Житель Саратова Виктор Потапов в сентябре, за неделю до начала так называемой частичной мобилизации, ушёл в Украину воевать добровольцем. Дома у него остались жена и двое детей. Сын – старший из детей – с тяжёлой инвалидностью. Его жена Гульаем Дербесова считает, что супруг пошел убивать украинцев от безысходности: не было другого способа заработать денег на ремонт пристройки старого дома, в котором живёт семья, включая родственников из Украины.
Гульаем Дербесова сидит в самой большой комнате за столом. Перед ней – ксерокопии паспорта мужа. Его документы на "губернаторскую" выплату добровольцам потерялись по дороге из Росгвардии в министерство социального развития региона. Чтобы деньги пришли, жене пришлось изрядно побегать.
В маленьком частном доме в исторической, но неухоженной части Саратова, живёт она сама и их с Виктором дети – Дарина и Данила. У старшего мальчика детский церебральный паралич. Он не ходит и не разговаривает. Ещё с ними живут Гулина свекровь, которую все называют на русский манер тётя Оля, хотя она Айгерем, и Галя, сестра свекрови, приехавшая в Саратов из Донецкой области. Её сын, двоюродный брат Виктора, из Украины никуда так и не уехал, остался в оккупированном российскими войсками Северодонецке.
Поэтому для семьи решение Виктора Потапова уйти воевать в Украину стало неожиданным.
– Он увидел объявление, что идёт набор в Росгвардию, отвёз им документы, буквально за неделю прошел медкомиссию и заключил контракт, – рассказывает Гуля. – Потом звонил мне из учебки, говорил: "Ну ты узнай, что мне там положено! А то у других мужиков жёны уже какие-то выплаты оформили".
Гуля считает, что муж ушёл воевать, чтобы помочь семье материально. В феврале в их частном доме упала стена пристройки, и Потаповым пришлось влезть в долги.
Туалет с рухнувшей стенкой
Их маленькому деревянному домику больше ста лет. Предыдущий хозяин, обустраивая жилище, пристроил к дому теплый туалет и душевую. Гуля считает, что пристройку изначально поставили неправильно, поэтому отсыревшая стена в конце концов рухнула, не выдержав очередного перепада температур. И обнажила внутренности дома. В туалет семейству пришлось бегать за сарай, в старый деревянный "нужник" с дыркой в полу. Мыться ходили в ближайшую городскую баню. А летом во дворе наскоро сколотили летний душ с пластиковой канистрой вместо бака.
На ремонт пристройки требовалось минимум 250 тысяч рублей – только коробку поставить. Помочь семье, которая растит ребёнка с инвалидностью, никто не брался, хотя Гуля обивала пороги всех известных ей депутатов. Только уполномоченная по правам ребенка по Саратовской области Татьяна Загородняя выделила семье 50 тысяч рублей, предварительно отчитав мать, что шикует за счёт налогоплательщиков.
В итоге и сама Гуля, и её свекровь набрали кредитов.
У семьи доходы невеликие. Ни у Гули, которая приехала в 1990-х годов в Саратов из Казахстана, ни у Виктора нет профессионального образования. Дербесова работает уборщицей в здании правительства региона. За то, что она приводит в порядок коридоры власти, ей платят 24 тысячи рублей в месяц. Пенсия на старшего сына Гули – Данилу – составляет 16 619 рублей. На Виктора, который не смог устроиться на официальную работу, до сентября было оформлено пособие по уходу за ребенком-инвалидом – это ещё 10 тысяч рублей в месяц. Немного семье помогает свекровь, которая живёт вместе с семьей сына и тоже моет полы в областном правительстве, за такую же зарплату.
– Несколько лет назад муж пытался устроиться в полицию, потом в ту же Росгвардию, – вспоминает Гуля. – Он мог бы там работать, в армии-то служил. Но ему отказали и там, и там. В Росгвардии – потому, что по возрасту не проходит, в полиции – потому, что медкомиссия выявила какие-то проблемы с сердцем.
В сентябре 2022 года врачи никаких отклонений, мешающих службе в Росгвардии, уже не нашли. Возраст – а Потапову в этом году стукнуло сорок – тоже помехой не стал.
– Он нас не предупреждал, что добровольцем уходит, – говорит мать Виктора Айгерем. – Говорил: тут буду работать, в Энгельсе. А я ему твердила, что его сразу в Украину заберут. Он, видимо, об этом знал. Просто нас пугать не хотел.
Пристройка к маленькому старому дому почти готова. Теперь там новый тёплый туалет и душевая с удобным въездом для Даниной инвалидной коляски. В кухне ковыряется ремонтник: недавно под раковиной провалились полы, надо заделать. В маленькой проходной комнате делает уроки пятиклассница Дарина, в зале на полу Даня смотрит по телевизору стендап-шоу.
В январе ему исполнится восемнадцать лет. Даня не может ходить и разговаривать, но умеет улыбаться. Показать, что обиделся, тоже умеет мастерски. Когда мама делает звук телевизора потише, он поворачивается к нам спиной и утыкается головой в диван. Приходится возвращать громкость.
"Три часа из меня торчала его голова"
Про то, что сына ждут большие проблемы со здоровьем, Гуля поняла в день его рождения. Беременность прошла без осложнений, мальчик развивался как по учебникам. В 2004 году роддом нельзя было выбрать заранее, специально с врачом Гуля и Виктор не договаривались. Худенькую, хрупкую женщину с экстремально узким тазом врачи саратовского роддома пустили в самостоятельные роды. Несмотря на то что плод был очень крупный: при рождении Даня весил 3800 граммов.
– Он застрял в родовых путях, – вспоминает Гуля. – Плечи не проходили. Три часа из меня торчала его голова. Врачи что только не делали: прыгали у меня на животе, давили, тащили его за шею. Потом собрали вокруг нас консилиум и решили ломать ему ключицу. Только после этого сына смогли достать.
В выписке из роддома, по словам матери, о травмах, полученных ее сыном при родах, не было сказано ни слова. Только указали, что мальчик родился с внутриутробной пневмонией. О том, что у Дани порваны мышцы шеи, а также сломаны шейные позвонки, Гуля узнала уже в детской неврологической больнице, куда их перевели сразу из роддома.
Потом начались бесконечные реабилитации, врачи, госпитализации раз в полгода.
– Второго ребёнка рожать не боялась, – уверяет Гуля. – С Дариной мы уже заранее выбирали врача, копили для этого деньги, шли на плановое кесарево. Если бы меня и в первый раз "прокесарили", сын бы богатырём вырос. Он был абсолютно здоров.
23 января 2023 года, в день совершеннолетия, инвалидность Данилы, установленная детским бюро медико-социальной экспертизы (МСЭ), "превратится в тыкву". Чтобы этого не произошло, надо за осень успеть пройти обследования у врачей в детской поликлинике, затем во взрослой, и только после этого документы передадут в бюро МСЭ, которое работает со взрослыми. Комиссии предстоит не только установить юноше инвалидность, но и определить её группу – от этого зависит размер пенсии. Чтобы её получать, матери надо сначала юридически лишить сына дееспособности, а потом оформить опеку над ним. Просто так опеку за взрослым инвалидом в нашем государстве не доверят даже родной матери – сначала она должна доказать, что её сын прожил с ней под одной крышей не менее десяти лет.
"В нашей жизни было много переездов", – вспоминает Дербесова. После свадьбы молодая семья поселилась у родителей мужа. На 32 квадратных метрах в самом центре Саратова умещались Гулины свёкр со свекровью, она сама с мужем и сыном, сестра её мужа со своим мужем и двумя детьми. На расселение копили все вместе. Сначала взяли кредит на жилье для семьи золовки. Потом, когда у Виктора и Гули родилась дочь, Потаповы к материнскому капиталу добавили кредит и купили маленький частный домик.
– Неделю как заселились, приходит уведомление: наш дом под снос! – говорит Гуля. – Было страшно, конечно, что на улицу выселят. Но вместо этого дали квартиру.
Квартира Гуле очень нравилась – большие, светлые комнаты, длинный коридор. Проблема была лишь в отдалённом районе. Добираться на работу с заводских окраин, и оттуда же возить сына на реабилитацию было бы тяжело. К тому же не нравилось быть запертой в квартире с двумя детьми без возможности свободно выйти с ними во двор. Квартиру продали, взамен купили нынешний дом с небольшим участком и собственной клумбой прямо под окнами.
Чтобы подтвердить десять лет совместной жизни с сыном, Гуле пришлось побегать по всем своим бывшим адресам. Последние семь лет подтвердить было не сложно – в трёх местах справки о проживании ей выдали без проблем. Но по самому первому их адресу в жилконторе только руками развели: домовые книги утеряны, информацию восстановить невозможно. Если не подтвердить эти первые три года из необходимых десяти, для установления опеки над сыном матери придётся обращаться в суд и самой проходить полное обследование, в том числе психиатрическую экспертизу.
– 18 лет никому не нужен был, никто даже не спросил, как он живёт, – говорит Гуля. – Как так получилось, что теперь я должна доказать, что за ним могу ухаживать?..
За проблему опекунства Дербесова ещё не бралась. Слишком много всего навалилось в связи с внезапным отъездом мужа.
"Вот и иди в добровольцы"
Контракт Виктор Потапов заключил 14 сентября, а уже 16-го уехал в Нижегородскую область, на учения.
– Мы ему с собой особо ничего не собирали, – рассказывает Дербесова. – Форму он взял ту, что ему выдали. Берцы зимние только новые купили. Те, что ему выдали, кирзовые оказались, больно жесткие, неудобно ходить. А потом в части он с мужиками, которые с Украины приехали, поговорил и стал покупать то, что ему советовали.
Рядом с частью был единственный военторг. И после объявления частичной мобилизации цены в нем взлетели, как рассказывает жена Виктора, в полтора-два раза. По совету вернувшихся Потапов купил себе рюкзак, вещмешок, утеплённые резиновые сапоги – "иначе ты там без ног останешься", плащ-палатку, не считая лекарств, сигарет и прочего провианта. Всю свою первую зарплату добровольца он потратил на экипировку, ничего не отправив семье.
– Мы общаемся с некоторыми жёнами мобилизованных, – говорит Гуля. – Они стали меня спрашивать: почему ты не напишешь заявление на работе на материальную помощь? Одной, говорят, 200 тысяч на работе выделили, второй тоже. Я пошла в свою бухгалтерию, спрашиваю про материальную помощь, а они мне в ответ: ой, вам эти восемь тысяч погоду, что ль, сделают?
В конце октября Дербесовой кто-то скинул постановление губернатора Саратовской области от 12 августа, по которому добровольцам положена единовременная выплата в 250 тысяч. Причем первые 125 выплачивают в течение первых десяти дней с момента заключения контракта (жена Потапова получила его деньги только через два месяца), вторую половину – или через три месяца, или в случае ранения, не позволяющего воевать дальше. Будет ли выплачен семье остаток в случае гибели добровольца, в постановлении не сказано ни слова.
– Я пошла в правительство, в "обращения граждан". Спрашиваю: почему денег нет до сих пор? Меня отправили в министерство социального развития области. Я туда. Спрашиваю: есть ли мой муж в их списках. Мне отвечают: нет. Посоветовали обратиться в Росгвардию, куда он устроился. В Росгвардии девушка сначала сказала по телефону, что его документы она все отправила. Потом перезвонила и говорит: копии паспорта в документах не хватает. Поэтому и не могут документы из управления отправить на выплату. Как же так вышло-то, спрашиваю. Мой муж где-то там воюет, связи с ним нет, его не сегодня-завтра убьют, – одними губами произносит Гуля слово, дискредитирующее ВС РФ, – а эти его документы потеряли! А если бы я не начала бы бегать и паниковать, они бы так и сидели бы? Вот и иди потом в добровольцы.
Если Росгвардия с министерством социального развития про Потапова забыли, то военкомат не забыл. Примерно через неделю после объявления частичной мобилизации Дербесова нашла в своём почтовом ящике повестку на имя мужа.
В районном военкомате, куда она прибежала на следующий день, развели руками: какой доброволец? Куда ушел? Где служит? Ничего не знаем. Не принесёте справку из Росгвардии, будем разыскивать вашего мужа с прокуратурой как злостного уклониста.
– А сами повестку принесли неправильно, – говорит жена добровольца. – Кто же их в ящик бросает? Их надо в руки отдавать, под роспись!
На третий месяц семья немного адаптировалась к жизни без отца. Гуля всё так же встает в три часа утра, чтобы к восьми здание правительства было готово к новому рабочему дню. Она собирает дочь в школу, занимается медосмотрами сына. Только теперь совсем перестала спать.
– И я не сплю, и Данька первое время совсем спать не мог, – говорит она. – Он привык, что отец всегда рядом. Муж, ещё когда работал, старался из рейсов, даже из дальних, возвращаться на ночь домой. Говорил: меня дома сын ждёт.
Что заставило мужа решиться на такой шаг, Гуля понять не может. Его срочная служба пришлась на Вторую чеченскую войну, последние её месяцы Потапов провёл в Моздоке. О том, как там было, родным никогда не рассказывал – не хотел травмировать, уверена его жена. Но ещё несколько лет после службы его преследовала та война: ему снились кошмары, он часто просыпался по ночам, стал бояться темноты. Глушил воспоминания алкоголем, но в зависимость не скатился. Семья не дала.
– Когда война только началась, он мне часто повторял: "Ты себе представить не можешь, как это страшно", – вспоминает Гуля. – Боялся, что однажды это всё и к нам сюда придёт, наверное.
На вопрос, понимает ли она, что добровольцы, которым платят деньги за участие в этой войне, убивают других таких же людей, Гульаем Дербесова молча кивает.
– Я не могу залезть в голову сорокалетнему мужику и что-то там переделать, – говорит она, глядя в пол. – Он сам несёт ответственность за свои поступки. И за эти поступки ему отвечать перед богом.
