Анна Качкаева: Сегодня мы будем говорить о сериалах и о мистике школьной темы, о новых героях и о новом, интеллектуальном фоне, о любителях сериальных зрелищ.
Сегодня со мной в студии – продюсер, генеральный директор компании «Амедиа», крупнейшего производителя российских сериалов, Александр Акопов. «Амедиа» вы знаете по сериалам знаковым – «Бедная Настя», «Не родись красивой», и вот теперь - «Закрытая школа». Много еще другого было.
Но начнем мы, конечно, с Медведева на «Дожде». Для очень большого количества зрителей все это было вчера удивительным, потому что канал «Дождь» мало кто в провинции видит. Я только что вернулась с «ТЭФИ-Регион», и там Наталье Синдеевой, владелице и генеральному директору «Дождя», непросто пришлось в зале. Три или четыре человека только руку поднимали и говорили, что они в Интернете его видят. И вот президент сходил на либерально-оппозиционный канал, которому исполнился год, он модный у интернет-общественности, в общем, недвусмысленно дал понять, что к «большим» каналам (каналам «большой тройки») настроен весьма скептически, что не вызывало сомнений по выражению его лица, а главное – интонации, с которой Медведев произнес слово «большие». И «большие» этого куска и не показали, соответственно. В трансляции, правда, которая шла на канале «Дождь» (вот эффект Интернета), не мешало то, что там картинка дрыгалась, разрывалась. И в противовес масштабным, державным, прямым линиям эта прямая трансляция выглядела живой, домашней, даже легкой. И эта некоторая концептуальная самодеятельность, соединенная с новыми технологиями и Интернетом, прямоэфирностью, превратилась, на мой взгляд, в некий символический акт. Потому что, по сути, впервые противопоставили телевидение «другое» телевидению «большому», традиционному. И на «большом», наверное, вся эта грязь эфирная была бы очень заметной и раздражала бы, как скажет любой профессионал, а в интернет-вещании это было даже как-то мило.
Короче говоря, всему этому можно было бы порадоваться – и прямой эфир, и технологическая студия, и живые, не поротые ребята. Но меня изумило одно, при всей легкости, некоторой даже «отвязности», абсолютно непротокольности – в результате не было задано главных вопросов, если говорить о журналистике. И тогда каким образом они отличаются от каналов «больших» кнопок?.. Значит, есть новые технологии, но это не панацея, есть прямой эфир, но это не спасение, а самоцель, только фронда – это не все содержание. Можно, конечно, и наоборот: технологии, прямой эфир и фронда, - это новые возможности для тех, кто делает телевидение, которого ждут.
Александр, как вы считаете, как человек, который всю жизнь делал «большое» телевидение, уже 20 лет его делает в разных ипостасях, был ли в этом символ и знак? Что это означает?
Александр Акопов: Я не удивился тому обстоятельству, что Медведев пришел на канал. То, что делает канал «Дождь» - это, по меньшей мере, любопытно. Это начинание, если говорить с точки зрения телевизионного бизнеса, достаточно рискованное. Канал делается дорого, с размахом, но пока работает на достаточно узкую аудиторию. То есть это мероприятие рискованное само по себе. То, что он делает, мне весьма симпатично. Это попытка вести прямой разговор на любую актуальную тему.
Кстати, я очень рад, что только что из ваших уст на Радио Свобода прозвучало заявление о том, что у нас в стране есть либерально-оппозиционный телеканал.
Анна Качкаева: Да, уже есть! Другое дело, что его периодически пытаются секвестировать, но тут даже не Кремль, тут вопрос к тем, кто его делает.
Александр Акопов: По поводу секвестирования. Я консерватор, и я считаю, что секвестировать люди свои собственные мозги должны, безусловно, сами, без лишних напоминаний. И журналисты в первую очередь должны понимать, что происходит в стране, и должны понимать, прежде всего, силу топора или силу таблетки, которая находится в их руках в виде телевидения, радио и так далее.
Анна Качкаева: В этом случае мы не будем спорить, потому что придется долго объяснять суть цикла «Поэт и гражданин». Я думаю, что если бы стихи Быкова, которые читал Ефремов на «Дожде»... пять выпусков вышло, потом из-за того, что побоялись обидеть Дмитрия Анатольевича, один из выпусков сняли. Я ничего не вижу особенного, если бы журналист вчера спросил: «Дмитрий Анатольевич, смотрите?». Я убеждена, что смотрел и, может быть, даже смеялся. И ничего такого в этом нет.
Александр Акопов: Конечно. Что в нашей стране вызывает досаду – это общая неадекватность реакции на какие-то вещи, которые происходят. В разговоре каждый может над каждым пошутить, шутка может понравиться объекту, а может не понравиться. Человек, который шутит, должен заранее понимать, может ли его шутка понравиться объекту или нет. Ну, так принято в обществе. А телевидение – это немножко другая история, потому что нет прямого контакта «глаза в глаза». И находясь в углу Интернета, пощипать человека, который лично тебе ничего плохого не сделал, - ну, попахивает...
Анна Качкаева: Сатира еще никогда ничем не попахивала. Сатира и есть сатира.
Александр Акопов: Шаг Натальи Синдеевой, или кого-то, кто решил это убрать, понимая, что есть плохая реакция, абсолютно правильный.
Анна Качкаева: Это право владельца. Другое дело, что он должен взвешивать риски, когда берет такой проект.
Александр Акопов: Безусловно. Точно так же, как, наверняка, она, или тот, кто принял это решение, взвешивала риски снятия. Вы же, либеральная интеллигенция, - сила мощная...
Анна Качкаева: Особенно – в Интернете.
Александр Акопов: ...вы как посмотрите косо на приличного человека, он уже перестает себя приличным чувствовать.
Анна Качкаева: Давайте уйдем от содержательной истории, хотя она важна. И то, что вчера там произошло, мне некую грусть навеяло. Потому что ничего не мешало им задавать спокойно прямые вопросы, атмосфера абсолютно способствовала.
Александр Акопов: Это правда. И наверняка, получили бы прямой и веселый ответ. Все в 2 секунды рассосалось бы и все бы забыли.
Анна Качкаева: Возвращаясь к телевидению как фактору жизни. Медведев, по сути, противопоставил символически «другое» с «большим». Означает ли это для вас, что это и верховный, и общественный сигнал, что старая модель телевидения уходит не только потому, что мы понимаем, что оно уходит, но она в принципе должна уйти?
Александр Акопов: Нет, я так не считаю. Я считаю, что в обществе существует недопонимание того обстоятельства, что еще пять лет назад телевидение технологически могло быть только одно, а сейчас оно уже может быть сильно разным в связи с распространением новых каналов информации. Это началось с приходом спутникового телевидения, когда появились так называемые нишевые каналы. В Интернете телевидение может быть еще более узким. Вопрос только в экономических механизмах его существования. Ясно, что телевидение, как и любое СМИ, поддерживает аудитория своим вниманием. То есть в зависимости от количества людей на канале появляются либо деньги, либо платная подписка. И вопрос о том, до какой степени можно заузить свою аудиторию, чтобы продолжать оставаться независимым, - это очень серьезный вопрос. Все-таки СМИ, поддерживающееся финансово впрямую государством, - это хуже, чем СМИ, просто принадлежащее государству, но поддерживающееся рекламой, что, в свою очередь, хуже, чем просто свободное СМИ, которое находится в частных руках и поддерживается частными...
Анна Качкаева: Ну, зависит от того, как государство свою миссию понимает, что тоже важно.
Александр Акопов: Конечно. К каналам, типа «Первый», «Второй», НТВ и так далее, теперь возникает один набор требований, к каналам, типа СТС, ТНТ, - следующий набор требований, к «National Geographic», «Discovery», «Вести 24» - третий, к «Дождю» - четвертый, пятый и так далее. И это все по-прежнему, слава Богу, телевидение.
Анна Качкаева: То есть «Дождь» вы все-таки считаете телевидением?
Александр Акопов: Безусловно, это в чистом виде телевидение, потому что это картинка со звуком.
Анна Качкаева: Школа последние два года на российском телевидении выглядит метафорой российской жизни или даже некоторого будущего прогностического. Сначала скандальная «Школа» на «Первом», разные варианты сериальные, связанные со школой, на других каналах. И вот вполне успешный проект «Закрытая школа», мистический, с ужастиками, с кладбищенскими историями, но, прежде всего, разговор про обстоятельства жизни, про взаимоотношения, про людей, на СТС – на «пушистом» канале, что очень неожиданно. Это случайно, что в последние два года школьная тема так работает, или в этом есть какая-то закономерность?
Александр Акопов: Я думаю, что это неслучайно. Мы понимаем, что у нас идет следующее поколение, следующая смена поколений - те люди, которые уже названы правильным, прямым определением, родившиеся уже после Советского Союза, родившиеся в другой стране. И конечно, эти люди отличаются чем-то от нас. Они требуют какого-то своего языка разговора, своей темы. А как консерватор я не могу не ответить, что это та же тема, которая фигурировала в отношениях родителей и детей последние 3 тысячи лет. Но понятия, явления жизни вокруг новые, и с этим надо что-то делать. Поэтому надо с ними разговаривать.
Анна Качкаева: Сериал адаптированный, очень успешная калька, прошедшая в Европе, со всем ее готическим, совершенно понятным контекстом. Мне казалось, что она трудно ляжет в нашу историю, но, похоже, легла – молодые люди смотрят. Вы сами видите в героях адаптированного российского сериала российские архетипы?
Александр Акопов: Конечно. А иначе бы он не срабатывал.
Анна Качкаева: А что это? Вы говорите, что вы консерватор, но все-таки новый язык – это как-то наложилось...
Александр Акопов: Эти люди сами себя могут называть в разной степени «безбашенными». Это люди точно без тех комплексов, которыми обладало наше поколение, они в меньшей степени стесняются власти как таковой, взрослых, они в большей степени, к счастью, ориентированы на самостоятельный выбор жизненного пути, на самостоятельную оценку окружающей действительности, они понимают, что между ними и родителями существует какая-то черта, за которой родители бессильны им чем-то помочь по-настоящему. Ясно, что родители могут помочь не деньгами, не прямым советом «женись – не женись», а передачей какой-то системы ценностей. Я надеюсь, что основной массив этой системы ценностей, так или иначе, остается незыблемым, но в смысле того, как сориентироваться в конкретной ситуации - где учиться, как учиться, с кем дружить, чего хотеть, конкретно в профессии, конкретно в людях и так далее – здесь явно есть проблема отсутствия полного, общего языка и терминологии между поколениями. И это поколение должно, наверное, оказаться в ситуации более самостоятельного выбора, чем, например, были мы.
Анна Качкаева: Герои в «Закрытой школе», и может быть, впервые это так очевидно... В «Школе» «Первого» канала, где все было замешено на документалистике, и здесь нет очевидно плохих и хороших. И это для американского сериала нетипично, потому что, как правило, хороший и плохой – это ясно. А это тоже потому, что российская традиция такова – в каждом надо найти достоинства...
Александр Акопов: Я надеюсь, что да. Эта тема у нас возникала еще в «Бедной Насте», когда мы работали с американцем над этим проектом. Мы видели, что наши американские коллеги склонны к более черно-белому отражению действительности. Мы были склонны к тому, чтобы у нас нехорошие персонажи уместно шутили и казались достаточно забавными. Ну, это наша традиция. И как раз на эту тему была серьезная дискуссия. Здесь та же самая тема, но в защиту наших американских коллег должен сказать, что последние «серьезные» сериалы, то есть категория «HBO»...
Анна Качкаева: От «Лоста» до «Доктора Хауса».
Александр Акопов: ...они все-таки понимают, что сегодня телевидение замещает ту исчезнувшую аудиторию кинотеатров, которая была готова смотреть серьезное, неоднозначно, интеллектуальное и так далее кино, которого в кинотеатрах сегодня нет, и видимо, больше никогда уже не будет, это все теперь только на телевидении. Поэтому идет мощная трансформация сериала – он замещает ту нишу, которую занимало тематически серьезное кино. Я не имею в виду артхаус, не чисто художественные эксперименты, а какую-нибудь бермановскую традицию серьезного, театрального исследования человеческого характера подробного, с психологизмом. И это все появилось на телевидении в последние годы, и думаю, что будет только развиваться. Наряду с тем, что останется в мире черно-белое в смысле характеров телевидение, то есть простое, понятное, где есть хорошие и плохие. Наверное, останется в каких-то вещах и в России. Но телевидение сегодня (и слава Богу, может быть, в этом и заключалась его миссия) все-таки выполняет довольно серьезную миссию исследования сегодняшнего человека, сегодняшнего общества, и оно точно не черно-белое.
Анна Качкаева: Тот же «Доктор Хаус» или «Лост» - это не сериалы, которые смотрит массовая аудитория. А «Закрытую школу»... Как вы думаете, это тоже мировая традиция или просто пока российская публика не научилась принимать сложную, интеллектуальную игру, даже в нынешних сериалах?
Александр Акопов: Немножко другое деление. Я думаю, что понятие «массовая аудитория» потихонечку размывается, и это видно по картине жизни всех телеканалов и в Штатах, и у нас, драматически размывается аудитория по разным каналам. Но даже то, что мы считаем сегодня «маленькими» каналами, - это тоже массовая аудитория, потому что это миллионы людей.
Анна Качкаева: Ну да, один театральный просмотр, и даже зритель канала «Дождь» одномоментно – это стадион.
Александр Акопов: 3,5-4% доли «Закрытой школы» - это 10 миллионов человек каждый вечер. Так что это все равно массовый продукт. Даже аудитория «Дождя» - все равно, наверное, тысяч 100-400. То есть это 10 хороших стадионов.
Другое дело, что те каналы, которые ставят перед собой задачу работать на очень массовую аудиторию, то есть измеряемую долями в районе 17-25, то есть четверть...
Анна Качкаева: Такой уже почти нет.
Александр Акопов: Да, но задачи такие оставаться, конечно, будут. Эта аудитория будет оставаться. И задача работать с этой аудиторией тоже будет оставаться.
Анна Качкаева: А эта аудитория перетекает или она, старея, уже не воспроизводится, или воспроизводится?
Александр Акопов: Это знаменитый спор, который начался с выхода «Идиота» на канале «Россия». Просвещенная публика говорит: «Наши люди посмотрели сериал «Идиот» - с такими цифрами...». И ощущение такое, что под землей сидела армия в 25 миллионов человек с лозунгом «Я никогда не смотрю телевизор!», им показали Достоевского, они вылезли из подвала с лозунгом «Я смотрю только Достоевского!» и обратно в подвал убежали. Я тогда объяснял: «Ребята, это не другие люди, это те же люди, которые смотрят программу «Аншлаг» на канале «Россия». Потому что неоткуда взяться этим 25 миллионам человек. Это зрители программы «Время», «Вести» и чего угодно». Как и зрители «Закрытой школы». Для человека очень важен вопрос настроения: сегодня мне интересно смотреть триллер, завтра я его накушался, я хочу посмотреть что-нибудь еще. К счастью, аудитория не столь сегментирована. Каждый из нас внутри себя – и зритель «Санты-Барбары», и зритель «Закрытой школы», и программы «Время», и канала «Дождь».
Анна Качкаева: И опять архетипы и стереотипы. Вы говорите, что есть стереотипы «сынок богатого, жадного бизнесмена - мерзавец», «стерва брюнетка» или «дура блондинка». Но это не архетипы. Как вы нащупываете архетипы для героев в соответствии с традиционным архетипом?
Александр Акопов: Это замечательная культурологическая проблема, которая четко была обозначена Макки в книге «История»: различия между стереотипами и архетипами. Понятие архетипа предполагает, что это что-то из области легенды, устойчивое настолько, насколько когда этот архетип вдруг обозначается, сразу все понимают, что он есть. Архетип – это загадочная вещь, и пока он не изображен в неком художественном произведении, его как бы и нет, хотя он в жизни присутствует и оттуда берется. Отличие архетипа от стереотипа – это направленность персонажа, как некой фигуры, образа, идеала, к которому хочется стремиться и на которого хочется быть похожим, что, кстати, касается и отрицательных героев.
Анна Качкаева: Но это всегда набор довольно абстрактных ценностей. Или нет?
Александр Акопов: Это не просто набор ценностей. Ведь архетип очень интересен тем, что он легко визуализируется, даже если это в литературе. Его легко распознать. То есть как только архетип создан, он визуализируется, и его сразу можно узнать в жизни.
Анна Качкаева: Правильно ли я вас понимаю, что вы считаете, что сериал в этом смысле, скорее, легитимирует, консервирует некие ценности, а не меняет сценарно... Ведь очень многие американские сериалы снимают противоречия или, наоборот, внедряют мысль... Что такое «Доктор Хаус»? Симпатичный человек, который балуется наркотиками, в общем, с отвратительным характером, но гениальный диагност, не самый симпатичный, хромоватый и так далее, но к нему, к другому, чужому, возможно, неприятному, сознательно формируют позитивное отношение.
Александр Акопов: И да, и нет. Создание такого персонажа и легитимизация его общественностью в виде архетипа – это означает, что мы взяли этого человека из реальной жизни, то есть мы как бы работаем с прошлым. Но тот факт, что этот персонаж возник, он обозначен, он принят, он тут же становится некой моделью ролевой, и в этом смысле мы работаем с будущим. Как только этот архетип возник – возникает сразу какое-то количество людей, которые в состоянии трансформировать себя, свое поведение соотнести. И он сразу становится не просто растворенным в обществе каким-то явлением, а становится неким символом, с которым можно себя соотнести, на которого можно пытаться быть похожим, с которым можно спорить. И в этом смысле мы, конечно, работаем с будущим.
Анна Качкаева: Все школьные ребята очень хороши, но там нет нынешней актуальности. Как и в «Реальных пацанах». Я все время спрашиваю: «Почему среди этих троих ребят нет татарина, например, или «кавказца»?». Потому что это и есть работа с будущим, когда в сериале появляются герои, которые чрезвычайно важны для проговаривания настоящего. Тогда появляется тема национального противостояния или тема богатых и бедных.
Александр Акопов: Там этой темы нет.
Анна Качкаева: Или тема «Сколково», молодого, успешного, талантливого человека, умника, которого надо любить, потому что он – интеллектуал, и может быть успешен, и вовсе не в драных джинсах и протертых куртках. Понятно, что не успевают. Но почему нет этих героев в сериалах?
Александр Акопов: Я не соглашусь, что их нет. Они, безусловно, есть, и они тоже рассеяны по разным проектам. Я могу сказать о «Закрытой школе». У меня есть четкое воспоминание о советских школьных фильмах, и я всегда знал, что советская школа, которая в кино, - это та школа, в которой мне хочется учиться.
Анна Качкаева: «Ключ без права передачи», «Доживем до понедельника», «Розыгрыш».
Александр Акопов: Совершенно верно. На премьере «Закрытой школы» подошел один из наших операторов и сказал: «Классная штука! Такая школа у нас получилась, что хочу там учиться». Мы 10 лет назад на канале «Россия» сделали сериал «Простые истины», он несколько лет прожил – это была 10-летней давности школа, в которой хотелось учиться. «Гарри Поттер» - это тоже школа, в которой хочется учиться. Слава Богу, хорошее школьное кино всегда создает такую историю. Там просто интересная жизнь, и туда ходишь не ради того, чтобы отбыть время, а потому что там ребята хорошие, учителя интересные. Мы сейчас обсуждаем один проект - «Закрытая школа», а до этого вышла «Школа» на «Первом» канале. Если мы в ближайшие годы получим десяток проектов про школу, то из всего этого, наверное, сформируется какой-то образ сегодняшней школы. И вы правы, что если он будет достаточно позитивным, будет смотреть чуть-чуть вперед, то нет никаких сомнений, что и школьники, и учителя будут вынуждены соотносить себя с этими моделями. Точно так же, как советская школа была вынуждена соотносить себя со школой из «Доживем до понедельника». В Советском Союзе это немножко причесывалось и можно было о чем-то разговаривать, а сейчас такая жизнь, что может появиться 10 разных школ, не похожих друг на друга, и какую из них выберут, не знаю.
Анна Качкаева: Вы делаете сериалы для разных каналов, и с точки зрения эстетики и того, как это делается... может быть, зрители особо этого не замечают, но люди понимают, что это делается по-разному и с точки зрения сюжета, актерского набора, типа драматургии внутри серии и внутри сериала. А вот есть еще что-то, что связано с особыми условиями восприятия того или иного канала, темпоритма, качества картинки?
Александр Акопов: Конечно. Канал – это тоже художественное произведение. Сегодня Рогов определяет лицо канала «СТС», поэтому «Школу» мы делали с ним.
Анна Качкаева: А как это формулируется?
Александр Акопов: Это бесконечные разговоры относительно того, что это должно быть, как мы представляем себе зрителя канала. Рогов рассказывает: вот он такой-сякой, чем он отличается от того зрителя СТС...
Анна Качкаева: А вы уверены, что продюсеры не придумывают себе зрителя?
Александр Акопов: Конечно, придумывают. Но это тот самый творческий акт, когда попал или не попал. Сейчас видно, что СТС обнаружил еще раз «своего» зрителя, потому что вышел «Светофор», вышли «Папины дочки», за ними вышла «Закрытая школа» - и эти три проекта снова сформировали аудиторию канала. Я читаю по отзывам: «Вот следующий СТС, который я хочу смотреть». Конечно, попадание в зрителя конкретного канала невозможно обеспечить без того, чтобы канал сформулировал в лице своего руководителя, кто он есть, что он хочет и как он видит тот или иной проект.
Анна Качкаева: Сериал для канала «СТС» быстрее, динамичнее, как правило, энергичнее, чем, например, для «Первого», да?
Александр Акопов: Конечно. Потому что аудитория моложе.
Анна Качкаева: И другая клиповая эстетика.
Александр Акопов: Она не клиповая, но динамичная, она опускает некие промежуточные слова. После «здравствуйте» сразу может идти «до свидания», и все понимают, что произошло в промежутке. И это выражается в темпоритме действия. Но это совершенно разная аудитория. Аудитории канала «СТС» достаточно факта, что он пришел, сказал «здравствуйте» и ушел, а взрослая аудитория хочет видеть, как он сказал «здравствуйте», как на это отреагировали и так далее. Есть две аудитории. Одна аудитория заглядывает на последнюю страницу, чтобы понять, чем закончилась история. А другая категория зрителей «читает» медленно и хочет, чтобы это никогда не заканчивалось.
Анна Качкаева: А вам не кажется, что это связано с новыми коммуникациями, что новая аудитория – это легкая аудитория, она быстрее думает, смотрит, считывает?
Александр Акопов: Нет, это не более легкая аудитория, потому что ее внимание рассеяно по гораздо большему числу источников. Но, к счастью, в этой молодой аудитории все равно проявляются те же тенденции, как и во взрослой. Сейчас основное мнение, которое появляется на форумах, в дневниках и так далее: как было бы хорошо, чтобы было не 20 серий, а 40 или 100. Когда аудитория любит то, что она видит, ей хочется, чтобы это не заканчивалось. Молодой зритель – это вещь, конечно, хорошая, но у меня есть на этот счет своя теория. Я считаю, что когда 25-летний человек садится на диван перед телевизором, он превращается в 50-летнего. И неслучайно эта аудитория доминирует во всех исследованиях, и она все-таки главная. Потому что 25-летний человек у телевизора – это взрослый человек, это отдыхающий человек, это человек, который хочет, чтобы его спокойно развлекали, нервировали, щекотали и так далее. Но поведение телезрителя, как архетипа, больше напоминает поведение 40-50-летнего человека, чем поведение 20-летнего.
Анна Качкаева: В других социальных проявлениях.
Александр Акопов: Поэтому, мне кажется, телевидение останется достаточно взрослым и солидным развлечением. MTV – это, наверное, предел молодежностный, каким может быть телевидение. Быстрее разговаривать уже не нужно. Я бы даже на месте MTV разговаривал медленнее – может быть, было бы хоть что-то понятно.
Анна Качкаева: Наталья пишет: «Хороших сценариев – кот наплакал». Как у вас со сценариями?
Александр Акопов: Со сценариями по-прежнему напряженка. Поэтому мы пользуемся сценариями, которые написаны во всем мире. Если раньше мы опирались традиционно только на свой пул авторов, то сегодня нам пишут американцы, испанцы, поляки и так далее. Причем это оригинальные истории, разработанные специально под нас, русские истории. У нас есть «женские» истории. Основное мы терять не собираемся. Мы надеемся для «Первого» канала осенью выдать пару историй, которые рассчитаны в основном на женскую аудиторию. Одну из них пишет американский автор, другую историю пишет колумбийский автор.
Анна Качкаева: Забавно! То есть наших никак не находится?
Александр Акопов: Дело здесь не в наших и не наших. Полно наших работают там и пишут американские истории. Но мир настолько уже глобализировался... Например, мы бы сказали: «Хотим армянского писателя, который напишет «Закрытую школу». А в чем смысл, когда есть испанский, который ее уже написал.
Анна Качкаева: Был эксперимент с программированием: вертикальное и горизонтальное программирование. К горизонтальному привыкли все: ежедневные сериалы, по серии в день. А вертикальное очень принято на Западе, когда еженедельно показывают одну серию одного сериала, и каждый день идет какой-нибудь сериал для своей аудитории, как правило. «Первый» канал попробовал, но никто его не поддержал. Как вы думаете, почему это не получилось в России?
Александр Акопов: Это все равно произойдет. Можно на это как угодно реагировать, но это работает, например, в Украине. Там есть каналы, на которых есть вертикальная модель, и это работает. Я уверен, что это получится и у нас. Эксперимент Константина Львовича совершенно правильный. Он меня обвиняет в том, что в свое время мы это не сделали на канале «Россия» вместе с ним, и здесь он абсолютно прав. Потому что лучше всего было бы, если бы несколько каналов перешли сразу на эту модель в результате общей договоренности, это было бы самое правильное решение.
Анна Качкаева: А почему аудитория не хочет этого?
Александр Акопов: Это программирование, которое рассчитано на людей, у которых нет пяти дней в неделю для того, чтобы смотреть подряд. Они говорят: «День-два-три в неделю я могу провести с телевизором». Выбирают наиболее интересный проект и смотрят его по вторникам или по четвергам. И я думаю, что Константин Львович в итоге это сделает, и он в состоянии это сделать даже в одиночку.
Анна Качкаева: Но ведь это означает, что эта аудитория более активная, то есть она другого типа.
Александр Акопов: Конечно. Это аудитория в основном работающих людей, приходящих домой достаточно поздно по разным причинам и так далее, но она точно есть. Точно так же, как в Соединенных Штатах, где доминирует вертикальное программирование, уже 20 лет льют слезы по поводу отсутствия горизонтального сериала с тех пор, как канал «ABC» в 91-ом году совершил глупость потрясающую, закрыв «Санта-Барбару», которая шла в 8 вечера, а горизонтальных сериалов в прайм-тайме в США нет. Сейчас даже пытаются закрывать дневные. Это такая же ошибка, как отсутствие у нас вертикальных сериалов. Они по этому поводу сильно переживают, но для них еще больший риск сегодня попытаться это вернуть в эфир. Так что эти два типа программирования равновозможные, и вопрос некий сумасшедших усилий, которые нужно применить для того, чтобы аудитория привыкла к тому, что существует другая модель.
Анна Качкаева: А какие из «вечных» сюжетов будут востребованы...
Александр Акопов: Все.
Анна Качкаева: Не влияет ни погода, ни политика?
Александр Акопов: Совершенно ничего не влияет, потому что это «вечные ценности». Любовь и все сюжеты, которые с ней связаны, хорошо и давно известны.
Анна Качкаева: А что может быть актуализировано в контексте меняющейся общественно-политической жизни?
Александр Акопов: Говорить в этом смысле о сюжетах вообще неправомерно. Сюжеты актуальны всегда и все. Другое дело, что иногда становятся более-менее актуальными какие-то жанры или формы. Сейчас тема любви, верности, дружбы, смелости, подвига и так далее актуализировалась в жанре «Закрытой школы». Через год она может проявиться еще в каком-то жанре, в какой-то другой форме.
Анна Качкаева: То есть мода на смех, на ужас или на мелодраму...
Александр Акопов: ...она проходит. Скажем, в американском кино сейчас везде вампиры, и у нас тоже кто-то собирается вампиров снимать, хотя тема не наша. Мы пока вампиров не снимаем, но если изобретем каких-нибудь наших вампиров родных, то, может быть, снимем.
