Накануне годовщины начала войны шесть сибирских художников показали Сибирь.Реалии свои произведения, созданные после 24 февраля 2022 года, и рассказали об антивоенных проектах, арт-активизме, несостоявшихся выставках и о том, что произошло с сибирском искусством за последний год. А также о поисках нового художественного языка и самих себя в новой реальности.

"Безголовое чудовище войны"

Художница Маяна Насыбуллова много лет жила и работала в Новосибирске, не потеряла связи с сибирскими коллегами и арт-кураторами и после переезда в Москву. Эмигрировала из России через несколько месяцев после начала войны.

Сейчас в петербургской галерее Anna Nova продолжается её персональная выставка "Памятник памяти".

– Там два этажа и две связанные между собой инсталляции. На первом инсталляция "Исход", где тысячи маленьких керамических человечков, а может быть призраков, куда-то идут толпой – то ли на войну, то ли в эмиграцию.

– На втором этаже монументальная композиция в эстетике советских памятников, но в совершенно полярной интерпретации. Привычный вечный огонь заменила колодцем для слез, а вместо гордых солдат стоят совершенно не гордые, разбитые горем плачущие женщины. И на задней стороне стены рельеф – мотив Пьеты (оплакивание Иисуса Девой Марией. – С.Р.), но в гипертрофированном, совершенно негероическом ключе, – рассказала Маяна Насыбуллова Сибирь.Реалии.

Нынешняя петербургская выставка – в каком-то смысле продолжение московской выставки Маяны, состоявшейся летом 2022 года в музее Вадима Сидура в Москве. Она называлась Everything is terrible.

– На ней тоже были представлены две связанные между собой тотальные инсталляции. Композиция строилась на понятной антитезе – война и мир. Первый зал – зал войны. В атакующей позиции стоит безголовое чудовище войны в образе почерневшего безногого солдата. И вокруг множество маленьких разгневанных женщин. Эти фигурки посвящены феминистскому антивоенному сопротивлению, изнасилованным на войне женщинам, солдатским вдовам и матерям. Женщины окружают это огромное черное тело, прущее вперёд, кричат, пытаются его остановить.

– Следующий зал – зал мира, но мира в кавычках. Стены расписаны по мотивам райского сада, пол засыпан песком, но, когда присмотришься, замечаешь в песке множество маленьких замученных тел.

– То, что казалось раем, на самом деле братская могила, – рассказывает художница.

В июле 2022 года Маяна участвовала в коллективной выставке сибирских художников, проходившей в Берлине. Организаторы отдавали предпочтение актуальным антивоенным работам.

– В 2020 году я создала работу "Опять ничего не происходит". Это был год ковида. Москва стояла пустая. Казалось, все мировые процессы остановились. В прошлом году создала к этой работе пару – "Опять всё происходит", которую и представила на берлинской выставке. Скрытое стало явным. На самом деле то, что мы видим сейчас, уже происходило. Есть некий самовоспроизводящийся паттерн – колониальный, имперский, паттерн насилия…

Проблематично говорить о том, что произошло с современным российским искусством за год войны. В Новосибирске оно существует по другим законам, чем в Москве. Если выделить общее – уход большого количества художников, арт-кураторов, преподавателей. Из тех, что остались, часть в апатии, депрессии или вообще в панцире прячется. Часть людей продолжают делать то, что и до войны, и это позволяет им сохранить психику.

Упомяну, что у некоторых, наоборот, наступил расцвет карьеры, потому что в культурном поле высвободилось некоторое пространство. Самый яркий пример из Новосибирска – два наших куратора уволились из галереи ЦК-19. Это всё равно государственная институция, проявившая бюрократическое людоедство. Ребят достаточно гадко выдавили. Но на их место тут же приходит человек, который тоже из нашего круга. Как оказалось, она очень подходит на роль функционерки. У неё теперь активная, насыщенная творческая жизнь. Наверное, можно за неё порадоваться, но, когда понимаешь весь контекст, очень хреново себя ощущаешь, – объясняет Маяна Насыбуллова.

Атака на райскую птицу

Сибирский живописец, работающий в стиле Art brut ("грубое искусство"), согласился поговорить и предоставить фотографии работ при условии, что его имя не будет названо. Он уже общался с Центром "Э" и Следственным комитетом и не желает повторения этого опыта (однажды его оштрафовали за татуировку с древним буддистским символом, а также проверяли ряд его работ на наличие признаков "оскорбления чувств верующих").

– Раньше я никогда не рисовал на тему войны, а теперь не могу рисовать ничего другого. Всё остальное бессмысленно. В первые дни после начала войны просыпался утром и плакал, не мог ничего делать. Это моя первая работа, созданная после 24 февраля. На ней некий русский Христос – тёмный бог русских. Он больше языческий, благословляющий все эти смерти. Такую мысль я закладывал.

Это абстрактный пейзаж. Думаю, деревни и городки в Украине мало отличаются от российских. Мне говорили: "От картины такое ощущение, что это нас бомбят". Да, из-за этой войны, развязанной Россией, гибнут и россияне.

– Солдат в гимнастёрке без ноги и с Библией. Русские сейчас не свои семьи защищают, не родину. Они там за Путина умирают, оставляют руки и ноги. И взамен им предлагают какую-то веру, какую-то фальшивую идеологию.

Я рисую солдат в советской форме, но имею в виду происходящее сейчас. Когда рисуешь современное – это воспринимается как попса. А здесь – какие-то вечные символы, которые до сих пор нас преследуют – в лице советских комиссаров или Сталина. Зет-патриоты позиционируют нынешнюю войну как продолжение Великой Отечественной. Это просто смешно.

Похожий на Христа человек в психбольнице – это скорее абстрактный образ. Хотя у меня есть знакомый – верующий, которому в состоянии психоза кажется, что он Бог. Время от времени лежит в психбольнице. Сейчас он, кстати, стал зет-патриотом, что показательно. Пришлось заблокировать его в соцсетях.

– Сталин – некий русский идол. Сталин и Христос – вот в кого верят русские, как ни странно.

Умирающий, сёстры милосердия – все с пустыми глазами. То есть они как бы немножко в другом мире. Такой тёмный мир злых духов. Они не потеряли эту связь с мертвецами, со Сталиным, с ГУЛАГом. Русские мёртвых любят больше, чем живых, как известно.

– Солдат бежит в атаку на райскую птицу. То есть война убивает всё хорошее прежде всего в тебе самом. Ямы такой формы изображали на иконах под распятием. Такие иконописные ямы символизируют открытый ад.

– Это аллюзия на игру Doom2. Просто убийца из виртуальной игры попал в реальную деревню.

Весной прошлого года в частной галерее города, в котором живу, состоялась моя персональная выставка, где были представлены и антивоенные работы. Дистанционно участвовал в коллективной антивоенной выставке в Германии, но там экспонировались только фотографии моих работ, а не сами картины.

Покинуть Россию можно, но на что жить за границей? Чтобы эмигрировать, нужно понимать, чем там заниматься. Покупатели моих картин живут в основном в России. Пересылать работы из-за границы сложно и дорого, – говорит художник.

"Я переживаю, как гуманоид"

В России остался и Дамир Муратов – представитель сибирского иронического концептуализма. Хотя, как он сам шутит, "по нашему законодательству мне уже за имя статья положена". Муратов по-прежнему живёт на окраине Омска в доме-студии, который коллеги-художники и журналисты называют "беднотауном".

После 24 февраля Муратов ведёт в соцсетях "Дневник войны" – публикует работы, навеянные новой реальностью. Свои произведения комментирует неохотно.

– Мне кажется, картинки сами за себя говорят. Что тут объяснять? Вспомните Гойю. Испания двадцать лет воевала, и он рисовал ужасы войны. Очень у него большой дневник был. Вспомните немецких экспрессионистов. Художник так или иначе реагирует на происходящее. Не может не реагировать.

– Не пытайтесь вытянуть из меня политические высказывания. "Шершавым языком плаката" – это не про меня. Мы, художники, находимся в пространстве культуры, которая от слова "культ", то есть от слова "возделывать". Всё-таки культура – она за рост, а не за увядание. Я в данной ситуации просто переживаю, как гуманоид. Я – за жизнь.

– Работа создана в марте прошлого года. Где вы тут увидели латинскую Z? Это русская З! Я бы не сказал, что заяц – трусишка. Для меня он просто – не хищник. Может быть, даже обыкновенный обыватель.

Никакого глумления у меня нет (про работу справа. – С.Р.). На фоне руин заяц из "Ну, погоди!" поднимает палец вверх и радуется? А вы заметили, что у него нет глаз? Этот заяц – просто фанерная фигурка, остаток мирной жизни.

– Диван – это тоже символ мирной жизни. Я против любых военных конфликтов, потому что гибнут люди. Рисую с точки зрения мирных граждан – я бы так сказал. То, что сейчас происходит, – это не наше состояние, не естественное.

– Я выложил эту работу (слева. – С.Р.) в сеть 21 сентября. Смысл и так понятен. "Однорукий бандит" так называемый. Вот она и "большая победа".

– Обыкновенная мещанская семейка, которая может быть в любой стране. Я взял готовые принты из интернета и их дополнил. Конечно, горящих глаз и взрывов на принтах не было. Горящие глаза – это аллегория, которую каждый трактует по-своему. Может быть, они зомбированы. А может быть, глаза горят в предвкушении ужина. Я обрисовываю мир равнодушия. Большая часть людей живёт так, будто ничего не происходит.

Эти картинки на выставках не экспонировал, только в интернете размещал. Мне кажется, этого достаточно. И позже делать специальную выставку "Дневника войны" не планирую. Будет другое время и новые работы.

Об эмиграции не думаю. Да никто и не гонит меня из России, честно говоря. Я же сибирский татарин. Мы всегда здесь жили.

"Непонятный аппарат выстрелил в будущее"

В середине прошлого года новосибирская художница Зося Леутина эмигрировала в Грузию, но до этого успела поучаствовать вместе с Юлией Левыкиной и Яниной Болдыревой в антивоенном проекте "Отрицательная селекция". Летом выставка с таким названием работала в независимой новосибирской галерее.

– 9 мая я и Юлия сидели на даче, потому что хотели самоустраниться из всех городских пространств. Янина пересылала нам фотографии и аудио в режиме онлайн с праздника на главной площади Новосибирска, и мы сразу рисовали скетчи с фоток, ничего не придумывая. Это всё документальное, только, может быть, немножечко докрученное, что ли, – рассказывает Зося Леутина о работе над проектом.

– До начала войны у нас был другой проект – "Построение машины счастья". Мы думали о том, что советские инженеры чертили какие-то приборы, конструировали аппараты, и вообще весь СССР был большой иллюзией, будто весь народ строит некую машину счастья.

Нам принесли из НИИ старые советские чертежи, на которых мы собирались рисовать. После начала войны тот наш проект потерял актуальность, но мы использовали чертежи, когда рисовали для "Отрицательной селекции". В этом тоже есть дополнительный смысл, потому что корни происходящего сегодня – они там. Непонятный аппарат выстрелил в будущее. Эти чертежи – отсылка к Советскому Союзу, к имперскому мышлению.

– Люди, которые в прошлом году пришли 9 мая посмотреть военный парад – они пришли поддержать, собственно говоря, военное вторжение. У нас нет слов, но есть чистая эмоция – ужас. Хотелось это отрефлексировать, отрисовать, как-то отреагировать. Как получилось, что так много наших соотечественников оправдывают насилие государства по отношению к соседней стране? Каким образом вырастили, вывели это поколение? Поэтому выставка и называлась "Отрицательная селекция". Растения и ящики с каталогами, которые уже были в выставочном пространстве, пришлись кстати.

– Когда началась война, поняла, что большинство тем, с которыми раньше работала, потеряли актуальность. Потому что я сама думаю про другое. Но при этом языка, на котором можно говорить про новую реальность, у меня не было, я и до сих пор его ищу. Когда оказалась в Тбилиси, у меня возникла тема про эмиграцию. Фотосерия с зеркалами – достаточно простая история про попытку найти себя в новом месте, которое не видит тебя и в котором ты себя не видишь. Подойти к зеркалу и отразиться – может быть, единственный способ ощутить себя, хотя бы через картинку.

– Но есть фотографии, где ты как будто исчез – покойники не отражаются в зеркалах. Есть – где отражаешься не полностью, только часть тела.

Эмигрант чувствует, что это не его место, не его культура. Все мигрантские сообщества, в которых мы побывали, так себя и ощущают. У всех чувство потери, неуместности себя и незнания, что делать дальше.

– Параллельно занимаюсь другим проектом – графическим. Он начался ещё в Новосибирске до войны – про то, как бездомные воспринимают дом, как возвращаются к нормальной жизни и возвращаются ли. Мы уже договорились о выставке с одной галереей, но с началом войны все новосибирские выставочные площадки отказали мне и другим участникам этого проекта. Сказали: "Это сейчас слишком опасно. Мы боимся". Сочли, что тема бездомных очерняет российское государство. И потом эта тема бездомности трансформировалась в то, что мы сами потеряли дом, уехали из страны. Собственно, свой дом потеряли и украинцы, и белорусы, которые эмигрировали вынуждено. Одно дело, если твой дом просто отставлен, как у нас, и совсем другое – если его разбомбили…

– Графический проект про поиски дома либо про взаимоотношения с ним. Где он – внутри тебя или снаружи? Охраняет он тебя или наоборот? На всех моих работах этой графической серии дом не как таковой, а как некая система конструкций. Каркас, который человека либо поддерживает, либо сковывает. Может быть, это некая абстракция дома, который ещё только предстоит построить в новом месте.

Из фотографий про отражения я сделаю книгу. Это проект совместный с Гете-институтом, и книга будет как минимум в формате pdf-файла. Что касается графики – хотела сделать выставку, но сейчас в Тбилиси выставка российского художника – это нонсенс. Российский художник в Тбилиси сейчас – никто. Я отношусь к этому с пониманием, потому что осознаю, что это связано с агрессивной внешней политикой российского государства, – говорит Зося Леутина.

"Недетские шалости"

Художница и арт-куратор из Новосибирска Кристина Шабанова, оставшаяся в России, тоже работает с темой войны опосредованно, не изображает военную технику и взрывы.

– Как художницу меня волнуют темы, связанные с насилием, с агрессией в отношении человека и других государств. Это граффити – "Какое-то агрессивное пятно" – было сделано в 2021 году в Новосибирске. Коммунальщики закрасили серой краской трафаретную рекламу наркотиков. В образовавшемся сером пятне случайно увидела силуэт страны и поверх нарисовала красные стрелочки. Работа оказалась пророческой, что меня в плохом смысле удивило. После начала войны коммунальщики её закрасили. Возможно, поняли смысл, – смеётся Кристина.

– "Подушка с кисточками по периметру из волос и милой вышивкой посередине". Работа создана в конце 2022 года. Для меня волосы – материал сакральный. Волосы отдельно от человека – это в искусстве иногда даже спекуляция. Но здесь я её намеренно совершаю, потому что мне нужно было создать объект, который одновременно ужасен и утилитарен. Этой работой я стараюсь передать сложное чувство, которое испытываю по поводу происходящего сейчас.

Работа экспонировалась на выставке в Новосибирске, завершившейся в конце января. Я курировала эту коллективную выставку, которая называлась "Ситуация –прибытие". Заочно учусь в московском институте современного искусства "База". Мы приезжаем в города, где живут одногруппники, и делаем какое-то событие. Очередь дошла до меня и до Новосибирска. На выставке представлены работы, созданные в 2022 году, которые осмысляют время. Конечно, если человек занимается современным искусством, он не может игнорировать политическую и социальную повестку. Не позиционировала выставку как антивоенную, но свою работу считаю антивоенной.

– Это мои работы с новосибирской коллективной выставки "Я понимаю и хочу продолжить", проходившей в декабре 2022 года. Кнопка с такой надписью возникает в ютьюбе перед воспроизведением видео, содержащего сцены жестокости и насилия. Выставка-оммаж австрийскому режиссёру Михаэлю Ханеке. На той выставке я воссоздавала подобие квартиры, в которой была комната, где проецировалось видео, связанное с белыми лентами, с протестами в России 2011–2012 годов, но одновременно это работы и антивоенные, пацифистские. Все, созданное после 24 февраля, так или иначе о войне.

Еловая ветка и игрушки. Два повешенных человека в костюмах. И вот этот заяц – символ метафизического русского ужаса.

– У меня остался муляж берцовой человеческой кости с тех времён, как нас учили рисовать анатомию. Сделала фотографию, на которой я держу эту кость в зубах и прикладываю руку к голове, как делают военные, когда отдают честь, выполняют долг. Фотография в коричневой войлочной рамке, чтобы был эффект семейного артефакта. Эта работа – тоже часть выставки, где я воссоздаю квартиру. Мне было важно приземлить зло и страх, поместить объекты искусства в повседневный контекст. То, чего мы боялись, считали абсолютным злом, – все время было под рукой, это про банальность зла.

– В пространстве квартиры была комната, которую я назвала "Недетской". И там была расчёска без зубьев и пульт без кнопок. Что-то истерическое, когда ты что-то из предметов вынимаешь, выковыриваешь и они перестают функционировать. В каком-то роде общественно разрешённая, санкционированная агрессия. Детские шалости, которые на самом деле недетские. Пульт без кнопок ассоциируется ещё с телепропагандой, которую не переключить, не выключить.

Идей очень много. Есть работы, которые никому не показываю. И даже такие, которые существуют только на уровне замысла. Оставляю их воплощение до лучших времён. Многие художники в России не рискуют воплощать свои идеи, беспокоясь о собственной безопасности, – объясняет Кристина Шабанова, которая остаётся в России.

"Для меня всё однозначно"

Омич Николай Мамонтов рассказывает, что предчувствовал войну задолго до 24 февраля.

– Эта работа участвовала в онлайн-выставке в 2020 году, но в прошлом году приобрела дополнительную актуальность. Центральную часть композиции – мишени – выполнил ещё в 2016 году. Тогда несколько знакомых служили по контракту в Сирии, и меня это как-то задевало.

Левая часть – "Прежде оружия испытай слово" – это чуть изменённая цитата из романа "Мы" Евгения Замятина. Правая часть – тексты, отпечатанные на траурных лентах. Отсылка к выпускникам школ и вузов, которые гибнут на войне, – говорит Николай. Главное направление в искусстве для него – стрит-арт.

– Обычно рисую ночью, чтобы не привлекать внимания, но эту жёлто-красно-чёрную работу мы с друзьями выполнили днём 23 февраля 2022 года. Уже понимали, к чему всё шло. Сверху слово "мир" завуалировано жёлтым шрифтом, а ниже красный огонь. Это район Сибзавода в Омске.

– Когда началась война, настроение было упадническое. Начались задержания протестующих. Но практически во всех крупных российских и сибирских городах были художники, которые выразили свой протест через граффити и стрит-арт. Появился чат, в котором состояло человек восемьдесят таких художников из разных городов.

Первую после начала войны работу на улице я создал в марте. На левом берегу Омска есть стеклянные щиты, закрывающие от шума полдороги. На этих прозрачных щитах я сделал лаком несколько надписей "Идёт война, а мы не видим". Надписи едва заметны, но в этом и смысл. Слова почти не видны, как в тот период и война для многих россиян.

- Эта работа выполнена летом и называется "Рядовой Куча". В фильме Кубрика "Цельнометаллическая оболочка" был такой персонаж (в фильме рядовой по прозвищу Куча – недалёкий и безобидный новобранец, который от издевательств сослуживцев сходит с ума, убивает сержанта, а потом и себя. – С.Р.). Сделал огромные погоны и поместил их в кучу мусора.

– Накануне войны в моих работах появился огонь – красные тревожные изломанные линии. Они хорошо передают то, что я сейчас чувствую. Это центр Омска. Работа выполнена на задней части двух баннеров. В центре я нарисовал домик, а вокруг – такой огонь треугольной формы. На заднем плане виден вывешенный властями баннер с красной буквой Z. Моя работа провисела недели две, – говорит Николай Мамонтов.

Маяна Насыбуллова, с рассказа которой начинается этот текст, в первые месяцы войны, до эмиграции, тоже практиковала арт-активизм.

Делала сине-желтые стикеры – фигурки голубей, сердечки, флаги – и расклеивала их на улицах в Петербурге, Москве, Красноярске, Новосибирске, Барнауле.

Кроме того, она выполнила акварель "Для меня всё очевидно", превратила её в постер, который растиражировала и расклеивала на городских улицах.

– "Для меня всё очевидно" – это ответ на "Всё не так однозначно". Задумывала парную работу. На одной, как мы видим, украинская женщина под бомбёжками. А на второй должна быть россиянка под шквалом дубинок, но вторую работу я не успела закончить, – рассказывает Маяна.

– Ещё делала и расклеивала постеры с мечами. Мне хотелось показать, что ножи убивают цветы, но ножи ржавеют, а цветы продолжат расти. Ножи – это оружие, война. А цветы – это мы – классные добрые люди, которые продолжают появляться, – говорит Маяна Насыбуллова.