Этот текст, конечно, не написан для Владимира Путина. Во-первых, он его не прочтет – вряд ли публикации СМИ-"иноагентов" входят в тот набор "распечаток из интернета", который приносят президенту РФ его заботливые помощники. Во-вторых, даже если бы вдруг г-н Путин этот текст и прочел, то всё равно посчитал бы очередным плодом злокозненного заговора, направленного на укрепление "анти-России", о которой он столь часто упоминает в своей недавней статье "Об историческом единстве русских и украинцев". Убеждения российского президента слишком крепки для того, чтоб пытаться пробить их броню столь хрупкой, хоть и упрямой вещью, как факты. Так что нижеследующее – не полемика с высокопоставленным историком-любителем, а лишь попытка напомнить интересующимся некоторые исторические сюжеты и проанализировать взаимоотношения империй и народов – на примере той самой Украины, которая, похоже, столь близка сердцу Владимира Путина.
Галиция и Лодомерия
В XIX веке, когда в Центральной и Восточной Европе началось формирование современных наций, земли нынешней Украины были, как известно, разделены между двумя государствами – Российской империей и монархией Габсбургов. Последняя носила в 1804–1867 годах название Австрийской империи, а с 1867 до своего распада в 1918 году – Австро-Венгрии. Россия и Австро-Венгрия были очень разными империями – и по территории, и по национальному составу, и по характеру политических институтов, и по степени централизации государственной власти.
Из территорий, входящих ныне в состав Украины, под властью австрийского императора и венгерского короля (он носил оба эти титула, как и еще три десятка других) находились Галиция (по-украински Галичина), Закарпатская Украина (другое название – Подкарпатская Русь) и Буковина. При этом Галиций было две: западная, населенная преимущественно поляками, и восточная, где преобладало восточнославянское население православного или греко-католического вероисповедания. Официальная австрийская статистика называла их русинами – Ruthenen (не путать с русскими – Russen). Обе Галиции входили в состав "королевства Галиции и Лодомерии", одной из коронных земель западной части монархии Габсбургов, в то время как Закарпатье было провинцией Венгерского королевства.
Все эти детали важны, поскольку национальная политика в разных частях этой пестрой империи была неодинаковой. Власти Венгрии, несмотря на провозглашенное законом равноправие всех народов империи, выступали как жесткие ассимиляторы, ограничивая сферу употребления языков этнических меньшинств. В Галиции и Лодомерии дела обстояли более либеральным образом, хотя основным языком администрации и системы образования там с благословения Вены стал польский – разговаривавшая по-польски аристократия составляла политическую элиту этой провинции. Отношения между поляками и русинами были непростыми. Еще в 1846 году, когда галицийская шляхта восстала, добиваясь восстановления польской государственности, австрийские власти использовали социальное недовольство крестьян (и поляков, и русинов), буквально натравив их на помещиков-повстанцев. Эти события получили название "Галицийской резни".
Тем не менее именно в Галиции, прежде всего во Львове, в последней четверти XIX века сложился важный центр украинского национального движения. Среди интеллектуальной элиты галицийских, буковинских и закарпатских Ruthenen, – а нацию всегда "придумывают" и формируют интеллектуалы, – долгое время не было единства относительно того, кем считать свой народ. Сложилось несколько течений. Наименее значительное и популярное, полонофильское, ориентировалось на польскую культуру. Другое, получившее название русофильского или москвофильского, считало австро-венгерских русинов ветвью русского народа и стремилось к распространению среди них литературного русского языка. Один из представителей этого течения, ректор Львовского университета Яков Головацкий, впоследствии переехавший в Россию, в 1878 году опубликовал этнографическую карту северо-восточных провинций Австро-Венгрии, на которой обозначил всё тамошнее население, не относившееся к полякам, венграм, румынам, словакам и немцам (довольно многочисленных евреев он почему-то не заметил), как "русское". Если бы статья Путина была опубликована в те годы, она в ходе тогдашних дискуссий легла бы на чашу весов москвофильской фракции. Не знаю, читал ли Путин труды Головацкого, но сформулированная последним идея "единства русского народа от Карпат до Камчатки" президенту РФ явно оказалась бы близка.
Наконец, представители третьего течения, становившегося всё более мощным, полагали, опираясь на ряд этнографических и языковых реалий, что население восточной Галиции, Буковины и Закарпатья составляет один народ с населением российских губерний по обе стороны Днепра (Поднепровской Украины) и еще нескольких территорий (Слобожанщины и Кубани): украинский народ. В укреплении их позиций украинофилам, как называли это течение, помогли власти России и лично император Александр II: издав в 1876 году так называемый Эмский указ (царь подписал его на отдыхе на немецком курорте Бад-Эмс), они свели почти до нуля официально разрешенную сферу публичного употребления украинского языка. Неудивительно, что, как писал позднее один из видных деятелей украинского национального движения Михаил Драгоманов, "российские украинцы вступают в более тесные связи с австрийскими, появляются в Буковине и Венгерской Руси (Закарпатье), где раньше не ступала нога украинофила, создаются украинские библиотеки в Вене, в Черновцах, заносятся многочисленные украинские книги в Венгерскую Русь (Закарпатье. – Я. Ш.), где их раньше никто не видел".
Под влиянием безрассудных распоряжений русского правительства центр украинского движения переместился в Западную Украину
Другой ученый, Георгий Вернадский, всю жизнь считавший себя носителем двойной национальной идентичности, русской и украинской, отмечал: "Под влиянием безрассудных распоряжений русского правительства, стеснявших развитие украинского языка и культуры в пределах России, центр украинского движения после 1876 года переместился в Западную Украину, тогда находившуюся в составе Австро-Венгрии… Если бы не было Эмского указа 1876 года, то не было бы для украинцев надобности в создании австрийской "ирриденты", и средоточием украинского культурного движения был бы Киев, а не Львов". Упоминая "ирриденту", Вернадский, очевидно, имел в виду название одной из самых важных книг в истории украинского национального движения – Ukraina irredenta ("Независимая Украина"; украинский вариант названия – "Украïна уярмлена"). Ирредентизм – это политика воссоединения этноса с соседним государством, титульной или ведущей нацией которого этот этнос является. Эта работа Юлиана Бачинского оценивается некоторыми современными украинскими историками как "один из кирпичиков, которые должны быть положены в основу государственного строительства Украины, творчески использованы в ходе формирования суверенного украинского государства в современных условиях" (Яртись А. Украïнська національна ідея в науково-теоретичній спадщині Юліана Бачинського // Вісник Львівського университету. Серія: філос. науки. 2002. Вип. 4. С. 318.). В её основе была идея объединения всех областей, населенных украинцами, в рамках единого национального государства. Понятно, что эту идею не могли приветствовать ни Романовы, ни Габсбурги: для них она равнялась потере обширных провинций.
Как бы то ни было, относительно либеральная политика австрийских властей не препятствовала возникновению украинских просветительских и научных обществ ("Просвита", Общество имени Тараса Шевченко), которые быстро расширяли круг своей деятельности. Появлялись кооперативы и общества взаимного кредитования. Львовское общество "Просвита", например, к 1906 году имело 39 филиалов в Восточной Галиции. С 1869 по 1914 год оно открыло 1700 читален и издало 82 наименования книг общим тиражом 655 тысяч экземпляров.
Это при том, что в принципе северо-восток габсбургской империи был самой отсталой её областью, а уровень грамотности в Галиции и Лодомерии к 1913 году не превышал 40%. Впрочем, в Российской империи дела обстояли немногим лучше: в том же 1913 году грамотными там считались 54% мужского и 26% женского населения (см.: Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи, XVIII – начало XX вв. Спб., 1999. Т. 2. С. 386). При этом любопытно, что российские статистики считали грамотным любого человека, умевшего читать, в то время как европейские, в том числе австрийские, – умевшего и читать, и писать.
Возможно, причина относительного австрийского либерализма по отношению к украинцам была в том, что они служили для Вены противовесом галицийским полякам, а само императорское правительство ни с какой нацией себя не ассоциировало. В Российской империи, напротив, власти по меньшей мере после поражения восстания 1863–1864 годов проводили отчетливо русификаторскую политику, и "сознательные" украинцы могли быть для них только врагами.
Две империи
Между тем, вопреки возможной аберрации зрения, навеянной современной политикой, украинский вопрос был далеко не самым главным и болезненным в отношениях между Россией и Австро-Венгрией. Большую часть XIX века обе страны вообще были союзницами, вначале – в рамках "Священного союза", позднее вместе с образовавшейся в 1871 году Германской империей – как члены Dreikaiserbund, "Союза трёх императоров". Этот союз, однако, дал трещину, а потом распался в 1870–1880-е годы – в связи с усилением позиций России на Балканах, нарастанием русско-германских противоречий и сближением Берлина и Вены.
Это, однако, не значит, что Россия и Австро-Венгрия автоматически стали врагами. Обе империи вели сложную игру, иногда противостоя друг другу, иногда сотрудничая. Накануне Первой мировой войны в обеих странах были высокопоставленные политики, понимавшие пагубность возможного столкновения. Так, Петр Столыпин, глава правительства Российской империи, убитый в 1911 году революционером, выдающийся реформатор и столь же выдающийся антисемит, полоно- и украинофоб, настаивал незадолго до смерти на "тридцати годах мира для России", нужных ей для внутренних преобразований. А наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд, убитый в 1914 году в Сараево сербским националистом, был, можно сказать, русофилом. В 1907 году, провожая в Петербург австрийского дипломата, ехавшего туда с некой миссией, Франц Фердинанд давал ему наказ: "Скажите в России каждому, с кем будете иметь возможность поговорить, что я – друг России и ее государя. Никогда австрийский солдат не стоял против русского солдата с оружием в руках... Мы должны быть добрыми соседями. Я одобряю старый союз трех императоров".
В то же время каждая империя сознавала, что в её руках есть оружие, с помощью которого она может ослабить соседа. Австро-Венгрия покровительствовала украинскому национальному движению – до тех пор, пока оно не несло непосредственной угрозы целостности империи Габсбургов. Россия поддерживала москвофильское течение в Галиции и Закарпатье, стараясь при этом избежать открытого дипломатического конфликта с Веной. Как отмечал в свое время российский историк Алексей Миллер (сейчас он в целом выступает с куда более "державных" позиций), "планы аннексии Галиции никогда не исчезли окончательно с повестки дня в Петербурге, но было бы ошибкой полагать, что они были приоритетны и что Россия была готова воспользоваться любой возможностью для их осуществления" (Миллер А. "Украинский вопрос" в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX века). СПб.: Алетейя, 2000. С. 250–251).
Главным яблоком раздора между двумя соседними империями оставались Балканы. И здесь Сербия, ставшая после переворота 1903 года преданной союзницей России, могла бы быть оценена тогдашними австрийскими политиками как "анти-Австрия", если бы они были знакомы с терминологией Владимира Путина. Впрочем, в этом случае они погорячились бы: речь шла о банальной геополитической борьбе, а не о вечном заговоре против ненавистного противника, направленном на его уничтожение, который описывает Путин применительно к политике западных держав в отношении России.
Вся украинская община единодушно и решительно встанет на сторону Австрии против Российской империи
В начале ХХ века обе империи быстро ветшали, а национальные движения населявших их народов представляли всё большую угрозу их стабильности и внутреннему устройству. Имперская лояльность означает, что для большинства её подданных глава империи, её мифы, её идеология остаются более убедительными, чем нарративы, предлагаемые конструкторами собственной нации, которая по определению ближе к человеку, чем овеянный древней (и уже увядающей) славой император где-то в Вене или Петербурге. Империи понемногу проигрывали нациям соревнование в популярности. Их губила эпоха национализма, и попытка использовать национальные движения в своих интересах в конечном итоге обернулась для имперских правительств поражением. Когда началась Первая мировая война, эти движения встали под те или иные имперские знамена, собираясь воевать прежде всего за собственные интересы.
Без империй
"Во имя будущего украинского народа по обе стороны границы в случае войны между Австрией и Россией вся украинская община единодушно и решительно встанет на сторону Австрии против Российской империи как величайшего врага Украины", – говорилось в заявлении, принятом в декабре 1912 года по итогам совещания представителей украинских политических сил Галиции (Левицький К. Історія політичноï думки галицьких украïнців, 1848—1914. Львів, 1927. Ч. II. С. 634.). Надежда австро-венгерских украинцев заключалась в том, что в результате победоносной войны будет создана единая ("соборная") независимая Украина, пусть и с какой-то степенью контроля или связи с Веной. Проблема заключалась в том, что у самой Вены таких планов не было, если не считать романтических фигур вроде эрцгерцога Вильгельма Франца, "записавшегося" в украинцы под именем Василя Вышиваного.
Спустя менее чем два года, когда война всё-таки разразилась, с подобными чувствами шли в бой и многие солдаты Российской империи, из числа тех же украинцев (сделавших иную, чем их соплеменники из Галиции, ставку в борьбе двух империй), поляков, финнов, латышей, грузин и т. д. Империи не всегда служат тюрьмами народов – иногда скорее инкубаторами, в которых нации дозревают, чтобы впоследствии зажить самостоятельной жизнью. Австро-Венгрия Габсбургов и Россия Романовых должны были умереть (я не случайно использую здесь название известной книги Михаила Зыгаря – она об этом, хоть и уделяет внимание в основном другим факторам крушения). Они и умерли, хотя, не случись катаклизма 1914 года, наверняка протянули бы заметно дольше.
То, что пришло потом, заставило многих бывших подданных обеих империй вспоминать о них с сожалением. Так, Стефан Цвейг написал о былой Австро-Венгрии целую ностальгическую книгу "Вчерашний мир". А русский поэт Арсений Тарковский еще в 1966 году вспоминал о своем детстве:
Тогда еще не воевали с Германией,
Тринадцатый год был еще в середине,
Неведеньем в доме болели, как манией,
Как жаждой три пальмы в песчаной пустыне.
. . . .
Казалось, что этого дома хозяева
Навечно в своей довоенной Европе,
Что не было, нет и не будет Сараева,
И где они, эти мазурские топи?..
Как бы то ни было, дальше покатилась история народов, сменившая историю империй. Это не значит, что историю народов со временем не сменит что-нибудь ещё: "народ", точнее, "нация" – тоже конструкция довольно хлипкая и не самоочевидная. История русского и украинского народов перевалила через в основном ужасный ХХ век – в XXI, который теперь тоже кажется очень трудным.
Ни имперский диктат, ни этническая истерия, очевидно, не являются ответом на вопрос о том, как жить в непростом соседстве. Но если у отношений этих народов – двух народов, потому что так распорядилась история, в том числе история двух империй, – есть будущее, то оно вряд ли в том, чтобы вновь спорить о названиях и границах. А скорее в том, чтобы границы преодолевать, оставаясь при этом самими собой. Однако для этого нужно, чтобы империи умерли. Окончательно и навсегда. Австро-Венгрия это сделала: когда три года назад мы с моим коллегой Андреем Шарым брали интервью у Карла фон Габсбурга, внука последнего австрийского императора, тот в ответ на вопрос, мечтал ли он когда-либо о том, чтобы империя сохранилась, а он возглавил ее, ответил просто: "Нет, ну что вы! Я родился в 1961 году".
Ярослав Шимов – международный обозреватель Радио Свобода, историк, автор нескольких книг и статей об истории монархии Габсбургов
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
