Динара Друкарова – европейская актриса, родившаяся в Ленинграде. Девочкой она играла в "Замри, умри, воскресни" Виталия Каневского, затем в фильме Алексея Балабанова "Про уродов и людей". Поселилась во Франции, снималась у Ханеке, Деплешена, в "Купе номер 6" Юхо Куосманена, была номинирована на "Сезар" за роль в картине "С тех пор, как уехал Отар" Жюли Бертуччелли. Ее режиссерский дебют – Grand marin (в российском прокате "Лили и море") – о девушке, ушедшей в море, как в эмиграцию. Друкарова рассказала Радио Свобода о поворотах в судьбе, позволивших ей снять это кино.
– Ваш фильм основан на книге Катрин Пулен Grand marin. Когда вы ее прочли?
– Это был 2016 год. У меня умерла мама, и я не могла с этим справиться. Это оказалось эмоциональным и физическим шоком. А так как авторское кино – это всегда самовыражение, то я сказала себе, что сниму об этом фильм. Я села и написала сценарий для короткометражной картины. В два часа ночи дописала, а уже в три отправила Сергею Михайловичу Сельянову, с которым мы давно дружим и которого я очень люблю. Он перезвонил мне в семь утра с предложением помочь, и я полетела в Питер. Мы с ним пообедали, и под конец Сельянов сказал: "Динара, хочешь стать режиссером? Я тебе помогу с твоей короткометражкой при условии, что у тебя сразу же будет проект для полного метра". А я начала говорить: "Сергей Михалыч! Ну как? Ведь нужно понять сначала, могу ли я снимать кино, есть ли у меня право". И он мне так просто ответил: "Ну вот подумай, а потом приходи обратно". В этот момент у меня все оборвалось внутри. Ведь когда я летела в Питер, я ожидала, что мы уже будем обсуждать, сколько будет съемочных дней и какая у меня будет группа. Я поехала в аэропорт и села на рейс обратно в Париж. После взлета, когда начали раздавать газеты, я взяла Liberation и начала листать. И вдруг на одной из страниц наткнулась на удивительный фотопортрет – пронзительное лицо человека с отметками времени: не было ясно, женщина перед тобой или мужчина. Это была Катрин Пулен, ей за 50, и она написала свой первый роман о жизни на Аляске, куда она поехала заниматься рыбной ловлей. И вот прямо в небе у нас начался с ней диалог. По прилете я сразу купила эту книгу, начала ее читать и с первых страниц поняла, что это моя история.
– А до смерти матери у вас возникало желание снять кино или написать книгу?
– Нет, никогда. Для меня это стало толчком. Такая боль, которую не понятно вообще, как вытащить. И мой фильм "Моя веточка тоненькая", который стал шокирующим для некоторых, потому что говорил о потере близкого человека достаточно откровенно, с такими трудными для восприятия деталями, как мусульманский ритуал омовения тела, – был последним жестом любви.
для меня это как хокку без начала и конца
Уже на этом фильме я нашла partner in crime – оператора Тимо Салминена, которого вы наверняка знаете по фильмам Аки Каурисмяки. Я его называю "оператор-поэт" и моим “"финским мишкой", потому что он почти не разговаривает – только "yes", "no" и "ok". Когда я ему прислала сценарий короткого метра, то вскоре получила ответ по почте: "It’s very poetic. Let’s do it. Black and white. Timo". И все. И он, конечно, все понял. Понял, что для меня это как хокку без начала и конца. Понял, что для разговора о смерти необходима дистанция и поэтому фильм не может быть снятым в цвете. "Моя веточка тоненькая" – своего рода прелюдия к Grand marin. Для меня кино – это терапия, и в обоих фильмах я решаю свои проблемы.
– Grand marin – это в огромной степени история про эмиграцию, как прямую (героиня уезжает в Исландию), так и внутреннюю. Вы больше 20 лет живет во Франции, вполне социально интегрированы и, как мне кажется, не предпринимаете попыток побега от реальности. Так почему вы выбрали историю девушки, которая от нее бежит и не способна вписаться в чужие правила?
– Вы правильно сказали о внутренней эмиграции. Я же и снимала о том, что от себя не убежишь – даже в море.
– Задам вопрос иначе. В какой мере вы кочующий человек? Если Grand marin – арт-терапия, то, очевидно, и Лили, которую сыграли вы, отчасти осознается вами как альтер эго.
– Вы знаете, я татарка, и идея кочевничества у меня в крови. Даже здесь в Париже я живу не в квартире, а на барже. В любой момент можно отдать швартовы и уйти в плавание. Но с другой стороны, мне нравится, что у меня есть гнездо, куда можно всегда вернуться и где лежат мои книги.
– Ваша героиня, тем не менее, бежит вообще от любого гнезда.
Такую свободу немногие могут себе позволить, потому что цена за нее очень высокая – одиночество
– Да, но через нее я проживаю ее свободу. Совершаю путешествие в абсолютную свободу, потому что я сама никогда не стану такой, как она. Мне просто сил не хватит. Такую свободу очень немногие могут себе позволить, потому что цена за нее очень высокая – одиночество. И благодаря кино я проживаю свою мечту. А так как я не умею делать что-то наполовину, то мне нужно было рассказать и пережить историю всем своим существом. И, мне кажется, что я сделала все по-честному.
– Вы знакомы с Катрин Пулен?
– Книга Пулен – бестселлер. И когда я узнала, что люди буквально в очереди стоят, чтобы получить права на экранизацию, то я решила встретиться с ней напрямую. Нашла ее телефон и написала ей сообщение, что я Динара Друкарова из России, но живу во Франции, и спросила, можно ли к ней приехать. Она сразу же ответила мне приглашением под Бордо, в ее дом. Я приехала – мы провели день вместе и сразу подружились. Я рассказала ей о своей истории, она рассказала о своей. Я узнала, как она потеряла палец в море, и впоследствии мы включили этот эпизод в фильм и сняли сцену, в которой женщина-шкипер делится этой историей с героиней. Через два дня после нашей встречи со мной связалась мой продюсер Жюли Гайе. Ей только что позвонил издатель, который сообщил, что Катрин Пулен решила отдать права на экранизацию Динаре Друкаровой.
– Как у вас появились продюсеры с французской стороны?
– В кино я с десяти лет и много снималась. Во Франции, где я прожила уже дольше, чем в России, у меня сложился достаточно широкий круг общения. В него входит моя подруга Жюли Гайе – продюсер, актриса и с недавних пор жена бывшего президента Франции Франсуа Олланда. Мы с ней знакомы давным-давно, и когда я прочла книгу, то пришла к ней и сказала: "Слушай, я хочу встретиться с издателем, но если я приду одна, какой бы хорошей актрисой я ни была, меня всерьез никто не воспримет, а у тебя все-таки продюсерская компания, сходи со мной, а потом я уже найду продюсера, кого угодно". А она ответила: "Динар, а давай я не только с тобой схожу, но еще куплю права на эту книгу и буду твоим продюсером". И вот так я вдруг очутилась с продюсером. Затем поддержал Сельянов, потом появились и другие люди. Это ведь настоящий фильм с бюджетом в три миллиона евро. Хотя оказалось, что для съемок в Исландии, съемок моря и съемок во время ковида это совсем не много. Мы снимали фильм в 2021 году, и к тому моменту на проект уже ушло больше шести лет моей жизни. В 2016 году я прочитала книгу, и вот сейчас фильм выходит в прокат.
– Когда посмотрел ваш фильм, у меня первой мыслью было "Вот кто по-настоящему интегрировался в другую культуру!". Это же во всех отношениях французский фильм, в нем нет ничего, что выдавало бы в вас режиссера из Ленинграда. Вы не называете свой отъезд в 1999 эмиграцией, но вы уехали в другую страну и приняли ее правила. Как вы взаимодействовали с французскими нравами и культурой? Чувствовали ли себя изгоем – как ваша героиня на корабле?
мама с папой настаивали на том, чтобы я изучала языки, чтобы была возможность уехать из России
– Я родилась в Питере, моя мама была учительницей. Она влюбилась в моего папу, но он был женат и сказал, что никогда не разведется с женой. Моя мама с этим смирилась и родила от него ребенка – меня. Детство было нормальное, как у всех, но сейчас я понимаю, что ей было очень непросто. Потом начался развал Советского Союза, и как будто просвета вообще не было. Я помню, как мама с папой настаивали на том, чтобы я изучала языки, чтобы была возможность уехать из России в любой момент, потому что у этой страны нет будущего. В то время меня поразила эта фраза, и я вспомнила о ней уже во Франции, когда у меня самой родились дети – поняла, как это странно на самом деле наставлять детей уезжать из своей страны. Но тогда, в 1990-е, мне очень хотелось уехать и начать жить по-другому. И эту возможность мне предоставило кино. В 17 лет я в первый раз поехала в Канны с фильмом Жени Лунгина "Ангелы в раю", и там мне предложили роль в фильме при условии, что я выучу французский язык. У меня было три месяца – я спала с наушниками, но смогла выучить свою роль, и в 1993 году поехала сниматься во Францию. Папа мне говорил все время: "Птица счастья пролетает над каждым человеком, но не каждый человек может схватить ее за хвост". Я ее схватила, да так, что хвост остался у меня в руке.
помню свое изумление от того, что когда идешь за новым паспортом в мэрию, то не надо приносить конфеты
Я помню свою первую зарплату в кино в фильме "Это было у моря" Аян Гасановны Шахмалиевой. Мы снимали три месяца в Евпатории, и на эти деньги мама купила мне кроссовки и свитер. На мою зарплату на "Замри, умри, воскресни" – а мы снимали фильм девять месяцев – мама мне купила что-то еще менее значимое, такие тогда всем платили крохи. Свои первые настоящие деньги я заработала в 18 лет уже в Париже. Потом начала курсировать между Питером и Парижем. Встретила молодого человека, влюбилась, вышла замуж и уехала. Через шесть месяцев развелась, потому что не сложилось, но решила остаться во Франции и строить свою жизнь здесь. Вначале было очень непросто. В чужой монастырь со своим уставом не ходят, а, чтобы стать частью иной культуры, приходится ломать себе кости, формируя новый скелет, потому что вписаться в общество хочется – хотелось еще тогда, когда я уезжала из России. Например, я помню свое изумление от того, что когда идешь за новым паспортом в мэрию, то не надо приносить конфеты и класть в окошко. Было грустно и одиноко? Да. Хотелось вернуться? Да. Возможно, это связано с моим внутренним желанием нравиться, которым можно, наверное, объяснить и мое желание интеграции, но я никогда не сталкивалась с агрессией по отношению к себе здесь, в Европе. Среда как будто сама помогала мне стать ее органичной частью.
– Как вы отреагировали на начало военных действий?
– Был постпродакшен фильма, и вдруг потерялся всякий смысл его заканчивать. Ложишься спать – плачешь, встаешь – плачешь. Все ориентиры потеряны. Я не понимала, зачем заканчивать этот фильм. У меня отняли радость кино, того, что я его сделала, желание им делиться. Какая может быть жизнь, когда рядом одни люди убивают других людей? И до сих пор все идет на автопилоте.
– Тем не менее – вы планируете снимать кино дальше.
я хочу снять кино об абсолютной свободе
– Да, но сейчас не игровое. Делать игровой фильм – это как быть капитаном на корабле. Ты должен все знать и проецировать уверенность. А ты на самом деле-то ничего не знаешь и пришел со страхами и сомнениями на съемочную площадку. Смотришь на 30 человек вокруг тебя и думаешь: "Как они не понимают, что я ничего не знаю, ничего не умею и у меня никогда ничего не получится? Они что, все с ума сошли?" Я участвовала в съемках, где режиссер терялся во время съемочного процесса. Когда такое происходит, съемочная группа это сразу чувствует и заканчивается всё не очень хорошо. У меня был этот опыт, и я понимала, что не могу дать слабину. Но когда ты не можешь поделиться с другими своими сомнениями, то оказываешься в облаке одиночества. Ты играешь роль капитана, а потом скатываешься в клубочек в своей комнате и думаешь: "Боже мой, какой ужас!" В итоге все как-то получается, но это очень не простой процесс.
Сейчас я хочу снять документальный фильм, потому что в документальном кино больше свободы. Игровое кино – это бюджет, команда, бесконечное количество рамок, ответственности. Я больше не хочу, чтобы кто-то стоял у меня за спиной и говорил, что у меня есть только 23 дня, чтобы снять фильм. Короткометражка и полный метр были актом изучения себя. Теперь я хочу открыть глаза и посмотреть на мир, и вопреки всему ужасу, что творится, снять кино об абсолютной свободе. Это будет фильм о двух сильных женщинах – Катрин Пулен и Каролин Бриссе. Катрин – автор книги, о которой я говорила выше, а Каролин – скульптриса, которая делает монументальные произведения из металла. Эти две женщины выбрали для себя путь настоящей свободы. Я примеряю ее на себя, пытаюсь о ней рассказать, ее почувствовать, но для того, чтобы совершить этот выбор, нужно быть очень сильным человеком. У меня такой силы нет, но я ей восхищаюсь. И, мне кажется, смогу запечатлеть в мгновении.
