[ Радио Свобода: Программы: История и современность: Разница во времени ]
[15-10-05]
Пропущенная дата: 130 лет со дня смерти А.К.Толстого
Автор и ведущийВладимир Тольц Владимир Тольц: Исполнилось 130 лет со дня смерти графа Алексея Константиновича Толстого, замечательного русского поэта, драматурга и писателя. В России, где так любят отмечать "круглые" культурно-исторические даты, эту обошли стороной. Даже мне, когда я решил сделать о нем передачу, довелось выслушать довольно странное. - "В нынешних условиях, - говорили мне, - когда количество наркоманов в России неуклонно растет, почтительно отмечать годовщину смерти человека, скончавшегося от передозировки, политически некорректно". Но я не ведь о вреде морфина, к которому Алексей Константинович пристрастился из-за мучительной боли в последние полгода своей жизни, собираюсь сейчас говорить. В 1908 году Ленин напечатал нацеленную против своих партийных врагов-кадетов статейку "Лев Толстой как зеркало русской революции". В ней автор обругал Толстого "помещиком, юродствующим во Христе", без понятия отражающим переломный момент русской жизни (потому и "зеркало"). Очень скоро содержательная сторона этой журналистской рефлексии перестала быть актуальной. А вот хлесткое название до сих пор живет и переиначивается на разные лады, то "Лев Толстой как зеркало технологической революции", "... как зеркало сексуальной революции", "...современного бизнеса" и даже кулинарии. Или Алексей (Николаевич) Толстой (или Татьяна Толстая) как то же самое, ну, и так далее. И в русле этой традиции мне хотелось бы сказать несколько слов об Алексее Константиновиче Толстом "как зеркале русской эволюции". На мой взгляд, Алексей Константинович Толстой заслуживает того, чтоб мы вспоминали его имя чаще. Вообще-то, мы его помним, но не всегда осознаем, что его. "Колокольчики мои, цветики степные..." знают все, кто учил русский язык с детства. И "Средь шумного бала случайно..." тоже все знают. И еще "То было раннею весной, В тени берез то было..." у всех на слуху. И про Козьму Пруткова, сочиненного молодым и веселым Толстым вместе с его кузенами Жемчужниковыми все, по крайней мере, слышали. А некоторые сегодня воспроизводят его максимы, не ведая, кому они принадлежат. И вот в этой полуторовековой жизни изреченных некогда (часто в шутку) слов и строф и отражаются некоторые константы российской жизни и ее трансформации. В чем же секрет такой живучести творческого наследия Алексея Константиновича Толстого? - спрашиваю я у писателя и издателя (в прошлом) сборника произведений Алексея Константиновича Толстого Вячеслава Трофимовича Кабанова. Вячеслав Кабанов: Да, Алексей Константинович действительно имеет не очень удачную судьбу. Дело в том, что вот это упоминание или предлагаемая формула "Зеркало русской эволюции", да, я никогда такого ни от кого не слышал, но, думаю, что оно имеет право на жизнь. Эта эволюционность и сыграла отрицательную роль в том смысле, что он не очень широко известен и любим. Владимир Тольц: Ну, про любовь я готов поспорить! И не только я. Со мной вполне согласен писатель и знаток литературы Андрей Георгиевич Битов, также готовый принять мою шутливую формулировку про "зеркало русской эволюции", но подчеркивающий при этом, что Толстой - младший современник Пушкина - именно его отражением (а не продолжением) является. Андрей Битов: Есть существование в литературе как бы формообразующее, а есть существование в литературе наличествующее. Поэтому он так долго и живет, что он слишком много образовал форм, которые и не были замечены как формы. Настолько они были естественны. Владимир Тольц: О "новаторстве форм" - особый разговор! Как говорится, "мы ценим его не только за это".. Но и Вячеслав Кабанов в качестве критериев популярности Алексея Константиновича Толстого сегодня тоже избирает диковинные, на мой взгляд, показатели - политическую репутацию поэта у его современников и степень изученности его сегодня. Вячеслав Кабанов: Главное, что он не очень хорошо известен. Дело в том, что русское общество в 19 веке, особенно во второй половине, когда функционировал граф Алексей Константинович, оно, грубо говоря, скажем так, мыслящее общество делилось на консерваторов, реакционеров и демократов-революционеров. Толстой же оказался как бы между этими основными течениями и его не признавали в определенной мере ни те, ни другие. Консерваторы считали его чуть ли не революционером за его сатиру. Он в сатире своей не щадил никого - ни министров, ни государей. Демократы считали его реакционером. Вся эта смешенная картина восприятия его творчества и его личности, она и привела к тому, что он мало изучим и мало знаем. Единственная и до сих пор написанная фундаментальная монография об Алексее Константиновиче Толстом принадлежит французу и издана на французском языке в 1903 году. Владимир Тольц: Ну, степень изученности - дело наживное! Главное, мне кажется, что Алексей Константинович Толстой сумел выявить некие алгоритмы, которые в русской жизни остаются неизменны. Потому и фразы, и строфы его живы до сих пор. Ну вот, к примеру, из его "Истории Государства РОССИЙСКОГО ОТ Гостомысла до Тимашева": "Земля наша богата, Порядка в ней лишь нет" - это кто только не повторяет, каждый, разумея свое, - и депутаты в Думе, и простой народ... Вячеслав Кабанов: Тут, конечно, могут по-разному трактовать эту формулу, опять же, в зависимости от позиции прогрессивной или консервативной. Потому что кому-то хочется порядка от жесткой властной руки, кому-то хочется порядка разумного. А разумного порядка на Руси всегда было очень недостаточно. Владимир Тольц: Или вот из моего любимого "Сна Попова", герой которого советник Попов оказался без штанов на именинах у министра. Тот не чужд в духе времени либерального витийства, и разглагольствует почти как сегодня некоторые:Прошло у нас то время, господа, -Услышав эти строфы, Вячеслав Трофимович Кабанов подхватывает: Вячеслав Кабанов:
Могу сказать; печальное то время, -
Когда наградой пота и труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес - но не вполне - да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды.
Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке. Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!
А мы опять ищем свой путь:Владимир Тольц: А вот еще из того же "Сна Попова": когда выяснилось, что герой "санкюлот", т.е. буквально, а не в переносном смысле бесштанный, он был обвинен в вольнодумстве, стремлении к ниспровержению властей и отправлен в казенный дом, где на допросе некий полковник угрозами выбил из него показания о причастности к обществу злоумышленников:
Нет, господа, России предстоит
Соединив прошедшее с грядущим,
Создать, коль смею выразиться, вид,
Который называется присущим всем временам.
И став на гранит имущим, так сказать, и неимущим
Открыть родник взаимного труда.
Надеюсь, вам понятно, господа?
Тут ужас вдруг такой объял Попова,В советское время все это наполнилось новым смыслом. А точнее - звучало весьма двусмысленно, намекая на вещи живые и всем известные, но для советской поэзии как бы несуществующие:
Что страшную он подлость совершил:
Пошел строчить (как люди в страхе гадки!)
Имен невинных многие десятки!
И что это, помилуйте, за дом,Каждый находит у Алексея Константиновича свое. Андрей Битов говорит: Андрей Битов: Все-таки для меня остается главным Козьма Прутков - это самая большая свобода, какая была только осуществлена в русской литературе, свобода на уровне пародии. Возможно, это первый откровенный авангард и абсурдизм, рожденные в русской литературе красавцами, богачами, дендизмом, людьми, которые имели общественную независимость, данную от рождения, и сохраняли ее, не растворяясь в великосветской черни. Владимир Тольц: Выдуманного Толстым и его двоюродными братьями Жемчужниковыми чиновного поэта и его дурацкие афоризмы помнят и сегодня. И любят. Его сочинения не просто издают и переиздают - их "развивают". Ну вот, к примеру: в Рунете есть специальный сайт КОЗЬМА.РУ, окрыляемый прутковским девизом "Обнять необъятное!" и посвященный, как там сказано, "виртуальной миссии русского абсурда во всемирном бардаке". Живы не только афоризмы Козьмы и его стихи, но и его не утрачивающие политической актуальности философические трактаты и государственные проекты. Вот, к примеру, проект "О ВВЕДЕНИИ ЕДИНОМЫСЛИЯ В РОССИИ". Очевидный вред различия во взглядах и убеждениях. Вред несогласия во мнениях. "Аще царство на ся разделится" и пр. Всякому русскому дворянину свойственно желать не ошибаться, но, чтоб удовлетворить это желание, надо иметь материал для мнения. Где ж этот материал? Единственным материалом может быть только мнение начальства. Иначе нет ручательства, что мнение безошибочно. Но как узнать мнение начальства? Нам скажут: оно видно из принимаемых мер. Это правда... Гм! нет! Это неправда!.. Правительство нередко таит свои цели из-за высших государственных соображений, недоступных пониманию большинства. Оно нередко достигает результата рядом косвенных мер, которые могут, по-видимому, противоречить одна другой, будто бы не иметь связи между собою. Но это лишь кажется! Они всегда взаимно соединены секретными шолнерами единой государственной идеи, единого государственного плана; и план этот поразил бы ум своею громадностью и своими последствиями! Он открывается в неотвратимых результатах истории. Владимир Тольц: За полтора века до наших дней, когда еще не было ни радио, ни телевидения, ни нынешних продаваемых и перепродаваемых газет Козьму Петровича уже страшно заботило то, что волнует ныне политтехнологов, депутатов и чиновников федерального и нижестоящих уровней. "Как же подданному знать мнение правительства, пока не наступила история? Как ему обсуждать правительственные мероприятия, не владея ключом их взаимной связи? - (...) Это я сказал еще в 1842 г. и доселе верю в справедливость этого замечания. Где подданному уразуметь все эти причины, поводы, соображения; разные виды, с одной стороны, и усмотрения, с другой?! Никогда не понять ему их, если само правительство не даст ему благодетельных указаний. В этом мы убеждаемся ежедневно, ежечасно, скажу: ежеминутно. Вот почему иные люди, даже вполне благонамеренные, сбиваются иногда злонамеренными толкованиями; у них нет сведений: какое мнение справедливо? Они не знают: какого мнения надо держаться? (...) Положение этих людей невыразимо тягостное, даже смело скажу: невыносимое!". Владимир Тольц: Прутков знал, как облегчить это невыносимое положение и почти бескорыстно делился этим с начальством На основании всего вышеизложенного и принимая во внимание: с одной стороны, необходимость, особенно в нашем пространном отечестве, установления единообразной точки зрения на все общественные потребности и мероприятия правительства; с другой же стороны - невозможность достижения сей цели без дарования подданным надежного руководства к составлению мнений (...) целесообразнейшим для сего средством было бы учреждение такого официального повременного издания, которое давало бы руководительные взгляды на каждый предмет. Этот правительственный орган, будучи поддержан достаточным, полицейским и административным, содействием властей, был бы для общественного мнения необходимою и надежною звездою, маяком, вехою. Пагубная наклонность человеческого разума обсуждать все происходящее на земном круге была бы обуздана и направлена к исключительному служению указанным целям и видам. Установилось бы одно господствующее мнение по всем событиям и вопросам. Можно бы даже противодействовать развивающейся наклонности возбуждать "вопросы" по делам общественной и государственной жизни; ибо к чему они ведут? Истинный патриот должен быть враг всех так называемых "вопросов". С учреждением такого руководительного правительственного издания даже злонамеренные люди, если б они дерзнули быть иногда несогласными с указанным "господствующим" мнением, естественно, будут остерегаться противоречить оному, дабы не подпасть подозрению и наказанию. Можно даже ручаться, что каждый, желая спокойствия своим детям и родственникам, будет и им. внушать уважение к "господствующему" мнению; и, таким образом, благодетельные последствия предлагаемой меры отразятся не только на современниках, но даже на самом отдаленном потомстве. Зная сердце человеческое и коренные свойства русской народности, могу с полным основанием поручиться за справедливость всех моих выводов. Но самым важным условием успеха будет выбор редактора для такого правительственного органа. Редактором должен быть человек, достойный во всех отношениях, известный своим усердием и своею преданностью, пользующийся славою литератора, несмотря на свое нахождение на правительственной службе, и готовый, для пользы правительства, пренебречь общественным мнением и уважением вследствие твердого убеждения в их полнейшей несостоятельности. Конечно, подобный человек заслуживал бы достаточное денежное вознаграждение и награды чинами и орденскими отличиями. Не смею предлагать себя для такой должности по свойственной мне скромности. Но я готов жертвовать собою до последнего издыхания для бескорыстной службы нашему общему престолотечеству, если только это будет согласно с предначертаниями высшего начальства. Долговременная и беспорочная служба моя по министерству финансов, в Пробирной Палатке, дала бы мне, между прочим, возможность благоприятно разъяснять и разные финансовые вопросы, согласно с видами правительства. Разъяснения же эти бывают часто почти необходимы ввиду стеснительного положения финансов нашего дорогого отечества. Повергая сей недостойный труд мой на снисходительное усмотрение высшего начальства, дерзаю льстить себя надеждою, что он не поставится мне в вину, служа несомненным выражением усердного желания преданного человека: принести посильную услугу столь высоко уважаемой им благонамеренности". Владимир Тольц: Не станем дальше цитировать Пруткова. - Увлекшись, можно и не остановиться!... Стоит вспомнить и драматургию Толстого, прежде всего его исторические сочинения. Театровед, работающий в Российской Академии театрального искусства Анна Степанова: Анна Степанова: Если говорить о каких-то формальных вещах, то пьеса "Царь Федор Иоаннович", одна из частей трилогии знаменитой толстовской исторической, куда входит еще пьеса "Смерть Иоанна Грозного" - это все трагедии. И "Царь Борис" про Бориса Годунова в театрах ставится. Более того, он идет у нас в Малом театре. Но сейчас это не такие важные события в театральной жизни. Поэтому формально мы можем говорить о том, что для живой нынешней сцены, наверное, драматургия Алексея Константиновича сегодня не очень важна. С другой стороны, сказать, что пьесы Алексея Константиновича Толстого, они куда-то ушли и перестали существовать, тоже нельзя. Дело в том, что они вообще реют над нами. Потому что с постановки "Царя Федора Иоанновича", как известно, начался Московский художественный театр. И великая роль Москвина, который играл царя Федора, каким-то странным образом остается реальностью на сегодняшний день. Получилась очень любопытная история. В своей трилогии Алексей Константинович Толстой совершенно зарифмовал пушкинского Бориса Годунова. И любопытно, что его собственный Борис Годунов, его мало ставили, его не очень любят, не очень помнят, а "Царя Федора" все равно помнят и любят. И кроме того, что во МХАТе вот эта первая постановка "Бориса Годунова" - это была потрясающий спектакль. Пришел царь, который должен был царем - этот царь Федор, с сияющими глазами, любящий, ласковый, царь, который крови не хотел, царь, который так хотел всех любить, и вдруг вокруг все стало разваливаться, и крови стало еще больше. Такая очень странная параллель и парафраз к Борису Годунову. Вот эта пьеса о том, что власть и душа человеческая несовместимы - это как какой-то очень жестокий диагноз русской истории. Владимир Тольц: И душа самого графа Алексея Константиновича Толстого, с детства близкого к царской семье (Толстой был товарищем по воскресным играм будущего Царя-Освободителя) тоже часто "не совмещалась" с властью. Но это, ни "равноудаленность" его, - так сейчас принято говорить, - от политических лагерей как консерваторов, так и либералов и прогрессистов, никогда не мешали Алексею Константиновичу (здесь решительный контраст с иными нынешними представителями нынешней "культурной элиты") вступаться за гонимых и преследуемых - и за ссыльного Тараса Шевченко, и за осужденного Чернышевского, и за контактировавшего с лондонскими изгнанниками Герценом и Огаревым Тургенева, и за отрешенного от редакторства Ивана Аксакова. Вячеслав Кабанов: Вообще в русской истории, в русской культуре, в русской литературе его по благородству ума и сердца сравнить даже не с кем. Поэтому он сумел даже в этой дружбе с императором, она же началась с детских лет, пронести так легко и остаться абсолютно от этой дружбы независимым. Он не только ею не злоупотреблял, он просто иногда даже ею тяготился, кстати говоря. Он даже писал отчаянные письма императору, что когда ему давали очередной придворный чин, он говорил, что я художник, я не могу заниматься в Комитете по делам раскольников. Вот его поставил Александр - его это ужасно тяготило. Ну и потом о нем были такие замечательные отзывы и простых людей. Владимир Тольц: Вспоминаю, один из таких "отзывов". Граф Алексей Константинович собрал своих крепостных и лично зачитал им февральский государев Манифест 1861 года об освобождении. А потом, хотя у поэта были претензии к слогу документа, все совместно и изрядно напились. Настоящий был барин!- говорили бывшие крепостные. А еще он был настоящим русским патриотом - очень любил Россию, что не помешало ему подобно Пушкину написать: "Если бы перед моим рождением, Господь бы сказал мне: "Граф! выбирайте народ, среди которого вы хотите родиться!", - я бы ответил ему: "Ваше величество, везде, где вам будет угодно, но только не в России!"... Многим нынешним обласканным властью мастерам культуры до этих степеней элитарной свободы ой как далеко! Может поэтому и не вспомнили сейчас об умершем 130 лет назад поэте, строки которого до сих пор живы...
Куда Попов отправлен в наказанье?
Что за допрос? Каким его судом
Стращают там? Где есть такое зданье?
Что за полковник выскочил? Во всем,
Во всем заметно полное незнанье
Своей страны обычаев и лиц,
Встречаемое только у девиц.