Заключенных, или, правильнее сказать, несвободных людей, которым в обычных условиях было запрещено служить в армии, тем не менее издавна привлекали к военной службе, но, как правило, только в критических ситуациях.
От Ганнибала до галерников
Так, после разгрома при Каннах во время Второй Пунической войны римляне, потеряв основную часть своей армии, опасались, что Ганнибал пойдет на Рим. Поэтому они призвали в армию всех, кого смогли, в том числе освободили восемь тысяч молодых здоровых рабов, из которых сформировали два новых легиона. Такое повторялось в истории Древнего Рима несколько раз, когда не хватало свободных граждан для отражения нападения врага. Рабы, призванные в армию, автоматически получали свободу. Если их демобилизовывали до окончания 25-летнего срока службы, то они получали права вольноотпущенников. А если они оставались в армии положенные 25 лет, то после выхода в отставку становились римскими гражданами. Замечу, что в Риме, как и в других античных государствах, преступников, сидевших длительное время в тюрьмах, практически не было. Их либо казнили, либо приговаривали к телесному наказанию, ссылке или изгнанию, либо продавали в рабство. Так что среди мобилизованных в римские легионы и другие армии античной эпохи наверняка находились и уголовные преступники, проданные в рабство.
Привлечение преступников в армию практиковалось и в древнем Китае. В 1045 или 1046 году до н. э. император Ди Синь, когда столицу империи осадил мятежный князь У Ван, мобилизовал в армию рабов и преступников, находившихся в тюрьмах до суда. Но это его не спасло. Большая часть императорского войска, включая мобилизованных рабов, отказались сражаться, и в битве при Муе они перешли на сторону У Вана. После этого Ди Синь покончил с собой. Памятуя об этом печальном примере, другие китайские императоры зареклись набирать рабов в армию.
В Средние века в Европе рабов уже не было, и заключенных в тюрьмах почти не было тоже: там содержались главным образом несостоятельные должники. Поэтому о пополнении армий заключенными речь не шла. Единственным аналогом мобилизации осужденных в войска было галерное рабство. Если преступников приговаривали к отправке на гребные суда, к многолетней тяжелой работе в качестве гребцов, то это были не только торговые, но главным образом военные суда. На галерах также использовались военнопленные. Когда Пётр I начал строить галерный флот в России, думный дьяк Андрей Виниус в 1698 году подал в Посольский приказ проект организации работ на гребных судах, где писал: "Всяких воров и басурманских полоняников мочно на каторги сажать для гребли на цепях, чтоб не разбежались и зла не учинили; и чем таким ворам и полоняникам, которых по тюрьмам бывает много, хлеб туне давать… мочно посадити на пять и шесть лет и болии, а иных, которые достоили смерти, и на век по обычаю иных государств".
Всяких воров и басурманских полоняников мочно на каторги сажать для гребли на цепях, чтоб не разбежались и зла не учинили
Галерный флот существовал до конца XVIII века, но был постепенно вытеснен парусным. Также в XVIII веке в Европе впервые появилось значительное число заключенных, находившихся длительное время в тюрьмах, так как начала развиваться концепция, согласно которой преступника можно исправить трудом, изолировав на более или менее длительное время от общества. Но сухопутные армии в то время были профессиональными, охватывали лишь небольшую часть населения и не требовали пополнения за счет заключенных. Только в разгар Наполеоновских войн, когда под ружье в какой-то момент ставили всех, до кого могли дотянуться щупальца военных ведомств, мобилизация добралась и до заключенных, особенно в государствах вроде Англии, где ранее не было многочисленных сухопутных армий. Так, в армии герцога Веллингтона в Испании до 20% составляли помилованные преступники. Для некоторых из них смертная казнь была заменена отправкой на фронт.
С переходом во второй половине XIX века к массовым армиям, комплектуемым на основе всеобщей воинской повинности, привлечение заключенных в ряды вооруженных сил первое время не практиковалось. Дело в том, что во второй половине XIX и в начале XX века войны в Европе были относительно кратковременными и обычно не превышали двух летних кампаний. За это время стороны конфликта, как правило, не успевали исчерпать даже ресурс обученных резервистов, поэтому освобождать заключенных для пополнения действующих армий не требовалось. Но даже тогда, когда началась Первая мировая – первая тотальная война в истории, потребовавшая напряжения всех сил сторон, большинство воюющих держав обошлось без того, чтобы досрочно освобождать заключенных для призыва в армию. Здесь играли роль два фактора. В подавляющем большинстве государств заключенные из числа мужчин призывного возраста, годные по состоянию здоровья для службы в армии, составляли лишь незначительную долю от общего призывного контингента и при мобилизации погоды не делали. Кроме того, командование опасалось разлагающего влияния, которое бывшие уголовники могли оказать на остальных солдат, не без основания полагая, что большинство из них с дисциплиной не дружат.
Единственным исключением стала Великобритания. До Первой мировой войны в стране не было всеобщей воинской повинности, а почти половина сухопутной армии дислоцировалась в колониях. Воинская повинность была введена в Британии только через два года после начала войны. Добровольцев для восполнения потерь катастрофически не хватало, и это заставляло не пренебрегать услугами заключенных и осужденных, изъявивших желание добровольно отправиться на фронт. Несколько бывших зэков даже были награждены высшей британской наградой – крестом Виктории, другие удостоились производства в офицеры. Какого-либо разлагающего влияния на сослуживцев со стороны бывших уголовников замечено не было: сказывался высокий профессиональный уровень британской армии.
"Вперед идут штрафные батальоны"
В Германии вплоть до апреля 1942 года действовали ограничения даже на призыв тех заключенных, которые уже отбыли свой срок в прошлом. Они могли попасть в вермахт только в виде исключения, и это рассматривалось как привилегия. В апреле 1942 года, после провала блицкрига и в связи с ростом потерь, были сняты ограничения на призыв тех, кто ранее был осужден на срок не более трех лет. В циркуляре Верховного командования вермахта (ОКВ) говорилось: "В силу расширения определений недостойные несения военной службы, которые уже отбыли тюремное заключение или были освобождены с испытательным сроком, без написания каких-либо ходатайств должны быть восстановлены в правах как достойные несения службы, дабы пополнить ряды сражающихся армейских частей…" Не призывались в вермахт те, кто были осуждены за измену родине или гомосексуализм. В случае, если бывший заключенный находился под длительным полицейским наблюдением, разрешение на его призыв должно было дать Имперское Главное управление безопасности (РСХА).
В сентябре 1942 года призыв бывших заключенных был еще более упрощен. Как уголовные, так и политические преступники, ранее отбывшие срок заключения, с октября 1942 года поступали в т. н. "испытательные части", которым присваивался 999-й номер. Срок пребывания там и перевода в обычные части не был установлен и определялся на усмотрение командования. Чаще всего 999-е части использовались для оккупационной и тыловой службы, поскольку были опасения, что на фронте бывшие заключенные могут перебежать к неприятелю. В 1944 году в эти части стали направлять и тех, кого освобождали из лагерей и тюрем, но их число было невелико. Всего с октября 1942 по сентябрь 1944 года через "испытательные части 999" прошло 28 тысяч человек, из них две трети составляли те, кто уже отбыл полный срок заключения, и только чуть более девяти тысяч человек были освобождены из лагерей и тюрем уже в ходе войны. Разумеется, их вклад в мобилизационный потенциал вермахта был ничтожным и имел лишь символическое значение.
Совсем иная картина была в Красной армии. В СССР значительная часть мужчин призывного возраста в 1941 году находилась в тюрьмах и лагерях или имела режим спецпоселения. К 1 января 1941 года в тюрьмах, лагерях и колониях находилось 2 400 422 человека, подавляющее большинство из них составляли мужчины призывного возраста. Имелось также около 2,3 млн спецпоселенцев, среди которых также была велика доля мужчин, годных для службы в армии. Летом и осенью 1941 года в европейской части СССР было призвано 175 тысяч заключенных. Освобождать из заключения, чтобы направить на фронт, начали еще в июле 1941 года. Президиум Верховного Совета СССР издал указы о досрочном освобождении некоторых категорий заключенных, осужденных за прогулы, бытовые и незначительные преступления, с передачей лиц призывных возрастов в Красную армию. Всего в 1941 году в Красную армию было мобилизовано порядка 420 тысяч заключенных. Кроме того, в 1941 и в начале 1942 года ГКО и Президиум Верховного Совета СССР специальными постановлениями освободили еще более 157 тысяч политических заключенных и направили их на фронт. Всего же за время войны в Красную армию было призвано 975 тысяч заключенных, досрочно освобожденных и направленных на фронт, а также 117 тысяч сотрудников лагерей и лагерной охраны. Освобожденных заключенных чаще всего направляли либо в штрафные роты и батальоны, либо в такие подразделения, которые использовались для проведения разведки боем и других штурмовых действий на передовой.
Кроме заключенных исправительно-трудовых лагерей, в армию мобилизовывали спецпоселенцев ("трудпоселенцев", по терминологии НКВД). Всего в Красную армию было призвано до конца 1942 года 63 965 таких людей. Согласно инструкции НКВД, следовало освобождать от режима спецпоселения и призывать в РККА только детей кулаков, но не самих кулаков – глав семейств. Однако эта довольно скромная цифра совсем не означает, что спецпоселенцев в массовом порядке не направляли на фронт: направляли, но только добровольцами.
Постановлением Государственного комитета обороны СССР от 11 апреля 1942 года №1575 НКВД предписывалось "призвать в армию 500 тысяч человек, годных к строевой службе из трудпоселенцев". Другим постановлением №2100 от 26 июля 1942 года "объявлялся еще один особый призыв" общей численностью также до 500 тысяч человек. Таким образом, на фронте воевало около миллиона спецпоселенцев, чем их мобилизационный потенциал был исчерпан почти полностью. В отличие от заключенных, подавляющее большинство спецпоселенцев формально не мобилизовывали, а вынуждали идти на фронт добровольцами – в "добровольно-принудительном" порядке. Это было необходимо для того, чтобы не снимать с бойцов Красной армии и членов их семей статуса спецпоселенцев и при необходимости иметь возможность вернуть их в места спецпоселений после окончания войны. Многие такие люди действительно хотели идти на фронт, лишь бы вырваться оттуда. Но большинство, по всей видимости, шло в РККА добровольно лишь формально: в действительности в случае отказа идти в армию им угрожали ухудшением положения их и членов их семей в трудпоселениях. Частям и соединениям, которые формировались из спецпоселенцев, обычно присваивали имя Сталина. Их также пополняли освобожденными заключенными и призывниками с воли.
Призвать в армию 500 тысяч человек, годных к строевой службе из трудпоселенцев
В июле 1942 года был сформирован 6-й Сибирский добровольческий стрелковый корпус из спецпоселенцев. Его ядром стала 1-я Сибирская добровольческая стрелковая дивизия, позднее переименованная в 150-ю стрелковую дивизию. 17 июля в Омске создали Отдельную Сталинскую сибирскую стрелковую бригаду, которую позже переименовали в 75-ю стрелковую бригаду, а 24 августа – 1-ю особую Сибирско-Алтайскую добровольческую бригаду, позже переименованную в 74-ю Сталинскую Алтайско-Сибирскую бригаду. Обе бригады вошли в состав 6-го Сибирского добровольческого корпуса. В сентябре-октябре 1942 года в состав корпуса включили 78-ю Красноярскую Сибирскую добровольческую стрелковую бригаду и 91-ю Сталинскую особую Сибирскую добровольческую стрелковую бригаду. Основу личного состава корпуса составляли спецпоселенцы, но среди командного и политического состава преобладали коммунисты и комсомольцы. В рядах этого корпуса воевал легендарный Александр Матросов, до прихода в армию служивший воспитателем в колонии для малолетних преступников. Так что он, очевидно, входил в число тех 117 тысяч вольнонаемных сотрудников ИТЛ и колоний и бойцов военизированной охраны, мобилизованных на фронт вместе с заключенными.
6 апреля 1943 года в число призываемых в армию были включены те, кого ранее не призывали из-за имевшихся у них проблем с законом и прежней преступной деятельности. Теперь можно было призывать "всех мужчин в возрасте до 50 лет, не призванных в армию по причине поражения их в правах, за исключением лиц, отбывших наказание за контрреволюционные преступления (кроме недоносительства) и бандитизм" и "принять на учет и всех мужчин в возрасте до 55 лет, пораженных в правах по отбытии основной меры наказания (кроме контрреволюционных преступлений и бандитизма) и признанных при медицинском освидетельствовании негодными к военной службе, но годными к физическому труду".
22 октября 1942 года НКВД для повышения боевого духа приказал "всех трудпоселенцев, призванных в Красную армию и прямых членов их семей (жена, дети) с учета труд-ссылки снять, выдать паспорта без ограничений и освободить от пятипроцентного отчисления с их зарплаты, взимаемого для покрытия стоимости содержания административного аппарата труд-ссылки". Однако к 10 декабря 1942 года только 47 116 спецпереселенцев было "вычеркнуто из списков" в связи со службой в Красной армии (в том числе 17 775 призывников и 29 341 членов семей), а в 1943 году из этих списков исключили еще 102 250 призывников и членов их семей. Число же спецпереселенцев, по-прежнему пребывающих в лагерях и трудящихся на различных объектах, упало с 911 716 на 1 января 1942 года до 69 687 на 1 января 1944 года, главным образом из-за призыва в Красную армию. Добровольцы же, как можно понять, статуса спецпоселенцев формально не лишались. Другое дело, что после войны прежних спецпоселенцев не стали возвращать в места ссылки. Во-первых, надо было заселять обезлюдевшую за время войны европейскую часть СССР. Во-вторых, за Уралом в прежних местах уже находились новые спецпоселенцы – представители депортированных народов СССР (немцы, крымские татары, чеченцы, ингуши, калмыки и др.) и те, кого принудительно вывезли из стран Балтии, а также из Западной Украины, Западной Беларуси и Бессарабии.
"Эти люди должны были умереть"
Приведем два свидетельства о том, как сражались бывшие заключенные. Эти свидетельства принадлежат очевидцам, находившимся по разные стороны фронта. Обратимся к мемуарам маршала Константина Рокоссовского. Он вспоминает, как в 1942 году, в бытность его командующим Брянским фронтом, "в августе к нам на пополнение прибыла стрелковая бригада, сформированная из людей, осужденных за различные уголовные преступления. Вчерашние заключенные добровольно вызвались идти на фронт, чтобы ратными делами искупить свою вину. Правительство поверило чистосердечности их порыва. Так и появилась эта бригада у нас на фронте. Бойцы ее быстро освоились с боевой обстановкой; мы убедились, что им можно доверять серьезные задания. Чаще всего бригаду использовали для разведки боем. Дралась она напористо и заставляла противника раскрывать всю его огневую систему. В бригаде появились отличные снайперы. Как заправские охотники, они часами подкарауливали гитлеровцев и редко выпускали их живыми. "Беспокойная" бригада воевала неплохо. За доблесть в боях с большинства ее бойцов судимость была снята, а у многих появились на груди ордена и медали".
За доблесть в боях с большинства ее бойцов судимость была снята, а у многих появились на груди ордена и медали
Сохранилось свидетельство венгерского гусара, лейтенанта резерва Ауреля Шаламона, вспоминавшего о боях в Будапеште в конце ноября 1944 года, когда советские войска пытались выбить противника с острова Чепель: "К вечеру наши позиции атаковали так называемые русские штрафные батальоны, состоявшие из политических заключенных. Их встретили ураганные залпы пулеметов, минометов, закопанных в землю по башню танков и даже быстроходных катеров на Дунае, обрушивших на атакующих ливень пуль. Атака вскоре захлебнулась, и русские понесли громадные потери. Перед нашими позициями остались лежать сотни умирающих и раненых. Мы чаще всего слышали восклицания: "Боже мой!" вместе с громкими, но слабеющими призывами о помощи. Наши санитары попытались вытащить их, но всякий раз отступали, встреченные пулеметным огнем. Эти люди просто должны были умереть. Мы не могли помочь им, и на следующий день они затихли".
Всего в 1941–1945 годах в Красной армии служили около двух миллионов досрочно освобожденных заключенных и спецпоселенцев, что более чем в 20 раз превышало аналогичную категорию лиц в рядах вермахта. Но от общего числа призванных в РККА в годы войны, включая сюда и армию мирного времени, этот контингент составлял лишь пять процентов и решающей роли в исходе войны все-таки не играл.
Характерно, что, как и во Вторую мировую войну, в "ЧВК Вагнера" и в российской армии бывших заключенных в первую очередь используют для проведения самоубийственных лобовых атак и разведок боем. Но мобилизация в ЧВК и в российскую армию досрочно освобождаемых заключенных сейчас вызвана не исчерпанием людских ресурсов России, а стремлением избежать всеобщей мобилизации. Глава "ЧВК Вагнера" Евгений Пригожин достаточно цинично заявил об этом, прямо говоря российским матерям, что если не будут сражаться освобожденные заключенные, то умирать придется тем, кто пока что остается на воле: "Если не они (заключенные. – РС), то на войну пойдут ваши дети".
