Елена Рыковцева: Канал «Россия» выпустил в свет новое ток-шоу под названием «Прямой эфир», где вроде бы речь должна идти об актуальных темах дня. Канал «ТВЦ» тоже вышел с новым ток-шок под названием «ТВ Цех» - и это тоже заявка на разговор о проблемах, волнующих аудиторию. С чего вдруг телеканалы стали плодить «проблемные» ток-шоу? Они идут навстречу потребностям зрителей, или это партия и правительство дали им установку на диспут – к выборам? Кстати, не только я выдвигаю такую версию, вот и «Большая разница» Первого канала как-то слишком смело пошутила в адрес программы Владимира Соловьева «Поединок», когда пародировала ее, мол, эту программу открыли на «России» специально к выборам, чтобы создать видимость дискуссий в стране. Теперь еще одна дискуссионная программа - «Прямой эфир». Какую роль она выполняет? А самое главное, как соотносится ее тематика с реальным информационным потоком, с «топовыми» темами дня, которые, судя по рейтингам в том же Интернете, действительно беспокоят публику.
У нас в гостях - телекритик газеты «Московский комсомолец» Александр Мельман.
Александр Мельман: Мне кажется, «Прямой эфир» - это индивидуальный случай, связанный с продюсером этой программы Натальей Никоновой, которая была на «Первом», потом ушла на «Пятый», потом ушли Наталью Никонову с «Пятого», потому что там поменялась концепция, поменялось руководство. А это очень хороший продюсер, потому что она на «Пятом» делала и «Суд времени», и программу Дмитрия Быкова. Она очень креативный человек. Она работала со Светланой Сорокиной долгое время. И вот она сейчас делает «Прямой эфир» и сталкивается с определенными проблемами.
Когда был взрыв в минском метро, а Белоруссия – наша общая страна, я думал, включив «Прямой эфир», что там будут это обсуждать. Но они позвали Баскова, Оксану Федорову и обсуждали тогда их отношения. А тему политическую, очень жесткую отдали Соловьеву. То есть в оперативности проиграли. А у Соловьева чисто политическое ток-шоу, которое выполняет определенную задачу, оно мимикрирует: на канале «НТВ» оно было одно, сейчас немножко другое. Тем не менее, свою задачу четко выполняет, и Соловьев мастерски это делает. А вот «Прямой эфир», мне кажется, намеренно будет уходить от политики. Здесь, мне кажется, задача делать больше социальные вещи, и это не всегда получается, и я знаю почему. Есть определенная аудитория, которая не воспринимает «социалку», а значит, не дает рейтинга. И вот как приучить аудиторию к этому – это некая сверхзадача для госканала «Россия».
Елена Рыковцева: Я представлю вам ток-шоу «Прямой эфир», уважаемые слушатели, по «Википедии»: «Прямой эфир» - это новое ежедневное ток-шоу, выходящая на телеканале «Россия» с понедельника по четверг в 18:55. Ведущий - Михаил Зеленский. Темами для обсуждения могут быть абсолютно любые события и ситуации - громкие преступления, вопрос лишения материнства, современный бич общества - Никита Михалков (так почему-то написано в «Википедии» - Е.Р.),какие-то событийные материалы - важные события (экономические, политические и прочие), как в России, так и за рубежом. В студии программы присутствуют профессиональные эксперты - политики, представители правоохранительных органов и так далее. Программа будет выходить в прямом эфире - для желающих обратиться в программу со своей историей, а также для тех, кто хочет принять участие в программе как зритель, будут предоставлены отдельные телефоны». Начнем с того, что программа ни в каком прямом эфире не выходит. Кстати, я приглашала сегодня Михаила Зеленского в эфир, звонила в пресс-службу канала «Россия», но они сказали, что это совершенно нереально, потому что ровно в это время он записывается.
Итак, что же мы увидели за четыре выпуска прошедшей недели? Сразу скажу, Александр, что я поступила непрофессионально: одну программу я категорически отказалась - под названием «Мать убила ребенка-беса». То есть мать убила собственную дочь, изгоняя из нее бесов. Извините, но патологии я не хочу ни смотреть, ни обсуждать, и никаким профессиональным долгом меня это делать не заставишь. Но три программы я посмотрела.
Первая была о знаменитом Петрике: шарлатан он или гений? – так ставился вопрос. Потом бесы с матерью. Следующая программа: отец, посадивший девочку на цепь, потому что подозревал, что она употребляет наркотики, - это актуальная тема, достаточно значимая. И мы знаем, что эта тема – можно ли применять насилие в отношении наркоманов - предмет судебных разбирательств во многих городах России.
Александр Мельман: И об этом высказывался президент только что.
Елена Рыковцева: Безусловно, это значимая тема. Наконец, случай у порога Института имени Вишневского, когда погиб человек, - это разбиралось в программе «Прямой эфир». Никаких вопросов к этой теме нет. Я считаю, что это прямое попадание. Это действительно то, ради чего это ток-шоу уже есть смысл смотреть. Но если попробовать сопоставить с тем, что происходило в реальной жизни, что было в информационном потоке, что привлекало внимание. Первое: скандал Минздрава с доктором Рошалем, - этого в ток-шоу не было.
Александр Мельман: Это было очень активно вчера в программе «Центральное телевидение» Вадима Такменева...
Елена Рыковцева: Но это другая передача. Я имею в виду тему для разговора в ток-шоу. Было обвинение министров Голиковой и Христенко в коррупции, которое громко прозвучало в газете «Московский комсомолец» от Станислава Белковского, но пока в обсуждении на ток-шоу этого нет. Было увольнение пресс-секретаря Федеральной миграционной службы за якобы расистские высказывания - пока этого на госканале в ток-шоу нет. Тем не менее, уже хорошо, что был Институт имени Вишневского. Александр, вы про бесов что-нибудь скажете?
Александр Мельман: Начали они с того, после чего вы, Лена, выключили телевизор, а я, наоборот, к тому времени включил. И в том, что я увидел, мне показалось, что они потом вышли на некую коду социального уровня, правильного обобщения того, что вообще происходит в обществе. А вот в программе о Петрике... Я очень непросто отношусь к господину Митрофанову, а это интересный политик от «Справедливой России», он бывает практически на всех ток-шоу и может говорить на любые темы. Но иногда он очень точно попадает. Причем он везде органичен. Он присутствовал в обсуждении доктора Петрика. И вообще Петрик – это хорошая тема. Я помню, с этого начинали на питерском канале, когда было реформирование, Ксения Собчак, Александр Вайнштейн. Первое их ток-шоу было посвящено именно Петрику. Здесь это было живо, был темпоритм. Я вижу, как Михаил Зеленский растет, и довольно быстро, по сравнению с первой неделей. Но тот же господин Митрофанов предложил обсудить и обобщить эти все вещи, и сказать, что у нас происходит в Академии медицинских наук, что у нас вообще с медициной, почему такие люди, как Петрик, получают какую-то рекламу, почему они высвечиваются, может быть, не все в порядке в этой «консерватории», надо что-то поправить. Имеется в виду медицина. А тогда еще не было скандала с Рошалем.
Елена Рыковцева: На момент понедельника.
Александр Мельман: И можно было выйти на эту коду. Не вышли. Опять опустились, опять Петрик. Это было достаточно динамично и достаточно внятно, но я всегда ценю, когда идет второй смысл, а здесь его не было. Здесь опять был интересный, не всегда адекватный персонаж. Закадровые документальные вещи, когда говорилось, как он в советское время был как бы налетчиком, руководителем банды практически и сидел за это. И при этом теперь довольно симпатичный человек, который за науку и так далее. Но второго плана не было. Мне кажется, они здесь не дошли до этой высоты, хотя по сравнению с первой неделей появления этого ток-шоу в эфире темы были гораздо более важные и актуальные.
Елена Рыковцева: Александр, вы говорите о том, что было все живо и понятно. Но даже, может быть, чересчур. Ведь так нельзя относиться к зрителям. Чуть-чуть человек начинал говорить глубже, - обрывали, кричали: «Не уходите в науку, это сложная терминология, это не будет понятно зрителям». Ну, дайте мне хоть что-то выслушать дальше, чем дважды два. Тот же Петрик, когда спорил со своим коллегой из академии, говорил: «Вот такое-то изобретение у меня украли». Это известная история. Коллега ему говорит: «Нет, у вас не украли. Вы же предлагали это американцам тогда-то, но они у вас не взяли». Он говорит: «Да, они не взяли сразу, но они взяли в ноябре такого-то года». И только я хотела послушать, почему же американцы это все-таки взяли, как ему тут же затыкают рот: «Это непонятно, это наукообразно». Пытается дама из детского сада, который пользуется фильтром Петрика, прочитать заключение экспертного совета – обрывают на полуслове и кричат, что публика этого не поймет: «Хватит этой научной лексики!». Дорогие друзья, если вы обсуждаете науку, вам придется потерпеть хотя бы два абзаца этой лексики. Но обрывали людей на первых же двух фразах, чтобы они не «грузили» других. Хотя другие очень хотели «грузиться» и разобраться, например я.
И, кстати, когда Михаил Зеленский приглашает в гости коллег со своего канала, эти коллеги немножко захватывают власть. Они у него перехватывают слово, они начинают руководить участниками разговора...
Александр Мельман: Вы Мамонтова имеете в виду?
Елена Рыковцева: Нет, я имею в виду репортера Бориса Соболева. Пока мы говорим о ток-шоу с Петриком. И они начинают руководить зрителями. Борису Соболеву очень не хотелось слушать ничего, кроме его собственной истории. А его собственная история заключалась в том, что он купил фильтры в магазине, проверил, и вот результат – они никуда не годятся. Все остальное его не интересовало. Он кричал выступающим, что это наукообразно: «Это заключение не читайте, то заключение не читайте. А вот наше заключение – это самый яркий, гвоздевой момент всей программы. Таким образом, осталось непонятно: а вдруг что-то есть в этом Петрике такое, чего мы не разглядели. Потому что затоптали, заклевали, закричали – и не разглядели. А вдруг?..
Александр Мельман: Мне в этой передаче не столь интересен Петрик, сколько проблемы в медицине, в министерстве, в Академии медицинских наук, которые хотел поднять Митрофанов, но ему не дали. Петрик – мне кажется, это уже отработанная фигура. Я к нему отношусь достаточно иронично. Но, мне кажется, вы задели, как минимум, одну очень важную вещь – по поводу восприятия аудитории, по поводу того, какой у нас зритель, где найти золотую середину, грань между развлекательностью и программой «Пусть говорят», во всех смыслах этого слова, и какой-то важной, серьезной вещью. Мне кажется, что в последних программах и о наркотиках, и о той трагедии, которая случилась у ворот Института имени Вишневского, все именно так и случилось. А здесь это было недотянуто. И вы сказали очень правильные вещи: не все темы можно обсуждать. Потому что каналы в этом смысле делятся. Если НТВ имеет гораздо большую свободу среди федеральных каналов, и программы «Центральное телевидение» и «НТВшники» отражают самые насущные вещи, которые есть в Интернете, им разрешается, и они делают это умно, тонко, в частности, Вадим Такменев в программе «Центральное телевидение». Они идут по новостям Интернета и все это дают. То здесь – госканал, есть закрытые для него темы. И люди, может быть, думают: можно или нельзя, пока давайте погодим. И этого не дают. Тем более что конфликт в государственном министерстве – и как это подавать - пока они этого не знают. Поэтому у них есть тормоза. Вот и получается такая ситуация.
Елена Рыковцева: И переходим к выпуску, когда обсуждался случай гибели человека у порога Института имени Вишневского. Этот человек – член партии «Справедливая Россия», приехал на съезд, молодой парень, 40 лет. Друзья считают, что он умер потому, что не оказали помощь. Они ехали с ним в машине, ему стало плохо, рядом был Институт имени Вишневского, поэтому они не вызвали «скорую», а решили, что быстрее человека отвезти в больницу, которая рядом. Но охрана не пустила машину, прикрываясь ведомственными инструкциями. Тогда они попросили хотя бы позвать врача. Врача не позвали. Пришлось вызывать «скорую», ждать ее, а человек за это время человек умер. И этому было посвящено ток-шоу «Прямой эфир».
Александр, в ходе просмотра этой программы что-то в этой истории стало для вас понятнее?
Александр Мельман: Все зависит, во-первых, от ведущего, во-вторых, тех людей, которые там присутствуют. В данном случае Михаил Зеленский был очень четок, он вовремя прекращал давать слово тому, кому уже не нужно было давать. Под эту динамичность, в огонь этого ток-шоу, в топку он подкладывал уголья. Если говорить о приглашенных, там был директор Института имени Вишневского, который говорил очень невнятно, вроде бы, был уверен в себе, но при этом оправдывался. И был Александр Хинштейн, к которому у меня сложное отношение, тем не менее, здесь он был жесток по-настоящему. И если говорить о ток-шоу в целом, он сделал это ток-шоу. Приходит директор института в студию, зрители ему аплодируют, как они аплодируют всем – получается уже позитивный персонаж. Тем более, он не уходит от разговора, он высказывает свою точку зрения, что была инструкция, которую институт выполнял, все нормально. А потом Хинштейн в стиле следователя начинает задавать ему довольно непростые вопросы. Тот теряется, но как-то держит себя. Хинштейн говорит: «Вы сейчас вот так говорите самоуверенно, а в другом месте вы будете говорить уже по-другому, по вашему поводу уже идет следствие». И человек молчит. Мне кажется, это была кульминация этой программы. Это очень точно, правильно. Но в данном случае я говорю о господине Хинштейне. И то, как Зеленским всем этим манипулировал, в лучшем смысле этого слова, - поэтому программа получилась. Потому что она получилась остросоциальной. Она, может быть, не пошла дальше – по поводу того, что творится в министерстве.
Елена Рыковцева: Да не надо уже. Давайте хотя бы с этим разберемся.
Александр Мельман: Но получился частный случай, который очень жестко и правильно оценен. Но мне всегда хочется послесловия.
Елена Рыковцева: Мы с вами посмотрели одну программу, и тут же разошлись в оценках. Я считаю, что то, что Александр Хинштейн задавал вопросы прокурорским тоном, как раз и давало возможность директору института от них уходить под предлогом того, что «мы не в кабинете следователя». Хинштейн в течение всей программы задавал ему очень правильный и точный вопрос, но именно потому, что тон был несколько отвратительным, наскакивающим, у того был повод сказать, что «мы пока еще не на следствии, вы со мной таким тоном не разговаривайте». И только когда Александр, наконец-то, сбавил тон, он добился ответа на свой вопрос, а это ключевой вопрос программы: доложила ли охрана кому-либо в институте о том, что у дверей умирает человек в машине? К сожалению, ведущий как раз и не смог этого выцепить, вытащить, ответ потонул в общем шуме. А ответ директора был: «Нет». Охрана никому не сообщила, потому что сообщить было некому: директора на месте не было, был его заместитель, который занимался еще какими-то делами. И тут бы докрутить эту цепочку, но, к сожалению, не докрутил ведущий. Но очень важная вещь была сделана для понимания ситуации. Кто будет оказывать помощь, когда никто в институте не знал, что происходит. Так продолжалось до тех пор, пока на территорию института не вошел милиционер, случайно оказавшийся на месте драмы, и не вывел оттуда врача. И тогда же подъехала «скорая».
Александр Мельман: Но мы же поняли, что не работает система в конкретном институте, одном из самых известных в стране. Система работает хорошо и тогда, когда руководителя нет, он может быть где угодно – в отпуске, на конференции международной, а система работает. Я сейчас даже не говорю о Клятве Гиппократа. Кстати, когда совершили провокацию против клиники доктора Рошаля, якобы бабушке стало плохо, там тут же среагировали люди, тут же врачи побежали к этой машине. По акцентам логическим, Лена, вы все точно говорите. Но ток-шоу тем и хорошо, и в этом его минус, что это, прежде всего, бьет на эмоцию. И Хинштейн, как представитель народа – может быть, это так сыграно хорошо, а может быть, в чем-то так и есть – он сказал: «С ними только так и надо разговаривать и показывать их вот в таком виде. И пусть они попробуют...».
Елена Рыковцева: С точки зрения ток-шоу – да, но с точки зрения того, чтобы вытрясти из него информацию, - это неверный подход. Мне-то все-таки хочется понять и разобраться, что там произошло.
Кстати, я очень одобряю решение канала «Россия» приглашать сторонних журналистов, которые занимаются такими вещами. Или не занимаются, но способны их оценить. Журналисты четче, чем политики, во-первых, задают вопросы, во-вторых, ставят акценты. Я считаю, что блестяще выступил в этой программе Алексей Пушков, ведущий канала «ТВЦ». Может быть, директор Института имени Вишневского хороший специалист, но с точки зрения обычной человеческой морали там не было никакого раскаяния, никакого сожаления, он все время талдычил одно и то же: «Этот человек был давно мертв». В то время как главный врач «скорой помощи» сказал: «Мы можем ручаться только за полчаса. Он был мертв не менее, чем полчаса». «Давно» – нельзя так сказать, потому что это будет точно известно только после всех необходимых экспертиз. Но дело же не в этом! И вот Пушков схватил микрофон и криком кричал, что дело же не в этом, какая разница, даже если он был мертв два или четыре часа, или даже сутки, вы все равно должны выйти и выяснить, что происходит с человеком. Он очень хорошо поставил главный акцент: не в этом дело. Хотя врач все время переводил стрелки со своего заведения: а что толку, вышли бы или не вышли? Все равно же умер 100 лет назад.
Александр Мельман: В программе «Центральное телевидение» очень четко показали кадры, когда за час до смерти этого умершего депутата все они пришли в магазин, он покупал там себе ружье для охоты, он совершенно нормально себя чувствовал. И это было за час. Ни о каких двух часах нет и речи, что он за два часа до этого умер (такая информация гуляла по Интернету, и именно за нее уцепился директор). Он был жив, по крайней мере, за час до того, как они приехали к Институту имени Вишневского.
Елена Рыковцева: И чтобы не обмануть ожидания аудитории, давайте расскажем о новом телевизионном шоу канала «ТВЦ». Три очень хороших журналиста – Леонид Млечин, Никита Белоголовцев, сын Сергея Белоголовцева из знаменитой «ОСП-Студии», Аврора, ведущая утренних эфиров, – приглашают троих гостей и обсуждают некую актуальную тему.
Причем они используют ход, который используется на радио «Эхо Москвы», когда гостям, которые до этого были в самых разных эфирах, задают вопрос на одну и ту же тему, а потом включают их ответы в итоговый материал по этой теме. Здесь так же: дается тема, берут кусочки из программ, которые выходили на ТВЦ, где гости отвечали на вопросы по похожей теме, и включают в программу.
Тема, которая показалась самой важной и актуальной каналу «ТВЦ» для первого выпуска нового ток-шоу - почему мы стали меньше любить друг друга. То есть почему люди стали меньше заниматься сексом. Час эфира! Притом, что почему они стали меньше этим заниматься, было решено уже в самом начале. Первый же гость сказал: «Да устают просто. Приходит он с работы замученный... Какой секс?!». И я поражаюсь таланту и творческой выдумке канала «ТВЦ», который высасывал из всех своих пальцев, из всех своих эфиров за всю неделю какие-то кусочки, чтобы вытянуть эту тему. Причем один кусочек меня тронул до слез, когда Дмитрий Губин в программе «Временно доступен» спросил Пугачеву: «Алла Борисовна, можно, я вам такой уж интимный вопрос задам! Вы не обидитесь? Ну, такой...». Она напряглась. И я напряглась, думаю: неужели он спросит про ее отношения с Максимом Галкиным, ну, как раз с этой точки зрения?! Нет, он спросил: «Алла Борисовна, а вы догадывались, что все мужчины, которые видели вас, всегда вас хотели?». Она радостно сказала: «Да, я догадывалась!».
Александр Мельман: 90% хотели.
Елена Рыковцева: А только 10% не хотели. Как вы считаете, они раскрыли тему?
Александр Мельман: Я ожидал, что это будет социальное ток-шоу. Новое ток-шоу, новый мэр – и теперь мы будем говорить о проблемах Москвы. Есть хороший термин «секс в большом городе». Они заявили вот что: да, есть социальные проблемы, но все, что ни возьми, тоже может быть социальным – и секс может быть социальным, давайте его раскроем с разных сторон, нет запретных тем. И о такой проблеме, как секс, можно говорить не пошло. И они говорили достойно, не пошло, эту тему обсуждали с разных сторон.
Елена Рыковцева: Но сторон-то немного.
Александр Мельман: Ну, может быть. Мне показалось это достаточно интересным, но сама тема локальна. Выйти за какие-то рамки и приблизить какой-то социальный момент - я этого не почувствовал. Может быть, потом они разгонятся, и это будет лучше. Тема следующего выпуска заявлена как «Миллиардеры».
Елена Рыковцева: И это будет лакмусовая бумажка. Если в этом выпуске главной будет та идея, которую Леонид Млечин высказал в своей сегодняшней колонке в «МК», что разбогатевшие госчиновники вывозят свои семьи и капиталы на Запад, потому что не питают никаких иллюзий относительно будущего своей страны и ее простых граждан, они не желают, чтобы их дети связывали свои судьбы с Россией, - вот тогда это ток-шоу появилось не зря. А что же до того выпуска «ТВ Цеха», который уже состоялся, то один мой коллега, услышав тему передачи, вспомнил анекдот. Изобрели прибор «сексометр», с которым летали над земным шаром и замеряли уровень сексуальности в разных странах, в разных городах по десятибалльной шкале. Над Нью-Йорком он показывал 6 баллов, над Парижем – 8. А когда подлетели к Москве, «сексометр» начал стремиться к нулю. И тогда русский специалист предлагает: «А давайте слетаем в Подмосковье». Они подлетают к Подмосковью – 10 баллов! И тут русский говорит: «Я знал, что пионерлагеря не подведут!». Этот анекдот очень четко соответствовал позиции самого молодого ведущего – Никиты Белоголовцева, который всю программу говорил только одно: вы (бабушки и дедушки) конечно же, можете обсуждать свои проблемы с сексом, но нас (молодых) все это совершенно пока не касается.
