Баталхаджинцы – одна из северокавказских мусульманских общин, придерживающихся суфизма, мистического направления ислама.

Они были одним из самых богатых, влиятельных и закрытых братств Ингушетии. Двое потомков основателя общины заседали в парламенте республики. В то же время членов братства обвиняли в криминальной деятельности – торговле дальневосточным золотом, угоне автомобилей, хищениях, убийствах. В последние годы баталхаджинцев стали массово преследовать силовики. По словам членов братства и правозащитников, это сопровождается нарушениями закона, баталхаджинцам подбрасывают оружие, их подвергают пыткам. В поисках защиты баталхаджинцы обратились за помощью к главе Чечни Рамзану Кадырову, с которым у них были давние связи. Кадыров вступился за них, записав специальное видео с членом общины Ахмедом Белхороевым, но взамен баталхаджинцы обещали доказать лояльность, отправив через чеченские структуры бойцов на войну в Украине.

Фильм Владимира Севриновского "Баталхаджинцы идут на войну".

Яхья Белхороев, внук основателя братства Батал-Хаджи Белхороева

– После выступления Рамзана Ахматовича [Кадырова] группа ребят записались на подготовку для прохождения службы добровольцами в зоне спецоперации.

– То есть они вынуждены, поскольку их вытеснили из Ингушетии и они оказались под защитой главы Чечни, массово записываться на спецоперацию?

– Это одна сторона. Другая сторона – молодые люди говорят: мы граждане нашей страны, если наше государство вступило в какой-то конфликт, мы не будем наблюдателями со стороны, можем тоже участвовать, имеем право. Мой дед Батал-Хаджи Белхороев был проповедником суфизма, создал вирд (суфийское братство – Прим.) под собственным именем, Батал-Хаджи. В 2012–13 году начала поступать информация, что [за общину] взялись серьезные органы. В 2015 году начались обыски в домовладениях моих братьев. У меня в домовладении было четыре, кажется, обыска, у [моего] старшего брата Мустафы буквально месяц назад был седьмой обыск. Расчертили какие-то схемы, приделали [общине] крылья боевые, ответвления, каждому придумали преступную какую-то деятельность, или боевик, [или] если связан с предпринимательством, то финансист терроризма. Мустафу Белхороева, руководителя Счетной палаты Ингушетии, после четвертого обыска забрали в здание ФСБ. Как он сам рассказывал, проводили пытки, издевались, психологическое давление оказывали, сказали, что с детьми расправятся его. Привязали к стулу и били током. Как он рассказывал, очень неприятная процедура. Это все делалось в здании ФСБ Республики Ингушетия. Заставляли подписывать какие-то бумаги, чтобы брат оговорил других людей. На фоне этого безобразия, единственный человек, кто заступился, – глава Чеченской Республики, Герой России, генерал-полковник, защитник верующих Рамзан Ахматович Кадыров.

Ислам Картоев, бывший член братства баталхаджинцев, покинувший общину

– Моя теща свою дочку домой не пускает из-за того, что мы выдали дочку за ингуша. Увидела свою дочку, которая во двор заходит, она говорит: "Что ты сюда приехала? Тут тебе мы не рады".

Насколько я слышал, договор такой был: в районе ста человек отправить на спецоперацию, из-за этого Кадыров их прикроет. Ахмеду [Белхороеву] плевать, сто человек там умрет, тысяча умрет, для него это стадо баранов.

Бахрум Тачиев, член общины

– Все говорят: они не ходят на войну. Сплетни все. В республике у нас нигде нет справедливости. Я думаю, если я туда [на войну] отправлюсь, все поймут, что мы защищаем родину, Россию, все поймут, кто мы такие. Мы обращались к соседним республикам, Чечне, Рамзану Ахматовичу Кадырову, Герою России. Он помогал нам.

Мать Тачиева

– Что нам прикажет верхний, – на войну, в армию, что скажет верхний, все [так и] хотят делать. Мы приказываем детям, чтобы они слушали начальство, кто бы им ни был. Конечно, тревожно, но что надо, надо делать. Кто хочет отдать своих детей? Но все равно надо. Раньше тоже так было.
Как нас высылали [во время депортации чеченцев и ингушей] – это я помню. Мои два брата работали, нам по норме давали хлеб. Мы покушали, а мама оставила двум братьям, когда они с работы придут. Возле печки повесили хлеб, там стояла койка, а старшая моя сестра, – потом мы узнали, – этот хлеб вытаскивала и забиралась под койку, там кушала. Не было, что кушать.

Моя старшая сестра говорила матери: "Всегда мне барахло надевай, никогда у меня нового платья не будет". Когда она умерла, мать вспоминала и плакала.

Когда мне было 9 лет, я уже в очереди ходила, в полночь вставали, выходили в очередь за хлебом и за мукой, у меня руки мерзли. Там зима очень холодной была, и топить нечем было, даже за коровьим [навозом] ходили женщины, высушивали и топили им.

Старшие две сестры умирали от тифа, в больнице лежали, к ним не пускали даже мать и нас. Сестра кричала маме: "Выключи свет". Врачи не выключали. Она отворачивалась и лежала. Вот так мы жили.