек, которого мы можем завтра посадить и отправить, и мы в этом не сомневаемся, что он с этим делом справится. Он говорит: кто это такой? Они называют ему. Тут он говорит: найдите мне, пожалуйста его. И своим дает указания. Через посольство меня находят и к нему вызывают.
Владимир Тольц: То есть это было прежде всего политическое решение?
Тохтар Аубакиров: Это естественно – это был политический шаг. Потому что 30 лет над Казахстаном разливался гептил, 30 лет гудели ракеты, 30 лет запускали космонавтов. 30 лет Еврокосмос, все, от вьетнамца до румына летали. А народ, который страдает от этого всего, его представителя не было. Можете представить – 30 лет ждали.
Владимир Тольц: Тут надо коротко пояснить: не все знают, что гептил – это компонент ракетного топлива. Страшно токсичный (говорят, в 4 раза сильнее синильной кислоты). Вдобавок гептил обладает сильным мутагенным воздействием, которое многие жители закрытого города Ленинска и отгороженных от него колючей проволокой окрестностей, да и их потомство испытывают на себе до сих пор. Но вернемся к нашей основной теме.
Тохтар Онгарбаевич, а для Вас лично, что означало это предложение – стать космонавтом?
Тохтар Аубакиров: Ну, к тому времени я уже был и Героем Советского Союза, и летчиком-испытателем СССР. У меня заслуг перед Родиной было очень много, и они отмечены были различными знаками отличия, но полет в космос он для меня был единственно престижен тем, что у меня уже перевалило за 45 лет, что я уже находился на этапе приближения к пенсионному возрасту. Летчики-испытатели максимум до 50 лет летают. Это там единицы потом остаются, а дальше уже у тебя нет той реакции, нет того чутья. Все это возрастное же. И пора думать уже об уходе на пенсию, а тут мне предлагают слетать.
Владимир Тольц: Последний советский космонавт Тохтар Аубакиров.
В апреле в День космонавтики обычно принято восхвалять космические достижения и полеты. Но сейчас мне хотелось бы поговорить о земных проблемах космодрома, о повседневности людей, так или иначе своим трудом, обеспечивавших космические полеты, о военных, которые охраняли космодром да просто о людях, которые волею судеб, оказались жителями его окрестностей. Прочтя десяток мемуаров и дневников, связанных с Байконуром, я подметил: если во времена Гагарина люди мечтали туда попасть, то в конце 1980-х, многие, кто там оказался, стремились всеми правдами и неправдами оттуда вырваться…
Тохтар Аубакиров: Я, конечно, извиняюсь, может быть, кому-то это будет неприятно слышать, но поняли, что люди живут в таких невыносимых условиях, а получают невыносимо маленькие деньги. Тогда как, допустим, на Западе, в той же Америке за такое служение народу они получали деньги в разы больше. К слову сказать, когда в 92 году я посетил город Хантсвилл – это город ракетостроителей, секретнейший город, закрытый город Америки был. Вот когда они открыли его, я один из первых, который переступил порог этого города. И знаете, я встретил огромное количество людей, которые в конце 80-х – начале 90-х годов туда перебрались. И они говорят в один голос: да мы сейчас здесь миллионеры. Мы работаем так, что они нам завидуют, а за это нам платят.
Владимир Тольц: Это перебрались люди из Ленинска, из Байконура?
Тохтар Аубакиров: Из Ленинска в том числе. Да, я там встретил как раз (и был очень сильно поражен) бывшего военного, тот, который сумел к демобилизации перебраться. Его знания там очень востребованы были. Много людей было из Москвы, с институтов, с того же Баумана, много людей было с ЦАГИ, Центральный аэрогидродинамический институт. Вообще, чувство Родины, патриотизма в конце 80-х годов было стерто. Да, 1990-91 год, когда все распалось, и каждый оказался сам по себе. Как таковой, ни у кого Родины нет.
Владимир Тольц: Но вот чуть раньше: Байконур-Ленинск – абсолютно закрытая территория, населенная специально проверенными людьми разных национальностей, про которую по стране все же ползут слухи – там-де "полный коммунизм", обильное снабжение и прочее изобилие…
Тохтар Аубакиров: Давайте, немножко отделим, рассортируем. До конца 80-х годов в город Ленинск ни одна нога казаха не вступала. Даже ее первый секретарь казахский, Динмухамед Ахмедович Кунаев, не смог туда прилететь, потому что туда пускали только по специальным пропускам. Это я к слову говорю. Поэтому люд, который жил вокруг Байконура, там три деревни было, все эти три деревни видели, как живут те, кто внутри находится. Это вызывало большую волну противоречий.
Владимир Тольц: Ну, "противоречий" - это еще мягко сказано. Читаешь воспоминания служивших и живших там – не заезжих московских армейских и научных "генералов", гостевавших в специально благоустроенной для них зоне, где и березки, и особое питание, и "посторонним вход воспрещен", а простых офицеров, читаешь и понимаешь, что речь идет о конфликте культур, в упаковке советской системы секретности, идеологии и распределения благ опроставшегося порой до национального взаимоненавистничества. Ну, вот к примеру – из одних таких воспоминаний:
"Казахи были абсолютно безразличны к достижениям нашей цивилизации, кроме, разве что, мотоциклов и телевизоров. Машины (кроме "Запорожца") или холодильники предмета вожделения не составляли. […] Меновая торговля велась бойко. Казахов в магазине удивляли белые халаты продавщиц - они думали, что это больница, куда попадали только редкие казахи. Что особенно нравилось продавщицам, так это то, что казахи с любой купюры не требовали сдачи. […]
Район назывался Кармакчинский, но поселка с таким названием в природе не существовало. Данный факт вызывал удивление у казахов, формально там прописанных. Я думаю, печать с соответствующей надписью тоже у кого-то хранилась. Это было сделано с целью сохранения военной тайны и затрудняло привязку полигона к местности. Противник, а вместе с ним и финансовые органы, вводились в заблуждение. Станция Тюратам не входила ни в какой административный район, а центром нашего, Кармакчинского, был город союзного подчинения Ленинск.
Кармакчинский район официально не относился к местам с тяжелыми климатическими условиями. Доходило до маразма: две площадки, находившиеся на расстоянии трех километров, имели разные льготы. На одной из них год шел за полтора, и это порождало лицемерие и двуличие. Все, как коммунисты, "не могли быть в стороне" и просили их туда перевести. В конце концов, власть сдалась и объявила район зоной стихийного бедствия. Все вопросы решали из Москвы люди, никогда там не бывавшие.
Я быстро смекнул, что казахи, как и прочие граждане СССР, никаких прав не имеют и ограничены в передвижениях. Я мог позволить отдельным избранным семьям кочевать вокруг воинских частей, что давало им неоспоримые преимущества. С воинскими частями велся интенсивный обмен. Прапорщики носились по пустыне на машинах, как сейчас продавцы по электричкам. Ценился брезент. Как-то с заправщика - цистерны с жидким кислородом - украли прорезиненный тент. Нашли на юрте... Колеса для "ЗИЛов" и масло шли на машины совхозных бастыков. Солдаты тащили всевозможные предметы вещевого довольствия. Можно было увидеть казашку, одетую в телогрейку с протравленной известкой надписью на спине "Шестая рота". Советская оккупация коренным образом изменила быт кочевников. Перейти назад от солдатского бушлата к чапану и бешмету им будет непросто. Я так и не видел "апу" в халате. Даже на Украине не смогли сразу вернуться к вышиванкам.
На почве обмена доходило и до злоупотреблений. Вместо говяжьей тушенки неискушенным кочевникам подсовывали аналогичные по весу и внешнему виду консервы "Щи-Борщи". Казахи оберегали незаконно добытое имущество от моих набегов, зарывая его, (и даже ружья), в песок, подальше от юрты. Основным платежным средством у казахов была водка. Ценность последней особенно возросла в период антиалкогольной кампании, когда стали проводиться специальные рейды".
Владимир Тольц: Ну и так далее. Вернемся, однако, к тому, что рассказывает мне о судьбе позднесоветского Байконура космонавт Тохтар Аубакиров.
Тохтар Аубакиров: Когда в конце 80-х годов или начале 90-х годов на Байконуре появилось двоевластие, все с близлежащих деревень казахи сразу мгновенно начали переселяться туда. А люди, офицеры, понимая, что уже нет никакой родины, родины, которой мы когда-то давали присягу, она распалась, они все поувольнялись. Потому что Казахстан объявил, что Байконур – собственность республики Казахстан. Как только было объявлено, российские подданные сразу в спешке начали уезжать, думали, сейчас все отберут. Начался настоящий грабеж, мародерство. Те же офицеры, которые обслуживали эти точки, они сами начали грабить все то, что находится под рукой, уносить. И только большими усилиями с двух сторон, и с российской стороны, и с нашей, с казахстанской стороны, стоило очень много труда, чтобы всех убедить, что: ребята, не надо грабить. Граждане России будут гражданами России, останутся. За колючую проволоку ни один казах не прошел, если только он не офицер, который был туда призван служить. Поэтому все то, что произошло в начале 90-х годов, падение такого огромного предприятия, просто рухнувшее, канувшее вниз – это было страшно смотреть.
Владимир Тольц: Прибывший в ту пору в Байконур полковник Аубакиров был в апреле 1990 года избран депутатом Верховного Совета Казахской ССР. А после своего космического полета, уже в апреле 1992 года, был назначен первым заместителем председателя Государственного комитета по обороне Республики Казахстан, помощником президента Казахстана по освоению космоса, а позднее получил чин казахстанского генерала.
Тохтар Аубакиров: Я в то время в Казахстан из Москвы, переехал жить. И сами понимаете, по обстоятельствам я был у истоков сохранения. Меня обязали, мое государство обязало сохранить Байконур. И мне пришлось днями и ночами быть на Байконуре. И то обеспечение, которое было до того московское, то отношение людей вокруг байконурцев, та гордость исполнения своих обязанностей, все это кануло в вечность. Никто никому ни в чем не верил, к сожалению. Я должен констатировать: и Россия великая в том числе, она забросила своих граждан там. И они своими только силами старались оттуда перебраться куда-то.
Владимир Тольц: А ведь в ту пору дошло там и до солдатского бунта! Он вспыхнул в ночь с 23 на 24 февраля 1992 года, когда военное население Ленинска еще отмечало день уже не существующей Советской Армии. Как вспоминает один из очевидцев, "Формальным поводом для бунта послужил арест и содержание на гауптвахте 110 площадки нескольких "авторитетов" из числа солдат–чеченцев". А ФСБ потом все стало "валить" на казахских националистов…
Космонавт Аубакиров рассказывает мне:
Тохтар Аубакиров: Строителями солдат обычно набирали азиатов, правильно же? В эти наши строительные батальоны. С высшим образованием, без высшего, со средним образованием, все равно, азиат, значит, ты должен быть в стройбате, нельзя иначе. И на Байконуре их оказалось очень много. И вот они учиняли немножко безобразий, сотни разбежались кто куда, а может и тысячи.
Владимир Тольц: А отчего они разбежались?
Тохтар Аубакиров: Знаете, там все было, потому что я Вам уже говорил, что офицеры почувствовали, что они никому не нужны. Они и без того там, извините, с "зеленым змием" дружили очень крепко, а тут была полная свобода, никто не контролирует. Потом в казармы вошла дедовщина страшная. Эту дедовщину не смогли выдержать молодежь, которая пришла в большом количестве, и они это все подняли. Всех и вся перевернули, все что можно развалить развалили, все что можно унести унесли и разбежались.
Владимир Тольц: Ну, и что дальше?
Тохтар Аубакиров: Что дальше? Потом собирали. Где в России, где в других республиках, и через некоторое время вообще амнистировали мы.
Владимир Тольц: Ну скажите, что там сейчас? Того ужаса, который вы застали там, когда приехали на Байконур, сейчас там уже нет? Или?
Тохтар Аубакиров: Что вы! В то время смотреть на город Ленинск без слез нельзя было. Это зияющие, как амбразуры в военное время, окна. Все окна выбиты. Это был Сталинград. Тысяч 40-50 уехало сразу, одномоментно, можете представить? Сначала командование старалось не пускать, но в пустой дом как меня не пустишь, если у меня есть орава детей, я в деревне жил в лачуге, в полуземлянке. И вот так люди начали занимать, обустраиваться постепенно. А потом грянул среди ясного неба гром, который сказал: ребята, все, давайте, теперь жить дружно и давайте вообще вместе возводить все. И все снова схватились и начали возводить. Некоторых начали выселять, но и казахстанская сторона была против, и те, кто уже заселился, был против. Хотите строить новые жилища – стройте, а кто уже там, является гражданами Казахстана или России. Нам все равно.
Владимир Тольц: Так говорит сегодня летчик-космонавт СССР, генерал-майор армии Казахстана Тохтар Аубакиров. Ныне он в отставке и, как сообщили мне мои казахские коллеги, "получает пенсию, равную примерно месячной зарплате прапорщика-контрактника в Казахстанской национальной армии".
Эпоха "советского космоса" завершилась в конце 1991. Россия, чьи космонавты как прежде стартуют с Байконура, теперь космодром арендует. А бывший секретный Ленинск ныне получил его имя.
