Историю пишут цари и полководцы, но записывают простые люди. Они ошибаются и путаются, их точка обзора невысока, но эта незамысловатая повесть придает прошлому человечность. В начале XIX века в Российской империи жила афроамериканка Нэнси Принс. Она оставила записки об экзотической стране и судьбоносных событиях, свидетелем которых она стала. И вот теперь ее сочинение возвращается по обратному адресу.
"Городские дома построены из камня и кирпича, и их стены вдвое толще, чем у американских домов. Они отапливаются печами такого же устройства, как наши. Их наружная поверхность облицована фарфоровой плиткой, выглядит это очень красиво. Деревенские дома строятся из бревен с паклей, в них живут крестьяне. Этот класс людей возделывает землю, большинство из них рабы, они пребывают в очень униженном положении. Богатые владеют бедными, но они не страдают от разлучения с семьей, и их не продают без земли".
Так описывала Россию молодая афроамериканка, волею судьбы попавшая в империю в царствование Александра I. Кто же она такая, эта любознательная путешественница?
Звали ее Нэнси Гарднер-Принс. Она родилась в 1799 году в городке Ньюберипорт, штат Массачусетс. Дед Нэнси по материнской линии был привезен из Африки и воевал за независимость США, в частности, участвовал в битве при Банкер-Хилле к северу от Бостона в июне 1775 года. Отец Нэнси Томас Гарднер, китобой, умер от чахотки, когда она ещё не родилась. Овдовев, мать Нэнси вернулась в свой родной Ньюберипорт, где и родила в конце года девочку. Впоследствии она вышла замуж вторично. У Нэнси была старшая сестра, а во втором браке матери родились ещё шестеро детей. В 1812 году относительное благосостояние семьи рухнуло: между США и Англией началась война, отчим-моряк попал в плен к англичанам и умер в заключении. По этой причине Нэнси рано начала работать, пошла служанкой в богатые дома. Как и где она выучилась грамоте, мы не знаем.
В поисках лучшего места Нэнси Гарднер перебралась в Бостон. Там молодая девушка вошла в круг лидеров афроамериканской общины – священников и масонов, в 17 лет крестилась, а 24 лет от роду познакомилась с Неро Принсом.
В популярной литературе его часто называют Великим мастером масонской ложи Бостона, и это правильно, но необходимо уточнение. Ложа, о которой идет речь, принадлежит к так называемому масонству Принса Холла. Её основатель и первый мастер Принс Холл вместе с 14 другими афроамериканцами ещё до Войны за независимость был принят в масоны членами ирландской ложи – военнослужащими, расквартированными в Бостоне. Ранее Холл и его единомышленники обращались с просьбой о приёме в сплошь белую Великую ложу Массачусетса, но получили отказ. Так возникла Африканская ложа № 459, от которой отпочковались и другие. Впоследствии, но далеко не сразу, они были признаны Объединенной великой ложей Англии и получили статус регулярных. Для афроамериканцев масонство было формой самоорганизации. В масонстве Принса Холла состоят или состояли многие видные афроамериканцы: первый темнокожий член Верховного суда США Тэргуд Маршалл, Шугар Рэй Робинсон, которого знатоки называли величайшим боксером всех времён, гражданский лидер и сенатор Джесси Джексон. По некоторым сведениям, в нём состоит и 44-й президент США Барак Обама.
Неро (так по-английски звучит и пишется имя Нерон) стал Великим мастером ложи в 1808 году, сразу после Принса Холла, но занимал этот пост недолго. В 1810-м он нанялся в услужение к капитану Теодору Стэнвуду и вместе с ним отправился из Глостера, Массачусетс, в торговый рейс в Европу, в том числе в Россию, на судне "Калибан", названного так в честь шекспировского "благородного дикаря" из драмы "Буря". По возвращении из этого плавания Неро познакомился с Нэнси, а потом снова отбыл с капитаном Стэнвудом в Россию.
Вернуться домой Стэнвуд не успел: в июне 1812 года Америка объявила войну Англии, и обратное плавание стало опасным. Капитан решил переждать грозу в Европе. Он отдал находившегося при нём сына, Теодора-младшего, в петербургскую школу, а сам курсировал по делам бизнеса между Россией, Швецией и Данией. А тут и наполеоновское вторжение началось. Отец и сын оказались отрезаны друг от друга. Семейство Стэнвуд сохранило переписку отца и матери с сыном. В августе 1812-го капитан Стэнвуд писал Теодору-младшему из Гётеборга:
"Представь на минуту, что этим летом ты оказался бы на борту "Калибана" или любого другого американского судна, покинувшего Россию, как беспокоилась бы твоя дорогая мать. Тебя сейчас везли бы, как мистера Ингрэма и мистера Бланчарда на военном корабле в Англию, где заключили бы в тюрьму – возможно, на несколько лет".
До Америки капитан Стэнвуд так и не добрался: он утонул при кораблекрушении в декабре 1814 года. В письмах семьи Стэнвуд не упоминаются слуги, но из записок Нэнси известно, что Неро Принс, оставшийся при молодом Стэнвуде, нашёл себе службу в Петербурге. Слуги-арапы были тогда в большой моде в России. Вспомним хоть графиню Хлестову из "Горя от ума", которой Антон Антоныч Загорецкий "двоих арапчёнков на ярмонке достал". Неро Принс, судя по всему, отличался видной наружностью. Его новую хозяйку Нэнси называет Princess Purtossozof. Вероятно, это княгиня Протасова. По времени и обстоятельствам подходит известная конфидентка Екатерины II фрейлина Анна Степановна Протасова, но она была не княгиней, а графиней.
Неро вернулся в Массачусетс в сентябре 1823 года. Вероятно, он рассказал Нэнси о житье-бытье арапов в России, расписал город сказочной роскоши, и Нэнси твердо решила "после семи лет тревог и тяжких трудов" покинуть Америку ради лучшей доли. В феврале 1824 года Неро и Нэнси поженились и вскоре отправились в морское путешествие на бриге "Ромул". 19 июня, после двухнедельной стоянки в датском Эльсиноре, "Ромул" бросил якорь в порту Кронштадта.
Неро Принс вскоре поступил на службу при императорском дворе. Московские цари держали во дворце арапов начиная с XVI века. Иван Забелин в книге "Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях" упоминает арапов Муратку и Давыдку, которых в 1614 и в 1616 годах имел при себе царь Михаил Федорович. В то время арапчата были живыми игрушками и жили во дворце для развлечения вместе с шутами, карликами и обезьянками – имели, как выражается Забелин, "потешное и декоративное значение". Но надо же было их куда-то девать, когда они подрастали. Взрослые арапы становились прислугой. В XVIII веке в штатном расписании Зимнего дворца появилась должность "арап высочайшего двора".
Одним из них и стал Неро Принс, которого, кстати, Нэнси всегда называет "мистер Принс" и никак иначе. Функции придворных арапов были чем-то средним между лакеем и телохранителем, а в общем они играли всё ту же декоративную роль при монархе. У них был свой, и весьма дорогой, костюм, они сопровождали императора во всех торжественных случаях. Им платили очень недурное жалованье. Мы продолжаем рассказ о Нэнси Принс и ее российских приключениях вместе с историком Любовью Куртыновой. Люба, в этом сюжете переплелось много линий, которые мы привыкли рассматривать отдельно, этим он и интересен.
– Тут очень много всего сплелось, тут очень много разных линий, которые для современного человека просто могут быть непонятны. Начнем, наверное, с рабства, а потом уже потихонечку будем распутывать всё остальные. Первую международную Конвенцию о запрете рабства и работорговли подписал от имени Санкт-Петербурга Николай I в 1841 году. Но де-факто Россия начала бороться с работорговлей раньше, особенно когда участились случаи перевозки рабов судами под российским флагом. Более того: русские суда, это был чисто символический жест, патрулировали в Атлантике. Художественный фильм "Максимка" – это как раз об одном из таких военных морских судов России, которые патрулировали Атлантику, топили и захватывали корабли работорговцев.
– Фильм снят по рассказу Константина Станюковича. Его действие происходит во время Гражданской войны в США.
Капитан русского корвета "Богатырь" диктует в судовой журнал: "Встретил "Бэтси", баркентину под флагом Соединенных Штатов. Имея подозрение, что судно невольничье, приказал лечь в дрейф для досмотра. Пользуясь преимуществом хода, "Бэтси" пыталась уйти. Тогда, действуя на основании конвенции по борьбе с негроторговлей, подписанной в числе других государств и Россией, взял на себя ответственность открыть огонь..." "Максимка". Режиссер Владимир Браун. 1952 год
– Хотя, конечно, британское присутствие в Атлантике было значительно более серьезным, они этим занимались очень прицельно, два или три русских военных морских фрегата специальных российских военно-морских сил патрулировали Атлантику для перехвата работорговцев. Так что идея разницы между рабами и крепостными в русском менталитете, по крайней мере в русском менталитете того времени, сидела очень прочно: чёрные рабы это одно, наши крепостные это совершенно другое. Кстати говоря, даже сама Нэнси подчеркивает это в одном из своих писем. Она говорит о том, что местные крестьяне принадлежат, она не употребляет слово "рабы", она говорит: они принадлежат своим господам, но их нельзя продавать, разлучая семьи, их нельзя продавать без земли.
– Еще Александр I пытался запретить продажу крепостных без земли, но столкнулся с сопротивлением высших сановников, и в итоге запрет был введен лишь на территории Эстляндии и Лифляндии. Разлучать крестьянские семьи при продаже запретил Николай I в 1833 году. Но, разумеется, это считалось неприличным и прежде, по крайней мере среди близкой ко двору знати.
– В глазах русской общественности, особенно тех, кого мы сейчас называем передовой российской общественностью, разумеется, крепостные были позором, стыдом русского общества, но тем отважнее они бились за отмену крепостничества, где только могли. Например, на Кавказе, где действительно происходила серьёзная работорговля с Османской империей, очень древняя, тысячелетняя. Поэтому слово "раб" и "крепостной" для русского человека того времени совершенно не означали одного и того же, хотя для поэтических метафор, для усиления своих мыслей и Александр Герцен говорил "наши белые рабы". Это употреблялось для того, чтобы читателя или слушателя ткнуть носом в то, что практически не рабы, но ничем не лучше рабов.
– Нэнси была свободной женщиной, её положение было несравнимо с положением крепостных. Вообще решимость, с какой она покинула Америку и отправилась за океан, внушает уважение.
Петербург, конечно же, был просто на порядок, если не на два порядка роскошнее, величественнее, грандиознее Бостона
– Надо сказать, здесь тоже у современного читателя и слушателя, возможно, возникает некоторая путаница в голове, поскольку мы обычно проецируем нынешние события на прошлое. Мы думаем об Америке как о центре мироздания и политической власти. Но в те времена, когда Нэнси решила переехать в Россию, Соединенные Штаты были захолустьем и таким романтическим "другим миром". Те, кому было плохо в Европе, кому не дышалось свободно, кому хотелось чего-то нового и интересного, бежали в Америку. Это было место приключений, частично существующее в реальности, а частично воображаемое. Так что ей нечего было бояться. Мы читаем у Грибоедова в комедии "Горе от ума" про то, какой некий французик из Бордо
...Надсаживая грудь,
Собрал вокруг себя род веча
И сказывал, как снаряжался в путь
В Россию, к варварам, со страхом и слезами.
Потому что, с точки зрения Франции, в России – варвары, белые медведи ходят по улицам и вообще страшно. Ехать в Россию из Америки было не страшно совершенно, потому что это была для американцев просто неизведанная земля, не было у нее никакой репутации, ни ужасной, ни прекрасной, ни какой-либо другой. Это были две страны, две культуры, которые друг друга просто не знали. Нэнси приехала, правда, из Бостона, из очень цивилизованного города, который, пожалуй, был единственным (может быть, еще Филадельфия могла соперничать с Бостоном), где концентрировалась культурная элита, строились красивые дома, где жили образованные капиталисты, так называемые "бостонские брамины". Всё остальное, что между Филадельфией и Бостоном (не исключая, кстати говоря, Нью-Йорка), это была абсолютно дикая, частично фермерская, частично индейская всё ещё земля, которая не могла произвести впечатление ничем, кроме разве что своей природной красоты. Нэнси из Бостона, культурного города, попадает в Петербург, который, конечно же, был просто на порядок, если не на два порядка роскошнее, величественнее, грандиознее Бостона. Разумеется, она была поражена, она пишет об этом как о чём-то совершенно даже не то чтобы неожиданном, а как о чём-то чудесном...
– "За морем житье не худо, в свете ж вот какое чудо"...
– Она описывает памятник Петру I так, что его не сразу даже можно узнать. По ее описанию не сразу понятно, что она говорит просто-напросто о "Медном всаднике": она видит памятник вечером, проезжая в каких-то санях, для неё он как дракон, выскочивший из-за угла. Она, разумеется, под огромным впечатлением.
– Вообще записки Нэнси интересны вот этой своей остраненностью, как и записки любых иностранцев о России. Потому что иностранец замечает подробности, которые русскому кажутся само собой разумеющимися. В царствование Александра I потерпевших кораблекрушение японских рыбаков император велел доставить ко двору, просто чтобы посмотреть на них. Они оставили записки о своём российском приключении, которые считаются одним из ценнейших источников по истории быта, обычаев и церемониала того периода.
– Конечно, путешественники могут что-то забывать, могут путать даты, имена, названия, но их внимание к деталям, на которые местные жители не обращают внимания, разумеется, всегда очень ценно. Нэнси, например, восхищается всеми этими дворцами, она описывает то, что она видит, как блистательную роскошь, как невероятное великолепие, как культурную высоту. Более того, она была представлена государю и государыне. Я так думаю, государь тоже захотел на неё посмотреть, как на некую диковинку, как на тех самых японцев.
– Отрывки из её записок о России мы публикуем по-русски впервые. У Нэнси бойкий слог. Она толково и подробно описывает быт, обычаи и манеры чужой страны. У нее довольно бедный словарь, она не умеет сосредоточиться и часто перескакивает с одного предмета на другой, но эти недостатки компенсируются добросовестностью и любознательностью. Она не только бывала во дворце и видела своими глазами августейшую чету, но и общалась с ними.
"Когда я вошла, император сделал шаг навстречу. С величайшей вежливостью и снисхождением он приветствовал меня и задал несколько вопросов. Затем он подвел нас к императрице Элизабет. Она, стоя, с большим достоинством обошлась со мной таким же манером. Они подарили мне золотые часы и 50 долларов золотом".
– Это на самом деле тоже довольно интересный момент, который сейчас людям кажется либо абсолютно невероятным, либо странным до невозможности понимания. Россия – огромная страна, она была империей, с собственной табелью о рангах, в этой стране негры просто были иностранцами. Следовательно, никакому роду ранжирования, никакой схеме внутренних имперских отношений они не подчинялись. Нашим современникам трудно это понять. То, что арапы работали лакеями во дворце, скорее говорит о том, что они были допущены на те высоты, о которых большинство русских могли только мечтать. Они были украшением дворца, они открывали двери. Такая была не очень пыльная, прямо скажем, и хорошо оплачиваемая работа. Их прекрасно одевали за счет казны, они получали казенную ливрею, хорошее жалованье, квартиру, я не знаю, была ли у них казенная квартира...
– Неженатые арапы жили во дворце, семейным казна оплачивала квартиру.
– Казенная квартира на Английской набережной – об этом можно только мечтать.
– Нэнси пишет, что у императора Александра было 20 арапов. Неро занял место, когда один из них умер. Он был не первым афроамериканцем при дворе. Первый посол США в России, будущий президент Джон Квинси Адамс уступил царю своего слугу Нельсона. Как и Неро, он не был рабом – семья Адамса, чей отец тоже был президентом, никогда не владела рабами. По словам Нэнси, арапы работали посменно: постоянно находились при царе четыре арапа (мы знаем, что двое из них были старшими арапами, двое младшими) и только в особо торжественных случаях присутствовали на мероприятии в полном составе.
Сообразительная от природы и предприимчивая благодаря жизненному опыту, Нэнси нашла себе занятие в Петербурге. Она открыла свой бизнес: стала шить белье и платья для маленьких детей. Дело расширялось. Нэнси наняла девушек-рассыльных и учениц. Продукция её пользовалась спросом у знати. По словам Нэнси, рекламу её товару сделала сама императрица, купив у неё одежду для своих детей. Речь идет о супруге императора Николая Павловича Александре Федоровне. Они были многодетной парой. За время пребывания Нэнси Принс в Петербурге у них родилось четверо детей.
Николай I и императрица Александра Федоровна с детьми участвуют в костюмированном празднике. Слева от них в рыцарских доспехах наследник Александр Николаевич и муж старшей дочери Максимилиан Лейхтенбергский. Справа дочери Мария и Ольга и сын Константин, пешие в костюмах пажей – младшие сыновья Михаил и Николай.
– Кстати говоря, эта история почти невероятная, практически невозможная нигде, кроме России того времени, я так думаю. Просто я пытаюсь сейчас перебрать в голове европейские страны, где это могло бы произойти, мне ни одна страна в голову не приходит – может быть, Франция. Потому что Франция была страной, подверженной резким переменам моды, может быть, во Франции такое могло произвести фурор, стать модным трендом, как сейчас говорят. Но в России императрица заказала одежду для своих детей у жены служащего в императорском дворце, что было, в принципе, совершенно нормально, он был человеком свободным, Нэнси, его жена, могла вести собственное хозяйство и свой бизнес. Судя по всему, она делала хорошую, качественную детскую одежду. Аристократия Петербурга, точнее дамы петербургские, потянулись к ней тоже заказывать детскую одежду. Детская одежда, кстати говоря, по тем временам вещь довольно странная, потому что до года практически всех детей без различия пола одевали в платьица или нечто похожее на платьица, ребёнок еще ходить не умел, это была такая длинная рубашечка.
– Мой папа, родившийся в 1911 году, тоже в раннем детстве носил платьице, есть фотографии.
– Двух-трёхлетних детей одевали как маленьких взрослых. То есть это кропотливейшая работа. Надо было на мальчиков шить маленькие камзольчики, на девочек маленькие платьица. Когда мы приехали сюда в середине 1990-х годов, мне сказали, что до какого-то недавнего времени американские женщины не имели права открыть собственный счет в банке без разрешения мужа, я была в шоке. Россия страна огромных, почти несовместимых перекосов. То есть при том, что я выросла в Советском Союзе, я понимала, что женщина – глава семьи, там матриархат царил, я воспринимала это как нечто нормальное. Любая дворянка со времен Анны Иоанновны имела право просить личную аудиенцию у государыни. Тогда же разделили имущественные права. В России сама идея жениться на деньгах или выйти замуж за деньги была не так проста, как кажется на первый взгляд.
– Этот факт отражен в классической русской литературе. В "Анне Карениной" Стива Облонский умоляет жену разрешить ему продать её имение, полученное в приданое, чтобы расплатиться с долгами. Приказчик из модного магазина приносит Алексею Александровичу Каренину счёт за покупку Анны Аркадьевны и говорит при этом: "Если прикажете обратиться к её превосходительству, то не благоволите ли сообщить их адрес". Финансы у супругов были раздельные. Жены могли самостоятельно совершать сделки, вести свое дело и не отвечали по долгам мужа, как и он не мог претендовать на ее имущество и не обязан был платить по ее счетам.
Помимо своего дела, Нэнси стала активистской местной протестантской церкви (скорее всего, англиканского храма Иисуса Христа на Английской набережной, открытого в 1815 году), устроила детский приют, а нескольких сирот взяла в свой дом на полный пансион. А ещё Нэнси Принс стала очевидцем – и пострадавшей от знаменитого петербургского наводнения 1824 года. Это бедствие потрясло современников и оставило глубокий след в русской культуре. Внесла свою скромную лепту и молодая афроамериканка.
"9 октября 1824 года Санкт-Петербург затопило. Почти повсюду в городе вода поднялась на 16 футов. Многие жители утонули. Остров между городом и Кронштадтом, на котором жило пятьсот человек, был затоплен, и все утонули, огромный ущерб был причинен Кронштадту. Утро этого дня было ясным. Дул сильный ветер. Мистер Принс рано ушел во дворец, так как была его очередь дежурить. Дети нашего приюта пошли в школу. Наша служанка отправилась по какому-то делу. Я услышала крик, и к моему изумлению, когда я выглянула посмотреть, в чём дело, я увидела, что вода покрыла всю сушу. Я тогда еще не знала языка, но я стала жестами звать людей в дом. Вода продолжала прибывать до 10 утра. Ей оставалось всего два дюйма до моего окна, но тут она стала убывать так же быстро, как и прибывала, открывая нашему взору ужасную картину.
Благодаря провидению Божьему я спаслась от наводнения и от ямы
Люди, спасавшиеся в моём доме, разошлись, и я осталась в одиночестве. В четыре часа пополудни стемнело, этот мрак я ощущала, как никогда прежде. Главной мукой моего положения было одиночество, мне не с кем было поговорить. Я ждала до 10 часов вечера. Потом взяла фонарь и пошла к соседям, чьи дети ходили в ту же школу, что и мои пансионеры. Я перешла через длинный двор, мимо трупов людей и животных, и когда добралась до их ворот, стала тонуть. Я попыталась удержаться, и земля ушла у меня из-под ног. Я сделала новую попытку и, по счастью, ухватилась за ногу мертвой лошади. Я выбралась, вся покрытая грязью, продвинулась вперед ещё немного и споткнулась о лодку, обнажившуюся из отступившей воды. Я потеряла свой фонарь и должна была идти на ощупь и в конце концов нашла дверь, к которой направлялась. Моя семья была в безопасности и вместе со мной вернулась домой. Мистер Принс пришел в полночь, потому что никому не было позволено покинуть дворец до тех пор, пока его величество не осмотрел город. Утром вернулись дети и служанка, и я пошла посмотреть на яму, в которой я тонула. Она была такой большой, что могла вместить дюжину таких, как я, когда почва просела. Не окажись в ней лошади, я бы никогда больше не увидала белого света, и никто не узнал бы, что со мной произошло. Так благодаря провидению Божьему я спаслась от наводнения и от ямы".
– Вот это жуткое наводнение, "тяжелозвонкое скаканье", которое Пушкин потом так прекрасно описал, – из записок Нэнси мы получаем примерно тот же эффект от таких простых, незамысловатых фраз, которые она пишет прозой.
– Уточним всё-таки некоторые детали. Во-первых, Нэнси перепутала дату. Наводнение произошло месяцем позже, 6 ноября. Под затопленным островом, очевидно, подразумевается Васильевский остров, расположенный в дельте Невы. Нэнси Принс довольно точно, но с некоторым преувеличением указывает уровень подъёма воды: 16 футов равны 4,88 метра. Согласно имеющимся данным, в тот день вода в Неве и каналах поднялась на 4,14–4,21 метра выше ординара.
Описание Нэнси несколько грешит против хронологии другого очевидца, действительного статского советника, гласного Петербургской городской думы Самуила Аллера. По его свидетельству, "вода прибывала до 2 часов и каждым дюймом увеличивала отчаяние устрашённых жителей, как вдруг барометр неожиданно поднялся до 30 д. и вода приостановилась на четверть часа, а в четверть третьего начала вдруг сбывать гораздо с большею скоростию, нежели с какою прибывала". Упоминаемое в этой цитате показание барометра – 30 д. – это 30 дюймов ртутного столба, равные 762 миллиметрам. Это давление считается нормальным для самочувствия человека при 0ºC. Вероятно, скачок давления от аномально низкого к нормальному Нэнси и почувствовала, когда "ощущала мрак, как никогда прежде... Вслед за сим настигла ночная темнота". Связь балтийских наводнений с атмосферными возмущениями в то время ещё не была установлена наукой.
Второе исключительное событие, которое произошло в бытность Нэнси в Петербурге, – восстание декабристов. Вот её полный отчет.
"Осенью того же года (1825. – РС.) император ради здоровья императрицы Элизабет отбыл в более теплый климат. В январе 1826 года было торжественно доставлено тело Александра. За три мили от города его встречали придворные. Они образовали процессию, и тело с церемониями поместили в строение, где покоятся останки членов императорской семьи. В марте того же года таким же образом было доставлено тело Элизабет..."
Прервусь ради примечаний. Император Александр скончался 19 ноября 1825 года в Таганроге. Его тело было погребено 13 марта в Петропавловском соборе. Елизавета Алексеевна умерла в Белеве, Тульская губерния, 4 мая. Траурный поезд с её телом прибыл в Петербург 13 мая. Похороны состоялись 14 июня. Обстоятельства смерти и погребения Александра породили легенду о старце Фёдоре Кузьмиче, в которого якобы превратился император после своей мнимой кончины. Жена английского посла в Петербурге Анна Дисбро в своих недавно опубликованных по-русски письмах, в частности, пишет об участии в погребальной церемонии бессменного кучера Александра I Ильи Байкова:
"Говорят, что ничто так не успокоило народ в отношении подлинности смерти императора, как то обстоятельство, что он лично вёз катафалк; ведь ходили толки, что он не умер, а находится в заключении и что все эти похороны и т. п. являются подлогом. Но когда народ видел Илью, он знал, что тот никому не позволил бы себя обмануть и что никому не удалось бы убедить его везти что-нибудь ещё, кроме тела своего покойного господина".
Нэнси Принс продолжает:
"Константин был тогда королем Польши (наместником Царства Польского. – РС), наследником престола, за него единогласно проголосовал народ, но он отказался и передал корону своему брату Николаю. В назначенный день народу было приказано собраться, как обычно, по звону колоколов. Они отвергли Николая, знак был подан вожаками, и этот знак хорошо поняли, и люди всякого звания поспешили на площадь и в один голос кричали за Константина. Император со своим премьер-министром и губернатором города въехал верхом в середину толпы, безуспешно умоляя её разойтись. Тогда было приказано стрелять по толпе из пушек. Неизвестно, началась ли стрельба в тот момент, когда император с министрами находился в толпе. Чудесным образом он остался невредим, тогда как оба его друга и лошади под ними были убиты. Начали хватать подряд и отправлять в тюрьму людей всякого звания. Картину невозможно описать. Тела убитых и покалеченных сбрасывали в реку, снег и лед окрасились кровью человеческих жертв, павших в результате обстрела толпы из пушек. Раненым, которых ещё можно было спасти, ломали кости. Пушка была очень большая, её везли восемь лошадей, специально обученных для этой цели. Сцена была ужасная. Все заведения закрылись. Этот таинственный заговор возник в 1814 году в Германии, между русской аристократией и немцами, под видом масонской ложи. Когда они вернулись, они умножили число своих участников и представили свою хартию императору, который дал свое разрешение.
Потом подожгли хворост, и огонь поглотил этих отважных людей
В 1822 году император стал подозревать, что что-то здесь не так, и отобрал у них хартию. Они продолжали в том же духе маленькими, но быстро увеличивающимися группами. Они верили, что вскоре смогут уничтожить весь императорский род и установить республиканское правление. Если бы не случившееся, они, без сомнения, в конце концов достигли бы этой цели. Основание этого заговора было столь глубоким, что в нем участвовали и мужчины, и женщины. Тюрьмы были забиты, а тридцать вожаков находились в одиночном заключении. 26 из них умерли, четверых сожгли.
Построили помост, вниз положили вязанки хвороста, каждый узник был в железных цепях, являя собой ужасную для очевидца картину. Присутствовал священник, дабы ободрить их в последние мгновения перед смертью. Потом подожгли хворост, и огонь поглотил этих отважных людей. Других бичевали кнутом, и даже княгини и дамы высокого звания оказались за решеткой и были выпороты в своих собственных домах, там же, где жили. Те, кто вынес такое наказание, сгинули в Сибири".
Полуфантастическая картина, нарисованная Нэнси, говорит о том, что сама она не видела ни событий на Сенатской площади, ни тем более казни вождей декабристов. Её рассказ составлен из слухов, что интересно по-своему. Вероятно, что-то она слышала в церкви или лавке (к этому времени она хорошо понимала русскую речь), что-то ей мог сообщить и муж, хотя при поступлении на царскую службу он давал клятву о неразглашении. Для сравнения приведем несколько отрывков из письма Анны Дисбро, написанного в день мятежа:
"...Один из полков отказался присягнуть Николаю; двое из офицеров и генерал взяты на штык; они уверены, что Константин сидит в заключении в Петербурге, и не хотят никакого другого императора, кроме него. Прямо сейчас, в эту самую минуту, они выстроились на Place d'Isaac, вооружены до зубов, и только Господь знает, что за этим последует. Каждый момент я ожидаю услышать стрельбу. Кавалергарды мирно приняли присягу Николаю и сейчас собирают силы, чтобы подавить это неповиновение. Генерал был-таки убит, а офицеры, насколько я знаю, только ранены...
Зевак было убито большее количество, чем солдат; говорят, что около сотни
Половина четвертого. Я прошлась по набережной. Мятеж находится в той же стадии; слышны частые ликующие выкрики. С адъютантом императора вести переговоры они не хотят. Согласно молве, народ весь целиком за Константина... Говорят, что генерал Милорадович (комендант города) ранен в бок. Со всех сторон надвигаются войска, чтобы окружить мятежников. Несчастные, введенные в заблуждение люди, они вряд ли даже заслуживают это определение!
Они (правительственные войска) только что открыли по ним стрельбу. Наиболее вероятно, что отступать они будут по направлению к нам, несчастные создания. Как я сожалею о том, что свершилось кровопролитие!..
Половина десятого. Слышать стрельбу было ужасно. Каждый ее залп вонзился мне прямо в сердце. Я не знаю других подробностей, кроме того, что на этот момент всё тихо и что бунтовщики отступили за реку и рассеялись. Они были из Московского полка, к которому присоединился батальон Финляндского. Помнишь, как мы слушали их оркестр в их расположении? Тот вежливый офицер, который умолял нас подойти? Сейчас он – один из бунтовщиков. Его зовут Титов. Зевак было убито большее количество, чем солдат; говорят, что около сотни. В отношении генерала Милорадовича, а также раненого офицера, унесенного в дом графа Лаваль, надежд нет никаких..."
Ей всех жалко, и бунтовщиков, и погибшего генерала
– Это, кстати, очень интересный момент, потому что мы очень редко, просто поразительно редко получаем такие источники, которые являются практически зеркалом, отражением именно слухов, пересудов того времени. Обычно путешественники чувствуют себя очень умными, высокообразованными людьми, и они спокойно пишут от своего имени то, что они на самом деле услышали на улице, но они это все пишут от своего имени как истину в последней инстанции. Нэнси пишет по-другому. Мы понимаем, что она это слышала в лавках. Именно слухи, ходившие по городу, или то, о чём говорили в это время мещане, лавочники, купцы, мелкие торговцы, важны и интересны. Само собой, в деле были замешаны величайшие аристократические фамилии, Трубецкие и так далее, высочайшее семейство было замешано. Все эти скандалы с великим князем Константином, который отказался приезжать из Варшавы... Мы видим картину того, что представляло собой мнение петербуржцев того времени.
На самом деле, конечно, у самой Нэнси никакого мнения быть не могло, потому что она ничего не видела, она ничего не знала лично, они пишет о том, о чем говорили на улицах. Слухи имеют самостоятельное историческое значение, поскольку масса ныне существующих легенд основана на слухах, которые распространялись ещё в XIX веке или даже раньше.
Нэнси пишет, например, о том, что пятерых декабристов сожгли. Их на самом деле, конечно, не сожгли, но сжигали их погоны, которые срывали во время церемонии гражданской казни. Их лишали дворянства, всех прав состояния, сжигали все знаки отличия, а также ордена, которые они получили на службе. Это у Нэнси и в голове петербуржцев того времени трансформировалось в то, что их самих сожгли. И она высказывает огромное сочувствие, с большой эмпатией пишет о людях, которые вышли против государя с непонятными для неё мотивами. Она их всех жалеет – это такой очень трогательный момент в этих её воспоминаниях, ей всех жалко, и бунтовщиков, и погибшего генерала. Она достаточно обрусела, мне кажется, к тому времени, она пишет почти как русская женщина.
– Возможно, она что-то и видела издалека. Сообщение о смерти двух "друзей" Николая – отголосок разговоров о гибели военного генерал-губернатора Петербурга Михаила Милорадовича. Он действительно подъехал верхом к каре мятежников, пытаясь убедить их сложить оружие, был смертельно ранен Петром Каховским и скончался в тот же день. Каховский же выстрелил в командира лейб-гвардии Гренадерского полка полковника Стюрлера, который предпринял такую же попытку. Стюрлер умер на следующий день. Декабрист князь Дмитрий Щепин-Ростовский ранил саблей в голову генерал-майора Фредерикса и полковника Шеншина, мешавших ему вывести на площадь лейб-гвардии Московский полк. Оба остались живы. По восставшим и "черни", собравшейся на площади, огонь вела батарея генерала Сухозанета – сначала холостыми зарядами поверх голов, затем картечью. Когда спасавшиеся от обстрела восставшие оказались на невском льду, Сухозанет приказал стрелять ядрами. Они ломали лед, и мятежники тонули.
– На самом деле я бы сказала, что Нэнси была в уникальной ситуации. С одной стороны, она общалась с клиентками, которые принадлежали к высшему обществу, которые разговаривали с ней достаточно свободно, потому что она была хозяйка этого предприятия, мастерицей, которая принимала заказы, общалась с клиентками. А с другой стороны, у неё были швеи, которые принадлежали к низкому сословию, они были свободными, но, скорее всего, бедными, которые тоже болтали и которые тоже не могли удержать свой рот на замке, как бы страшно им ни было об этом разговаривать. У неё в голове, видимо, произошло какое-то слияние этих двух источников, которое и произвело такое впечатление, что всех жалко, они все несчастные. Да простит меня Бог, если я употреблю это слово, но это какая-то уже почти достоевщина.
Это русская бесхитростность. Американец – такой, какого мы себе сейчас представляем, представитель американской культуры, – конечно, записал бы: произошли удивительные и неприятные события, которые нарушили ход моего бизнеса, помешали мне сделать то-то, то-то и то-то. Это всё очень неприятно, но это меня не касается, и гори оно все огнем. А она это приняла лично. Жалеть – это русское свойство, свойство русской культурной традиции.
– После девяти с половиной лет, проведённых в России, Нэнси вернулась в Америку по рекомендации врачей (она упоминает проблемы с лёгкими). Неро остался ещё на два года, чтобы скопить побольше денег, но увидеть родину ему было не суждено: он умер, когда Нэнси уже была в Бостоне. За время её отсутствия на родине сошли в могилу её мать и сестра. Надо было начинать жизнь заново. Она устроила приют для чернокожих сирот, однако спустя три месяца вынуждена была закрыть заведение из-за нехватки средств. Она отправилась с благотворительной миссией на Ямайку, где освобождение рабов произошло лишь в 1834 году. Она ездила туда дважды, но из богоугодных затей ничего не вышло всё по той же причине – за неимением финансирования.
Между тем здоровье её все ухудшалось. Чтобы выжить, Нэнси вынуждена была принимать помощь друзей, а потом решила написать мемуары, чтобы обеспечить себе сносное существование. Она издала книгу за свой счет в 1850 году с предисловием, в котором честно признается, что её цель – заработать денег на жизнь. Вероятно, цель была достигнута: в 1853 и 1856 годах вышли второе и третье издания. После 1856 года сведений о Нэнси Принс не имеется. Хочется верить, что на склоне лет её согревали воспоминания о России и исторических событиях, свидетелем которых она стала.
Подписывайтесь на подкаст "Обратный адрес" на сайте Радио Свобода
Слушайте наc на APPLE PODCASTS – SPOTIFY – YANDEX MUSIC
