Никто не знает, когда кончится война, но города Украины восстанавливают уже сейчас. Пока что в камерных форматах соседской взаимопомощи, гражданских инициатив и волонтерства, на спонсорские средства – украинские и зарубежные, а также на деньги, собранные путем сетевого фандрайзинга. Тем временем в архитектурном сообществе Украины не смолкают дебаты о будущем национальной урбанистики и о главном условии ее европейского развития – преодолении хаоса в регулирующей новое строительство и охрану наследия правовой базе. Участвуют в дискуссии и зарубежные коллеги, знакомя с особенностями своего опыта и предлагая готовые концепции, порой не вполне укладывающиеся в украинский контекст. Ясно, что огромные возможности кардинальной модернизации городов Украины будоражат воображение урбанистов далеко за ее пределами. Но также ясно, что окончательный выбор новых градостроительных стратегий останется за самими украинцами.
Глубокая, но неяркая бирюза – не самый ходовой и вполне выразительный цвет: видно, что хозяева очень старались, и все же для многочисленных резных деталей более уместна комбинация белого и насыщенной, почти горчичной, охры. Тем более, что и фон будет иным: оптимальным решением для фасадных стен выбрана не окраска, но полная очистка и пропитка темным бейцем-антисептиком с высокой степенью терморезистентности. О комплексной реставрации, понятно, пока нет и речи: по-хорошему следовало бы перекрыть кровлю, отказавшись от советского (и недопустимого по евронормативам) этернита в пользу традиционного легкого металла. А как быть с давно утраченным кованым зонтом над парадной дверью? Не исключено, конечно, что в городском архиве удастся отыскать подробную проектную документацию 130-летней давности… Как бы там ни было, это задачи на более отдаленную перспективу. Иное дело – оптимизация фасадов небольшого деревянного особняка усилиями волонтеров. Не слишком затратное, зато заметное и благодарное.
И действительно, в полуразрушенном Чернигове, где все это происходит, возню с восполнением фрагментов деревянной резьбы и коррекцией колористики фасадов, счастливо переживших несколько войн, кажется, никто не считает неуместным снобизмом. Если в краткие сроки можно достичь убедительного и эффектного результата, то о чем вообще спорить? Пусть каждый делает, что может, любит и умеет, – и шаг за шагом весь Чернигов будет отстроен!
Как в кратчайшие сроки дать кров сотням тысяч людей?
СМИ пока не уделяют должного внимания строительному и реставрационному волонтерству, полагая его профилем нишевым. “Ниша” тем временем стремительно расширяется: в освобожденные ВСУ города возвращаются их жители, да и сезон в разгаре. Отрядов добровольцев, среди которых немало специалистов-строителей, все больше, и работают они повсеместно. Одновременно в крупных городах, и прежде всего в столице, развивается и иное направление активизма – борьба с земельными спекулянтами и их контрагентами в городских администрациях, пытающимися извлечь выгоду из военных разрушений, а порой и списать на издержки войны заведомо противоправные действия.
Снимки разрушенного российскими дронами многоэтажного исторического дома в центре Киева опубликовали все крупные новостные агентства. Но далеко не каждому известно, что вскоре собственникам уцелевших квартир предложили выехать, так как здание, якобы, невозможно восстановить. Хотя не секрет, что подлинная причина “невозможности” – внушительная цена земли в центре столицы. В результате несогласный с муниципальным вердиктом коллектив совладельцев начал сбор добровольных пожертвований – для начала на независимую техническую экспертизу.
Уцелевшую в северных предместьях Киева былую дачу архитектора Брадтмана, наделенную статусом памятника архитектуры, в марте снова пытались подпалить (первая попытка была еще до прошлогоднего российского вторжения) – быть может, по наущению девелоперов. Пожар удалось потушить, и теперь набравшую необходимые 6000 подписей петицию об отчуждении этой собственности в пользу государства рассматривают столичные муниципальные власти.
На пересмотре хаотичного и оставляющего изрядный простор для коррупции строительного законодательства практически в один голос настаивают архитекторы и урбанисты Украины и их европейские коллеги. Однако правовые реформы – лишь базовое условие решения массы других проблем. Как в кратчайшие сроки дать кров сотням тысяч людей? Временные модульные домики-контейнеры на близкую перспективу – решение остроумное, но не универсальное. А какое жилье, муниципальное или девелоперское, станет предпочтительным в средней перспективе? Как избавиться от экологически вредных руин построек второй половины ХХ века, где массово использовались материалы, не подлежащие органическому распаду? Быстро переработать их остатки в принципе возможно, но с необходимыми для экспресс-ресайклинга технологиями – не говоря уж о мощностях – в Украине пока туго. Что делать с сохранившимся наследием советской стройиндустрии, эстетически чудовищным и функционально неудовлетворительным уже на пороге ХХI века, но все еще пригодным к технической эксплуатации, особенно в условиях острейшего жилищного кризиса? Как просчитать – уже сегодня, – в какие опустевшие во время войны малые города Украины вернутся их прежние жители, а в какие – не пожелают? И существуют ли правовые и моральные основания административно регулировать этот процесс?
Все это лишь малая часть вызовов, с которыми столкнулись урбанисты, демографы, экономисты, политики и экологи Украины. По самому скромному счету непростых вопросов никак не менее полусотни, убежден архитектор и междисциплинарный художник Петро Владимиров, куратор выставки-проекта БЮРО ВIДБУДОВИ УКРАIНИ /BIURO ODBUDOWY UKRAINY, предлагающей сосредоточенно их отрефлексировать.
лозунг “весь народ строит свою столицу” не вызывал у поляков иронии
Площадку для проекта предоставил Музей истории города Варшавы, что само по себе символично. Без малого 80 лет назад сердце польской столицы фактически перестало биться – как многим тогда казалось, навсегда. К началу 1945 года 85% застройки левобережной Варшавы и вся ее центральная часть превратились в 2 миллиона квадратных метров руин. Созданное тогда Biuro Odbudowy Stolicy (BOS), об опыте которого призывает вспомнить название украинского проекта, в течение нескольких первых послевоенных лет успешно определило урбанистическую парадигму, в которой Варшава развивается по сей день. К ряду концепций BOS можно – и должно – подходить критически: реконструкция велась арбитрально и была весьма идеологизированной – неважно, с преобладанием ли идей соцреализма, либо европейского радикального модернизма, – и оттого не особо терпимой к уцелевшему наследию “буржуазной” архитектуры (что, по понятным причинам, современной Украине не грозит), и однако именно усилиями архитекторов BOS Варшава превратилась в одну из самых зеленых столиц Европы, а проблема распределения транспортных потоков была блестяще решена на много десятилетий вперед. А массовый шок начала 1945 года уже очень скоро сменился массовым энтузиазмом, и лозунг “весь народ строит свою столицу”, в отличие от прочих коммунистических дацзыбао, не вызывал у поляков иронии.
Неудивительно, что польское отношение к восстановлению городов Украины, несмотря на легкий оттенок патернализма, в целом трепетное и очень сердечное. С архитектором Владимировым я беседую в вечерней тиши музейного зала, тут же по окончании микроконференции, на которой Петро был одним из докладчиков.
– Несколько минут назад мы обсуждали, в чем сходство и различие руин нынешнего Харькова и тогдашней Варшавы, вот с Харькова и начнем. Что вы думаете о мастер-плане его послевоенной реконструкции, которую не то готовит, не то уже подготовило звездное лондонское ателье Нормана Фостера? Медиа полны упоминаний об этом суперпроекте, но никаких изобразительных материалов мне пока обнаружить не удалось. Плохо искал?
– У меня неоднозначное отношение к этому проекту. Если говорить о нем как о своего рода визитной карточке восстановления Украины, представленной западному экспертному сообществу, то да, замечательная идея. И, кстати, вы напрасно тревожитесь, не найдя проект в открытых источниках. Точно так же не видел его и я. Его вообще никто пока не видел, так как он не завершен. Но позвольте по порядку. Мастер-план для Харькова – уже вторая попытка Нормана Фостера войти на украинский рынок. Первая была не то в 2001, не то в 2002 году и касалась Киева. Главным архитектором столицы был тогда Сергей Бабушкин, любивший глобальные масштабы. Увы, запомнился он не только малоаппетитными “стекляшками” этажей по сорок вышиной, но и тем, что успешно коррумпировал городскую администрацию, доставая одну “делянку” за другой под свои бомбастические замыслы. В конце его каденции на Майдане было решено построить отель, и на проект объявили конкурс. И Бабушкину, понятно, очень хотелось сразиться со знаменитым британцем. Но из Лондона незамедлительно ответили: сэр Норман Фостер в конкурсах не участвует. Либо заказ, либо… сами понимаете. Слово в слово все это передали тогдашнему киевскому мэру Омельченко, и, если верить преданию, тот воскликнул: “Разве у нас нет классных архитекторов?! На что нам заграничные?” Теперь же инициатива принадлежит самому Фостеру – и поэтому неудивительно, что его выбор пал именно на Харьков. Ведь у этого города заслуженная репутация колыбели украинского авангарда…
– Известного как “расстрелянный авангард”...
– Именно. В раннесоветские годы в Харькове были реализованы удивительные по смелости проекты. Масштабных градостроительных доминант, подобных ансамблю зданий Держпрома (1928 г., первый опыт возведения небоскреба в СССР, архитекторы С. Серафимов, С. Кравец и М. Фельгер. – РС) ничтожно мало вообще на свете, а в Украине ничего подобного просто нет. Поэтому, конечно же, Харьков! Насколько мне известно, сейчас тамошние архитекторы-активисты часами “сидят в зуме”, обсуждая с самим Фостером и его помощниками детали проекта. При этом не следует забывать, что жанр мастер-плана определяет общую стратегию урбанистического развития. И конкретно архитектура – лишь одна из его сторон, ведь в равной мере мастер-план фокусируется на концепциях и экономического развития, и социального…
Петро Владимиров
Выпускник Отделения архитектуры Вроцлавской Политехники.В рамках студенческого обмена стажировался в университете города Мальмё.
Работал в Украине и Дании (арх.бюро Henning Larsen); затем - в Польше (арх. бюро Direction). Участник ряда арт-проектов. Координатор гуманитарного польско-украинского проекта ВIKHO / OKNO. Один из создателей экспозиции Польши на открытой в эти дни London Design Biennale. Номинант награды Pinchuk Art Centre 2023 г. для украинских художников младше 35 лет.
– А хорошо ли представляет себе сэр Норман Фостер особенности социального развития Харькова?
– Не уверен. Но у него немало консультантов, и думаю, что кто-то из них явно представляет. В целом же мастер-план штука скорее медийная, рассчитанная на громкое эхо.
– Сэр Норман Фостер нуждается в медийном резонансе?
– В нем нуждаемся мы. Так что на сей раз взаимопонимание сторон полное. При этом более осязаемых ожиданий у меня нет: известно же, что мастер-планы редко бывали реализованы. Но работа в Лондоне движется, и пару месяцев назад мэр Харькова Терехов лично встречался с Фостером в Ужгороде, куда тот специально приезжал.
– Уничтожая города востока и юга Украины, “русский мир” превратил в руины немало несомненных памятников архитектуры, однако львиная доля разрушений пришлась на безликое и некачественное наследие советской стройиндустрии. Насколько прагматичным – или, напротив, идеологически продиктованным – станет сохранение уцелевшей части того наследия либо безоговорочный отказ от нее?
– Очень хороший вопрос. Мне представляется, что определенное число таких зданий при всем уродстве все же пригодно для жилья, поэтому сносить их неразумно. Если же сильно разрушены целые кварталы или районы, то да, восстанавливать их незачем, лучше проектировать и строить новые. И при этом очень важно использовать имеющийся под руками – а точнее, под ногами – материал…
– То есть переработанные “дары” руин, о которых был ваш нынешний доклад?
о крупномасштабной бетонной плите как о материале для нового строительства мы должны забыть
– Они самые! Ведь уже удастся кое-что выдоить из тех десятков тонн железобетонного крошева, с которыми иначе вообще неясно, что делать. Активность французской фирмы Neo Eco, перерабатывающей остатки прежних стройматериалов на новые в сильно разрушенном Гостомеле, – пионерское начинание для Украины. Будем надеяться, что такие пункты ресайклинга появятся во всех заметно пострадавших городах. Но о крупномасштабной бетонной плите как о материале для нового строительства мы должны забыть.
– На данный момент наиболее популярным, хоть и не всем доступным видом жилья в посткоммунистической Восточной Европе считается собственное. Будут ли запущены в послевоенной Украине программы муниципального хаузинга, подобные функционирующим в Европе германоязычной и в Скандинавии, а главное, постараются ли их сделать популярными?
– В течение десятилетий эта тема в Украине была, увы, маргинализированной. С одной стороны, жилищный кодекс достался нам в наследство от СССР и с тех пор не менялся. С другой же – муниципалитеты были слишком бедны…
– …и потому поощряли переход своей собственности в частную; в этом Украина ничем не отличалась от других постсоветских стран. Но война подвела черту, и теперь многое можно начать с чистого листа, тем более что в инвестициях и помощи из-за рубежа недостатка не будет. Предполагаю, что уже завтра новая жилищная политика станет скорее вопросом политической воли. Захотят ли в Украине воспользоваться историческим шансом?
– По-хорошему, мы не должны его упустить. Я знаю, что уже сегодня существует несколько подходов к решению жилищной проблемы, они друг другу не противоречат, поэтому применяются параллельно. При этом важно понимать, что в воюющей стране кризис жилья имеет свою специфику, вызванную беспрецедентной мобильностью граждан. Мирные жители массово мигрируют с востока на более безопасный запад страны; с войны возвращаются ветераны, также сплошь и рядом нуждающиеся в жилье, и так далее. Поэтому сейчас в дело идет все, от модульных домиков, поставляемых нам из Европы, до квартир, специально выкупаемых государством в нераспроданной части девелоперского сектора…
– Вероятно, они и станут основой будущего общественного жилсектора?
– Теоретически должны ею стать. Неясно только, сколь велико будет в итоге число таких квартир. Поскольку именно схемы государственного выкупа жилья у девелоперов – тема широко обсуждаемая и критикуемая. Сделки не до конца прозрачны, а критерии, по которым выбираются получатели жилья, обществу не вполне ясны. В ответ на критику государство подчеркивает временность этих мер и заверяет, что своей конечной целью видит все же масштабное жилищное строительство – понятно, уже после войны.
– Этим и вправду собирается централизованно заняться государство? А разве самоуправления не будут участвовать, особенно в средних и малых городах?
Трудно приступать к проектированию, не представляя, сколько будет желающих вернуться на пепелища того или иного небольшого города
– Ясно, что будут, вопрос лишь, в какой степени. На сегодня исчерпывающего ответа на него нет, так как мы снова спотыкаемся на специфике мобильности населения. Мы все еще не знаем, в какие обезлюдевшие и сильно разрушенные средние и малые города востока Украины пойдет активная миграция, а в какие – нет. Скорее всего, довоенные пропорции изменятся, и чтобы эти изменения оценить, нужна подробная демографическая аналитика. Я уже обсуждал эту тему с архитектором и депутатом Верховной рады Ганной Бондар, разрабатывающей законодательную базу для послевоенной реконструкции наших городов. Трудно ведь приступать к проектированию, не ведая, для кого проектируешь; не представляя, сколько будет желающих вернуться на пепелища того или иного небольшого города. Быть может, все либо большинство переживших войну жителей…
– …как случилось, например, в Изюме…
– Да, Изюм – очень показательный позитивный пример. Но могут быть и негативные. Не исключено, что в первые послевоенные годы, одновременно с ожидаемым приростом населения в наиболее популярных местах проживания, мы столкнемся с феноменом городов-полупризраков. И никто сейчас точно не знает, сколько их будет и что с ними делать.
– Но арбитральные решения о “целесообразности” массовых переселений людей помимо их воли и формирование искусственных кластеров, лишенных истории и идентичности, – порочная практика авторитарных режимов, возврат к которой невозможен.
– Безусловно. Такие опции вообще не рассматриваются. Скорее всего, если будет установлено, что тот или иной город, до войны считавшийся средним, теперь по демографическим причинам попадет в категорию малых, к его реконструкции будет применена модель проектирования, соответствующая изменившемуся масштабу.
– То есть подчеркнуто эластичная планировка, акценты на малоэтажность и обилие зеленых пространств?
экоархитектура – неизбежность, а не очередная утопия урбанистов-визионеров
– Конечно. И в муниципальных структурах небольших городов должно быть понимание, что отказ от копирования многоэтажных микрорайонов Киева или Днепра никак не признак презрения к “провинции”. Наоборот, увлечение глобальными, несоразмерными человеку масштабами – беда метрополий, вызванная высокой миграцией и, следовательно, неуклонным ростом цен на землю. А у средних и малых городов есть счастливая возможность этого избежать. Новое градостроительство, в том числе и в метрополиях, должно стать прежде всего экологичным. В Европе это поняли даже не вчера, но Украине еще предстоит осмыслить. Неслучайно многие наши муниципальные чиновники сейчас проходят стажировку в рамках общеевропейской программы New European Bauhaus. Понимание, что экоархитектура – неизбежность, а не очередная утопия урбанистов-визионеров, должно стать всеобщим.
– До сих пор в украинском градостроительстве бал правили девелоперы, а архитекторам предлагалось лишь обслуживать их идеи. Есть ли надежда на корректировку этой, скажем осторожно, не слишком цивилизованной модели?
– Я считаю, что девелоперов не следует стигматизировать, это прежде всего контрпродуктивно. У них ведь часто, помимо амбиций и финансовых возможностей, еще и многолетняя практика. Девелоперам просто следует четко означить границы дозволенного, после чего продолжать с ними сотрудничать. Но именно сотрудничать, а не тупо зарабатывать деньги при их содействии. Насколько я понял, вы высоко цените венский опыт…
– Еще бы! Ведь именно в Вене удалось достичь элегантного компромисса между частным и общественным, эстетичным и практичным, элитарным и массовым. Ни Лондон, ни Рим, ни Варшава этим похвастаться не могут. С точки же зрения жилищной политики Вена традиционно социальный город, но при этом далекий от унылого эгалитаризма, столь ощутимого в Копенгагене и Стокгольме.
– Потому что в Вене каждый девелопер обязан отдать 5% производимого им жилья городу на общественные нужды, какого бы класса жилье ни строил. В результате общественный квартирный фонд в австрийской столице очень разнообразен, он присутствует во всех районах и в разных типах жилых зданий. Хотелось бы верить, что когда-нибудь мы увидим такое и в Киеве… Другой любопытный аспект – новое строительство на кооперативной основе. Его хватает и в той же Вене, и во многих других европейских городах…
– Оно существовало в Европе еще до Первой мировой войны, а также и в крупных городах тогдашней Российской империи. Даже в позднем СССР, который вы счастливо не застали. Поскольку спрос на жилье там оставался таким, что госсектор не справлялся, жилкооперативы возродили. Как многое в СССР, коопсектор был пародийным: например, вкладывая свои кровные, кооператоры, однако, не были вольны в выборе архитектора.
– Но коллективный приватный девелопер как факт все же существовал! А потом он куда-то сдулся. В постсоветском мире кооперативы деградировали до гаражного уровня. А новоявленные девелоперы эволюционировали в своего рода касту – и, учитывая бедность муниципалитетов, оказались как бы вне конкуренции, что вообще-то абсурд…
– Уж хотя бы потому, что девелопером может стать каждый, кто готов купить жилье. Речь ведь о той же покупке, только по иной схеме. Более растянутой во времени, но и более гибкой.
– Да, вне всякого сомнения. Суммируя то, что мы обсудили, я обобщил бы оптимальную картину жилищного строительства в новой Украине так: девелоперы остаются на рынке, но на нем же должно наконец появиться государство, а кооперативное строительство – возродиться. В средней перспективе такая диверсификация даст и выигрыш во времени, и больше выбора для всех наших граждан, в том числе и для наших архитекторов.
– А насколько влиятельным может стать институт конкурсов и публичных обсуждений крупных градостроительных проектов?
– В Украине довольно любопытная история этого института. К сожалению, много лет конкурсы у нас старательно тормозили…
– Кто? Девелоперские лоббинг-группы со своими “карманными” архитекторами?
– В основном. А государство либо муниципалы не вмешивались, поскольку сами строили ничтожно мало, отдав львиную долю строительства на откуп частным компаниям. Тем не менее на западе страны – и в первую очередь в крупных городах: Львове, Ровно, Ивано-Франковске, – давние европейские традиции еще теплились, и конкурсы, пусть на незначительные объекты, время от времени проводили. В свою очередь и низовые, гражданские инициативы там тоже были очень заметны. А вот в Киеве и к востоку от него подобное долго было невозможно – опять-таки в силу традиций, но уже иных.
– А как же упомянутый конкурс на проект отеля на Майдане?
мы отстроим Мариуполь, как поляки отстроили Варшаву
– Он был исключением, из которого в итоге ничего толком не вышло. Серьезно думать о возрождении – а для восточных районов зарождении – института конкурсов стали не так давно, и “последним свистком” стала книга той же Ганны Бондар “Архитектурные конкурсы и конкурсы развития территорий: демократия в действии”. Хотя за пару лет до 2018-го, когда она вышла, в Киеве провели конкурс на проект здания Музея Революции Достоинства. Однако победивший проект, авторства австрийской архитектурной фирмы, реализован не был. Почему – вопрос не ко мне; говорят, причины были политическими. Но, так или иначе, возник прецедент. С тех пор конкурсы, пусть пока на скромные общественные объекты (крупных в последние годы почти не проектировали) либо на ландшафтные преобразования, начали проводить по всей Украине, и в этом контексте заметно выделились два города именно на востоке. Прежде всего Мариуполь, но также и Краматорск. Оба должны были стать флаговыми примерами оптимизации городской среды, особенно по контрасту с большими массивами невыразительной советской застройки. И ведь стали! В Мариуполе заодно отреставрировали несколько важных исторических объектов; там вообще успели значительно больше, чем в Краматорске. Некогда блеклый промышленный город ожил и наполнился красками за каких-то полтора года…
– После чего случилось то, что случилось. По масштабу разрушений и человеческих потерь Мариуполь 2023 года едва ли уступает Варшаве 1945-го.
– Это правда. Но шок уже проходит. Многие мариупольцы признавались мне, что не мыслят жизни вне своего города, очень по нему тоскуют и вернутся туда немедленно по освобождении, какие бы бытовые тяготы ни ждали их на первых порах. И мы отстроим Мариуполь, как поляки отстроили Варшаву. Даже быстрее – при помощи технологий ХХI века и наших друзей по всему свету.
