Российская космическая программа, наследница советской, переживает странные времена.

"Роскосмос" занимается съемками художественного фильма на орбите, грозит покинуть МКС и создать отдельную, национальную орбитальную станцию, при этом на российских ракетах и модулях относительно часто стали случаться неполадки, и это порождает сомнения в способности нынешней российской программы с подобной задачей справиться – и в осмысленности самой этой задачи.

Последние громкие истории "Роскосмоса" – сложно прошедший запуск к МКС модуля "Наука", тянущаяся три года сага о просверленном отверстии в пристыкованном к станции корабле "Союз" – и похоже, Россия попыталась неофициально возложить ответственность за это на американскую астронавтку, а также грядущий запуск на орбиту съемочной группы фильма "Вызов", из-за противодействия которому, по слухам, космонавт Сергей Крикалев был практически уволен с поста директора пилотируемых программ.

Запуск "Науки"

Строительство модуля для МКС продолжалось – с большими паузами – четверть века. В 2013-м в топливной системе обнаружили металлическую стружку, запуск был надолго отложен. Наконец, в июле 2021 года модуль "Наука" вывели в космос. Корректировка орбиты прошла с задержками из-за неполадок, а когда модуль уже был пристыкован к МКС, на нем самопроизвольно включились двигатели, и, чтобы вернуть станции ориентацию, потребовалось включить двигатели у другого российского модуля.

Первым, или одним из первых, о проблемах с корректировкой орбиты "Науки" сообщил Анатолий Зак, журналист, создатель портала russianspaceweb, автор книги о советской и российской истории освоения космоса и энтузиаст, чье признание в любви к "Спутнику-1" можно прочитать в National Geographic. Зак эмигрировал в США в 90-х, но многократно возвращался в Россию и детально исследовал российскую космическую программу. Он вел онлайн-репортаж о запуске "Науки":

– В связи со спецификой журналистской деятельности, которая в России существует, легко быть первым, поскольку там не особо разрешают даже задавать вопросы подобного рода. Надо сказать, что я за этими двигателями следил последние 20 лет. Было понятно, что двигательная система – одна из критических систем на модуле и что жизнь и смерть этого проекта зависит от того, как будут работать двигатели. Я был готов к таким вещам, зная 25–30 лет истории этого аппарата. Когда начинался проект МКС в 1993 году, НАСА заказало строительство модуля "Заря", который был запущен в ноябре 1998 года и стал первым элементом Международной космической станции. Одновременно Центр Хруничева строил дублер "Зари" за свои средства на случай неудачного пуска. Когда модуль был благополучно запущен, встал вопрос, что делать с дублером, который был готов процентов на 70. Были долгие дебаты, в итоге в начале 2000-х решили его перестроить в многоцелевой лабораторный модуль, который стал потом "Наукой". Следующие 20 лет шло строительство ни шатко ни валко, был целый ряд технических проблем. Была найдена проблема с двигателями, она задержала запуск на 7 лет. Но история его строительства не прерывалась – и в условиях неритмичного финансирования и изменения графиков модуль в итоге полетел в 2021 году.

– За эти 25 лет произошла компьютерная революция, раньше системы управления весили несоразмерно больше. Кажется, что в этих условиях невозможно строить что-то 25 лет, особенно на фоне новых и довольно быстрых космических стартапов.

– Вы нажимаете на больное место российского космоса. Естественно, на "Науке" за это время многие узлы успели быть установленными, полностью отслужить свой срок, по-прежнему находясь на Земле, и затем пришлось либо волевым решением продлить срок службы этих компонентов, либо менять. И это происходило несколько раз на протяжении жизни модуля на земле: продлевать сроки службы систем, ремонтировать, заменять вышедшие из строя части. Были улучшения. Но какие-то узлы, например, элементы системы сближения, изготовленные на Украине, как были на борту, так и полетели.

Сложности на орбите

– Давайте поговорим о проблемах с двигателями.

– У этого модуля очень сложная двигательная установка, как у всех аппаратов, которые рассчитаны на маневрирование в космосе и активное сближение с другими аппаратами. Есть главные двигатели: после того как ракетоноситель вывел модуль на начальную, "парковочную" орбиту, они ответственны за ее коррекцию. Затем у модуля есть целая плеяда двигателей ориентации, которые отвечают за то, чтобы аппарат находился в правильном положении в космосе, разворачивают его. Двигательная система была разработана в 60–70-е годы для корабля ТКС, который был архитектурной основой модуля. Двигатели были похожи на те, что использовались в 70–80-е годы на аппаратах подобного типа. Двигательную установку для модуля построили в 90-е годы, и естественно, ее пришлось перебирать при адаптации дублера, нужно было разрезать много трубопроводов системы подачи топлива под давлением. Это сложный лабиринт топливных линий. В какой-то момент во время этой переделки топливные линии были загрязнены, туда была занесена металлическая стружка. Это было обнаружено, по существу, при подготовке к отправке модуля на космодром в районе 2013 года, пришлось модуль вернуть обратно на завод, полностью все это перебирать.

– Звучит чуть анекдотически, будто враги прокрались и насыпали железной стружки в баки. Откуда она была?

– На самом деле этот анекдот можно продолжить. Этому нет документального подтверждения, но, по слухам из надежных источников, инженеры или мастера, которые были ответственны за распиливание трубопроводов, когда происходила адаптация модуля для новых целей, думали, что аппарат идет на утилизацию, что они работают на свалку. И когда они пилили эти трубопроводы, – а когда пилят металл, идет стружка, – не было никаких мер предосторожности, чтобы предотвратить попадание стружки внутрь трубопроводов. Естественно, если стружка попадает внутрь, в лабиринт трубопроводов, она начинает путешествовать по ним, попадать в клапаны. Легенда такова, правда это или нет. И мы знаем много примеров в недавнем прошлом космической индустрии России, где были перепутаны сплавы, и датчики были установлены вверх ногами, – помните известный кувырок ракеты "Протон" в 2013 году? Хруничев – их много раз ловили с серьезными проблемами с контролем качества. Потом обнаружилось, что не только топливная система, но и топливные баки, которые имеют очень сложную конструкцию, оказались загрязнены. Внутри этих баков – аккордеоноподобные мембраны, и многолетние попытки их очистить не удались. Модуль отправили в полет как есть, и это был риск, поскольку система работает при высоком давлении, и можете себе представить, что бывает, когда в камеру сгорания попадают инородные элементы. В космонавтике всегда есть риск, но можно сказать, что риск с модулем был повышенным в части работы двигательной установки. Для уменьшения риска в систему были установлены дополнительные клапаны, которые должны были отсекать участки с утечками или другими проблемами. Нужно было переписать программное обеспечение, которое управляло всем этим. В полете из-за проблем с программным обеспечением не те клапаны были открыты. Произошло смешение системы, которая работает на низком давлении, с системой, которая работает на высоком давлении, что крайне опасно для главных двигателей модуля, и это грозило, вообще говоря, выведением из строя двигательной системы, что привело бы либо к потере ориентации, либо к неспособности корректировать орбиту, что мы, собственно, видели в начале полета. Специалисты проблему решили на ходу, удалось провести все коррекции, стыковка была в итоге успешно проведена. Главные двигатели, которые используются для коррекции орбиты, не могли быть использованы, поскольку давление в системе поднялось выше уровня, на который двигатели рассчитаны (они должны работать при низком давлении, у них есть свой турбонасос, он создает давление на входе в камеру сгорания). Надо отдать дань уважения специалистам, которые немедленно адаптировали эту программу для новых условий, чтобы сначала могли использоваться небольшие двигатели. Система устроена таким образом, что, когда эти двигатели работают, они снижают давление в системе. Таким образом давление снизили до уровня, при котором главные двигатели могли вступить в строй. Но такой вариант был более дорогостоящим в смысле расхода топлива, – и мы пришли к моменту стыковки только с одной попыткой сближения со станцией (первоначально топлива было на две попытки сближения). Если бы не удалось состыковаться, мы бы наблюдали, что модуль медленно терял высоту и постепенно вошел бы в атмосферу.

(Рогозин отрицал, что у модуля “Наука” была лишь одна попытка совершить стыковку. – Прим.)

Потом была еще одна проблема, вызванная ошибкой в программном обеспечении. Когда уже все успокоились, примерно через три часа после стыковки, модуль включил свои двигатели. Как сейчас говорят, он включил двигатели на отвод, хотя сейчас разбираются специалисты, что точно было. Видимо, где-то в программе не было сигнала о том, что стыковка произошла, что модуль пристыкован и должен отключить двигательную систему. Возможно, система подумала, что модулю нужно поменять ориентацию или нужно отстыковаться в связи с какой-то проблемой, и включила двигатель. Будем надеяться, что специалисты дадут подробный отчет. Поскольку модуль был жестко пристыкован к станции, вся станция начала вращаться, соответственно, экипажу и Центру управления полетами нужно было время понять, что происходит, и включить двигатели служебного блока, чтобы противостоять этому вращению. Была такая борьба между двумя аппаратами, но в итоге удалось двигатели на борту нового модуля отключить и восстановить ориентацию станции.

– Компенсировать вращение, приданное "Наукой", пытался другой российский модуль?

– Модуль "Звезда" и грузовой корабль "Прогресс", который пристыкован был к станции, их двигатели были использованы для того, чтобы восстановить ориентацию станции.

– Дикая, конечно, картинка, что два российских модуля борются между собой.

– Но это как раз то, что произошло.

– Я правильно понимаю, что модуль "Наука" выжег все свое топливо и он не заправляемый?

– Есть нюансы. Баки, которые использовались двигателями, включившимися во время инцидента, пусты, согласно телеметрии, которая у нас есть. Эта система полностью деактивирована, но на модуле есть другая группа двигателей, предназначенная специально для ориентации станции, есть так называемые транзитные топливные магистрали, которые позволяют передавать топливо от грузового корабля. Но это не те двигатели, которые создали все неприятности.

– Есть ли тревога из-за того, что во время борьбы двух модулей, пристыкованных к станции, возникло напряжение в стыковочных узлах, через которые передавался момент движения, – не грозит это появлением трещин?

– Это естественный вопрос. Но модуль "Наука" с самого начала рассчитывали расположить достаточно далеко от центра масс станции – вниз от ее основной оси, чтобы удобнее маневрировать ее, длинное плечо есть. Соответственно, стыковочный узел был рассчитан на все динамические нагрузки, связанные с изменением ориентации станции, передачей момента. Конечно, тут была нештатная ситуация, модуль включал двигатели без какой-либо программы, тяга была направлена в неизвестном направлении. Система ориентации станции противодействовала этому, она воспринимала это как нарушение ориентации, как какое-то беспорядочное вращение, пыталась повернуть станцию в противоположном направлении. Это могло теоретически создать динамические нагрузки, если не на стыковочный узел, то, может, на более слабые элементы, например, радиаторы солнечной батареи – вы видите на картинках, они всегда соединены такими тоненькими палочками, маленькие колесики деликатные, которые вращают все эти элементы. Для них это был достаточно значительный стресс. НАСА признало, что была опасность повреждения и радиаторов, и солнечных батарей. Они даже просили астронавтов посмотреть в окно и убедиться, что нет повреждений, после того как инцидент произошел. Была опасность повреждения, но, в общем, модуль, стыковочные узлы и основная конструкция станции на подобные вещи рассчитаны.

Контроль качества

– Вы сказали, что-то почудилось программному обеспечению модуля "Наука". И в 2017 году была история с падением "Фрегата": сначала появились сообщения, будто программа посчитала, что запуск совершен с Байконура, а на самом деле его запустили с Восточного. Потом вроде опровергли, при этом в официальном заключении говорилось про "несовершенство алгоритмов программного обеспечения" и признавалось, что если бы запуск был проведен с Байконура, все было бы в порядке.
Тут, конечно, хочется спросить: что происходит с программным обеспечением, это какие-то системные ошибки?

– Я не специалист в программном обеспечении, а в отношении "Науки" сейчас идет расследование. Как я уже сказал, при строительстве модуля в последний момент были добавлены клапаны в [топливную] систему – из-за риска утечки. Должно было измениться и программное обеспечение, оно должно предусмотреть каждую ситуацию и комбинацию ситуаций, всевозможные комбинации положений клапанов, систем, команд и сигналов, и как они накладываются друг на друга. Это задача титаническая. Вы знаете даже по домашним компьютерам, они иногда начинают какие-то вещи делать помимо наших команд или не делают то, что им командуют. [А с "Фрегатом"] – это было не совсем даже программное обеспечение. Оно работает в сочетании с навигационными системами, датчиками. Здесь мы имеем дело с установкой гироскопической системы, которая позволяет кораблю ориентироваться. Система устанавливается согласно спецификациям географического положения, откуда ракета взлетает. В данном случае гироскоп верхней ступени, "Фрегата", был установлен по документации, которая писалась для Байконура, а летел он с Восточного.

– Россия – наследница мощнейшей космической программы СССР. Понятно, 90-е нанесли удар, но, если я правильно понимаю, было довольно успешное международное сотрудничество вроде МКС, и это источник финансирования. Можно услышать критику, что современная российская космическая программа доезжает на советском наследии, а сама мало на что способна. С другой стороны, это гигантская работающая отрасль, решающая сложные задачи, но мы регулярно видим проблемы, подобные тем, что мы обсуждали. К примеру, вы в анализе для исследовательской организации CNA указывали, в частности, что в российской космической программе сейчас страдает контроль качества. С вашей точки зрения, за последние 25–30 лет упал уровень отрасли или это частные проблемы, а основы по-прежнему сильны?

– Это философский вопрос, и мое мнение тут может быть субъективным. Российская ракетно-космическая отрасль весь постсоветский период развивалась крайне неоднородно. Когда Россия унаследовала огромный военно-промышленный комплекс, который остался от Советского Союза, она, во-первых, не могла его себе финансово позволить, во-вторых, не могла его полностью использовать. Большие сегменты сектора были потеряны, и с ними были утрачены компетенции и опыт в некоторых областях. Космическая техника – крайне многогранная область, есть двигатели, есть электроника, материалы, конструкция ракет. Для всего нужны свои институты, свои конструкторы, и было невозможно содержать их в постсоветский период, нужно было делать крайне жестокий выбор, кого оставить, кого продолжать финансировать. Были предприняты радикальные шаги, чтобы вывести индустрию на коммерческий рынок, интегрировать ее в мировую экономику. Это было благополучно сделано, и благодаря этому ядро отрасли удалось сохранить в 90-е годы, и даже развивать определенные секторы. Например, блок "Фрегат", который мы упоминали, был в основном разработан в постсоветский период и позволил России удерживать позиции на коммерческом рынке запусков. Ракета "Протон" была разработана в середине 60-х годов, но прошла целый ряд модернизаций, в том числе и в постсоветский период, которые позволили ей быть рабочей лошадкой коммерческого космоса до определенного периода. Но в то же время происходила утечка мозгов, снижение зарплат в отрасли, были коррупция и плохое управление. Результатом стала потеря контроля качества. Ее крайне сложно измерить, но у нас есть один показатель – успешные пуски. Когда вы видите участившиеся аварии – это манифест того, что система не работает в области контроля качества. Большая политика тоже вмешалась, поскольку для космонавтики чрезвычайно важна интеграция в мировую экономику, необходимо общение ученых и специалистов, необходимы коммерческие проекты, которые инвестируются, в том числе, из иностранных источников.

Положение России на международном рынке космических запусков приносило солидную прибыль, позволяло отрасли выжить, но все это было в большой степени разрушено в 2010-х годах в результате снижения контроля качества и одновременно политической изоляции России на мировом рынке. И мы получили то, что мы имеем сейчас. По существу, "Протон" перестал быть каким-либо игроком на рынке запусков. У России остался один тип ракетоносителей – это "Союз", который сейчас активно используется в российской космической программе. Есть большой коммерческий проект OneWeb, который играет огромную роль с точки зрения поддержания Россией положения на международном рынке (Россия выводит на орбиту спутники для предоставления доступа к интернету по всему миру. – Прим.). Но как дальше будет складываться ситуация, не совсем понятно. Сочетание высокой аварийности и политической изоляции практически исключили Россию из соревнования за коммерческих клиентов. Во-первых, возросли страховки на российские ракетоносители в связи с тем, что была высокая аварийность. Даже если российская космическая отрасль могла предложить рынку свои ракеты по более низкой цене, чем западные конкуренты, то страховка эту разницу компенсировала. И сам этот вопрос не имеет сейчас никакого значения, поскольку в Россию иностранные клиенты не идут. Есть санкции, Россия изолирована на международной арене, о чем может идти речь? Если, конечно, появится чудесное средство выведения, которое будет значительно дешевле, чем американские или европейские средства выведения, тогда да, наверное. Но любая инновация, радикально новое техническое средство требует значительных инвестиций, высокого уровня научно-технического развития, энтузиазма и мотивации людей, которые проектируют подобную технику. Я бы сказал, что в России с этим достаточно сложно сейчас.

Россия vs СССР vs США vs Китай

– С инновациями тоже сложно? В Сколково были какие-то космические стартапы, правда, в 2010-х часть из них перебралась в Америку.

– Вы, может, видели что-то в Сколково, я не видел конкретных результатов, наоборот, я видел весьма печальную историю с фирмой "Даурия". Я видел другие проекты, которые пытались запустить частные предприниматели в России, и, честно говоря, затрудняюсь сказать, какой из них достиг стартовой площадки. У меня впечатление, что это в корне не работает без обмена мнениями, гарантиями инвестиций, возможности получить инвестиции, в том числе из-за рубежа – это дело обречено. Соответственно, я вообще не вижу революционных инноваций, которые бы могли перевернуть отрасль. Хотя надо отдать должное российским двигателистам, которые во многих случаях на много лет опередили время. Но двигатели никуда сами не полетят без инфраструктуры, без того, чтобы был полный комплекс всех необходимых элементов, которые требуются для того, чтобы создать такую сложную систему, как ракетоноситель, космический аппарат. Соответственно, если у вас даже есть какие-то сегменты с талантливыми людьми, но если у вас нет в комплексе общей экономики, которая открыта к инновациям, которая сама интегрирована в мировую экономику, то крайне сложно себе представить, как это будет работать на таком отдельно взятом участке.

– Россия в последние годы инвестировала существенные средства в развитие новых видов вооружений, вы в докладе для CNA писали, что Москва готова вкладываться в космос, в технологии двойного назначения. При этом вы там же приводите старый советский анекдот: приезжают японцы, их спрашивают, насколько Советский Союз отстал от Японии в электронике, они отвечают – навсегда. Но предположим, Россия сейчас направит гигантские средства в космическую отрасль, она сможет вернуть позиции в космосе?

– Это опять политические и макроэкономические вопросы, в которых я не совсем эксперт. Наверное, России будет сложно сравниться в инвестициях в военно-промышленный комплекс с теми, которые мог позволить себе Советский Союз, – во многом за счет обнищания советского населения и разрушения по существу советской экономики. Как мы помним, это была система, которая не способна была прокормить население, дать всем носки, рубашки, элементарные вещи вроде туалетной бумаги, поскольку основные средства шли на развертывание баллистических ракет и строительство других вооружений. Россия может попробовать этот сценарий, но как поведет себя российское население, остается вопросом. Безусловно, в последние 20 лет, во время правления Путина мы видим значительные инвестиции в военную отрасль, но, думаю, они несравнимы с теми, что делал Советский Союз. Особенно они несравнимы по результатам. Возможно, опять на анекдотичном уровне, но мое впечатление, что военно-промышленный комплекс Советского Союза был менее коррумпирован и более эффективен, чем то, что имеется сейчас в России. Соответственно, я несколько скептически вижу перспективу, скажем, России, пытающейся вести гонку вооружений или технологическую гонку на уровне Соединенных Штатов. Мы видим хороший пример с идеей высадить российского космонавта на Луне (Россия обещает сделать это в районе 2030 года. – Прим.). Сейчас мы видим, что космическая гонка даже с Китаем с треском проиграна. Китай за последние 10–15 лет посадил на лунную поверхность несколько сложных аппаратов, Россия посадила ноль аппаратов. Китай полностью своими силами создал космическую станцию, начал сборку ее непосредственно на орбите, полностью осуществляет независимую пилотируемую космическую программу. Одновременно мы видим Россию в положении, где много говорится громких слов о том, как замечательно пилотируемая программа выглядит, но на самом деле она сейчас полностью зависит от программы Международной космической станции, от Соединенных Штатов. Китай ввел в действие целый ряд ракетоносителей, которые по существу либо сравнились с тем, что было в Советском Союзе и в России, либо в некотором роде превзошли то, что было и есть в России. Соответственно, справедливо констатировать, что Китай догнал и перегнал российскую космическую программу.

РОСС

– Давайте поговорим о национальной орбитальной служебной станции, которую Россия собирается построить в одиночку. Москва заявила о планах выйти из проекта МКС после 2024, хотя НАСА вроде говорит о намерении продлить существование станции.

– Есть библейское выражение о письменах на стене, эти письмена уже написаны. Международная космическая станция приближается к тому моменту, когда ее просто будет невозможно эксплуатировать, даже если не будет никаких политических и прочих проблем, – она приближается к естественному концу. В России с самого начала, уже почти 20 лет, была идея, что международную космическую станцию должна заменить национальная космическая станция, которая была бы независима от партнеров и где Россия играла бы ключевую роль, эта станция была бы главным пунктом назначения для российских космонавтов. Вопрос только, сможет ли финансово Россия потянуть подобный проект. В проекте Международной космической станции России принадлежит ведущая техническая роль при том, что около 90% финансирования осуществляют другие партнеры. Россия нашла себе в 90-е годы идеальный вариант: она поставляла технологии и благодаря этим технологиям имела лидирующую роль в проекте, который во многом финансировали другие. Если вы возвращаетесь обратно к ситуации, где станция построена только одной страной, как, например, сейчас делает Китай, то вся бюджетная нагрузка ложится на эту страну. Это огромная дилемма для России, поскольку это вопрос финансирования технически крайне сложной и дорогостоящей инфраструктуры и в космосе, и на земле. Это гораздо более значительная финансовая, техническая и политическая нагрузка на всех российских участников по сравнению с тем, что они сейчас несут в проекте международной станции.

– Технологически Россия может потянуть самостоятельно построить станцию и оперировать ею, у нее есть ресурсы?

– Это тоже хороший вопрос. Деньги и технические возможности взаимосвязаны. Россия сейчас управляет крайне сложным комплексом на орбите, российский сегмент с инженерной, технической точки зрения играет ключевую роль в проекте МКС. Соответственно, все эти компетенции и технологии могут быть перенесены с успехом в новую станцию. По существу, все, что у России есть на МКС, может быть, в принципе, использовано для создания новой станции. Большое "но" заключается в том, что если вы просто сейчас отделите российский сегмент от американского и зададите ему задачу существовать как отдельной станции, он этого не сможет сделать за отсутствием целого ряда компонентов. Более того, он не сможет это сделать из-за возраста модулей, в том числе "Науки", которую только что запустили. Системы, которые были спроектированы 30 лет назад, построены, может, 10–15 лет назад, находятся на краю операционного времени существования, гарантий и так далее. Нужно будет эту станцию сделать без партнеров, обеспечив все функции – двигательную, энергоснабжения, поддержки системы жизнеобеспечения, – и все это должно будет осуществляться российской стороной. Сейчас на Международной космической станции российский сегмент получает электроэнергию от американского сегмента. В России строится научно-энергетический модуль, который даст станции эти все необходимые качества. Но у него, например, нет возможности для выхода в открытый космос, а это абсолютно необходимо, на данном этапе развития техники станции не могут существовать без космонавтов, выходящих в открытый космос. То есть нужен шлюзовой модуль. Необходимы гироскопы для поддержания ориентации, если мы не хотим все время возить туда топливо. Значит, нужно либо модуль переделать, либо добавить еще один модуль, который привезет туда гироскопы. Мы видели темпы сборки российского сегмента, которая началась в 1998 году, – и он не собран до сих пор. Сейчас уже не будет 20 лет, нужно будет в течение 5 лет создать, запустить и собрать все эти модули в одну новую станцию.

– С другой стороны, в 80-е годы Советский Союз все это успешно проводил. Вопрос вот в чем: технологически космос сейчас сильно ушел вперед? Грубо говоря, возможно ли повторить то, как 40 лет назад Советский Союз автономно держал на орбите свою станцию, или это уже невозможно, и нужны какие-то новые технологии?

– Архитектурно станция, которую планируют после МКС, с некоторыми отличиями будет похожа на станцию "Мир". Ее начали строить в Советском Союзе, но СССР, кстати, так и не смог ее достроить. Два последних модуля финансировали американцы уже в 90-е годы. Даже Советскому Союзу было весьма сложно собрать подобную станцию. В России эти модули будут собираться по похожей схеме, но будут, естественно, иметь современную электронику, системы, которые разработаны сейчас. Это будет эволюционный подход. Многие принципы, которые были разработаны на "Мире" и на МКС, будут напрямую использованы при создании станции. Это легко доказать, потому что модуль, который сейчас строится на земле, первоначально предназначался для МКС, а сейчас его прочат как центральный модуль новой станции, поскольку на МКС ему не остается времени летать. Хотя опять же есть варианты, это нерешенный пока вопрос.

– А что будут делать американцы и европейцы, когда МКС прекратит существование?

– У американцев есть параллельная программа освоения окололунного пространства, поверхности Луны. Они уже много лет строят новый корабль для глубокого космоса "Орион", который сейчас выходит на финишную прямую. Для него строится огромная ракета, после многих проблем ее доводят до конца. Эта программа не предназначена для околоземной орбиты, она нацелена целиком на освоение глубокого космоса, прежде всего окололунного пространства. Одновременно есть частные инвесторы в США, которые обещают создать новую станцию на базе МКС. Компания Axiom, например, разрабатывают новые модули, которые будут первоначально пристыкованы к МКС, а когда МКС закончит свою работу, они будут отстыкованы и станут новой станцией. То есть это подобие российской стратегии, только в Соединенных Штатах она осуществляется на уровне частного сектора. Сможет ли эта компания все осуществить – естественно, вопрос, поскольку это частная компания, которая зависит от инвестиций, но такая программа есть и развивается параллельно с программой освоения окололунного пространства. То есть у американцев и европейцев есть план А и план Б, есть варианты, где они могут занять своих астронавтов, причем миссии более интересные, чем на Международной космической станции.

Дыра в корабле

– Поговорим о сотрудничестве России с Западом в космосе. Есть странная история с дыркой в "Союзе", которую обнаружили по утечке воздуха в 2018 году. Ее явно просверлили – Россия отрицала, что это могло быть сделано на Земле, велось длительное расследование, а тем временем в российских СМИ появлялись невнятные указания на американских астронавтов. Наконец, в августе ТАСС опубликовал статью журналиста Михаила Котова, где со ссылкой на некий источник сообщалось о возможном заболевании астронавтки Серины Марии Ауньон-Чанселлор и утверждалось, что это могло "привести к попыткам разными способами ускорить ее возвращение на планету". В защиту Ауньон-Чанселлор выступили глава пилотируемых программ Кэти Людерс и Билл Нельсон, они заявили о беспочвенности обвинений.

После этого глава "Роскосмоса" Дмитрий Рогозин написал в твиттере: "Никто ее никогда не обвинял. Я прочитал интервью с блогером Котовым. В мире много блогеров, но тут устроили истерику из-за одного из них. "Роскосмос" никого не обвиняет, мы не хотим проблем в нашем сотрудничестве". У вас есть представление о том, что произошло и почему астронавтка была выбрана адресатом анонимного обвинения?

– Никаких реальных источников информации о том, как эта ситуация развивалась, к чему привело расследование, я не видел. Я не знаю, кто просверлил дырку в корабле, но думаю, что она была просверлена на земле. Могу только догадываться, что, наверное, дырка была сделана во время сборки или испытаний корабля. Она была примитивным методом заделана, корабль отправился в полет, и пока затычка держала давление, это все было покрыто тайной. Когда затычка выпала, началась утечка, и вскоре дырка была найдена экипажем. Почему выбрали астронавтку? Потому что она женщина. Притянули за уши целый ряд полуфактов, полуправдивых историй, создали историю совершенно на уровне Эллочки Людоедки, запустили циркулировать в средства массовой информации. Это чрезвычайно понравилось националистам и женоненавистникам, которых в России много. Соответственно, скандал дошел до опровержений со стороны руководства НАСА.

Рогозин/Маск

– Рогозин может в Думе увязывать участие России в МКС с отменой санкций, а потом в интервью CNN заявлять, что это проблема перевода, и что он такого, скорее всего, не говорил. Он пикируется с Илоном Маском, – знаменитая история, как Рогозин предложил США доставлять астронавтов на МКС с помощью батута, и когда SpaceX построили Crew Dragon, Маск сказал: "Батут работает". В этом даже есть что-то трогательное: Маск хвалит российские двигатели, эта их переписка в твиттере скорее комплиментарна Рогозину. Он – специфическая фигура, про него легко в принципе говорить, что он некомпетентный руководитель, что все зло от него. Но может, он, скорее, олицетворение, симптом, нежели причина?

– Вопрос философский. Стили поведения Маска и Рогозина несколько похожи, какие-то выпады в интернете, высказывания не совсем понятные, мелкая ругань с читателями – это есть и у Рогозина, и у Маска. Я думаю, что знак нашего времени, и в большой политике можно заметить подобного рода тенденции. Космическая отрасль не исключение. Соответственно, когда вы имеете цирковую атмосферу, можно сказать, окружающую космос, особенно в обстановке, когда все политизируется – раньше это была война между разными идеологиями, но сейчас это даже не война – это чисто национализм. Космос – это одно из направлений, где националисты сталкиваются друг с другом, используют каждую ситуацию, чтобы доказать свою правоту и превосходство. Мы живем в такой цирковой атмосфере. Космос с самого первого дня, с самого первого спутника был прежде всего соревнованием, использовался для политической пропаганды. То же самое происходит в России, только на более неформальном уровне. Малообразованная озлобленная публика озабочена тем, чтобы доказать что-то американцам.

– Эта националистическая обертка вредит делу или это просто пиар и к делу отношения не имеет, и люди, которые реально занимаются космической программой, спокойно сотрудничают с западными коллегами?

– Скорее всего, эта недружелюбность – симптом, который отражает положение российского общества: увеличивается политическая изоляция России, уменьшается количество областей, где российские ученые, специалисты и бизнесмены могут взаимодействовать с Западом. Это создает нездоровый климат внутри России, вредит и международному сотрудничеству, которое идет на убыль. Сейчас практически закрыты перспективы международного сотрудничества, программы, которые были начаты в постсоветское время, в детант 90-х годов. Действия руководителей России и российской космической отрасли во многом способствуют разрушению этого сотрудничества, и, по моему мнению, нас ждет период охлаждения и разрушения этого сотрудничества, мы через несколько лет это увидим. Механизмы, которые были запущены нынешними капитанами космической отрасли и политическими лидерами России, уже дают о себе знать, но дадут о себе знать и в пилотируемой программе в ближайшие годы, если не произойдет резкого поворота к лучшему.