Всего чуть более месяца назад исполнилось 10 лет с момента смерти Вацлава Гавела, чехословацкого диссидента, впоследствии возглавившего государство. За эти годы Гавел превратился отчасти в застывшую икону перемен, наступивших в Чехословакии после Бархатной революции, о нём пишут как о вдохновителе реформ после краха коммунистической экономической модели и непримиримом борце с тоталитаризмом. Но – как всегда это бывает в случае, когда речь идет о фигурах, повлиявших на ход истории, – за простыми ярлыками скрывается намного больше.
Чего же хотел Гавел и что в итоге из этого получилось? Сегодня, через 10 лет со дня его смерти и через 30 лет после распада Чехословакии, кажется, самое время об этом вспомнить. После себя Гавел оставил политическое эссе "Сила бессильных", написанное в 1978 году. Оно актуально и сегодня – для оценки событий, свидетелями которых мы являемся.
Текст "Сила бессильных" стал отчасти следствием полемики, развернувшейся между Гавелом и писателем Миланом Кундерой после подавления в Чехословакии "Пражской весны". Если говорить об этом обмене мнениями на страницах тогдашних журналов очень упрощенно, то Кундера призвал Гавела, настаивавшего на необходимости дальнейшей общественно-политической борьбы, рассказать, как могли бы в дальнейшем развиваться идеи, подавленные советскими танками.
Гавел объясняет это, начиная с описания того, что он видел вокруг себя: "В то время, как жизнь органично тяготеет к плюрализму и многокрасочности, к независимости самоопределения и самоорганизации, короче говоря, к реализации своей свободы, посттоталитарная система, наоборот, требует монолитности, единообразия, дисциплины" (здесь и далее цитирую по книге "Мораль в политике", Хрестоматия. М., 2004). Это напряжение, возникающее от взаимодействия посттоталитарного и свободного, как верил Гавел, – ситуация, которая в силу своего драматизма рано или поздно должна разрешиться.
Гавел предсказал распад Советского Союза вследствие "дезинтеграционного движения в СССР под давлением пробуждающегося национального самосознания в нерусских областях". Но основная его мысль о будущем состоит в поиске выхода из сложившейся ситуации. Ситуации, которая лишь косвенно, но всё же напоминает ту атмосферу, которую мы наблюдаем в нынешней России. Ведь, согласитесь, вполне возможно применить эту цитату Гавела к российской реальности: "Государственная власть в целях профилактики почти мгновенно подавляет любую, даже самую робкую попытку "жизни в правде".
В эссе "Сила бессильных" есть много прямых и непрямых цитат из работ чешского философа Яна Паточки, человека, замученного на допросах в аналогичной КГБ структуре, чехословацкой Службе госбезопасности, после появления воззвания "Хартия-77", призывавшего соблюдать права человека. Паточка в своей вышедшей в 1975 году в самиздате книге "Еретические эссе о философии истории" писал о необходимости для человека – после столетия войн, политических и технологических революций – взглянуть на собственную жизнь как на целостную идею, иными словами, так, чтобы смысл жизни соответствовал образу жизни, который ведет человек. Для Паточки только такой путь был возможным в борьбе против навязываемых извне "правд", только такое поведение человека даёт возможность возникнуть справедливому полису.
Думаю, следуя мысли философа, можно назвать "жизнью во лжи" то, что описал после недавнего фактического изгнания из России украинский журналист Роман Цымбалюк: многие россияне, по словам репортёра, понимают несправедливость того, что Россия сделала с Украиной, отобрав Крым и затеяв войну в Донбассе, но продолжают вести "шизофреническую", как назвал бы ее Вацлав Гавел, жизнь. Из-за ипотеки, необходимости иметь работу или же страха перед системой подавления свобод мало кто пытается критически взглянуть на собственную жизнь.
В своём эссе Гавел, всед за Паточкой, пишет о возврате человека к себе, о необходимости "экзистенциальной революции", критикует техническую революцию, консьюмеристский образ жизни и говорит об угрозах для экологии и кризисе демократии. Для него – по меньшей мере в конце 1970-х – и западная модель общества требовала перестройки. О перестройке "посттоталитарной" модели (этот термин политик используется применительно к ситуации 1970-х годов в соцлагере и шире во всех коммунистических странах Восточной Европы) политик пишет в самом конце "Силы бессильных": "Если еще в 1968 году я думал, что нашу проблему можно решить, создав оппозиционную партию, у которой будет возможность открыто участвовать в борьбе за власть с партией, находящейся у власти, то теперь мне стало ясно, что в действительности так просто это не происходит и что никакая оппозиционная партия сама по себе, так же как и любой новый закон о выборах сам по себе, не может гарантировать обществу, что оно вскоре не станет жертвой какого-то нового насилия". Гавел описывает политическую систему, которая с его тогдашней точки зрения могла бы быть альтернативой коммунистического социализма. Удивительно, но он противопоставляет государственной собственности не частную, а собственность "общественную".
Утопические представления Вацлава Гавела сбылись лишь отчасти
В основе этих размышлений лежали, конечно, события "Пражской весны", попытки построить "социализм с человеческим лицом". В том числе и по этой причине после Бархатной революции Чехия пошла по пути немногих стран Европы, создавших социально ориентированную рыночную экономику, её ещё называют по-простому "социальным государством". Речь идет об идеях, которые были взяты за основу политики Конрада Аденауэра в Германии в 1947 году. Эта система сочетает частное предпринимательство с государственным регулированием экономики для удержания низкого уровня безработицы и обеспечения социальных гарантий – разнообразных социальных выплат нуждающимся, бесплатного и доступного всем без исключения медицинского обеспечения (здесь вспоминается недавняя история с лечением от коронавируса чешского президента Милоша Земана в одном из пражских госпиталей: сотрудники его администрации подчеркивали, что лечение было оплачено по обычной для граждан страховке) и так далее. Сегодня, помимо Чехии, социальная рыночная экономика развита ещё в Германии – самой экономически успешной стране Евросоюза, а также в Австрии, Великобритании и Польше.
Утопические представления Вацлава Гавела сбылись лишь отчасти: он видел будущее в отсутствии партийной системы, однако его представления о жизни общества, члены которого стихийно объединяются в небольшие группы, существующие параллельно официальным органам власти и влияющие на принимаемые решения, вполне осуществились. Гавел считал, что общественные объединения, возникающие "снизу", есть наилучшая охрана от тоталитаризма: "Структуры эти должны быть оформлены не в виде органов или институтов – никоим образом, – но в виде сообществ. Эти структуры, безусловно, должны утверждать свой авторитет не на давно отживших традициях (как, например, традиционные массовые политические партии), а на своем конкретном подходе к ситуации. Статичному нагромождению формализованных организаций предпочтительнее организации, возникающие ad hoc, ставящие конкретные цели и сходящие со сцены после их достижения. Только этим – полной экзистенциальной взаимоответственностью каждого члена сообщества – по-видимому, и можно создать надежную преграду "крадущейся тоталитаризации".
Александра Вагнер – журналист Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
