Марина Тимашева: 19 февраля на малой сцене музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко состоится премьера. Оперетту «Москва, Черемушки» посвящают 100-летию со дня рождения Дмитрия Шостаковича, которого театр считает «своим» композитором. Говорит заведующий литературной частью театра Игорь Казенин.
Игорь Казенин: Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко гордится тем, что считает Дмитрия Шостаковича своим автором. В далеком 1934 году, совсем молодой композитор пришел в этот театр и показал свою оперу «Катерина Измайлова». Через несколько дней после этого Владимир Иванович Немирович-Данченко написал письмо в Париж, и в этом письме есть такие слова: «На днях мы слушали оперу молодого гениального композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Опера была поставлена, это был один из лучших спектаклей театра». Но театру надо было очень много преодолеть для того, чтобы состоялся этот спектакль. Дело в том, что в 1934 году (до реконструкции 1939 года) зал театра был очень небольшой. И чтобы посадить количество музыкантов, которые должны были играть в «Катерине Измайловой», надо было убрать несколько рядов партера. На это надо было получить особое разрешение. Немирович-Данченко всего этого добился. Был увеличен хоровой ансамбль, и состоялась эта премьера. Наши старики рассказывали мне такую легенду, что если бы в 1934 году, те люди, которые пришли на «Катерину Измайлову» в Большой театр, пришли бы в наш театр, то никакого запрета не было бы. Потому что в Большом театре был не очень удачный спектакль, а у Немировича была блистательная постановка. И что еще интересно, что даже после выхода редакционной статьи в «Правде» «Сумбур вместо музыки», в театре Немировича-Данченко этот спектакль еще долго шел. И вот, спустя 30 лет, уже в начале 60-х годов, «Катерина Измайлова» вновь вернулась на сцену и опять на сцену нашего театра. Поэтому этот юбилей для нас очень дорог.
Марина Тимашева: Но на сей раз театр представляет не «Катерину Измайлову», а самое что ни на есть легкомысленное сочинение. Оперетту Дмитрий Шостакович написал в 58-м году на либретто Масса-Червинского, и тогда же она была представлена в Театре Оперетты. Заглавную женскую партию пела Татьяна Шмыга. Позже, в 1962 году, на экраны вышел фильм, в котором снимались Евгений Леонов, Василий Меркурьев, Геннадий Бортников. Вот и вся история произведения Шостаковича. Сюжет его простенький: ведется масштабное жилищное строительство, люди получают ордера на новые квартиры в первом жилом районе массовой застройки – в Черемушках. Ну, и обычные люди чуть не остаются без положенной площади из-за аппетитов начальственной парочки. В музыке много цитат из городского фольклора, например, «Цыпленок жареный» или «Бывали дни веселые», а также самых разнообразных танцевальных ритмов от вальса до рок-н-ролла. И я спрашиваю художественного руководителя театра, а также руководителя постановки Александра Тителя, как получилось, что академический театр после двух пожаров и реконструкции открывается, можно сказать, музыкальным водевилем?
Александр Титель: Во-первых, никто не думал, что именно с этого начнется жизнь малой сцены. Так случилось. Это ведь сочинение, которое я выбрал для четвертого курса нашего с Игорем Ясуловичем. Это им по силам. Плюс год Шостаковича. К несчастью, советская власть обошлась с ним таким образом, что он написал всего три произведения для оперной сцены – «Нос», «Леди Макбет Мценского уезда» (впоследствии переделанную в «Катерину Измайлову»), и «Москва, Черемушки». И я подумал, что вот такая легкомысленная вещь, которую, в свое время ругали за неправдоподобие… До этого Шостаковича сильно прорабатывали за чрезмерное правдоподобие. Таким образом, и возник здесь спектакль. А что будет? Посмотрим. Это делает Ирина Владимировна Лычагина и молодой режиссер Маша Максимчук. Мы немножко помогаем.
Марина Тимашева: Остается ли для этого спектакля либретто Масса-Червинского? Или Вы что-то меняли?
Александр Титель: Всегда есть несколько соблазнительных путей. Есть желание что-то переделать и переаранжировать текстовой материал, который, действительно, сегодня звучит местами идиотически. А есть возможность окунуться в ретро атмосферу. Сейчас все, что связано с 50-60-ми годами, мне кажется, хорошо на сцене себя чувствует. И Ира Лычагина посчитала возможным, в основном, сохранить тот текст, который есть, и как-то его адаптировать. Когда-то мы уже это делали. Есть такая оперетта «Куба, любовь моя» Листова. Она мне чрезвычайно понравилась. Там молодой кубинский революционер, а девушка - она дочка богатого латифундиста. Он ей говорит: «Я поведу вертолет». Она говорит: «Ты же не умеешь водить вертолеты!». Он говорит: «Да, не умею. Но революция требует. Я водил машину. Почитаю инструкцию». Это меня так порадовало, что мы сделали целый акт из этой замечательной оперетты, где были кубинцы, латифундисты, революционеры, знойные кубинские девушки.
Марина Тимашева: Когда читаешь либретто, то кажется, что это такой водевиль. Но жанр, наверное, может меняться в зависимости от режиссуры.
Александр Титель: Там еще есть одна особенность. Дело в том, что это другая аранжировка, другая оркестровка. Переоркестровал эту вещь шотландский композитор Макберни, ученик Шостаковича. Он сделал ее на малый состав, примерно на 26-27 человек, но фокус заключается в том, что он сделал его таким эстрадно-симфоническим, который был в 60-е годы. Были мощные эстрадно-симфонические оркестры, где выходил Магомаев или Гуляев, но были и достаточно скромные. Там много духовых инструментов, два саксофона, гитара, куча ударных, из которых некоторые довольно экзотические. Многое из того, что Дмитрий Дмитриевич вуалировал в оркестре и, скажем, намеком подавал, надо было извлекать. Макберни вытащил это просто в оркестр. И там вдруг такие слышны реплики духовых инструментов… И все те моменты музыкальной пародии, которые Шостакович заложил, например, «Цыпленок жареный» или ( поет) «Тебе любимая и легендарная, в боях познавшая радость побед», это вытащено более явно, более остро.
Марина Тимашева: Вы сами музыкальный руководитель, режиссер. Вы не имели в виду как-то это актуализировать, приспосабливать оперетту к истории современных вкладчиков, которые стоят на морозе с плакатами «Отдайте мою квартиру или, по крайней мере, деньги!»?
Александр Титель: Нет. Мне кажется, что это дело совершенно неблагодарное и ненужное. Вот эти 50-60-е годы это то, что стало историей, но довольно близкой. Это история наших родителей или наших бабушек. Многое из того, что было там, мы сами в детстве застали. Там было много смешного, много хорошего, много нелепого. Если кто-то думает, что сегодня этого меньше, то это глубокое заблуждение. Наоборот, все то, что было тогда советским мылом, и над чем похихикивал Шостакович, говоря: «Вы хотите такого? Вот вам»… Но, говоря это, он, все равно, плохого не мог сделать. Он не мог писать не талантливо, он не умел этого делать. Окунуться в это, как в детский букварь, как в стихи Маршака или в «Мойдодыра», мне кажется, будет очень симпатичным. И ничего не нужно актуализировать. Эта актуализация - не единственный ключ, которым отпираются разные произведения.
Марина Тимашева: Недавно Марина Брусникина выпустила на своей любимой Малой сцене МХТ новый спектакль – «Река с быстрым течением» по прозе букеровского лауреата Владимира Маканина. А незадолго до этого – спектакль в «Сатириконе» по пьесе Карло Гольдони «Забавный случай». Об истории театра Марины Брусникиной и о ее последних премьерах рассказывает Павел Подкладов.
Павел Подкладов: Однажды достаточно много и вполне успешно игравшая на сцене МХАТа имени Чехова актриса и педагог Марина Брусникина вдруг поняла, что не любит театр. Не вообще театр, а театр фальшивый, безликий, навязший в зубах. Брусникина задумала создать свой театр, не похожий ни на какой другой. Результатом этих раздумий стало появление на Малой сцене МХАТ ее первого опуса – спектакля «Пролетный гусь» по рассказам Виктора Астафьева. Воодушевленная этим успехом, Брусникина взялась за совершенно иное и по форме и по сути прозаическое произведение – повесть лауреата букеровской премии Людмилы Улицкой «Сонечка» - и опять одержала победу. Наверное, секрет ее успеха крылся и в качестве литературы, и в адекватно найденных средствах ее сценического воплощения, и в исповедальной интонации, свойственной ее подопечным. Поэтому знакомые литературные произведения в их интерпретации обретали новое звучание и смысл. Недавно Марина решила взяться за, так сказать, полноценную пьесу. А именно, за веселую комедию Карло Гольдони «Забавный случай», которую поставила в «Сатириконе» с молодыми актерами, своими недавними студентами.
Марина Брусникина: Я уже так привязана и к Райкину, и к ребятам. Это тот курс Константина Аркадьевича Райкина, где я преподавала. И уже чувствуешь себя ответственной за их судьбу, и хочется как-то участвовать в этой судьбе. Там очень слаженный, трудоспособный коллектив, воспитанный Константином Аркадьевичем Райкиным в вере, что искусство - это серьезное занятие, требующее полной самоотдачи, невероятной затраты энергии, заразительности, взаимопомощи, выручки, послушания и работоспособности. С ними легко, потому что они никогда не задают лишних вопросов, они готовы сделать все, что их попросишь. При этом, они все очень индивидуальны и очень интересные и одаренные личности.
Павел Подкладов: Это ведь в Вашей режиссерской биографии первая пьеса. Раньше Вы ставили только прозу и поэтические произведения. В связи с Гольдони всегда вспоминается комедия дель-арте.
Марина Брусникина: Для меня это большой эксперимент. В него меня втянул Райкин, который любит этого автора. В его театре это уже четвертая постановка Гольдони. Для меня это было полной неожиданностью, и я, скорее, начала с отрицания потому, что я не была близко знакома с этим автором. Читала, но никогда внутрь не влезала. Мне казалось, что это очень трудно сделать смешным, я не понимала, за какие ниточки дергать. Но Константин Аркадьевич человек невероятно заразительный, и он так увлекательно стал мне про этого автора рассказывать, что когда я посмотрела на него его глазами, мне стало любопытно попытаться сделать это живым, обаятельным, смешным, но чтобы это не была комедия-дель-арте, в которой я мало что понимаю. В основном, мне хотелось, чтобы тут не было персонажей гольдониевских, а чтобы были живые, молодые люди, которые решают свои проблемы, борются за свои чувства. И в этом большая трудность. Все равно он очень трудный драматург, его нельзя играть серьезно, его нельзя играть комикуя. Нужна та грань, когда ты играешь это по-настоящему, страстно и желая чего-то добиться от партнера. При этом все равно нужна невероятная легкость и колоссальный актерский опыт. Там столько подводных камней, это такой трудный автор оказался! Но мною двигал спортивный интерес, я постепенно вовлекалась, мне было интересно, насколько я смогу с этим справиться.
Павел Подкладов: Однако отступление Марины Брусникиной с магистральной линии оказалось временным. Буквально через несколько дней после сатириконовской премьеры, все на той же Малой сцене МХТ, она выпустила новый спектакль, в основе которого, как и прежде, большая литература. Называется спектакль «Река с быстрым течением». Он создан по произведениям замечательного российского писателя Владимира Маканина. И опять режиссеру и его спаянной команде удалось на удивление точно передать атмосферу, мысли и душу проникновенной прозы, которая, кстати, впервые обрела свою жизнь на сцене. Кто-то из критиков уже назвал этот спектакль «классикой брусникинского жанра». Но мне показалось, что Марина в своей новой работе, сохранив основы жанра, попыталась выйти из круга наработанных ею же самой режиссерских приемов и соскрести со своих подопечных уже накопившиеся штампы брусникинского театра. Надо сказать, что на этот раз в полку актеров прибыло. Режиссер пригласила в команду нового человека – очень хорошего мхатовского артиста и, по совместительству, своего мужа, Дмитрия Брусникина. И первый опыт их совместной работы, думаю, вполне удался. Марине удалось найти в Дмитрии новые, очень своеобразные актерские краски – страсть, печальный юмор и какую-то глубинную, сдержанную нежность.
Из спектакля: В дни, когда умирал мой брат, я был еще совсем мальчиком. И его смерть, страдание, как таковое, еще не могли войти в меня глубоко. Страдание было рядом, но было не моим. Брат умирал в своей кроватке, мама плакала, стояла зима. Я испытывал только тупое беспокойство и смутный испуг. И вот кто-то из взрослых ребят, вероятно сжалившись надо мной, сказал: «Выпей». Когда нашлась водка и принесли стакан, я выпил разом, вдруг поразившее меня количество спиртного. Я оказался кувыркающимся в снегу. Помню, что снег был глубокий. Мне вдруг стало совсем тепло и весело. Я прыгал в сугроб, переворачивался и вздымал над собой облако искристого белого снега. Шапки на мне не было, две девочки, проходившие мимо, смеялись. Я подбрасывал вверх снег, переворачивался, слизывал снежинки, ел их, ел…И было так светло. В глазах оранжево от приставших к ресницам маленьких солнц. Если упасть в снег и лежать лицом вверх… Небо, с другой стороны… Совсем синее… Высокое…
Павел Подкладов: Главным героем маканинских рассказов, оживших на сцене МХТ, стал огромный, многоквартирный дом. Жизнь его обитателей проходит без особых приключений, и зрители становятся свидетелями простых, житейских историй - любви, ссор, ненависти, хитрости, суеты, измен женам и мужьям, предательства, болезней, смертей. Жители этого дома, как и все люди земли, счастливы каждый по-своему, а несчастны одинаково. Они, застенчиво пряча глаза, а иногда открыто и яростно рассказывают нам о своих мелких заботах и крупных бедах. Делятся сокровенным, почти исповедуются. И узнаешь в героях Маканина и Брусникина и своих близких, и себя самого.
Марина Тимашева: Если бы мне случайно попалась новая книга профессора Владлена Логинова, вышедшая в издательстве « Республика », то я, бросив взгляд на обложку – « Владимир Ленин, биография » – наверное, не стала бы её читать. Слишком велик груз ассоциаций. Когда я училась в школе, « лениниана » состояла из унылого агитпропа. А сегодня свергнутый кумир стал героем разоблачительных агиток. Я же, как театральный критик, больше интересуюсь живыми характерами, а не иконами и не карикатурами. Но историк Илья Смирнов по поводу данной книги, кажется, намерен меня разубедить.
Илья Смирнов: Сразу оговорим: книга доктора исторических наук Владлена Терентьевича Логинова имеет подзаголовок "Выбор пути", то есть перед нами начало жизни не Ленина ещё, а никому не известного Владимира, чаще просто Володи Ульянова, до «весны 1901 года», когда «он начнёт подписывать свои работы новым псевдонимом Ленин».
Историческая биография – особый жанр, требующий особого мастерства. Вот Борис Гребенщиков, когда его попросили поучаствовать в жизнеописании Виктора Цоя, хорошо сказал, что хотелось бы избежать разговоров о том, «какие штаны он любил надевать и какой портвейн предпочитал…, потому что это ничего к песням не добавляет, это убавляет». То есть, с одной стороны, нельзя превратить живого человека в сухой лист между страниц официального гербария, с другой стороны, «личное» должно всё-таки выстраиваться вокруг главного - того, что заставляет нас вспоминать об этом человеке. Например, что может быть интимнее отношений с Богом. Смотри анкету Ленина, «неверующий с 16 лет», мемуаристы уточняют: подросток Володя, не имевший ещё определённых политических взглядов, «выбежав во двор, сорвал с шеи крест и бросил на землю». Автор обращает внимание: ведь отец, которого Володя искренне уважал, был как раз человеком верующим, идеалистом в лучшем смысле слова. Но последние годы жизни Ильи Николаевича Ульянова, этого выдающегося русского просветителя, оказались отравлены новой политической линией в образовании – что детям простонародья нужно не морочить головы лишними науками, а побольше вдалбливать туда Закона божьего. Кстати, актуальная тема… И крест был сорван как раз после того, как Володя стал свидетелем неприятного разговора между отцом и одним из его коллег. Здесь же - исторический контекст: мнения о религии, высказанные старшими современниками, от Желябова до Чехова. Доктор Чехов, пожалуй, радикальнее. Очень всё складывалось в России непросто. Чем и интересно.
Профессор Логинов старается избежать упрощения. Того, о котором вспомнила Марина, – официальные портреты «вождя» вместо «государя императора» в присутственных местах. И нынешнего - заказного антикоммунизма. В книге хватает живых подробностей, начиная с предисловия, составленного в основном из описаний внешности Ленина разными источниками. Словесные портреты, мягко выражаясь, не совпадают. Интересно, каких зверей напоминал Ленин собеседникам. Ну, ладно, волка. А ещё – вы ни за что не поверите. Лемура! Занятные воспоминания врача Владимира Крутовского: ехал в переполненном поезде, куда предприимчивые железнодорожники, видимо, продали лишние билеты (тоже знакомая ситуация, правда?). Обратил внимание на юношу небольшого роста, который ссорился с начальством, «требуя прицепки лишнего вагона», и так организовал народ, что в Самаре начальник станции сказал: «Ну его к чёрту! Прицепите вагон…» Правда, интересно: как из отличника вырос потрясатель земли? Вот он – революционный дебют: «Работает рабочий на станке около электрической лампочки, отлетает кусок железа, попадает в лампочку и разбивает её. Хозяин пишет штраф… Имеет ли он на это право? Нет, не имеет, потому что рабочий не по небрежности разбил лампочку, рабочий не виноват, что ничем не защитили лампочку от железа, которое всегда отлетают при работе». От лампочки до мировой революции – дистанция огромного размера. Вы скажете: проблему штрафов можно было решить и мирным путём. Наверное. А другой читатель отметит, что современная наша интеллектуальная элита гораздо больше озабочена правами бродячих собак, чем каторжными условиями труда гастарбайтеров.
Достоинство книги Логинова – мастерская работа с источниками, особенно мемуарными, самыми выигрышными литературно, но и самыми опасными, потому что из воспоминаний, составленных 40 лет спустя заинтересованными лицами, можно вылепить что угодно. Но даже недобросовестные мемуары не теряют ценности, поскольку позволяют судить о том, кто и за что любил героя книги или, наоборот, ненавидел.
Сам автор, стараясь сохранять исследовательскую объективность, герою симпатизирует. Что естественно. Биографии Петра Первого или Наполеона тоже, как правило, составляются теми, чьё отношение к этим историческим деятелям, в общем, позитивное и уважительное. Ну, не станет человек заполнять 500 страниц фактами из жизни Марии Каллас, если ему противна опера как таковая и Мария в частности.
А Ленину, конечно, не повезло с наследниками, при которых нормальная биография «любимого вождя» просто не могла увидеть свет. Да простит он меня за идеализм, но, кто знает, если бы такие книги, как у Логинова, свободно выходили в Политиздате к 25 съезду КПСС – и реформы наши пошли бы по какому-то другому пути.
Марина Тимашева: Слушая Илью Смирнова, я поняла, что Владлен Логинов имеет отношение ко мне, как театральному критику, потому что именно он помогал Михаилу Шатрову в работе надо его «революционными» пьесами, которые были поставлены во МХАТе и театре Ленинского комсомола и пользовались бешеной популярностью. А еще я подумала, что поведение Владимира Ульянова в эпизоде с вагоном страшно напоминает поведение героя романа Александра Солженицына Глеба Нержина, когда он требует вернуть ему изъятую «шарашкинским» начальством книгу стихов Есенина.
Известная актриса и режиссер Наталья Бондарчук завершила в Петербурге съемки фильма «Пушкин. Последняя дуэль», который является частью 37-серийной картины «Одна любовь души моей». Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Пушкин, Лермонтов, декабристы, Россия Золотого века - это и есть «Одна любовь души моей» Натальи Бондарчук, одна любовь во многих лицах. О замысле 37-серийного художественного фильма говорилось много и даже в пафосных выражениях, как о национальном проекте. Но судить пока можно лишь о том, что уже снято или снимается. Но я думаю, что воплощение образа не литературного персонажа, а конкретного исторического лица – дело невероятно сложное. И если это лицо - Пушкин, то сложностей только больше, - считает главный редактор петербургского «Театрального журнала» Марина Дмитревская.
Марина Дмитревская: Из того, что я видела, пожалуй, интересным был спектакль «Медная бабушка» по пьесе Леонида Зорина, в 70-е годы в Художественном театре, где играл Пушкина Олег Николаевич Ефремов. Как это ни парадоксально. Высокий, тощий, длинный Ефремов. Я думаю, что сыграть Пушкина можно только, когда ты совсем не Пушкин. Очевидно, мы могли иметь одного Пушкина, который не случился. Ролан Быков должен был сыграть Пушкина. Ему не дали. И еще одна была несомненная удача – это спектакль ранней Таганки, тоже в 70-х годах - «Товарищ, верь», где Пушкина у Любимова играло 5 человек сразу. Один был Пушкин, сочиняющий «Бориса Годунова», другой Пушкин-бретер, третий – Пушкин-философ. И соединение всех – Леонида Филатова, Ивана Дыховичного, еще нескольких артистов, оно и давало то, что можно было потом, фантазией, сложить в Пушкина.
Татьяна Вольтская: В фильме «Пушкин. Последняя дуэль поэта» играет тоже не один актер. Роль зрелого поэта досталась Сергею Безрукову, которого очень ценит Наталья Бондарчук.
Наталья Бондарчук: У нас там три Пушкина. Юрочка Тарасов - молодого возраста, Игорь Днестрянский – средний. И молодого тогда артиста, который еще не снимался нигде - ни в «Бригаде», ни в «Есенине» - я утвердила на роль Пушкина. Сергей Безруков мне очень понравился по темпераменту, по экстравертности, по его грустным глазам, по всему. Но я не решалась до тех пор, пока я не увидела его на съемках пушкинской дуэли. Я сняла это четыре года назад. Ровно два года назад мы подошли к сценам смерти Пушкина.
Татьяна Вольтская: Ведь нужно отчаянное мужество, чтобы браться именно за такую, я бы сказала, животрепещущую тему, как смерть Пушкина, потому что нет человека, который не пережил бы эту смерть, как нечто близкое, как личную утрату. Цветаева, наверное, выписала это лучше всех.
Наталья Бондарчук: Я сделала так. Я сказала: «Сережа, мы снимем все, что нам известно. Мы проживем эти два с половиной дня». И мы прожили их. И было физиологическое ощущение, что мы в 19-м веке, вот раненый Пушкин, вот его принесли. Три врача тут же приговорили его к смерти. Вот он от боли кричит (анестезии не было). В наше время его бы спасли, это точно. Но в то время - ни один врач. Даже пулю не стали вынимать, не стали его мучить. Даже медик Николая Первого употребил некоторые вещи, которые не только не помогли Пушкину, но причинили ему еще дополнительные мучения. Поэтому он кричал и буквально падал на пол от крика. И в один момент он попытался застрелиться. И если бы не Никита Козлов и его друг Данзас… Несколько раз Бог его уберегал, заставлял мучиться, заставлял нести этот крест. Мы всегда любим мучеников. Оболганный, затравленный, через силу сделавший второй выстрел. Но если бы его был первый выстрел, и если бы Дантес умер, мы бы Пушкина такого не имели.
Татьяна Вольтская: Наталья, а откуда известна эта деталь, что он хотел застрелиться?
Наталья Бондарчук: Я подняла около двух тысяч томов, связанных с Пушкиным. Это воспоминания Данзаса, Жуковского, Даля, то есть тех людей, которые минута в минуту отслеживали его состояние. И все эти записи есть. Это часть, которая снята была на видеопленку. Тогда у нас еще не было кино. Это будет уложено, как пролог. Будут возникать вот так, стремительно – столько-то часов до смерти Пушкина… И, дальше, идет кадр, когда тот человек, который его с детства таскал на себе, любил безумно, бесконечно… Крепостной Никита Козлов всегда говорил: «Мы с Ляксандром Сергеичем на дувэлях….». То есть, Пушкин его всегда брал на дуэли, а тут - не взял. Принесли его полуживого, и когда он нес его на руках, Александр Сергеевич сказал: «Ну что, тяжело тебе нести меня, Никита?». Это душа Александра Сергеевича - для него, смертельно раненного, важны были ощущения его слуги. Он сказал Данзасу: «Пойди, приготовь Натали». Слава Богу, она не слышала тех жутких криков, которые слышали другие. Когда она после обморока пришла в себя, ей сказали, что это на улице кричат. С нами, прожившими эти минуты, эти секунды, с нами со всеми что-то произошло.
Татьяна Вольтская: Многие не верят, что у Безрукова получится Пушкин.
Марина Дмитревская: Недавно артист Безруков играл в театре Ермоловой Пушкина в пьесе своего папы. Это было зрелище достойное фельетона.
Татьяна Вольтская: Но Наталья Бондарчук защищает своего Пушкина.
Наталья Бондарчук: Знаете, у Пастернака есть строчки, что актерская профессия «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез». Я увидела, что на это способен Сережа, и только Сережа. Фильм не будет развенчивать Наталью Николаевну. Там не будет интимных сцен. Те, кто этого ждут, – ждут напрасно.
Татьяна Вольтская: Все-таки, вопрос об изображении, об актерском воплощении реальных и таких гениальных людей, как Пушкин, вопрос о биографическом сюжете в художественном фильме. Возможно ли это, вообще?
Наталья Бондарчук: Возможно, если любить. Вообще, все возможно, если любить. Можно было не называть Александра Сергеевича Александром Сергеевичем. Прятаться за какие-то мифы. Многие писатели так делают – пишут об одних, но называют другими именами. Но играть в это не хочется. Ох, какая у меня была встреча потрясающая! Игорь Алексеевич Днестрянский (он вообще никому не известный актер), и вот мы какой-то маленький фрагмент показали и вдруг к нему рванулась женщина и стала целовать ему руки. И он понимает, что она целует руки не ему, актеру, а Александру Сергеевичу. Оказалось, что это учительница литературы, которая всю жизнь преподает Пушкина. Увидев «Пушкина», она всех растолкала и пошла целовать ему руки . А здесь, когда мы показали первые две серии, плотный вариант, ребенок через толпу ломанулся к Пушкину: «Дай я у тебя посижу, я твое стихотворение тебе прочту!». Игорь Валентинович замечательно читает стихотворение «К чернильнице». На одном из его выступлений встает мальчик и говорит: «Это Вы сейчас написали?». Ради этого и стоит делать такие фильмы.
Татьяна Вольтская: И, все-таки, где находится исток этого замысла? Такого интимного, и такого грандиозного, одновременно? Ведь с чего-то все начиналось?
Наталья Бондарчук: Не я взялась за эту тему, а, скорее всего, тема захватила меня. Захватила и тогда, когда я снималась в фильме «Звезда пленительного счастья», и когда первой моей работой курсовой был «Пир во время чумы», потом «Медный всадник». Дело в том, что я очень страдала, что из фильма «Звезда пленительного счастья» исчез Пушкин. И мне захотелось в юбилейный год, в год 200-летия Пушкина, сделать хоть маленькую, крошечную, ни на что не претендующую вещь, посвященную Марии Волконской и молодому Пушкину. И я сделала это в 1999 году. Потом приехал мой друг Анджело Ведженти, второй режиссер Тарковского, Антониони, Феллини и моего отца. Он сказал: «Наташа, мы о своем Верди снимаем каждые полгода, а вы так «уважаете» себя и свою культуру, что ни одного фильма, даже, о Пушкине у вас нет». Я подняла киноэнциклопедии и, действительно, ужаснулась. Я стала снимать сериал, скорее, о жизни того времени, о декабристах, о моей героине Марии Волконской уже на поселении, которая вспоминает о Пушкине. Такой, достаточно легкий, прозрачный фильм, где есть веяния, сны… Он вовсе не претендует на биографический фильм о Пушкине. Но этот фильм меня захватил.
Татьяна Вольтская: Вот так всегда. Сны не проходят даром. Невидимая реальность часто обладает огромной энергией воплощения. Хотя, конечно, сама энергия еще не гарантирует результат.
Марина Тимашева: В Москве, в Венгерском культурном, научном и информационном центре, прошла презентация первой русскоязычной книги о Владимире Высоцком, вышедшей в Венгрии. Автор книги, русист Петер Вицаи, изучал венгерские страницы жизни и творчества актера – о которых мало что знает и российский читатель.
Рассказывает Татьяна Ткачук.
Тятьяна Ткачук: «17-го отбываю в Будапешт для съемок и гульбы… Вернусь 25-го, если не будет путча. А если будет, то 30-го…» Это – цитата из письма Высоцкого Говорухину в июле 74-го года.
Владимир Семенович летел работать сразу на двух съемочных площадках – у Швейцера в «Бегстве Мистера Маккинли» и у венгерского режиссера Марты Мессарош в телефильме о себе под названием «Поэт с Таганки». Это был его первый визит в Венгрию. Потом он приезжал туда еще несколько раз – снимался в кино, играл в спектаклях Таганки, давал концерты в воинских частях… Российские поклонники поэта и актера почти ничего не знают об этих поездках, а венгры их помнят, изучают, вспоминают и даже пишут об этом книги.
Впрочем, если бы не Петер Вицаи – допускаю, что эта страница биографии Высоцкого и сегодня осталась бы для нас закрытой.
Петер Вицаи: Я преподаватель русского языка. Учился в Москве, в Государственном Институте русского языка имени Пушкина. Я писал магистрскую диссертацию и кандидатскую диссертацию, посвященную творчеству Владимира Высоцкого. А вот почему именно Высоцкий? Просто послушал его песни и по первому звучанию, и по песням я просто понял, что это мое.
Татьяна Ткачук: Писатель, экономист, педагог и исследователь, Вицаи читал курс лекций для студентов-филологов Венгрии об авторской песне Высоцкого и искренне считал, что творчество поэта – прекрасная мотивация для изучения русского языка иностранцами. Книга «Венгерские страницы жизни и творчества Высоцкого» – уже четвертое издание Петера о Владимире Семеновиче. Первым был сборник к 20-летию со дня смерти, потом – книга к 65-летию со дня рождения поэта с оригинальным автографом Высоцкого на обложке (Петер разыскал человека, на чьем билете расписался Владимир Семенович во время гастролей Таганки в Будапеште). В 2003 году вышел двуязычный сборник «Запреты перекрыв» с 65 песнями и стихотворениями в переводе на венгерский. Его так быстро раскупили в Венгрии, что пришлось срочно переиздавать. И наконец в маленьком курортном и винодельческом городке Эгере вышла представленная в Москве книга.
Вот как звучат строки Высоцкого на русском и на венгерском в переводе Петера Вицаи:
Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня опять, как вчера,
Обложили меня, обложили…
Татьяна Ткачук: Нелегкая задача при подготовке книги выпала на долю московского поэта Леонида Володарского – перевести с венгерского стихи, посвященные Высоцкому.
Леонид Володарский: Это был написанный Михаем Варгой акростих о Высоцком. Но на латыни-то мы буквы можем представить, а попробуйте представить фамилию Высоцкий на русском языке. Это значит, что нужно и краткое и, естественно, « I ». Пришлось сделать вольный перевод, но очень близкий, тем не менее, к оригиналу.
Высоцкий мог бы в слове «этажи».
Ы написать в конце – на, мир, держи,
Спасай себя ошибкой правды ради,
Он - русский Гамлет, пел не о параде,
Ценил не свору гончих, а волков,
Как он бывал средь мирных огоньков,
И сделался, в конце концов, звездой,
Йог, сгинувший за вечною грядой.
Татьяна Ткачук: В книге перечислены названия статей и телепередач, вышедших в Венгрии о Высоцком. Этот каталог содержит … 417 наименований, и просто диву даешься, как бережно в этой маленькой стране, буквально по крупицам, собирали свидетельства и воспоминания о концертах и выступлениях Высоцкого.
Последний приезд Владимира Семеновича в Венгрию, весной 77-го года, для самого поэта стал своеобразной вехой. Марина Влади в ту пору снималась в фильме «Их двое». Вот фрагмент из книги Вицаи, вспоминает режиссер Марта Мессарош:
Диктор: «Влади приехала в Будапешт сниматься, а Высоцкий в то время был в Париже, записывал песни для своей пластинки. Они каждый день говорили по телефону, но общение было напряженным и противоречивым. Высоцкий обещал, что приедет, но так и не приехал в Будапешт. Снова обещал, и снова не приехал. Наконец, он сказал, что прилетит ближайшим рейсом. Парижский самолет не смог зайти на посадку и приземлился только в Белграде. Высоцкий сел на поезд и в шесть утра прибыл в Будапешт. Марина попросила меня поехать с ней встречать Володю. На перроне мы увидели Высоцкого в компании очаровательной молодой негритянки. Марина начала нервничать, вела себя отвратительно, не желала даже разговаривать с Володей во время завтрака. Поэтому я и решила, что нужно в фильме придумать для них какой-нибудь совместный эпизод, чтобы помирить их».
Татьяна Ткачук: Ночная сцена в фильме «Их двое» - с влюбленным молодым человеком, который встречается с прекрасной девушкой на улице маленького городка, сыгранная Высоцким даже без прочтения сценария, стала единственной совместной работой в кино Влади и Высоцкого…
«Поэт жив, пока выходят сборники его произведений. Бард жив, пока его песни звучат…» - написал в послесловии к книге Вицаи Никита Высоцкий, сын Владимира Семеновича. И на презентации книги, конечно, тоже звучали песни – в исполнении Дмитрия Вешнева. И, конечно, сначала – из фильма Говорухина «Вертикаль».
«Иногда напишешь пышное, многословное приглашение – а приходит мало народу. А иногда достаточно произнести одно слово, и зал полон, стулья некуда ставить, - сказал открывая вечер, директор Венгерского культурного центра. – Это слово – Высоцкий…»
Марина Тимашева: Татьяна Ткачук представила нам вышедшую в Венгрии книгу о Владимире Высоцком, а Дарья Здравомыслова расскажет о памятнике Владимиру Высоцкому и Марине Влади, который теперь украшает вход одного из крупных торговых центров Екатеринбурга
Дарья Здравомыслова: Никита Высоцкий в Екатеринбурге второй раз. 15 лет назад он присутствовал на открытии улицы имени своего отца. Сейчас приехал на презентацию памятника. Говорит, что в России есть несколько скульптур его отца, но эта самая необычная. Бронзовый Высоцкий, опершись на перила, поет под гитару песню бронзовой Марине Влади. Смотрит он на гостиницу, где жил 44 года назад во время гастролей.
Никита Высоцкий: Мне нравится, что он настоящий, не придуманный, не пафосный. Он стоит без постамента. Он на самом деле был очень земным человеком, очень близким к людям, которые его любили. Он очень многим помогал, общался с людьми, иногда, может, и не очень хорошими. Был доступным. То есть, мне нравится такая демократичность, то что называется городская скульптура, а не монумент. Мне нравится, что он лиричный, он был такой. Любовь и поэзия Высоцкого – это вне времени. Мне нравится, что это совпадает с моим видением отца, с тем что я думаю о его жизни, о его творчестве.
Дарья Здравомыслова: Друг певца и коллега по театру Валерий Золотухин, увидев памятник, сразу сказал, что Высоцкий поет песню «Я поля влюбленным постелю».
Валерий Золотухин: Как покрывало сдернули, я увидел: ХХА! Улыбка, радость, значит памятник светлый. Значит, от него идет добро. Высоцкого изображали и будут, наверно, изображать в путах, конях, лошадях, с разодранной глоткой. Это направление мне не очень близко. А вот такой теплый, человеческий… Мне эта скульптурная композиция нравится просто по-человечески. Это просто деревенская идиллия. Сидят два влюбленных человека.
Дарья Здравомыслова: Большой ажиотаж открытие памятника вызвало и среди простых горожан. У торгового центра, где была презентация, собралось несколько сотен человек. Все они восторженно аплодировали, а кто-то даже преподнес в подарок Никите Высоцкому автограф певца и Марины Влади 35-летней давности. Андрей Семенович ждал открытия памятника уже давно. Теперь это станет эго любимым местом для прогулок.
Андрей Семенович (зритель): Очень тепло, по-семейному, дружески он выполнен. Владимир Семенович Высоцкий для меня как, для поколения 70-х, - это уникально. Когда я его первые песни услышал, у меня мурашки пошли по коже по телу. Песня эта была: «Спасите наши души». И я рад, что в нашем городе есть памятник моему кумиру.
Дарья Здравомыслова: На изготовление памятника ушло 10 месяцев. Его автор – Александр Сильницкий – говорит, что эта работа для него была особенно волнительна.
Александр Сильницкий: Очень трепетное чувство потому, что это часть нашей культуры. На любого человека в нашей стране Высоцкий оказал влияние. Личность многогранная. Театральные роли его я не видел и впервые посмотрел. Представилась возможность побывать в музее, я получил видеоматериалы. Там есть фрагменты спектаклей Высоцкого. Вот это для меня было открытием.
Дарья Здравомыслова: Про свои впечатления о памятнике актеры Александр Филиппенко и Валерий Золотухин рассказывают наперебой.
Александр Филиппенко: Я помню первые ощущения, когда я увидел Марину Влади в Театре на Таганке в 1973-1974 году. Это была светлая, простая, добрая русская женщина. И сейчас на этой композиции я увидел двух молодых влюбленных людей на жердочке. В таком ключе у нас еще не было памятника для актера, творца, художника. К этому месту будут приходить молодые люди, интересоваться.
Валерий Золотухин: Что хорошо, это то, что здесь вандализма не будет, не может быть.
Александр Филиппенко: Гитару никто отпиливать не будет.
Дарья Здравомыслова: Никита Высоцкий говорит, что сегодня творчество его отца не менее актуально, чем четверть века назад. Его песни по-прежнему хотят исполнять многие певцы: от Аллы Пугачевой до Гарика Сукачева. Практически никому он не отказывает.
Никита Высоцкий: Мое убеждение, что все плохое отсеется само. Каждый поет, как он слышит. У каждого свой Высоцкий. В это я предпочитаю не соваться и не комментировать, орошо это, плохо ли, нравится мне это или не нравится.
Дарья Здравомыслова: Актер Дмитрий Певцов слушает Высоцкого с детства. В жизни он с ним ни разу не встречался и знает его только по фильмам. Недавно в репертуаре Дмитрия появились и песни его кумира.
Дмитрий Певцов: Считаю, что эта поэзия и песни Высоцкого не должны остаться с тем поколением и в том времени, в котором он жил. Мне это очень нравится, я хотел бы, чтобы это нравилось не только мне, но и людям гораздо моложе меня.
Дарья Здравомыслова: С мнением Певцова согласен и поэт Константин Тарасов. Он считает, что чем доступнее станет творчество Высоцкого для всех, чем больше будет новых аранжировок его песен, тем лучше.
Константин Тарасов: Пока существуют эти песни, дух свободы будет витать над страной. Я не говорю, что Высоцкий должен звучать в джазе, но как роковый народный певец, он будет звучать всегда. Высоцкий должен быть интересен всем. Не только тому поколению, которое его хорошо знает и впитала с молодыми ногтями. А, прежде всего, для молодежи. Чтобы никогда звезда свободы, которую зажег Высоцкий, не погасла над Россией.
Дарья Здравомыслова: Никита Высоцкий говорит, что творчество его отца сегодня востребовано не только среди музыкантов. По его мнению, язык Высоцкого вошел в российскую культуру наравне с признанными классиками.
Никита Высоцкий: Можно не любить и не знать Пушкина, но мы говорим на языке, который Пушкину во многом обязан. Это уже в нашей культуре, в нашем подсознании, в том, как мы живем, разговариваем, как мы воспринимаем что хорошо, что плохо. В любой из газет обязательно найдете цитату. Даже не пишут, что это Высоцкий. «Идет охота на волков». «Я из повиновения вышел». И так далее. Он разобран на цитаты, на крылатые выражения не меньше, чем дедушка Крылов. Он - часть культуры. Люди, которые не подозревают этого, не отдают ему дань благодарности, они все равно пользуются тем, что он сделал.
Дарья Здравомыслова: В свое время на имени Высоцкого можно было заработать немалые деньги. Достаточно было написать в афишах, что в спектаклях будут звучать его песни. Никому неизвестный человек мог собирать аншлаги, называя себя другом Высоцкого, и что он будет про него рассказывать. Зарабатывали на этом и издательства. Сейчас, по словам Никиты, такого уже нет. Но появилась другая проблема.
Никита Высоцкий: Его пытаются «ожелтить». Свести его жизнь к каким-то подробностям скабрезным, к сплетням, полуверсиям, полуправде. Я все это вижу. Вижу, когда к дате делается какая-то грязная публикация, которая рассчитана, на то, что ее сегодня прочтут и забудут.
Дарья Здравомыслова: Об открытии памятника знает и Марина Влади. Фотографию скульптуры ей выслали во Францию. Жена Высоцкого уже много лет не была в России. Но пообещала, как только приедет, обязательно посетит Екатеринбург.
Марина Тимашева: Никита Высоцкий говорил Дарье Здравомысловой о попытках «ожелтить» его отца. Верно, как и то, что при попустительстве самого Никиты Высоцкого, песни Владимира Семеновича нынче исполняют персонажи, которых к ним не следовало бы подпускать и на пушечный выстрел.