Почему республиканцы лишили оппозиционную партию права блокировать кандидатуры членов Верховного суда? Стала ли вакансия в Верховном суде причиной победы Дональда Трампа? Станет ли Верховный суд консервативным союзником Белого дома? Отнимут ли республиканцы у американок право на аборты?

Эти и другие вопросы мы обсуждаем с правоведом сотрудником вашингтонского института имени Катона Ильей Шапиро, специалистом по конституционному праву профессором университета имени Джорджа Мэйсона Ильей Соминым и филадельфийским адвокатом Ларисой Тенберг.

В пятницу Сенат Конгресса США утвердил Нила Горсача членом Верховного суда Соединенных Штатов. Но для того чтобы довести своего кандидата до Верховного суда, республиканцы были вынуждены отменить почти двухсотлетнюю демократическую процедуру. Партия меньшинства была лишена права заблокировать кандидата в судьи путем обструкции.

Битва вокруг кандидата в судьи обрела редкий накал. Судебная ветвь власти в расколотом американском обществе, где законодатели неспособны найти общий язык по, казалось бы, рутинным вопросам, обретает все больший вес. Обе партии хотят видеть в Верховном суде близких по взглядам юристов, верных идеологическим постулатам. И если в недавнем прошлом было место джентльменскому компромиссу, то на этот раз, как оказалось, места для компромисса не было. Сенаторы-демократы заклеймили Нила Горсача врагом "маленького человека" и отказались утверждать кандидата, который, как признают сами демократы, прошел бы в члены Верховного безо всяких проблем всего несколько лет назад. В ответ республиканское большинство, прибегнув к процедурной уловке, отменило давнее правило, позволявшее партии меньшинства блокировать кандидатов президента в члены Верховного суда страны. С помощью так называемого филибастера, или обструкции, сенаторы от партии, находившейся в меньшинстве, могли не дать большинству возможности выставить на голосование кандидатуру судьи, который был для них неприемлем. Обе партии признавали святость этого права почти два столетия. В четверг республиканцы отменили его после того, как демократы отказались дать ход кандидатуре судьи Нила Горсача, который был в начале февраля номинирован президентом Трампом на место скончавшегося в прошлом году консервативного члена Верховного суда Антонина Скалии. Формально демократы объявили, что для них неприемлем кандидат с крайне консервативными взглядами, готовый поступится интересами среднего американца во имя интересов корпораций. Неформально демократы были вне себя из-за отказа республиканцев рассмотреть кандидатуру судьи Меррика Гарленда, номинированного в Верховный суд президентом Обамой в прошлом году.

Демократы знали, что право на обструкцию является ставкой в этом противостоянии. Республиканцы грозили его отменить, если это потребуется для того, чтобы утвердить Горсача членом Верховного суда. Глава демократического меньшинства сенатор Чак Шумер обвинил республиканцев в том, что те готовы пойти на изменение правил вместо того, чтобы предложить другого кандидата с более центристскими взглядами. Неизвестность сохранялась почти до последних часов. Однако и демократы, и республиканцы пошли на принцип. Демократы попытались устроить обструкцию, республиканцы прибегли к тому, что образно называется "ядерным вариантом", они попросту отменили право меньшинства на обструкцию для того, чтобы открыть путь для утверждения Нила Горсача в пятницу простым большинством голосов. Чак Шумер объявил, что это поворотный пункт в истории Сената и истории Верховного суда, темный день в истории обеих институций.

Профессор Сомин, как вам столь сильные формулировки? Что, собственно, произошло в Сенате?

– Я считаю, что это действительно поворотный пункт, но, может быть, не в такой степени, как считает сенатор Шумер, – говорит Илья Сомин. – Он исторический в том смысле, что до сих пор в течение многих десятилетий меньшинство всегда имело это право, но с другой стороны, оно очень редко его использовало, только один раз в случае номинации на Верховный суд. Его больше использовали в случаях номинации на второстепенные, нижние и средние суды.

– Почему назначение члена Верховного суда превратилось в главный политический вопрос и главную политическую драму страны?

– Здесь два значительных момента. Один – которому уже много лет, второй – который специфически относится именно к этой ситуации. То, что происходит в течение многих лет, это возникло сильное разногласие между демократами и республиканцами насчет юридической философии, и из-за этого по многим важным вопросам есть большая разница между средним республиканским судьей и средним демократическим. Более специфический момент заключается в том, что в прошлом году умер судья Скалия, может быть, самый известный консервативный член Верховного суда, если бы его заменил либерал, возможно, это изменило бы баланс Верховного суда. Из-за этого очень многие с обеих сторон считали, что это особенно важная номинация.

– Илья Шапиро, демократы бьют громкую тревогу, они предупреждают, что в Верховном суде появится крайний консерватор, который готов поступиться интересами так называемого маленького человека во имя интересов большого бизнеса. Резонный аргумент, на ваш взгляд?

– Это чистой воды игра на публику. Если Нил Горсач является крайним консерватором, то никакой республиканский кандидат не будет приемлем для этой группы демократов. Он занимает вполне центристские для республиканца позиции, он снискал глубокое уважение в профессиональном сообществе. Сенаторы-демократы, устраивающие обструкцию, играют на потребу своей аудитории, своих избирателей. Да и по большому счету, объектом этой кампании является не Горсач. Противники Дональда Трампа воспользовались этой возможностью, чтобы излить свой гнев за отказ республиканцев предоставить президенту Обаме возможность назначить своего кандидата в члены Верховного суда. В марте прошлого года республиканцы в Сенате отказались рассматривать кандидатуру судьи, выдвинутого Обамой, ссылаясь на то, что это должен сделать следующий президент. Плюс, конечно же, демократы подвергают сомнению легитимность президентства Дональда Трампа. Эти слушания проходили на фоне расследования российского вмешательства в американские выборы, демократы и близкая им пресса продолжают намекать на то, что Кремль помог Трампу победить на выборах, а если это так, то кандидат президента Трампа в члены Верховного суда является нелегитимным по определению. Иными словами, дебаты о кандидатуре Нила Горсача превратились в политическое противостояние.

– Но если отвлечься от этой сиюминутной ситуации и посмотреть на общую картину, ведь многие республиканцы, как известно, скептично относившиеся к кандидатуре Дональда Трампа, говорили, что они проголосуют за него лишь в надежде на то, что он назначит в Верховный суд судью консервативных убеждений. Именно это соображение было одним из главных для сторонников Трампа в американском политическом истеблишменте. Отчего такое внимание к тому, кто станет членом высшего суда страны?

– Я бы сделал более сильное заявление, чем вы. Я предполагаю, что Трамп не победил бы на выборах, если бы в Верховном суде не пустовало место судьи. В ходе предвыборной кампании многие предполагали, что республиканский электорат будет раздроблен и часть республиканцев не проголосует за столь неординарного кандидата. Но за Трампа проголосовали почти все. Главная причина – республиканцы хотели получить идеологически близкого им судью в Верховном суде. Почему? Потому, что решения Верховного суда все больше отражаются на самых разных аспектах жизни страны. От его решений будет зависеть исход фактически всех самых крупных политических схваток последних лет: это и право владения оружием, это и вопросы иммиграции и здравоохранения, образования, прав сексуальных меньшинств, финансирования предвыборных кампаний, вопросы, связанные с избирательными правами. В последние пять-шесть лет Верховный суд принимал решения по всем этим вопросам. Если посмотреть на роль суда в таком ракурсе, то слово каждого из девяти судей может стать исключительно важным в решении главных вопросов общественной жизни. Если бы Хиллари Клинтон одержала победу на президентских выборах, то впервые бы за сорок лет в Верховном суде баланс сил сместился к левоцентристскому от правоцентристского.

– Лариса Тенберг, я знаю по нашим с вами прошлым интервью, что одно из недавних решений Верховного суда прямо отозвалось и на вашей работе адвоката по иммиграционным делам: вы теперь воссоединяете и однополые пары?

– Не так много иммиграционных дел именно доходят до Верховного суда, но тем не менее, какие-то определенные их решения могут кардинально повлиять на ситуацию в стране, – говорит Лариса Тенберг. – Мы это, например, наблюдали в одном недавнем решении Верхового суда в 2015 году, когда они решили, например, что однополые пары имеют конституционное право на заключение брака в любом штате. То есть это поменяло кардинально ситуацию для эмигрантов. Поэтому мы всегда с интересом смотрим и наблюдаем, что нас ждет в будущем.

– Профессор Сомин, вот как раз легализация однополых браков вызвала резкое возмущение консерваторов, которые в течение многих лет жалуются на то, что либеральный судейский корпус взял на себя право навязывать стране свои представления о моральных и иных принципах, дескать, федеральные судьи и верховный суд занимается законотворчеством. Как бы вы определили сегодняшнюю роль Верховного суда в жизни страны?

– Они должны интерпретировать законы и в некоторых случаях опровергать законы и решения исполнительной власти, которые нарушают конституцию. Поэтому они ограничивают сферу деятельности и президента, и Конгресса, иногда правительства штатов тоже. Конечно, как консерваторы считают, что суд навязывает стране его либеральные взгляды, так многие либералы считают наоборот, что суд навязывает более консервативные взгляды. И та и другая стороны обвиняют своих противников в похожих ошибках.

– Примеры громких побед либерального крыла суда на слуху – легализация однополых браков и признание законным, по сути, налога на финансирование закона о доступном медицинском обеспечении. А что можно сказать о консервативных решениях суда, где суд толкнул страну в консервативную сторону?

– Либералы считают, что консервативные судьи неправильно приняли решение насчет отмены регулирования финансирования политических кампаний или расширили право на владение огнестрельным оружием и так далее.

–​ Илья Шапиро, как вы считаете, можно ли сказать, что какие-то решения Верховного суда последнего времени, скажем так, изменили или скорректировали курс страны?

– Прежде всего дело Citizens United против Федеральной избирательной комиссии, которое завершилось решением о том, что независимые от политических партий и кандидатов организации имеют право тратить неограниченные суммы для того, чтобы представить свои взгляды во время предвыборных кампаний. Иск относительно конституционности Закона о доступном здравоохранении, так называемом законе Обамы. Верховный суд подтвердил его конституционность. Решение по делу об однополых браках, завершившиеся их легализацией. Во всех этих случаях исход дел был решен перевесом в один голос: пять против четырех. А ныне ставки еще выше. Судье Гинзбург, придерживающейся либеральных взглядов, сейчас 84 года. Судье Кеннеди, центристу-консерватору, – 80. Не исключено, что оба судьи уйдут в отставку в президентство Дональда Трампа. Если это произойдет, то суд может стать гораздо более консервативным, чем кто-то может представить сегодня.

– Но ведь наличие консервативного судьи в Верховном суде совершенно не гарантирует желательного для консерваторов исхода дела. Взять хотя бы закон Обамы. Ведь вопрос о его конституционности был положительно решен благодаря голосу председателя суда Джона Робертса, назначенного президентом Бушем-младшим. Многие консерваторы не могут простить Робертсу этого решения. И легализация однополых браков также была одобрена благодаря голосу консервативного судьи Кеннеди?

– Естественно, нет стопроцентной гарантии того, в каком русле будет действовать судья. Например, во время предварительных собеседований, когда президент или помощники встречаются с потенциальными кандидатами в федеральные судьи, не принято задавать им вопросы о том, какое решение они приняли бы по разным делам. Сам Горсач во время сенатских слушаний сказал, что если бы ему задали вопрос о том, какое бы он решение принял по делу о конституционности абортов, то он попросту отказался бы продолжать собеседование. Президенты обычно выбирают кандидатов в судьи, отталкиваясь от того, как они решали дела в прошлом. Но предсказать, как они будут действовать в будущем, невозможно, особенно, учитывая то, что никто не знает, какие вопросы могут быть подняты перед Верховным судом в будущем.

– Профессор Сомин, как вы считаете, какие громкие и потенциально принципиально важные дела, возможно, придется решать Верховному суду в ближайшем будущем?

– Я думаю, что в ближайшем будущем возможно, что будут вопросы, связанные с федерализмом, определением полномочий федерального правительства по сравнению со штатными и местными правительствами. В данный момент есть некоторые крупные дела, которые, возможно, дойдут до Верховного суда. Например, города и штаты, которые скрывают нелегальных иммигрантов от федерального правительства. И это дело сейчас находится в федеральных судах, возможно, что это дойдет до Верховного суда. Есть аналогичные вопросы в некоторых других сферах, например, в сфере регулирования марихуаны и так далее.

– Лариса Тенберг, по вашим наблюдениям, во всем этом иммиграционном процессе, какой сейчас самый важный, самый актуальный вопрос?

– Один из самых актуальных вопросов – какие иммиграционные программы будут оставлены из тех, что существуют. Например, при президенте Обаме была такая категория людей, которые назывались "дримерс", мечтатели, – это молодые нелегальные эмигранты в США. Благодаря указу президента Обамы в июне 2012 года они получили возможность временно легализоваться здесь и получать разрешение на работу. Пока что это не было отменено, но непонятно, что будет с этим дальше. Не совсем понятно, что будет дальше с беженцами. Непонятно, могут ли здесь люди из многих стран продолжать подавать на убежище. Слишком много было высказываний против беженцев, думают, может быть, даже поменять категории. Сейчас мы находимся в такой ситуации, что я, например, рекомендую своим клиентам, пока не было сильных изменений, если есть возможность легализации, то делать это сейчас.

– Профессор Сомин, с вашей точки зрения, этот иммиграционный вопрос будет большим вопросом для нового суда или этот вопрос будет решаться в других инстанциях, законодатели, кто-то? Как вы считаете?

– Это трудно сказать, весьма возможно, что хотя бы некоторые элементы этого вопроса дойдут до Верховного суда. Уже сейчас идет борьба в судах насчет второй версии так называемого запрета на мусульман, который выставила администрация. Есть значительный шанс, что это дойдет до Верховного суда. Дойдут ли другие иммиграционные вопросы до Верховного суда – это труднее сказать. Но есть шанс в случае вопросов федерализма, связанных с теми городами, которые защищают недокументированных эмигрантов.

– Кстати, не иллюстрирует ли этот эпизод с президентским указом Трампа то, почему политики хотят иметь в Верховном суде идеологически близких им судей? Насколько я понимаю, один из федеральных судей консервативных убеждений признал конституционность президентского указа о беженцах, двое либеральных судей увидели в этом указе нарушение президентом некоторых положений конституции?

– Конечно, иногда и с той, и с другой стороны политические убеждения могут повлиять на решения судей так же, как на любого другого человека. Но тем не менее, я бы не сказал, что всегда разногласия проистекают из этого вопроса. Когда конституция не совсем четко рассматривает какой-то вопрос – это не значит, что правительства имеют право делать все, что они хотят. В случае федерального правительства я бы утверждал, как и многие консерваторы и некоторые левые, что у федерального правительства есть только те полномочия, которые упомянуты в конституции. И в этом случае нет специфического элемента в конституции, который дает президенту такую власть приостанавливать любых беженцев или любых эмигрантов, которых он хочет. К тому же есть специфические положения конституции, которые запрещают дискриминацию по религии и так далее. Поэтому есть, конечно, разногласия по этому вопросу и по многим другим – это естественно и неизбежно. Но я бы не сказал, что эти разногласия всегда сводятся только к политическим убеждениям.

– Интересно, что во время сенатских слушаний по кандидатуре Горсача многие демократы выражали опасения по поводу судьбы права американок на аборты, несколько десятилетий назад подтвержденного решением Верховного суда. Трудно представить, что в Америке 21-го века это право женщин может быть под вопросом. Действительно, появление в Верховном суде нового судьи может привести к таким серьезным последствиям?

– В ближайшем будущем это маловероятно, потому что судья, которого заменит Горсач, он был противником абортов, поэтому это не изменит баланс в Верховном суде, при котором сейчас есть 5 судей, которые поддерживают конституционное право на аборт, и 4, которые против. Если уйдет или, не дай бог, умрет один из пяти судей, которые продолжают поддерживать это право, возможно, что тогда, если Трамп все еще будет президентом, он может заменить этого судью еще одним противником абортов. Поэтому об этом волнуются демократы, но с другой стороны, многие консерваторы очень надеются, что именно так все и будет.

– Илья Шапиро, демократические оппоненты Горсача обвиняли его в том, что он с судейской скамьи защищает корпорационные интересы в ущерб интересам "маленького человека". В эту традиционную претензию либералов к консерваторам, в общем, трудно поверить. В отличие, скажем, от России, "маленький человек" нередко побеждает в Верховном суде в столкновении с государством. Тем не менее, в чем здесь суть? Действительно либеральные судьи более, так сказать, человечны?

– Дело вот в чем: консервативные судьи являются, как правило, сторонниками идеи дословного следования тексту закона или конституции. Если законом не предусмотрены определенные права, то судьи, по их мнению, не должны домысливать, не должны действовать в роли законодателей и интерпретировать закон с учетом изменений, происшедших со времени его принятия. К примеру, буквально на прошлой неделе один из апелляционных судов решил, что дискриминация против геев является незаконной в рамках антидискриминационных законов, хотя в этих законах ничего не говорится о правах сексуальных меньшинств. Можно предположить, что для консервативных судей такое решение было бы неприемлемым. Они считают, что соответствующие решения должны принимать законодатели.

– Тем не менее Верховный суд, в котором преобладают консерваторы, принял решение о легализации однополых браков, признав незаконными положения соответствующего федерального закона?

– Это лишь потому, что судья Кеннеди, назначенный президентом-республиканцем, занимает более либеральные позиции по социальным вопросам. В таких случаях он нередко смыкается с четверкой либеральных судей, занимая по сути либертарианские позиции. По традиции Верховный суд никогда не опережает или значительно не отстает от общественного мнения. В том, что касается браков геев, суд пытался держаться в стороне от этого вопроса, надеясь на то, что он будет разрешен законодателями в штатах и на федеральном уровне. Лишь за два года до решения о легализации суд вынес противоположное решение, не касаясь сути вопроса о конституционности однополых браков. Но два года спустя общественное мнение страны, я думаю, было гораздо более подготовлено к такому решению суда.

– Профессор Сомин, а предъявлялись ли когда-нибудь претензии к Верховному суду в том, что он подыгрывает Белому дому?

– Неоднократно. Но не столько, что он впрямую подыгрывает власти, сколько в том, что утверждали, что суд следует своим политическим убеждениям вместо того, чтобы объективно рассматривать законы. С другой стороны, надо помнить, что те дела, которые доходят до Верховного суда, они не типичны, особенно те, где трудно трактовать конституцию или трактовать федеральные законы. Поэтому в подавляющем большинстве случаев в федеральных судах, в особенности среднего и нижнего уровня, я думаю, что политические убеждения влияют гораздо меньше. Даже когда они могут в некоторой степени влиять, все равно важно, что суд имеет значительную независимость от президента и от Конгресса. Я бы не сказал, что абсолютно невозможно на него оказывать давление, но гораздо труднее, чем не только в таких авторитарных странах, как Россия, но даже в некоторых других демократиях.

– Илья Шапиро, понятно, что американцы просто не представляют, что такое телефонное право, но а были ли случаи в истории США, когда президент пытался вмешаться в действия Верховного суда, повлиять на его решения?

– В шестидесятых годах судья Эйб Фортас был близким другом и единомышленником президента Линдона Джонсона, он присутствовал на заседаниях администрации, где вырабатывалась стратегия ведения вьетнамской войны. Этот факт явился одним из основных препятствий, когда президент попытался назначить его на должность председателя суда. Президенту Франклину Рузвельту не нравились многие решения Верховного суда, и он предложил расширить его состав, чтобы иметь возможность ввести туда собственных кандидатов и обеспечить выполнение своей повестки дня. Попытка провалилась. Разные президенты пытались влиять в той или иной мере на судей. Именно поэтому назначение на эту должность является пожизненным и члены Верховного суда ограждены от того давления, что обычно испытывают политики.

– Профессор Сомин, в связи с этой отменой права сенаторов на обструкцию кандидатов в члены Верховного суда очень многие беспокоятся, что в результате этого решения суд превратится в идеологический инструмент, который будет выдерживать в ближайшие десятилетия идеологическую линию, скорее всего, республиканскую, если Дональду Трампу, республиканцам удастся назначить еще одного члена суда. Но если посмотреть на историю суда, он всегда следовал в русле общественного мнения. В начале века, если я не ошибаюсь, он выносил решение о конституционности сегрегации, несколько десятилетий спустя, он принимал противоположное решение. За два года до признания конституционности однополых браков Верховный суд заявлял, что они неконституционны. Только когда общественное мнение развернулось в пользу гей-браков, суд признал их законность. То есть откат к консервативному прошлому невозможен, если общественное мнение будет продолжать склоняться к более либеральным ценностям?

– Это очень сложный вопрос, в котором есть очень большие разногласия между специалистами. Я бы сказал, что суд имеет значительную независимость от общественного мнения. Многие вопросы, которые рассматривает суд, большинство американцев за ними особенно не следят. Конечно, есть такие ситуации, когда суд может побояться сильно разозлить общественное мнение по какому-то вопросу, за которым он более детально следит. Многие считают, что это случилось в 30-х годах, когда большинству не нравились решения Верховного суда по отношению к разным программам президента Рузвельта времен Великой депрессии. Возможно, конечно, что в некоторой степени развитие общественного мнения повлияло на те решения, которые вы только что упомянули, в случае с сегрегацией и в случае однополых браков. В случае однополых браков я бы не сказал, что суд принял это решение, потому что они считали, что они обязаны его принять из-за того, что общественное мнение стало теперь поддерживать эти браки. Суд принял такое решение, которое большинство судей, наверное, хотели принять и раньше, но, может быть, боялись. В подавляющем большинстве случаев у суда есть значительная независимость от общественного мнения, потому что общественное мнение не следит детально за его решениями. К тому же многие люди считают, что если суд принял какое-то решение, то это означает, что нужно этому решению следовать, даже если многие, может быть, с ним не согласны.

– Как правоведа вас не пугает то, что отныне у партии меньшинства отныне не будет возможности влиять на состав Верховного суда страны?

– Даже когда существовало право обструкции, филибастер, его очень редко использовали. К тому же у президента не всегда есть полный контроль даже над сенаторами собственной партии. Например, республиканские сенаторы восстали против президента Буша, когда они считали, что он выбрал неквалифицированного кандидата Харриет Миерс, близкого соратника самого Буша. Республиканские сенаторы считали, что ее квалификация слишком низкая. Возможно, то же самое может случиться в будущем с другими президентами.