В Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре открылась выставка художницы, которая свои работы подписывает “Аннушка Броше”. Не Анна, а Аннушка. Когда ее спрашивают, почему предпочтение отдано уменьшительному имени, художница, сославшись на то, что названа в честь прабабушки (“Ее все звали Анночка”), говорит, что это просто семейное, нежное имя. Ничего более. Как бы то ни было, интимное имя как нельзя более подходит творчеству Броше. Все ее работы, будь то живопись, скульптура или инсталляции, – с ярко выраженным, подчеркнутым женским началом. Здесь не встретишь бесстрастных вещей. Напротив, проявлен весь спектр эмоций.
Выставка начинается со своеобразного манифеста: над лестничными маршами подвешены прозрачные стекла с изображением гигантских отпечатков губ с красной помадой. Помада наложена так густо, что стекает струями. По мысли автора, косметика сочится так же, как уходит время и жизнь. И все же даже в процессе этого ухода и умирания есть своя красота. Подобный мотив – растекающейся косметики – есть также в живописи Аннушки Броше. Может показаться, что женщины на этих картинах должны наводить на мысль о вампирах. Однако, подчеркивает художница, это не кровь стекает, а всего лишь краска. Так что не страшно.
Вот и героиня новой выставки – женщина. Это Пандора. Та самая, из античных мифов, которая вовсе не по злому умыслу, а из любопытства открыла запретную крышку и выпустила в мир всяческие несчастья. Проект называется “Пандора. Распаковка”. Для автора важно, что Пандора была первой женщиной, и боги создали ее из глины. Созданная из этого материла керамика – одновременно хрупкая, но при благоприятных условиях может быть и вечной. Иными словами, смертной и бессмертной. Работы Аннушки Броше искусствоведы часто сравнивают с действиями археолога, реставратора и хирурга, сшивающего распластанную плоть. Иными словами, с людьми, которые спасают.
Однажды Аннушка Броше вместе с детьми и мужем оказались на заброшенном Конаковском фаянсовом заводе в Тверской области. И в царское время, когда завод был Кузнецовским, и в советское это было процветающее производство. Теперь фабричные корпуса в руинах, и там скопились залежи нереализованных изделий. Целых и разбитых, бракованных и годных к употреблению. Один из чердаков почему-то оказался заполненным исключительно крышечками от масленок и сахарниц. Дети, дурачась, стали прикладывать крышки к ушам и сделались похожими на Чебурашку. В игру включились взрослые, надевая бесхозный фаянс на голову и декорируя крышками разные части тела. Так родился замысел инсталляции “YEAR 2338. Храм новой красоты”. Он одновременно смешной и величественный. Отдельный выставочный зал затянут черным бархатом и погружен во тьму. Свет точечно направлен на экспонаты. На две человеческие фигуры, мужскую и женскую. На подиум, выложенный разноцветными конаковскими крышками, и на колонны, составленные из керамических форм для отливки посуды. Промышленный хлам превратился в мерцающую глазурью драгоценную мозаику. Благодаря керамическому убранству, храм Аннушки Броше смутно напоминает азиатские культовые сооружения, впрочем, прямых аналогий нет.
Отталкиваясь от того, что практически во всех древних мифологиях глине отводится ключевая роль, художница сочиняет свою версию:
– Предположим, в 2338 году люди будущего обнаружат этот склад крышек. Они не смогут установить утилитарное назначение предметов, ведь без сосудов крышки ни на что не пригодны. Как вы можете их использовать отдельно? Только перевернув и держа в руке или, скажем, надев на голову как шляпку. Поэтому исследователи решат, что это обрядовое украшение исчезнувшего культа неведомой цивилизации. Они предположат, что если таких предметов тут тысячи и тысячи, то это не что иное, как Храм крышечки. Они решат, что культ связан с Пандорой, которая, мучимая жаждой познания, открыла крышку пифоса, то есть керамического сосуда. Напомню, что в первоисточнике она открывала не ларец и не сундук, как это было переосмыслено в позднейшее время, а именно пифос.
Помимо прочего, мой проект – это гимн керамике, майолике. Эти крышечки очень красивые. Майолика – живая и текучая, как живопись. Врубель отдал ей дань именно потому, что она очень живописная, – сказала Аннушка Броше на своем вернисаже.
Если в инсталляции “Храм новой красоты” Аннушка Броше использовала готовые предметы, то в другой работе художница сама создавала керамические детали, правда, в той же стилистике и цветовой гамме. Это жутковатая инсталляция “Мозги в сетях”. Метафорическому выражению, обозначающему погруженность современного человека в интернет, она придала буквальное значение. Десятки разноцветных человеческих мозгов соединены между собой тонкими нитями. Это и есть сети. В центре композиции большие и маленькие мозги слипаются так, что начинают отдаленно напоминать собор Василия Блаженного. При этом и здесь используется кое-что из найденного на обанкротившемся заводе, а именно – фрагменты статуэток и декора посуды. Аннушка Броше вплавляет их в мозги. Подобно видениям в “Солярисе”, из отдельных извилин высовывается то рука фаянсовой куколки, то гриб с коричневой шляпкой.
В былые времена с Кузнецовским/Конаковским заводом сотрудничало немало талантливых художников-керамистов. По их моделям изготавливалась не только посуда, но также фаянсовые скульптуры и статуэтки в духе соцреализма. Дело было поставлено на широкую ногу, продукция выпускалась огромными тиражами и пользовалась спросом. Прежде такие изделия можно было встретить во многих домах советских граждан. Со временем что-то разбилось, а от чего-то люди попросту избавились, как от вышедшего из моды. Теперь конаковскую скульптуру встретишь разве что в антикварных магазинах. Во всяком случае раннюю, созданную не позднее 50-х годов прошлого века. Аннушка Броше нашла в фабричных мусорных отвалах осколки таких изделий. Это был производственный мусор, который какое-то время на фабрике сохраняли, чтобы превратить его в шамот. То есть перемолоть остатки обожженной скульптуры в пыль, которая укрепляет глину для лепки.
Из осколков Аннушка Броше создала новые вещи, скрепив детали и заполнив пустоты бесформенным спекшимся шлаком. Похожие массы, прикипевшие к древним артефактам, нередко находят археологи на местах, где были пожары или извержения вулканов. Советский фаянс под рукой художницы начал жить какой-то новой жизнью. У Аннушки Броше получились сюрреалистические композиции. Порой комичные, порой пугающие. Парочка влюбленных пытаются, но не могут заключить друг друга в объятия, поскольку между ними оказался кусок шамота. Сказочный медведь потерял в былой жизни короб с пирожками и Машей, зато обрел красное знамя и пионера с горном в качестве товарища. А вот к широко расставленным ногам в черных сапогах и синих шароварах Аннушка Броше ничего добавлять не стала. Вероятно, это была скульптура казака. Но оказалось, что ноги хороши и без верхней части. Обломок сам по себе теперь воспринимается как законченное произведение. Тут на память приходит и Нос, прогуливающийся по Невскому проспекту, и мистические страшные сказки.
Хотя раздел выставки со скульптурой называется “Амнезия”, то есть беспамятство, художница как раз старается сохранить память о культурном феномене. Она говорит: “Я постаралась вернуть эти вещи в поле красоты, не дать им уйти в забвение. Я не могла смириться с тем, что они никому не нужны. Это несправедливо. Мне безумно жалко эту исчезнувшую цивилизацию. В том числе исчезнувшую эстетику. Разрушающийся Кузнецовский завод – это и страшно, но это и очень красиво. Да, мой проект выглядит страшным. Подумайте, уничтожили огромное количество фабрик, промыслов. Но все-таки невозможно что-то уничтожить окончательно”.
