Почти два миллиона человек за эти дни покинули Украину. У каждого их них своя живая, кричащая история. Война не дает человеку подготовиться, опомниться. Вещи в охапку, документы, деньги на первое время – и беги! Человек перед лицом беды. Что и кто помогает ему спасти себя и близких. Как удается добежать до островка, до укрытия, до мирной полосы? Об этом – в подкаст-сериале Радио Свобода "Гуманитарный коридор". Его авторы Иван Толстой и Игорь Померанцев считают это своим журналистским долгом – помочь горю обрести голос.
Сегодня у нас в гостях кинорежиссер-документалист и журналист Валерий Балаян и его дочка Вероника.
Игорь Померанцев: Валерий, беженцы – это люди, которые покидают свою страну или территорию, где они живут, в силу чрезвычайных обстоятельств. Какие обстоятельства, вынудившие вас покинуть Украину, были у вас?
Валерий Балаян: Любопытно, что наша семья – дважды беженцы. Потому что мы вынуждены были после референдума 16 марта 2014 года бежать из Крыма, мы оформлены как "временно перемещенные лица", мы официально беженцами уже в Украине были, хотя эта бумажка ничего и не давала. И вот этот новый "Русский мир" нас теперь уже достал в Украине. Если бы мне десять дней назад сказали, что мы снова будем беженцами, то я бы рассмеялся и не поверил. Хотя, конечно, мы наблюдали за событиями, и когда Джо Байден заявил, что решение принято, умные люди тогда уже поехали... А мы до конца по-детски верили, что плохое не случится.
Я 24 февраля в пять часов утра был в Одессе, где я преподаю в двух вузах. Мы все проснулись в 5.04, раздались страшные удары, это был не просто звук, а еще и вибрация, дом немножко двигался. И первая мысль была у меня, как и у большинства людей в Украине: началось! Через полчаса пошли сообщения, что то же самое узнали люди в Харькове, в Киеве, в Луцке и во многих других городах. Начало бомбардировки. Это, видимо, были запуски ракет по воинским объектам, там есть военный аэродром и какие-то воинские части. В тот же вечер мы уехали в Киев, потому что там мое место жительства, там были мои дети. Вот так началась история нашего бегства, которая через пару дней закончилась тем, что мы оказались в Закарпатье.
Иван Толстой: Вероника, вы ведь школьница?
Вероника Балаян: Да, я учусь в 8-м классе в Коцюбинском, это Киевская область.
Иван Толстой: Как для вас началась война?
Вероника Балаян: Я вообще не ожидала, что всё так начнется. Я спала, ближе к шести утра мне звонит брат и говорит: "Срочно вставай, одевайся и жди меня". Я от испуга оделась, стала ждать его и услышала взрыв. Я сначала подумала, что это хлопушка, я не поняла, что это. Потом приехал брат, сообщил мне обо всем, что случилось, и сказал, что я могу немножко подремать, потому что я не выспалась. Только я легла, опять произошел взрыв, и мы бегом начали собирать вещи.
Иван Толстой: А до 24-го числа были какие-то разговоры среди ваших подружек в школе, учителя или соседи что-то говорили?
Вероника Балаян: Одноклассники говорили, что, возможно, все начнется. Сначала одну дату называли, потом другая дата звучала, но я этому не верила, думала, что не может быть такого.
Я этому не верила, думала, что не может быть такого
Иван Толстой: А как они об этом говорили, слово произносили главное?
Вероника Балаян: Говорили, допустим, что 20 февраля начнется война, что это уже точно.
Игорь Померанцев: Вероника, вы учились в украинской школе, а школьники говорят по-украински между собой?
Вероника Балаян: Нет, по-русски.
Игорь Померанцев: Школьники не выражали какие-то симпатии, антипатии? Ведь в семьях по-разному относились к конфликту.
Вероника Балаян: У нас все к этому относятся негативно, никто не хочет, чтобы это все продолжалось.
Игорь Померанцев: Школьники понимали, кто агрессор?
Вероника Балаян: Да.
Игорь Померанцев: Валерий, вы сняли десятки фильмов, причем документальных, даже я участвовал в одном из них. Я думаю, что у вас профессиональный навык – относиться к героям ваших фильмов как к персонажам. Мне кажется, что в этой ситуации эвакуации вы вдруг сами превратились чуть ли не в персонажа. Вы видите себя со стороны, вы снимаете себя со стороны?
Валерий Балаян: Нет, Игорь, это совершенно не так. Больше того, увиденное в Киеве было настолько шокирующим зрелищем, что у меня даже отказал нормальный инстинкт журналиста или документалиста это снимать или фотографировать. Я оцепенел, когда мы спустились в метро 25 февраля, это был последний день, когда в Киеве работало метро. Когда я спустился в метро "Вокзальная", мы увидели сотни людей – кто лежит, кто сидит, все с телефонами в руках – я думал: они что, ждут поезда? А это были люди, которые ночевали там. Метро ходило по красной ветке. Я живу у метро "Академгородок", до Бучи, Гостомеля и Ирпеня от нас 10–15 километров. И в метро "Шулявская" сотни людей, которые лежат на полу, среди них младенцы, дети, собаки, кошки, попугаи… Люди просто бежали спасаться в метро, как в бомбоубежище. Метро работало бесплатно, но оно заканчивалось на "Шулявской", дальше не ходил никакой общественный транспорт вообще.
Поезд из Одессы идет через Винницу, и после Винницы не имеет остановок. И нам звонили в поезд в четыре утра: "Выходите в Виннице, но не езжайте в Киев, не приезжайте сюда!" Я тогда не мог понять почему, а когда приехал, то понял обстановку – это обстановка фильма "Бег". Все просто снялись с места. Мой сын Коля нам сказал, что его друзья хотели выехать 24-го вечером, но из Киева было невозможно выехать в западном направлении, все дороги – это была одна сплошная пробка, житомирская и гомельская трассы просто стояли. Я не могу сказать, что была паника и давка, но каждый на своей шкуре почувствовал, что это просто смертельная угроза твоему существованию. Никакой транспорт не ходил.
Иван Толстой: Вероника, за вами заехал брат. Куда вы поехали?
Вероника Балаян: Мы собрали вещи и поехали к его другу в Вишневое. Это за Киевом. Мы там пробыли 4–5 часов, а потом поехали неподалеку, в Софиевскую Борщаговку (это окраина Киева) к его знакомому и уже там переночевали. Мы находились в квартире, у нас была вода и еда. Мы старались не паниковать, каждый занимался своим делом. Я писала своим друзьям, маме, близким, что все хорошо, чтобы они не волновались.
У нас есть специальная группа подружек в телеграм-канале, я стала писать и спрашивать, кто где находится. Большинство сидели в метро или в подвале, у кого-то не было связи, но ни у кого не было возможности куда-то выехать.
Иван Толстой: Случилось ли что-то самое непоправимое, самое ужасное с кем-то из ваших друзей?
Когда таксист приехал, этого адреса уже не было, ракета просто снесла дом полностью. Дома теперь нет, как и самой подруги
Вероника Балаян: Да. Моя знакомая Николетта, я с ней познакомилась недавно, меня с ней познакомил мой брат, мы подружились, она оставалась у меня ночевать, а потом она уехала в Одессу, и мы стали переписываться. И буквально два дня тому назад она выложила в своем инстаграме, что у нее не стало подруги. Подруга находилась в Киеве, и Николетта хотела вызвать ей такси, чтобы она уехала куда-нибудь подальше от дома. Большинство таксистов соглашались за 10–15 тысяч гривен, а это было очень много. В итоге нашли таксиста, указали адрес, но когда он приехал, адреса уже не было, ракета просто снесла дом полностью. Дома теперь нет, как и самой подруги.
Игорь Померанцев: Валерий, вы сказали, что у вас остался сын Николай в Киеве. Что он делает?
Валерий Балаян: Мы предполагали выехать все вместе, и в первый же день вечером сделали попытку выехать из Киева на машине. Но поскольку были забиты все шоссе, Коля, который знает хорошо местность, хотел объехать эту пробку, чтобы выехать на трассу. Он поехал по каким-то грунтовым дорогам, чуть ли не по болотам. Мы не успели даже никуда отъехать, как он пробил оба колеса. Пришлось вернуться и еще ночь переночевать, это уже было 26-е. Тогда мы стали пытаться уехать уже на поездах. Коля долго отмалчивался, но я видел, что он не хочет ехать. Когда мы в 5 вечера всё-таки попали на вокзал, он сообщил, что принял решение остаться в территориальной обороне, у него там друзья-приятели. Я понял, что его решение было принято раньше, он просто не хотел нас огорчать или выслушивать наши требования ехать.
Мужчина принимает решение и об этом не кричит на весь мир
Понятно, что мы, как мама и папа, наверняка бы его отговаривали. Но когда мы уже были на вокзале, он даже выставил пост в инстаграме, что принял это решение. Я ему сказал, чтобы он убрал этот пост: мужчина принимает решение и об этом не кричит на весь мир. Если ты принял его, я поддерживаю. В твоем возрасте и в твоем положении я бы, вероятно, точно так же сделал, но хвастаться этим не стоит. Он меня послушал, и через день этот пост исчез. Эта ночь на вокзале останется в памяти моей как одна из самых тяжелых ночей моей жизни, там творилось что-то ужасное.
Иван Толстой: Вероника, когда вы папу увидели?
Вероника Балаян: Как только мы переночевали на Софиевской Борщаговке, Коля сказал, что нам в половине десятого надо быть на "Академгородке", нас там ждет папа. Оттуда мы поехали на вокзал.
С нами поехали наши знакомые: три девушки, двое мужчин и их кошка. Я много раз писала Коле, чтобы он приехал, потому что я категорически не хотела, чтобы он оставался в Киеве, я понимала ситуацию. Потом мы разошлись. Они – на один поезд, на десять вечера, а мы стали ждать другого, на половину одиннадцатого.
Валерий Балаян: Вокзал закрыли полностью и никого не выпускали, потому что в этот день распоряжением мэра был объявлен комендантский час с 17 часов до утра. Из вокзала можно было уйти, но охрана предупреждала, что назад не пустят. Потом начались воздушные тревоги.
Вероника Балаян: Я услышала все эти воздушные тревоги, я стала сидеть на месте, никуда не выходить, потому что мне было страшно, а спустя какое-то время они утихли, они продолжались, но не так громко. Нашего поезда все не было, мы прождали до двенадцати ночи, для меня это было мучительно. Потом папа сказал, что есть возможность уехать на другом поезде, может быть, нас бесплатно пустят как беженцев. Мы спустились и увидели поезд в том направлении, куда нам и надо, начальник поезда нас пустил, они даже нашли для нас свободное купе бесплатно. Я-то устала и легла спать, но папа не мог уснуть. Когда я проснулась, оказалось, что мы с двенадцати ночи до пяти утра стояли на месте, никуда не ехали. Потом поезд вообще поехал в другую сторону, на восток, но оказалось, что это для нашей же безопасности, потому что где-то были бомбы, где-то слышалась воздушная тревога. Там кроме нас было очень много людей, и чтобы спасти всех этих людей, поезд поехал в другую сторону.
Валерий Балаян: Посадкой в поезда руководила полиция, у каждого вагона стоял полицейский, пускали только женщин с детьми, мужчин вообще не пускали. Это были эвакуационные поезда, очень много поездов, которые нигде не отражались, ни в каком расписании не числились. В этом смысле огромная, невероятная признательность должна быть Украинским железным дорогам, которые в этих условиях просто героически себя вели, все вагоны собрали. Мы-то по мирной привычке ловили билеты, взяли билеты на поезд, который не пришел, хотя уже накануне нам говорили, что всех желающих сажают так.
Я уже вечером понял, что какой-то промысел божий был, что мы не поехали на машине. Мы точно бы поехали на Васильков, на юго-запад, объезжая житомирскую трассу – уже были сведения, что там плохо все. А в Василькове в эту же ночь был высажен российский десант, это была просто горячая точка, его отбили только на следующий день днем.
Короче говоря, Ника заснула сразу, я тоже буквально отрубился, но проснулся уже через час, потому что начались взрывы, от которых вагон просто сотрясало. Я не знаю, куда они били, но вагон подпрыгивал на платформе. Голова поезда была с западной стороны. Они то ли прицепили локомотив с другой стороны, то ли толкали его, ума не приложу, но сразу после этих ударов поезд ушел в Выдубичи, это первая станция метро на правом берегу Днепра. Мы там стояли минут сорок-пятьдесят, а потом я вижу, что мы уже поехали в западном направлении, минуя вокзал. И только когда мы приблизились к Фастову, а это час от Киева, я вздохнул облегченно, поняв, что мы выехали, чудо свершилось. Потому что эти удары…
Некоторые слово "хлопки" говорят. Это не хлопки, это как будто рядом с тобой какой-то гигантский молот бьет по земле! Это именно очень мощные удары, от которых и взрывная волна идет воздушная, и идет вибрация земли, я этого никогда не знал. И уже потом, через пару дней я узнал, что там у гостиницы IBIS, с южной стороны вокзала, упали сначала обломки сбитой ракеты, а потом ударил снаряд. Как они били, зная, что там тысячи людей, в основном женщин и детей?!
Иван Толстой: Вероника, что во время бегства было самое страшное?
Вероника Балаян: Что все друзья и брат остались в Киеве, я за них переживала. Мне страшно потерять друзей, которых я здесь нашла.
Игорь Померанцев: Вероника, в вашем возрасте у меня было представление о войне благодаря книжками и фильмам, это были знаменитые в Советском Союзе фильмы о войне, трагические. Вам 16 лет. А как вы себе представляли образ войны? Для вас, например, компьютерные игры играют колоссальную роль, всякие фильмы американские, "Звёздные войны"… Наш образ – это взрывы, окопы, танки, роты солдат, которые кричат от ужаса и боли. А что было в вашем воображении войной?
Вероника Балаян: Честно, я вообще не думала о войне. Раз мои предки, моя бабушка и прабабушка пережили Вторую мировую войну, я думала, что в своем возрасте с таким не столкнусь. Я редко играю в компьютерные игры, а если играю, то не в войнушки, потому что для меня это страшно и так, а представить, что это в реальности может быть…
Я редко играю в компьютерные игры, а если играю, то не в войнушки, потому что для меня это страшно и так
Игорь Померанцев: Валерий, вы уже дважды беженец. Я помню, что у вас есть фильмы документальные с сильной армянской темой, это "Армянское наследие Европы", о церквах армянских, о монастырях. Вы задумывались об истории армянских беженцев, тех, что бежали от геноцида в Османской империи, беженцах Карабаха? Эта память работает?
Валерий Балаян: Я думаю, работает. Моему отцу 95 лет исполнится в апреле, дай бог здоровья, а его родная сестра, наша тетя Вера, погибла в Карабахе, в поселке Мартуни, прямо у себя в огороде под азербайджанским "Градом" в 1993 году. Это свежая история. Но если говорить о турецком геноциде армян, то это всё для нас какие-то картинки из истории, уже покрытые патиной времени, как какие-то Троянские войны. Поэтому, видит бог, представить себе на секунду, что что-то подобное нас ждет, было абсолютно немыслимо. Мы просто этим потоком событий оказались вброшены внутрь этого всего, и долгое время хотелось себя ущипнуть и сказать, что я сейчас проснусь. Но это, увы, не сон, это реальность.
Мы видим, что это самая настоящая, беспощадная, звериная, людоедская война не только против украинского государства, но и против украинского народа. И мы видим сегодня, что в этом озверении Россия просто хочет отомстить обычным людям, мы видим, что они перешли от точечных ударов к ударам по жилым кварталам, они пошли по сирийскому сценарию – части Харькова и Мариуполя уничтожены, я вижу, что они переходят к ковровым бомбардировкам, где совершенно их не волнует – люди, дети… В их головах не содержится никаких ограничителей, я уже не говорю про слово "человечность", а просто даже по законам ведения войны. Как и сам герой моего фильма – подлая, мелкая, злая воля этого человека, который хочет отомстить всему миру за свою ничтожность.
Игорь Померанцев: Я напомню нашим радиослушателям, что Валерий Балаян – автор фильма "Хуизмистерпутин", который на YouTube-канале Радио Свобода посмотрели почти 75 миллионов зрителей.
Игорь Померанцев: Вероника, вам 16 лет, вы прожили очень интенсивно последние дни. Как вам кажется, вы повзрослели?
Вероника Балаян: Ну, раз я живу в такое время, что сейчас вижу этот страх в реальности, то, наверное, да. Я уже не ребенок.
Иван Толстой: Извините, что спрашиваю. А вы хотите домой?
Вероника Балаян: Честно, очень хочу домой. Здесь я ощущаю себя как не своя. Вот в Киеве, где я уже третий год нахожусь, там я дома, мне там приятно находиться, там мой дом.
Слушайте и подписывайтесь на нас в Apple Podcasts, Google Podcasts, Spotify, Яндекс.Музыка, YouTube и в других подкаст-приложениях. Оставляйте комментарии и делитесь с друзьями. Гуманитарный коридор. Моментальные истории жизни.
