На прошлой неделе во время первого чтения в Госдуме России законопроекта о запрете гендерного перехода министр здравоохранения Михаил Мурашко сказал, что Владимир Путин инициировал создание некого института по исследованию поведения ЛГБТ-людей. Новость, прозвучавшая на фоне принятия новых репрессивных законов против гомосексуальных и трансгендерных персон, вызвала предположение, что в России может быть создана конверсионная терапия.
Так в общем называют не имеющие научного основания практики, направленные на насильственное изменение сексуальной ориентации или гендерной идентичности. Эксперт ООН по вопросам сексуальной ориентации и гендерной идентичности Виктор Мадригал-Борлос приравнивает конверсионную терапию к пыткам и требует ее глобального запрета. В своем докладе, опубликованном на сайте ООН, он рассказал о трех основных подходах в практике "конверсионной терапии": психотерапевтические процедуры на основе убеждения, что сексуальное или гендерное разнообразие обусловлено неправильным воспитанием или опытом; медицинские практики на основе теории о том, что сексуальное или гендерное разнообразие является врожденным биологическим отклонением; и религиозные практики, основанные на убеждении, что сексуальное или гендерное разнообразие является злом по своей сути.
Среди наиболее популярных методов такой терапии Мадригал-Борлос назвал физическое, психологическое и сексуальное насилие, электрошок, принудительное лечение, изоляцию и заключение, словесные оскорбления и унижения. Всемирная организация здравоохранения давно исключила гомосексуальность, бисексуальность и трансгендерность из списка психических расстройств.
Конверсионная терапия запрещена в нескольких странах Европы и штатах США
По данным этого исследования, конверсионной терапия очень распространена в Африке и в некоторой степени распространена в странах Латинской Америки, Карибского бассейна и в Азии. Конверсионная терапия запрещена в нескольких странах Европы и штатах США. По данным издания DOXA, “известно о случаях "лечения" как минимум в 30 из 83 российских областей и республик. Такая деятельность не запрещена, она находится в слаборегулируемой сфере услуг. По данным опроса, который в 2021 году провел "Московский комьюнити центр" (МКЦ), среди 74 пострадавших 80 процентов респонденто_к принудили к "лечению". Чаще всего инициаторами выступали родители: в 40% процентах случаев – мать, в 22 процентах – отец.
Немногие пострадавшие рискуют рассказывать о принуждении к изменению сексуальной ориентации или гендерной идентичности публично в стране, где власть поддерживает гомофобию и трансфобию. Артем Грот, актер и блогер, решился рассказать свою историю журналистам, потому что он беспокоится за жизнь и здоровье своего партнера. 22 -летний студент Глеб в марте ушел на встречу с родителями и не вернулся. Артем с помощью интернета нашел Глеба в православном реабилитационном центре "Неугасимая надежда". По данным Артема, в этом учреждении студента подвергают конверсионной терапии. О попытках спасти близкого человека от издевательств Артем рассказал Радио Свобода.
– Как вы с Глебом встретились?
Наши отношения вышли на другой, более серьезный уровень
– Мы познакомились поздней осенью прошлого года в интернете благодаря общим интересам. Он написал мне первым, а я подумал: "Какой незаурядный молодой человек!" Общаться более плотно мы стали в январе, а 4 февраля мы встретились первый раз. Я шел на встречу без особых ожиданий, но мы произвели впечатление на друг друга и начали встречаться. К концу февраля Глеб попал в больницу, у него были осложнения после ковида: плеврит и фиброзные изменения. Я приезжал к нему в больницу каждый день. Я требовал от врачей, чтобы они Глеба качественно лечили, привозил ему домашнюю еду, поддерживал его. Наши отношения вышли на другой, более серьезный уровень.
После выписки из больницы мы стали жить вместе. Глеб и моя мама понравились друг другу. Мы бы заключили брак, будь у нас такая возможность. Нас беспокоило состояние здоровья Глеба: у него была температура выше нормальной. Глеб до этого жил с родителями. Отношения у Глеба с ними были, мягко говоря, сложными. Мать навестила его в больнице только один раз. Но, когда мы стали жить вместе, родители начали настойчиво уговаривать Глеба встретиться с ними. Глеб отказывался, потому что опасался, что его могут запереть на даче. В конце концов родители уговорили Глеба на встречу под предлогом обсуждения оформления академического отпуска в вузе, где Глеб учился. Он много болел и был вынужден пропускать учебу.
Моя знакомая предположила, что Глеба заперли в православном реабилитационном центре
18 марта Глеб поехал на встречу со своими родителями. Он собирался с ними поговорить в публичном месте, так как боялся оставаться наедине с родителям, и быстро вернуться домой. Но больше я его не видел, телефон Глеба был недоступен. Когда он пропал, я понял, что это дело рук его родителей. И я написал 19 марта заявление в полицию о похищении человека. Глеб до встречи с родителями предупреждал меня, что если он неожиданно пропадет, то нужно будет принимать меры.
Моя подруга позвонила отцу Глеба, представившись его девушкой (аудиозапись этого разговора есть у Радио Свобода). Отец сказал, что Глеб дома и с ним все в порядке. Шли дни, о Глебе ничего не было известно. В апреле моя знакомая предположила, что Глеба заперли в православном реабилитационном центре и подвергают конверсионной терапии. Я загуглил в интернете адреса таких центров и довольно быстро нашел православный реабилитационный центр "Неугасимая надежда" в Раменском городском округе (там живут родители Глеба). В группе этого центра в социальной сети я увидел фотографии Глеба. Я узнал его, несмотря на фотошоп.
– Как вы смогли понять, что на фотографиях ваш бойфренд?
Текст объяснения Глеба написан явно под диктовку
– Они так плохо замазывали лица людей, находящихся в центре, что я легко его идентифицировал. Сейчас они фотошопят лучше. На снимках были видны очки Глеба, его джинсы и футболка, в которых он уехал из нашего дома. Я позвонил в этот центр, прекрасно понимая, что они мне прямо ничего о Глебе не скажут, сыграл роль родителя, обеспокоенного гомосексуальной ориентацией сына. Директор центра ответил, что его организация принимает на лечение "мужеложцев", хоть и не очень часто. Он сказал, что и моего "сына" они возьмут на лечение за 50 тысяч рублей в месяц. (аудиозапись этого разговора есть у Радио Свобода)
После этого я написал заявление в СК. Полицейские приехали в центр, нашли там Глеба, опросили его (у Радио Свобода есть материалы проверки). Он написал в объяснение, что находится на "лечении" добровольно. У отца Глеба тоже взяли объяснения. Текст объяснения Глеба написан явно под диктовку. Результаты этой проверки меня не устроили, и я написал еще заявление. 8 мая поздно вечером ко мне в дверь позвонил некий человек. Я не без опасений открыл ему дверь. Мой гость, который представился Владимиром, оказался бывшим пациентом "Неугасимой надежды". Он вышел из центра, потому что родственники перестали за него платить. Владимир во время запоя согласился на лечение в центре, но через некоторое время понял, что никакой помощи в лечении алкогольной зависимости там не оказывают, а вместо этого формируют некое "просветленное мышление"
– Как это выглядит?
Глеб находится в отчаянном состоянии
– Зомбируют пациентов с помощью патриотических православных "клинических" психологов. Сотрудники центра, по словам Владимира, полностью поддерживают государственную повестку. Они всем на эту тему там мозги промывают. Но с Владимиром ничего у них не получилось. Он вырвался из центра и пришел ко мне с сообщением от Глеба. Он умолял меня вытащить его из этого центра. По словам Владимира, Глеб находится в отчаянном состоянии. Объяснение для сотрудников полиции Глеб написал под давлением. Владимир рассказал, что пребывание в центре разрушает личность Глеба. Кроме того, все это время он страдал от температуры выше нормальной и не получал адекватного лечения. По словам Владимира, физическое состояние Глеба ухудшается. У Глеба нет химических зависимостей, и я не понимаю, что он в такой организации делает?! Владимир передал мне просьбу Глеба проехать в определенное время на машине мимо центра "Неугасимая надежда". Я выполнил эту просьбу, и увидел Глеба, стоящего у окна. Он посмотрел на меня и понял, надеюсь, что я получил его послание и готов действовать.
– Почему вы уверены, что Глеб находится в центре под давлением, а не добровольно?
– У нас были планы на неделю перед похищением. У Глеба в целом было много планов на будущее. У нас были адекватные, доверительные, перспективные отношения. Глеб оставил у меня все вещи, свои любимые наушники, косметику, одежду. Он современный молодой человек: любит музыку, сидеть в интернете, следил за своей внешностью. Глеб никогда не согласился бы находиться в таком месте.
– Вы сами пытались поговорить с родителями Глеба?
Глеб для них как вещь, с которой можно делать что угодно
– Как только Глеб пропал, я позвонил его бабушке. Она сказала, чтобы я связывался и разбирался с родителями. Но с родителями Глеба разговаривать бессмысленно. Глеб рассказывал, что мать его с детства избивала, в том числе по голове, и всячески унижала Она с помощью побоев заставляла Глеба заниматься музыкой. Найти спасения в семье Глеб не мог: отец его тоже бил. Бабушка, единственный адекватный человек в семье, живет в Челябинске. Родители Глеба, насколько мне известно, поддерживают все православные инициативы. Для них, по моему мнению, свобода и счастье – это нечто противоестественное. Глеб для них как вещь, с которой можно делать что угодно.
Они для общества создают вид благополучной семьи, но на самом деле они сына уничтожают как личность. Его мать работает с детьми, отец бизнесом занимается. У них есть и деньги и связи. Так что они могут себе позволить держать его в реабилитационном центре. По моему мнению, родители хотят, чтобы либо Глеб умер, раз он больше не хочет быть послушной вещью, либо чтобы он стал безвольным овощем и согласился жениться по указанию родителей на "правильной девушке" Когда Глеб начал жить со мной, то стал сепарироваться от родителей, защищать свои границы. Он мягкий, добродушный человек, но с моей помощью смог почувствовать себя сильнее и увереннее. Глеб начал думать о том, какой жизнью именно он хочет жить. Глеб понял, что любит красоту и искусство, и надеялся обрести их.
– До какой степени его родители религиозные люди?
– Отец увлекался Индией, но в какой-то момент ударился в православие. Глеба мать почему-то избивала, когда он читал утреннее молитвенное правило и вечернее молитвенное правило. Потом она сама стала религиозной. Обвиняла Глеба, что в больницу он попал за грехи.
– Родители знали о ваших отношениях?
– Мать догадывалась, что Глеб – гей. Они, по моему предположению, читали его переписку, следили за ним. Он говорил родителям, что живет с девочкой, но я уверен, что такие контролирующие мать и отец знали о наших отношениях. Но главная причина того, что они его упекли в реабилитационный центр, то, что Глеб стал принимать независимые от них решения. Родители, как я думаю, были главным образом возмущены тем, что он 22 года жил с ними, а после больницы решил стать самостоятельным.
– Полиция сделала что-нибудь, кроме проверки?
Сейчас я в полной растерянности и не знаю, что делать дальше
– В общей сложности мной написано 20 заявлений. Моя мама тоже писала заявления, которые остались без ответа. Я не могу получить результаты последней проверки от 11 мая. Раменская полиция отказывается мне что-либо выдавать. Кроме того, меня не устраивают результаты той единственной проверки, которую полиция провела. Полиция говорила мне, что Глеб находится с родителями и на лечении. Странно, что полиция полагает нормальным тот факт, что родители совершеннолетнего человека могут с ним сделать всё что угодно, запереть, сдать куда-то. Полиция ничего не делала, пока я называл себя другом Глеба. Когда я рассказал, что мы с Глебом живем вместе, дама-следовать пыталась тщательно выяснить подробности наших отношений, якобы чтобы выяснить, насколько близкая у нас связь. Но, несмотря на "допрос с пристрастием", она передала все материалы в МВД. Сейчас я в полной растерянности и не знаю, что делать дальше.
– Центр "Неугасимая надежда" не ответил на запрос Радио Свобода. Руководители центра что-либо ответили вам?
– Мне лично они ничего не ответили. Сама работа таких реабилитационных религиозных центров, которых немало в России, вызывает у меня много вопросов. Я опасаюсь, что после принятия в первом чтении закона о запрете гендерного перехода и закона, запрещающего "пропаганду" гомосексуальности среди всех, такие реабилитационные центра будут использовать как экспериментальную площадку для внедрения конверсионной терапии на государственном уровне.
