В конце 50-х годов советские власти решили построить в Сибири крупный научный центр с десятками научно-исследовательских институтов разных направлений. Так возник новосибирский Академгородок. В 1960-х годах он считался островком свободы и инакомыслия в СССР.
Государство, заинтересованное в успешной работе ученых, позволяло им больше, чем обычным советским гражданам. Например, на первом фестивале авторской песни в Академгородке состоялся единственный концерт Александра Галича.
Полвека спустя Академгородок не отличается настроениями от остальной страны. Многие поддержали войну России против Украины. Те, кто были против, уехали или вынуждены высказываться с осторожностью. Люди напуганы преследованиями физиков за их научную деятельность. По обвинению в госизмене были арестованы Анатолий Маслов, Александр Шиплюк, Валерий Звегинцев. Дмитрий Колкер умер в заключении.
Новосибирская группа поддержки "Я остаюсь" объединяет нескольких людей, которые решили не уезжать из страны, несмотря на тяжелые времена. В шутку они называют свою группу "Обществом (не)анонимных пацифистов".
Академгородок на фоне войны – в фильме Вадима Воронцова в документальном проекте "Признаки жизни".
Мария, научный журналист
Самое страшное – эти слова: пусть все будет лучше так, как есть
Аллея засохших черемух – символ не просто Академгородка, символ всей страны, наверное. Этим деревьям лет больше, чем Академгородку, когда их сажали при строительстве Академгородка, они уже были саженцами пятилетними, они на пять лет старше, чем Академгородок, 1952 года эти деревья. Им 70 лет, они умерли своей смертью и уже не первый год стоят в таком виде, изображают деревья без листьев, это скелеты. Они нефункциональны, они травмоопасны, потому что в любой момент могут рухнуть на людей. Но вопрос этот не решается, люди боятся что-то менять. Когда несколько лет назад встал вопрос о том, что старые деревья надо вырубать и сажать новые, то вся "зеленая" общественность Академгородка взбунтовалась и сказала: нет, пусть все будет [как было]. Самое страшное – эти слова: пусть все будет лучше так, как есть. Но так, как есть, уже не будет. У них срок какой-то определенный, они его изжили.
Та свобода, которая была в Академгородке, которую все вспоминают, – 60-е годы, клуб "Под интегралом" – да, это все здорово было. Но благодаря чему была эта свобода? Благодаря тому, что у академика Михаила Алексеевича Лаврентьева были прекрасные отношения с руководителем Советского Союза Никитой Сергеевичем Хрущевым. Пока дед Лаврентьев был жив, до 1980 года он жил, он держал городок в своих руках, он сначала его построил, потом обнял своими огромными руками и таким его держал. Он его держал до 1980 года, а потом потихоньку-помаленьку менялись руководители страны, менялись руководители науки, и постепенно их отношения испортились до такой степени, что сейчас в Академгородке ученым ничего не принадлежит, кроме институтов.
У всех свои проблемы, сейчас – с этими отъездами за границу. Ученые же не могут уехать от своей работы – это их жизнь. Дошло до того, что люди ведут студентов из-за рубежа потихоньку, бесплатно. Сейчас много людей, которые тащат российскую науку из-за рубежа, просто за спасибо, за любовь. Они там где-то работают, но и тащат своих, свои лаборатории тащат. Это подвиг.
Разоблачали, что Сталин был ужасный, [проводил репрессии], а потом стали говорить: "Наверное, было за что"
Я с 2006 года занималась научной журналистикой. Раньше было легко писать про какие-нибудь дроны, дроны нужны для очень много чего, не надо воспринимать буквально, что дроны – это оружие. Тяжело стало, люди боятся очень. Колкер, то, что с ним сделали, – это просто кошмар, это вообще невозможно. Там точно было не за что, какие-то подняли его лекции китайским студентам лекции по лазерной физике, теоретические вещи, у нас все теоретики. В этом году взялись за Институт теоретической и прикладной механики. Сначала оттуда взяли Маслова, потом Шиплюка, потом Звегинцева. Никто не знает, почему именно этих людей взяли. Я у всех спрашиваю, все говорят: чур меня, чур, я тебе ничего не смогу сказать. Это не приборные какие-то институты, это не КБ, это не конструкторские бюро, там не делают, никаких чертежей там нет конкретных, по которым можно взять и сделать что-то.
Тема сталинизма: разоблачали, разоблачали, что Сталин был ужасный, [проводил репрессии], а потом стали говорить: "Наверное, было за что". Я знаю сталиниста, у которого дед сидел при Сталине. Но этот парень говорит: "Дед у меня, конечно, незаслуженно сидел, но это же не всех сажали незаслуженно, это просто была ошибка". То есть конкретно с его дедом была ошибка, а с остальными миллионами – "наверное, было за что". Сейчас то же самое происходит с этими несчастными учеными. Люди, которые абсолютно не понимают, чем они занимались, говорят: "Наверное, было за что".
Александра Аникина, кандидат философских наук
Среда, которую ты считал интеллигентской, по умолчанию не является либеральной
Даже не могу сказать, являются ли люди, которые не поддерживают то, что началось 24 февраля, большинством или меньшинством. Очень много людей, которые говорят: да, Америка всегда хотела нас захватить… У меня довольно много друзей, которые поддерживают происходящее, я, правда, не знаю их последние настроения, я с ними теперь не очень общаюсь. Вообще в какой-то момент понимаешь, что то, что ты считал интеллектуальной, интеллигентской средой, по умолчанию не является либеральной "пятой колонной".
У меня уехали некоторые друзья, но не сказать, что все. Были мысли о том, чтобы уехать. Первые острые мысли об этом были в конце февраля – начале марта прошлого года. Была такая растерянность и невозможность, для этого нужно было как-то собраться, что-то быстро сделать, а мы как-то все растерялись. Потом, допустим, у меня появилось стойкое ощущение, что я не хочу уезжать. Почему мы, чуть что, куда-то бежим? Никто нам не построит этот дом, никто не построит этого места, оно ниоткуда не возьмется. Хорошо, все уехали. Что, мы обнесем одну шестую часть суши какой-то колючей проволокой, а там хоть всё что угодно будет? Если всё что угодно, будет, оттуда все это будет расползаться за колючую проволоку, вы эту проблему так не решите. Если вы считаете, что есть проблема, то надо ее здесь и решать.
Но всех посадить не могут, кто-то все равно будет на свободе
Люди, которых ожидает преследование, тюрьма, если они не уедут, – да, таким людям нужно уезжать. Но всех посадить не могут, кто-то все равно будет на свободе. Та Россия, которая есть, она не провалится сквозь землю, пучина не поглотит ее, тут все равно что-то надо будет делать. Наш земной шарик маленький, одна шестая – это довольно большая его часть. Если мы хотим, чтобы он сохранился, не разлетелся, не превратился в выжженную пустыню, желательно, чтобы во всех его частях было какое-то адекватное управление. Да, может быть, здесь не будет той прекрасной России будущего, о которой кто-то мечтает, но здесь должны быть тоже адекватные люди и должно быть адекватное управление. Если его не будет, мы все помрем. Может, конечно, я утрирую, может быть, кто-то и не помрет, но есть шанс, что все. И тогда какая разница, уеду я в другую страну и там встречу ядерную зиму или здесь буду ее встречать. Чтобы этого не происходило, надо, чтобы здесь тоже были адекватные люди. Я считаю себя адекватным человеком.
Группа поддержки "Я остаюсь" как группа поддержки анонимных алкоголиков или людей, подвергшихся травле или еще каким-то конкретным проблемам. Мне она как-то помогла, как-то придала сил. Люди, которые поругались с друзьями, женщины, у которых разные взгляды с мужьями, молодые люди, у которых непонимание с родителями, стандартные вещи, то, с чем уже многие столкнулись. Есть много людей, у которых не осталось друзей, которым не с кем поговорить, потому что все их окружение придерживается других взглядов. Мне казалось это важным, чтобы такие люди тоже находили поддержку.
Я понимаю, что ничего плохого не делаю, готова это отстаивать, готова доказывать. Возможно, мне не поверят. Я же историк по образованию, я всегда в таком случае думаю: сколько людей репрессировали – за них никто не заступился. Вот судьба нашей страны.
Татьяна Степанченко, IT-специалист
Просто приятно увидеть людей, которых не боишься
Я ремонт делала, как раз перед 24 февраля закупила технику на кухню, получала ее уже после. Теперь у меня эта кухня всегда будет ассоциироваться с началом войны. Самые первые дни, первые две недели вообще невозможно ни есть, ни пить, ни спать. Второе было в сентябре – мобилизация.
Есть люди с низким образованием и с нормальной эмпатией, которые понимают, что происходит, и не поддерживают то, что происходит. И есть люди с хорошим образованием, которые…
Клуб анонимных пацифистов, не потому что анонимные, а потому что по тому же принципу организованы. Просто приятно увидеть людей, которых не боишься, с которыми можно нормально разговаривать, они нормально себя ведут. Да, там тоже за языком немножко послеживаешь, потому что никогда нельзя исключать наличие провокаторов.
Ольга Нечаева, юрист и правозащитник
Академгородок сейчас в первую очередь не городок науки, а место, где находится военное училище, где был оборудован лагерь для мобилизованных
Я узнала, что у нас в Академгородке есть группа поддержки "Я остаюсь", и пришла к ним на встречу – не потому, что мне требовалась какая-то поддержка, а наоборот: я предполагала, что я могу оказать поддержку кому-то из этих людей, если вдруг им понадобится в суде отстаивать свои интересы, защищаться против каких-то обвинений. Зачастую при столкновении с нашей судебной системой охватывает чувство бессилия, когда ты пытаешься лбом прошибить стену и понимаешь, что это бесполезно. Пелена перед глазами у судей, которые на тебя смотрят, улыбаются, зачастую предельно вежливы, но даже не пытаются понять и принять очевидные аргументы.
Мне кажется, что если кто-то и подвергается очень большому риску, то это те люди, которые у нас занимаются наукой. То в одном институте, то в другом арестовывают научных сотрудников, вменяют им очень серьезные преступления – измена родине. Конечно, в шок меня повергло сообщение про Дмитрия Колкера, который был арестован, находясь в терминальной стадии рака. Я не могу представить, каким образом можно совершить измену, распространив информацию, которая и так находится в открытом доступе. По крайней мере, то, что я читала, говорит о том, что все эти ученые либо сотрудничали с какими-то иностранными научными организациями, либо читали лекции студентам, и содержание этих лекций согласовывалось с соответствующими сотрудниками их институтов, находилось в открытом доступе. Поэтому у меня, честно говоря, это все вызывает большое недоумение.
Что касается Академгородка, то сейчас, наверное, в первую очередь это не городок науки, а место, где находится военное училище, где был оборудован лагерь для мобилизованных лиц. Осенью, зимой было очень сильно заметно огромное количество людей в камуфляже, которые ходили по улицам, заходили в магазины, покупали там еду. У них был, как я понимаю, свободный вход – выход. Я живу недалеко от военного училища, я их видела каждый день.
