Документальный фильм "Папина колыбельная" украинской режиссерки Леси Дяк был показан на многих европейских кинофестивалях (мировая премьера состоялась в августе в Сараево).
Сергей Зинчук, ветеран войны, после трех лет на фронте возвращается домой. Его ждут сыновья и жена. Зрители слышат откровенные монологи Сергея о войне, размышления о жизни. У фильма неутешительный финал: Сергей покидает семью после рождения дочери.
Предыдущий фильм Дяк, короткометражка "Под крылом ночи" (2023), была о встрече маленькой дочери с отцом-солдатом после многомесячной разлуки. В первом полнометражном фильме Дяк продолжает исследовать тему семьи и войны, рассказывает о том, как украинские военные, которые годами не видели жен и детей, пытаются вернуться к нормальной жизни. Возможна ли эта нормальная жизнь после всего пережитого на фронте?
Об этом – разговор с режиссером.
– Как вы познакомились с Сергеем? Что было сначала – история, которую вы хотели рассказать, или герой?
– Я занималась блогом, посвященным партнеркам и женам военных и ветеранов, и в какой-то момент решила, что хочу сделать документальную ленту и глубокий текст на эту тему, готова посвятить несколько лет жизни такому исследованию. Героев я искала через общественную организацию "Центр занятости свободных людей". Сначала нашла жену Сергея, с ней я познакомилась, еще когда он служил. Около полугода был фильм-рисерч с ее семьей, но настоящий фильм начался, когда Сергей вернулся. Я объяснила Сергею, что это отчасти и моя личная история, поэтому мне важно ее рассказать. Конечно, ему сложно было согласиться на участие в фильме. Как вы, наверное, почувствовали, он непростой человек. Процесс налаживания отношений с ним был достаточно долгим. Когда я объяснила свою миссию, он согласился.
– В чем именно он кажется сложным человеком? Была такая ремарка в фильме: вы говорите, что это фильм о любви, а он говорит: а может, это фильм о тирании? Считает ли он себя тираном в семье?
– Не думаю, что у меня есть ответ на ваш вопрос. Все-таки он понимал свою уязвимость и чувствовал, что в какой-то момент жена начала от него отдаляться и дети перестали прислушиваться к нему. Сергей довольно больно это воспринимал. Но, конечно, мне легче говорить об этих вещах. И я всегда стараюсь быть максимально осторожной, потому что семейные отношения – это что-то очень непростое и запутанное. С одной стороны, это такая колыбель, где человек растет и пытается получить базовые навыки, как общаться с другими людьми. Но в случае семьи Сергея эта база, которая должна быть в каждой семье, была разрушена из-за внешних обстоятельств войны. И Сергей понимал свои родительские ошибки. Он понимал, что не всегда его способ общения с детьми хорош. В нем было очень много нравственных сил. Тиран – это все-таки очень радикальная роль. Наверное, был какой-то внутренний конфликт. Он не мог простить себе, что покинул семью. Не мог простить, что люди, которым он отдавал приказы, не вернулись с войны. Тирания в семье – это все-таки другая тема.
– В фильме вы советуете ему психолога. Не помог бы ему психолог?..
Мне хотелось просто сказать ему: используй этот шанс, иди к психологу
– Он никогда не обращался к психологу. У него были предубеждения, основанные на его опыте общения с соратниками. Один из его друзей покончил жизнь самоубийством. У него была алкогольная зависимость, он обратился к психологу и в процессе терапии оборвал свою жизнь. Сергей не доверял психологам и психиатрам и никогда не получал диагноза "посттравматическое стрессовое расстройство". И потому я стараюсь избегать этого диагноза в разговорах о фильме. Я просто говорю, что фильм о травмах, связанных с войной. Но я не включала именно этот фрагмент диалога, когда он говорит, что сомневается, что психолог может ему помочь. Я думаю, что человек должен все-таки обратиться за помощью к психотерапевту, имеет полное право использовать этот шанс. Поможет или не поможет – уже другой вопрос. Терапия – довольно болезненный процесс. Она извлекает много болезненных переживаний, в том числе о том, как мы росли, как воспитывались. Потому некоторым людям очень сложно находиться в терапии. Но я хотела поднять этот вопрос, потому что мне казалось, что я тоже ответственна за то, что с ним происходит. Я была другом семьи, близко наблюдала за развитием этого разлада. И мне хотелось просто сказать ему: используй этот шанс, иди к психологу. Я ему рассказывала об опыте моего бывшего партнера, который тоже отказывался идти к психологу, но в какой-то момент психолог ему помог.
– Вы снимали в маленькой квартире в Киеве… Вы были с оператором?
В начале фильма он говорит: "Мы блевали кровью от того, что там видели"
– Нет, всегда снимала сама. Во-первых, квартира была настолько маленькой, что привезти туда съемочную группу было бы некомфортно. А во-вторых, мы разделяли этот опыт. Мои кадры не идеальны, но в них заложено что-то аутентичное. Я не была раньше оператором, но как-то шла за этим внутренним компасом.
– Комфортно ли вам было появляться перед камерой и рассказывать что-то личное?
– Вообще не страшно. Мне даже казалось это каким-то облегчением, потому что я долго снимала людей, которые переживают трудности. Сергей расстался с семьей, и я видела, что в какой-то момент ему некомфортно от того, что камера направлена на него, когда он чуть ли не плачет, когда ему очень непросто высказываться... И я у него спросила: вам будет, возможно, комфортнее, если вы будете меня снимать и говорить?
– Вы сейчас общаетесь с супругой Сергея Надеждой?
– Да, мы ездили во Францию на Форум мира вместе показывать фильм. К сожалению, Сергей не приехал, он только недавно уволился со службы. Мы еще не посмотрели с ним фильм вместе.
– Не сложно ли было снимать детей?
– С детьми было проще всего, на самом деле их очень интересовал процесс создания фильма. Но в целом у детей и у меня есть такая черта характера, когда ты идеализируешь мир… Знаете, кто-то говорит, что это розовые очки, кто-то говорит, что это наивность. Что было сложным — это, скорее, то, как нравственно взаимодействовать с ребенком. Я не спрашивала у детей о чем-то, что могло бы их травмировать. Я решила, что Сергей будет главным героем и с его точки зрения мы будем смотреть фильм.
– Он рассказывал какие-то истории о войне, о том, что ему пришлось пережить там?
– В начале фильма он говорит: "Мы блевали кровью от того, что там видели". Тот опыт был шоком для человеческой психики. Он говорил, что собирал останки своих соратников в кровавое ведро...
– Как вы монтировали фильмы? Я прочла, что вы хотели монтировать с режиссером Семеном Мозговым.
Если у человека нет семьи, то ему априори сложно существовать во время войны
– Да, на самом деле, с Семеном мы монтировали, еще когда были на этапе продакшена. То есть съемки не закончились, но я уже монтировала фильм, потому что знала, что важно понять, какого материала не хватает. Украинского финансирования не было совсем. С Семеном мы работали так, что я платила за его работу из собственной зарплаты в креативном агентстве. Но в период пандемии в моей компании сократили много людей, и я поставила эту работу на паузу. Далее я училась в Docnomads в течение двух лет и искала копродюсеров за границей, поскольку в Украине Держино не дало финансирования. Нашла копродюсеров из Румынии и Хорватии и решила работать с румынским режиссером монтажа, потому что у нас было финансирование от румынского Центра кино. Работа с Семеном продвигалась очень хорошо, у нас было взаимопонимание. Но из-за этих факторов мы не завершили фильм с ним.
– Ваш короткометражный фильм "Под крылом ночи" тоже о семье. Почему вас волнует тема семьи в военное время?
Я очень люблю ленты с непростыми героями, с вопросами, не имеющими ответов
– Мне кажется, что семья – самая большая опора человека в период войны. Если у человека нет семьи, то ему априори сложно существовать во время войны. Но мой опыт взросления в Украине в период 90-х тоже наложил какой-то отпечаток. В двухтысячных моя мама уехала работать за границу, когда мне было 15 лет, и вроде бы я уже должна справляться с вызовами в то время, но все равно это было сложно, особенно для папы. И, наверное, это тоже было вдохновением для меня – сосредоточиться на мужском опыте в "Папиной колыбельной". Потому что я очень долго наблюдала отца, который не мог настроить контакт с детьми и очень страдал от этого. Но он старался делать максимум. Просто в Украине все-таки матери – главные. Да и в других странах отец обеспечивает семью финансово, а у матери устанавливается более близкий контакт с детьми, мать более открыта к тому, чтобы говорить с детьми об отношениях. Сейчас, когда я живу за границей и наблюдаю за другими моделями семьи, я понимаю, что это какая-то наша ментальная особенность, что отец находится дальше, чем мама, и отцу в принципе сложно говорить об эмоциях, об отношениях. Поэтому мне хотелось изучить эти темы. И я очень люблю ленты с непростыми героями, с вопросами, не имеющими ответов, с минимальным количеством героев.
– Приведите какой-нибудь пример, пожалуйста.
– "Портрет Джейсона" Ширли Кларк. Там всего один герой и разговор с ним режиссера. Несмотря на то что мы видим в кадре одного героя, его присутствие с голосом, жестами, аурой сложного человека, историями, социальным контекстом настолько сгущают реальность и драматургию, что от этого фильма нельзя оторваться. То есть очень минималистические приемы.
Мне нравится сцена из фильма "Страна меда", где главная героиня говорит с состарившейся матерью в темноте. Я не являюсь фанатом этого фильма, но эта сцена очень мощная. Мне нравится, когда авторы документальных и игровых лент используют свет или его отсутствие для сгущения атмосферы и для построения атмосферы кино. Когда они работают со звуком, когда эти звуки дома, звуки разговора, интонации голоса – всё вплетается в эстетику.
