Иван Толстой: Редкий случай, когда нужно пояснять, какой именно Подрабинек. Некоторые подробности – в краткой биографии нашего героя - чуть позже. А сейчас просто скажем: Александр Подрабинек. И другой редкий случай: герой «Алфавита» - наш с вами сверстник, а уж вы-то, Андрей, и вовсе старше Александра, не так ли?
Андрей Гаврилов: Я старше его на один год, я родился в один год с его братом Кириллом Подрабинеком.
Иван Толстой: А с каких пор вы знаете эту фамилию?
Андрей Гаврилов: Эта фамилия мне врезалась в память, прежде всего, своей необычностью: не самая распространенная. Если взять фамилии наших героев, таких как Сахаров, Солженицын, большинство их тех, кого мы упоминали, у них фамилии ложатся на привычный культурный слой, литературные воспоминания, а вот фамилия Подрабинек для меня была не связана ни с чем, кроме автора Александра Подрабинека.
Году в 1980-м мне в руки на несколько дней попала книга «Карательная медицина». Но не в виде книги или самиздата, а ее ксерокс (тогда, по-моему, говорили «ротапринт») – книга была размножена способом фотопечати. Меня это очень удивило, я спросил у человека, у которого обычно брал листки самиздата на чтение, почему это так. Он сказал: «Да ладно, это же про врачей!». Тем самым пробудив у меня очень серьезный интерес этой книге. И хотя практика помещения инакомыслящих в психиатрические лечебницы, к сожалению, уже была настолько распространена, что ничего нового в этом не было, мы все знали про судьбу Натальи Горбаневской, тем не менее, книга про это меня действительно удивила.
Иван Толстой: Давайте перейдем к биографии нашего героя и скажем несколько слов о ее советской части, поскольку мы все-таки говорим о советских временах, хотя у нашего героя есть и ярчайшая послесоветская биография. О ней мы тоже два слова скажем.
Итак, Александр Пинхасович Подрабинек родился 8 августа 1953 года в городе Электростали Московской области, он правозащитник, журналист и общественный деятель. Родился он в семье биофизика и физиолога Пинхаса Абрамовича Подрабинека, участника Великой Отечественной войны, впоследствии правозащитника и автора двухтомных мемуаров «Страницы жизни». Они вышли в 1997 году уже в свободной России. Он также автор документальной хроники «Филиал ада на земле: «процесс» по делу Кирилла Подрабинека».
В 1974 году наш герой окончил медицинское училище по специальности фельдшер, после чего работал в Москве на скорой помощи. В правозащитном движении он с начала 70-х. После окончания фельдшерского училища начал собирать материал о политических злоупотреблениях психиатрией в СССР. В 1977 он закончил книгу «Карательная медицина», она основана на данных о более чем 200 жертвах злоупотребления психиатрией. Эти материалы Подрабинек собирал три года, посетил психиатрические больницы различных республик Советского Союза, опрашивал сотрудников и бывших пациентов.
Часть собранных материалов у него была конфискована КГБ в марте 1977 года, но оставшиеся материалы появились в самиздате под названием «Карательная медицина». Книга была представлена Amnesty International в качестве одного из документов на знаменитом Международном конгрессе психиатров в Гонолулу в 1977 году, где использование психиатрии в политических целях было осуждено.
В 1977 Подрабинек стал одним из соучредителей Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях при Московской Хельсинской группе. Комиссия проводила большую работу по сбору информации о политических злоупотреблениях психиатрией и по оказанию помощи узникам совести, заключенным в психиатрические больницы, и их семьям. Подрабинек добился освобождения нескольких узников специальных психиатрических больниц, участвовал также в издании знаменитого информационного бюллетеня «Хроника текущих событий».
По утверждению «Хроники», в 1977 году сотрудники КГБ предложили Подрабинеку эмигрировать, пригрозив, что иначе против него и его брата будут возбуждены уголовные дела. Подрабинек отказался, опубликовав следующее заявление. Оно, я считаю, принципиально важно и объясняет его позицию, а также объясняет то, что когда сегодня утром я позвонил Александру Пинхасовичу, чтобы задать ему несколько вопросов для нашей с вами программы, оказалось, что я позвонил в суд, где он присутствует на одном из дел – он по-прежнему занят, он по-прежнему в строю и в обойме. Как говорится, «в России нужно жить долго», вроде бы Чуковский сказал, но в России надо еще и рано родиться и начать беречь честь смолоду.
Вот, что сказал в 1977 году Подрабинек в ответ на предложение эмигрировать:
Я знаю, что наша страна несчастна и обречена на страдания. И поэтому я остаюсь
«Я не хочу сидеть в тюрьме, я дорожу даже тем подобием свободы, которым пользуюсь сейчас. Я знаю, что на Западе я смогу жить свободно и получить, наконец, настоящее образование. Я знаю, что там за мной не будут ходить по пятам четверо агентов, угрожая избить или столкнуть под поезд. Я знаю, что там меня не посадят в концлагерь или психбольницу за попытки защитить бесправных и угнетенных. Я знаю, что там дышится вольно, а здесь - тяжело и затыкают рот и душат, если говорить слишком громко. Я знаю, что наша страна несчастна и обречена на страдания. И поэтому я остаюсь. Я не хочу сидеть за решеткой, но я и не боюсь лагеря. Я дорожу своей свободой как и свободой своего брата, но не торгую ей. Я не поддамся никакому шантажу. Чистая совесть для меня дороже бытового благополучия. Я родился в России, это моя страна и я должен оставаться в ней как бы ни было тяжело здесь и легко на Западе. Сколько смогу, я буду и впредь защищать тех, чьи права так грубо попираются в нашей стране».
Андрей Гаврилов: Я могу только добавить, Иван, что эту точку зрения Александр Подрабинек пронес вплоть до сегодняшнего дня. В его относительно недавнем интервью он сказал:
«Вместо того, чтобы бороться с режимом, россияне бегут из страны. Но это не решит проблему. Чем больше людей будет покидать Россию, тем меньше в ней будет оставаться тех, кто готов противостоять системе».
Иван Толстой: Да, отличное дополнение и очень характеризует цельность натуры Подрабинека. Я закончу его советскую часть биографии. В мае 1978 года Подрабинек был арестован в связи с распространением книги «Карательная медицина» и осужден на пять лет ссылки в северо-восточную Сибирь (сравнительно мягкий приговор). Брат Подрабинека Кирилл, тоже отказавшийся эмигрировать, был осужден на два с половиной года лишения свободы по сфальсифицированному обвинению. Оно гласило: «За незаконное приобретение пистолета для подводной охоты и боеприпасов». Кого уж там Кирилл Подрабинек собирался уничтожать, каких советских агентов водоплавающих, я не знаю.
В 90-х годах Подрабинек критиковал правозащитников, согласившихся сотрудничать с властью
Александр Подрабинек в ссылке продолжал свою деятельность в составе Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях. Он был повторно арестован в 1980 и приговорен к лишению свободы на три с половиной года. Почти весь срок он содержался в одиночной камере и ШИЗО. В 1987-2000 он - главный редактор еженедельной газеты «Экспресс-Хроника», задуманной как продолжение традиции «Хроники текущих событий». В 1988 году стал одним из соучредителей Восточно-европейского информационного агентства, объединившего независимых журналистов из Болгарии, Венгрии, Польши СССР и Чехословакии. Наладил интенсивный обмен не подцензурной информации между Польшей и Советским Союзом благодаря газетам «Экспресс-Хроника» и «Борющаяся Солидарность». В 1990 году Подрабинек встречался в Праге в Владимиром Буковским, призывал его вернуться в Советский Союз и возглавить демократическую оппозицию.
Может быть, еще одно замечание уже о 90-х годах. В 90-х годах Подрабинек критиковал правозащитников, согласившихся сотрудничать с властью и, в частности, вошедших в состав Комиссии по правам человека при президенте России. То есть, Людмилу Алексееву, Валерия Борщева, Сергея Ковалева и других.
Андрей Гаврилов: Я хочу добавить к этой биографии одно маленькое замечание. У вас несколько раз промелькнула Рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях. Я считаю, что это одно из важнейших начинаний нашего героя, и оно отличается от многих других, иногда похожих, иногда близких начинаний других диссидентов некоторыми вещами. А именно тем, что она была абсолютно открыта и абсолютно, насколько это было можно, легальна. Она была создана 5 января 1977 года при Московской Хельсинской группе именно по инициативе Подрабинека, но она имела своей целью не только защиту здоровых людей, которые недобровольно оказались в психиатрических больницах, но также и психически больных людей в тех случаях, когда их госпитализация была не оправдана и следовала за обвинением в инакомыслии. Комиссия отмечала: «Лица, недобровольно помещенные в психбольницу по политическим мотивам, здоровы. Среди них есть и больные люди, однако по отношению к ним тоже следует соблюдать закон и не допускать жестокого обращения».
Комиссия Подрабинека защищала всех тех, кто попадал необоснованно, неоправданно и противозаконно в советские психиатрические лечебницы
То есть, если у наших слушателей сложилось впечатление, что опять мы говорим о том, как инакомыслящие защищают только сами себя и своих, – неправда. Комиссия Подрабинека защищала всех тех, кто попадал необоснованно, неоправданно и противозаконно в советские психиатрические лечебницы. Это были не только диссиденты и инакомыслящие.
Иван Толстой: Прежде чем я узнал о его жизни, о том, что он сделал, о его вкладе в правозащитное движение, я видел фотографию с ним, но со спины. Эта фотография мне представляется не то, чтобы символической, но какой-то очень знаковой, раскрывающей суть нашего сегодняшнего героя.
Я напомню нашим слушателям. Один из друзей Подрабинека после его ареста в квартире сделал снимок со второго или третьего этажа: Подрабинека выводят двое кагэбэшников, один стоит на периметре, дежурит, какие-то случайные дети с разинутыми ртами это наблюдают, а Подрабинека ведут к машине. Это - задержание. Его ведут под две руки, руки у него заправлены за спину, и вот они спокойно, походочкой вальяжной его выводят. Это редчайший снимок реального ареста задержания политического оппозиционера советских лет. И в простоте этой фотографии (как это все житейским образом происходит, бытовая сценка, столь непарадная, столь рядовая), очень точно обрисовывается и сама натура Александра Подрабинека, потому что он человек простой в самом лучшем смысле слова. Он такой простой, что книга его воспоминаний «Диссиденты» (а в 2022 году вышла и вторая, я просто не успел ее прочесть), изложена так, что ее можно подростку, школьнику дать читать.
Она и аккуратная, и абсолютно смелая, она о дружбе и поддержке друзей, она о чести, о данном тобою слове и о доверии к жизни. Подрабинек не становится на котурны, он не рядится ни в какие тоги, он прост, прям и абсолютно обаятелен. Он - харизматичный борец за правду и за права человека. Я хочу процитировать из этой книги один эпизод, который показывает его отличную интуицию, знание людей уже смолоду и способность довериться не просто незнакомому человеку, а кагэбэшнику, и не просто кагэбэшнику, а тому, который приставлен следить за тобой, топтуну.
«Метро было неудобно им еще и тем, что радиосвязь у них работала только на станциях. В перегонах между остановками они никак не могли координировать свои действия. Видимо, не работали и прослушки. Как-то в перегоне между двумя станциями рядом со мной встал Пончик и, странно помявшись, поглядывая искоса на напарника и немного смущаясь, спросил, нет ли у меня почитать Солженицына.
Я задумался. Это не было похоже на провокацию. К тому же после стольких обысков изъятие у меня еще одной книги Солженицына вряд ли считалось бы большой оперативной удачей. Я поверил Пончику. Мы договорились, что я принесу ему что-нибудь в следующую его смену. Через день, когда я в его смену ехал в метро, я обнаружил, что за мной следует только Пончик. Не знаю, под каким предлогом он уговорил своих коллег остаться в машине, но он был один, и на перегоне между двумя станциями я передал ему «Раковый корпус» Солженицына. Он тут же спрятал ротапринтное издание под пиджаком. Примерно через неделю при таких же точно обстоятельствах он вернул мне книгу обратно. Сказал, что понравилось и он не понимает, почему она запрещена, «ведь в ней нет ничего такого».
Я обещал ему другие книги, но обещание выполнить не удалось — слежку за мной вскоре сняли, а месяца через полтора арестовали. С Пончиком мы виделись еще один раз. Он был в группе захвата, которая меня задерживала. Что делать — книги книгами, а служба службой. Наверное, так говорил он сам себе, конвоируя меня в КПЗ».
Андрей Гаврилов: Замечательный эпизод. Книга «Диссиденты» удивительна тем, что очень подробно рассказывая историю свой жизни, Александр Подрабинек замечательно и с большим уважением, даже если он пишет что-то критическое, с чем он не согласен, относится к другим диссидентам, вообще к людям, с которыми его сводила судьба.
Забавно посмотреть, что в 2014 году в журнале «Звезда» была опубликовала его повесть «Клеточников», и практически вся эта повесть вошла в корпус тома «Диссиденты». Дело в том, что главный герой повести Клеточников и один из героев книги «Диссиденты» - это тот самый герой нашей с вами программы, сотрудник КГБ Орехов, который перешел на сторону диссидентов. Александр Подрабинек был одним и тех, с кем его свела судьба и, пожалуй, последним, кому Орехов успел позвонить и предупредить об аресте. Но в 2014 году, не знаю, по каким причинам, наверняка, уважительнейшим, фамилию его Подрабинек не называет, как не называет фамилии ни одного из тех, кто был в этой истории с Ореховым замешан. И только сейчас в книге «Диссиденты» он все расставил по своим местам, и уже все достаточно прозрачные псевдонимы, которыми он зашифровал людей из своего окружения и из окружения сотрудника КГБ Орехова, названы своими именами. Замечательная история. Хотя мы с вами делали программу и я все, что можно, про эту историю знаю, тем не менее, читается в чем-то как фантастический детектив, и при этом, как вы сказали, как простая и бытовая история.
Я столкнулся с Александром Подрабинеком один единственный раз в своей жизни в 1991 году, когда собирал образцы свободной, неподцензурной печати. Я позвонил ему и подъехал в район улицы Плющиха, в редакцию «Экспресс-Хроники». При том, что мы не были знакомы, никогда не вделись и время было бурное, только что прошел путч, никогда не забуду, с каким вниманием, деликатностью и уважением ко мне отнесся Подрабинек, как к коллеге, который собирает материалы на близкую ему тему. Он мог совершенно спокойно меня переадресовать к кому-то из своих помощников, вместо этого мы с ним проговорили около получаса, я это помню до сих пор и, если он услышит нашу программу, хочу сказать: Александр, я вам очень за это признателен.
Иван Толстой: Вам не кажется, Андрей, что включать Подрабинека в наш цикл, с одной стороны, самое законное дело, он действительно один из самых известных диссидентов, его книжка «Карательная медицина», его принципиальность, его позиция и бесстрашие, все это дает полное основание говорить о нем в нашем цикле, но, с другой стороны, о каком инакомыслии идет речь, если Подрабинек - это образец нормомыслия. Его книга представляет собой образец настолько нормально, правильно, единственно правильно мыслящего человека, у которого есть царь в голове, есть верх и низ, лево и право, есть представления о добре и зле, такое впечатление, что он просто вышел из детских стишков Маяковского о том, «что такое хорошо, и что такое плохо». Этот человек не нарушает основных заповедей, которым каждого из нас учили в детстве или поднимали брови, когда мы что-то делали не то - и мы делали соответствующие выводы. То есть, с одной стороны, это инакомыслие, а с другой стороны - нелепомыслие.
Это образец гражданского поведения
Вот человек, думающий и поступающий трезво, в согласии со своей совестью, и его глаза не могут моргать, когда на него пристально будут смотреть. По-моему, это образец гражданского поведения, вам так не кажется?
Андрей Гаврилов: Я с вами абсолютно согласен. Единственное, что я с ужасом подумал, что если признать вашу правоту на все сто процентов, то нам надо срочно запускать второй цикл «Алфавита инакомыслия», где инакомыслящими будут стукачи, прокуроры, члены ЦК КПСС, пропагандисты кремлевские того времени. Потому что, если брать героев наших программ, то эти люди мыслили и мыслят до всех пор нормально, это единственная возможная манера поведения.
Иван Толстой: Давайте Андрей теперь обратимся к самому герою. Я звоню ему в Москву, чтобы задать вопросы.
Что такое, с вашей точки зрения, инакомыслие?
Александр Подрабинек: С моей точки зрения, это не очень удачный термин, которым описывали советских диссидентов. И, если говорить о дефиниции, то это очень условное определение, потому что в прямом значении слова имеется в виду, что это люди, которые мыслят не так как предписано государственной властью, идеологической властью. А, по сути, все люди мыслят по-разному в силу своих интеллектуальных возможностей. И речь идет не столько о том, как они мыслят, сколько о том, как они себя ведут. Под инакомыслящими подразумевались люди, которые не скрывают своих взглядов, которые высказывают их открыто. На самом деле людей, которые мыслят не так, как предписывает государственная идеология, их колоссальное количество и, наверное, нет людей, которые бы полностью разделяли идеологическую платформу государства. Кто-то в чем-то сомневается, чем-то недоволен, люди очень разные, все думают по-разному. Но грань между инакомыслящими и обычными людьми состоит именно в том, что инакомыслящие - это люди, которые высказывают свою точку зрения.
Иван Толстой: Как вам кажется, кто становится инакомыслящим? Почему рядом растут два человека, а иногда и внутри одной семьи, один потом становится инакомыслящим, а другой нет? Это генетика, воспитание, влияние прочитанных книг, разговоры со сверстникам или слушание западных радиостанций в свое время?
Александр Подрабинек: Это почти философский вопрос: почему все люди разные? Конечно, зависит и от воспитания, и от окружения, и от наследственности, от общей культуры, от колоссального количества причин. Здесь нет черно-белого разделения: вот одни себя ведут как холопы, а другие - как вольные люди. Есть полутона. Люди до какого-то момента например, были не преданы советской власти, но вели себя достаточно покорно, находились в орбите этой пропаганды, потом ситуация может поменяться, люди могут поменяться, они ведут себя по-другому. И в демократическом движении в Советском Союзе мы знаем достаточное количество людей, которые были членами партии, коммунистами, даже убежденными коммунистами, как Пётр Григорьевич Григоренко, а потом в какой-то момент он вдруг начинает понимать, что что-то не так в Датском королевстве, и начинает поступать так, как от него не ожидает власть. Андрей Дмитриевич Сахаров до поры до времени был достаточно видным работником советской власти, а потом что-то щелкнуло, что-то изменилось. Люди меняются, так что нельзя сказать, что один родился и сразу же стал инакомыслящим, а другой всю жизнь остается таким прихлебателем советской власти. Мир очень разнообразен.
Иван Толстой: Андрей, музыка в нашей программе. В данном случае я выяснил у Александра Подрабинека, что больше всего на свете ему нравится классическая музыка, а из классической музыки - Второй концерт Рахманинова.
Андрей Гаврилов: Александру Подрабинеку, по его просьбе, мы нашли запись Второго концерта Рахманинова в исполнении самого Рахманинова. Это запись 1929 года, оркестр «Philadelphia Orchestra», дирижирует Леопольд Cтоковский.
