На первой неделе наступившего года один мой хороший знакомый, подписавший в ноябре четырехлетний контракт с Тартуским университетом, будучи гражданином РФ, получил отказ в виде на жительство в Эстонии. Отказ, увы, законный: исключения делаются только для аккредитованных в стране журналистов. Все остальные граждане России могут не беспокоиться и не тратить своё и чужое время, если у них нет прямых родственников – граждан Европейского союза и речь не идёт о воссоединении семьи.
Знакомый отнесся к отказу без лишних обид. Было понятно, что апелляции и просьбы войти в положение сейчас несвоевременны. Во-первых, в Эстонии в марте пройдут выборы в государственное собрание, и правительство так или иначе изменится. До этого никто не будет брать на себя ответственность по принятию прецедентных решений. Во-вторых (и это важнее внутренней политической конъюнктуры), Россия не собирается заканчивать несправедливую агрессивную войну в Украине. Поэтому если какие-то граждане России выступают против этой войны и хотят скрыться от неё, то граничащая с агрессором страна дает понять, что они могут ехать дальше и пытать счастья там, где их гражданство вызывает менее нервозное отношение. Сейчас не лучшее время для роста населения Эстонии за счёт граждан России. Вне зависимости от их заслуг и тем более взглядов.
Многие россияне, занимающие антивоенную позицию, считают это несправедливым. Ведь их тем самым вынуждают возвращаться в Россию, а находиться там опасно (мобилизация мужчин, уголовная ответственность за антивоенную позицию и т. п.). В Украине, впрочем, куда ежедневно летят российские ракеты, находиться намного опаснее. И там больше не желают слышать ни о каких россиянах с антивоенными взглядами. Я нередко вижу в соцсетях попытки множества россиян доказать миру, что отъезд из родной страны заставляет их терпеть лишения, что им дорого обходятся смелые антивоенные взгляды, что на чужбине им просто трудно: у многих нет знания местного языка, работы, социальной защищенности. Закономерные следствия вынужденного отъезда преподносятся как повод для сочувствия.
Исход после 24 февраля 2022 года частью был панической реакцией, частью формой запоздалого и уже бесполезного раскаяния
Между тем сочувствие – совсем не то, что сейчас вызывают люди, которые покинули Россию после перехода гибридной войны с Украиной в "горячую" фазу. Достаточно провести параллель с немцами, имевшими антинацистские взгляды и покидавшими Германию в период между приходом к власти Гитлера и началом Второй мировой войны. Отношение к этим немцам, несмотря на их взгляды и заслуги, было сдержанное. Жан-Мишель Пальмье в книге "Веймар в изгнании" (1988) пишет, что США выдали с 1933 по 1944 год около 30 тысяч въездных виз, примерно половина которых приходилась на граждан Германии и Австрии. Конечно, нобелевские лауреаты вроде Альберта Эйнштейна или Томаса Манна могли рассчитывать на благосклонное внимание США. Под Эйнштейна, которому не дали место на кафедре в Принстонском университете, оперативно открыли там же на деньги филантропов Институт перспективных исследований, положивший начало большой традиции подобных учреждений.
Но даже известные в Европе интеллектуалы вроде Бертольда Брехта испытывали большие трудности – сначала чтобы получить визу, а потом чтобы свести концы с концами в физически безопасной, но не спешащей делиться своими благами стране. Брехт, конечно, не светился счастьем, но его обиды на Америку не выходили за рамки недовольства "миром чистогана". Брехт был идеалистом-леваком, до конца войны ожидавшим, что немецкие рабочие вот-вот поднимут восстание против нацистов. Примерно, так сегодняшние антивоенные комитеты "хороших русских" ищут признаки народного гнева в адрес Путина. И точно так же не находят их.
Однако люди, наводнившие безвизовые для россиян страны или осаждающие бюрократию Евросоюза, в корне отличаются от немецкой диссидентуры. За редким исключением они покинули страну вовсе не после аннексии Крыма и тем более не после маленькой победоносной кампании Кремля в Грузии. Пожалуй, здесь мне следует быть честнее и перестать использовать третье лицо множественного числа, поскольку я сам отношусь к этим людям.
Мы жили себе в России, огорчаясь исчезновением французских сыров из торговых сетей и считая, что это просто стимул для отечественного производителя. Санкции по умолчанию считались чем-то несерьёзным. Интересующиеся сетовали на все более растущее влияние силовых структур, пропорциональное росту беззакония. В новое десятилетие Россия вошла страной, в которой лишь очень наивные или связанные с властью люди могли всерьёз рассчитывать, например, на помощь правоохранительной системы. Лишь немногие пытались разобраться в том, что и по какому праву творит Россия на востоке Украины. Мы, конечно, не питали больших восторгов по поводу чемпионата мира по футболу, но поскольку его никто не бойкотировал, в отличие от Олимпиады 1980 года, то даже самые критически настроенные люди признавали очевидные плюсы такой масштабной инвестиционной истории. На Запад уезжали те немногие, кого адресно прижимали и выдавливали. Исход после 24 февраля 2022 года частью был панической реакцией, частью формой запоздалого и уже бесполезного раскаяния. Сдался кому-то человек, до последнего момента надеявшийся не пойми на что, а потом просто до смерти перепугавшийся! А теперь ещё и обвиняющий заграницу в покупке газа и поиске "стрелочников".
Я прожил в России больше 20 лет и вернулся в Эстонию, так и не реализовав порой приходившую мне на ум идею взять российское гражданство. Я ведь не собирался уезжать до полномасштабной войны и хотел полноценно, а не в качестве гостя с видом на жительство, участвовать в жизни страны, успевшей стать моим домом. Было ясно, что в этом доме нужно сделать очень многое, чтобы он сделался сколько-нибудь приемлемым для жизни. Я медлил, чувствовал нерешительность и досадовал на неё. Но жить с двумя паспортами можно было только в России, популистским жестом дающей гражданство бывшим гражданам СССР. Я видел в этом подвох, большую нечестность государственного масштаба. И остался гражданином Эстонии, что без преувеличения спасло мою семью. Нельзя не признать этот факт.
Что делала бы моя семья, если бы не гражданство ЕС, которое есть у меня и детей? Сидели бы мы сейчас в той же Грузии или Казахстане, потому что, в отличие от моего знакомого, я вряд ли нужен какому-либо эстонскому университету. Я давно защитил в Тарту диссертацию, и у меня от той жизни остались только приятные воспоминания. А вот паспорт и дом, сохранённый для нас моей самоотверженной мамой, оказался тем тросом, который вытащил нас в Эстонию уже независимо от того, сильно ли мы тут нужны. Просто есть документы и связанные с ними права, дальше обрастающие стимулами. Никаких милостей, но моя благодарность безгранична.
Я так и не стал россиянином в полном смысле этого слова. Я далёк от того, чтобы этому радоваться, напротив, чувствую вину, в природе которой пока разобрался не до конца. И я хорошо понимаю, что должен чувствовать человек, чья страна творит то, что она творит сейчас. Для Украины эта война не только завершила строительство нации, но и начала новый исторический период, который называется "Без России". А страна, которая захотела доказать, что без неё нельзя, и сломала на этом себе зубы, на глазах разрушается, и её путь в будущее лежит через распад. Как быть с её гражданством, которое, словно тавро, удостоверяет причастность его обладателей к происходящему вне зависимости от их взглядов и убеждений? Нансеновские паспорта давно отменены, и нет нужды вводить их снова, тем более для граждан России. Они не беженцы.
Людям с российскими паспортами придется жить, как немцам с кенкартой Третьего рейха, которую в ФРГ отменили только в 1951 году. А пока война продолжается и Россия ломит всей своей массой, людям с токсичным гражданством приходится быть готовыми ко всему. В конце концов, относительно жёсткие меры в их адрес применяются только в тех странах, которые расположены близко к театру военных действий (как Польша) или имеют с агрессором общую границу и богатый негативный опыт взаимодействия (как Эстония). Например, в своё время хорошо проучившая Сталина Финляндия лишь ограничила туристический въезд и не изменила условий для ВНЖ. За давностью острой фазы конфликта и благодаря сознанию своей силы финны русских не боятся. Но ставить их в пример странам Балтии могут только те "хорошие русские", которые не понимают, что временный мораторий на жалобы – это единственное, что может сделать их сейчас хоть сколько-нибудь хорошими.
Ян Левченко – журналист и культуролог, живёт в Эстонии
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не совпадать с точкой зрения редакции
