Александр Генис: Сегодняшний «Американский час» мы откроем февральским выпуском нашей новой рубрики «Америка о России». В ее рамках мы с Владимиром Гандельсманом представляем большие аналитические статьи из серьезной американской прессы, посвященные различным аспектам российской жизни. Пересказ этих пространных материалов позволит познакомить наших слушателей с тем, что знают, и что думают американскиеэксперты о русских делах.
На этот раз мы выбрали обширный материал из лучшего (во всяком случае, на мой вкус), американского ежемесячника «Атлантик мансли», который, кстати сказать, скоро отпразднует рекордный юбилей – свой 150-й день рождения. Материал, который Владимир Гандельсман сейчас представит слушателям, написан в том композитном жанре эссеистского репортажа и биографического очерка, которыми славится этот журнал. Автор текста – известный журналист-путешественник Джеффри Тэйлер. Его самая знаменитая книга – «Сердитый ветер» - рассказывает о мусульманской Африке, которую автор пересек на верблюдах. Ну а теперь, он занялся Россией.
Прошу Вас, Владимир, рассказать, что он оттуда привез.
Владимир Гандельсман: Тейлер начинает с общей характеристики политической ситуации в России.
Диктор: В российской политике побеждающий получает всё. Для него нет ни цензуры, ни судебных преследований. Побежденный, если ему повезло, сбегает за границу или отправляется на пенсию и копается в дачном огороде.
Владимир Гандельсман: Сегодняшняя ситуация мало чем отличается от всегдашней. Путин, пребывающий на троне с 2000 года, сформировал со своими сподвижниками Думу и двухпалатное Федеральное собрание, взял под контроль СМИ. За первые четыре года его рейтинг не опускался ниже 70%, в 2004 году он был переизбран с большим преимуществом. Его ближайший конкурент, кандидат от коммунистов Николай Харитонов, набрал 14 % и вернулся к своим демографически обреченным баранам. Нынче Москва полнится слухами, что, вопреки конституционному закону, Путин может остаться и на третий срок. Однако не все так уж безоблачно для господина Путина.
Диктор: Процентная его поддержка в течение последнего года колеблется в широких пределах, иногда опускаясь на 12 пунктов. Несмотря на драконовские меры по подавлению всяких угроз его власти, Путин вполне уязвим, особенно после сентября 2004 года и Беслана, вызвавшего вспышку воинственного протеста на Северном Кавказе (не говоря об ужасе и смятении его соратников по всей стране), а также после завала экономических реформ последней зимы, приведшего к демонстрациям протеста, впервые в его пребывании в должности президента.
Владимир Гандельсман: Возможно, что именно сейчас, - рассуждает Тейлер, - у оппозиции есть какой-то шанс. Есть и человек, который пытается уловить политический момент, и который уважаем и любим многими людьми в России. Это - Гарри Кимович Каспаров, последние 20 лет известный всему миру как лучший шахматист планеты.
Александр Генис: Россия, как известно, «больна» шахматами так же, как Америка – бейсболом. Когда в марте прошлого года Каспаров оставил шахматы ради политики, фанаты были озадачены, а политические комментаторы высказывались скептически: что делать новичку на арене политической борьбы, - новичку без опыта в борьбе без правил?
Владимир Гандельсман: Знатоки говорят, что Каспаров не такой уж и новичок в политике. Он вышел из компартии в 1990-м, когда стало ясно, что дни Советской системы сочтены. Затем он продолжал поддерживать Демократическую партию и про-западный либеральный блок «Выбор России», ныне покойный. В 1996 году он содействовал перевыборам Ельцина.
Не удивительно, что последовавшие с приходом Путина изменения Каспаров не поддержал, зато начал свою политическую деятельность, чья цель, по его словам, - «изменение существующего режима», - предприятие, которое требует решительности, отваги, живости не меньших, чем шахматы.
Его действия, - утверждает Джефри Тейлер, - вызваны авторитарностью Кремля и важностью либеральной оппозиции, которая, по его мнению, решит судьбу России, осуществив что-то вроде тех революций, которые прошли в Грузии, на Украине и в Киргизии. Его цель – сместить Путина с помощью некоего командного центра, известного как «Комитет 2008»; «Свободный Выбор» – группа из 32-х человек с разными идеологическими убеждениями, за которыми стоит «Объединенный Гражданский Фронт», а это уже 2000 человек, средь коих коммунисты, либералы, члены экстремистских националистических партий и, даже, бывшие представители про-Путинского альянса по имени «Единая Россия», все это люди из самых разных регионов России. Их всех объединяет угроза авторитарного правления и решимость остановить Путина на пути к третьему сроку.
Александр Генис: Все это, надо полагать, отнюдь небезопасно?
Владимир Гандельсман: Конечно. Атавистическая политика времен «серпа и молота», - пишет Тейлер, - столь изобретательно действовавшая против упрямых одиночек вроде Сахарова и Солженицына, хочет на сей раз усмирить нрав Каспарова. Высокопоставленные блюстители порядка следуют за ним по пятам. В июне, когда он направлялся на Северный Кавказ, три аэропорта отказались принять самолет, аудитории, где ему надо было выступать, были запертыми или в них отключалось электричество, в отелях внезапно не обнаруживалось мест, доступ к лагерям чеченских беженцев был перекрыт. Одним словом, фарс. Всемирная известность Каспарова, возможно, избавляет его от б ольших неприятностей. Двое других оппонентов Путина, Ходорковский и Касьянов, этого не избежали.
Тут опять следует эпизод личного характера. Журналист «Атлантик мансли» вспоминает:
Диктор: Я спросил Каспарова, зачем, ему понадобилось променять шахматы на рискованную политику, при том, что большинство россиян столь аполитичны?
«Не могу сказать, что я не боюсь, - ответил он. – Но нашу страну разрушают. Я чувствую моральную ответственность за это. Либо я здесь, и тогда действую, либо я должен эту страну покинуть. Я здесь. Путин знает, что если он уходит из Кремля, он отправляется не на пенсию, но в Лефортово. Люди спрашивают, почему, при таких высоких государственных доходах благодаря ценам на нефть, они живут хуже и хуже». После 6-ти лет экономического роста средняя зарплата в Москве 200-300 долларов в месяц, а в провинции в два раза меньше. Политиканы-бюрократы по-прежнему при своих кормушках, как это было и при Ельцине, с той разницей, что взятки выросли на порядок, хотя, официально, объявлена война коррупции. Но отлучить бюрократов от кормушки – значит лишиться их поддержки.
Владимир Гандельсман: И еще одно воспоминание: город Владимир, Дворец молодежи, унылое, безрадостное здание, милиция у дверей, преграждающая путь толпе из 40-50-ти фанатов Каспарова, приветствующих его. Зал почти полон. Каспаров приступает к делу, то есть, к прямому разговору с аудиторией. «У меня нет намерений борьбы за президентское кресло, - говорит он. – Моя цель – добиться свободных и справедливых выборов в 2008 году. Власть должна знать, что она может быть смещена, если нарушает закон и не следует принципу выборности». Так Каспаров косвенно указывает на отмену Путиным выборов губернаторов и переходу к их назначению по своему усмотрению. «Это наша страна, - продолжает Каспаров, - и каждый должен участвовать в ее устройстве». Опять же – ход конем: косвенное указание на извечную индифферентность российских людей к политике, на их участие в жизни страны лишь в случае катаклизмов и, как правило, с негативными результатами.
После выступления – обед и пресс-конференция в одном из ресторанов Старого города. Все места заняты. Присутствуют местные лидеры, телевидение, представители про-кремлевской группы «Наши». Это те, кто считает Каспарова врагом. Здесь их пятеро.
Женщина средних лет спрашивает, почему Каспаров предлагает изменение режима. Есть ли у него более продуктивные идеи, чем те, которые существуют?
«Давайте будем говорить не об изменении режима, а о смене режима», – Каспаров улыбается, зная, что коллеги ему рекомендуют более мягкие выражения. Но он неумолим. Дальше Тейлер пересказывает выступление Каспарова:
Диктор: Он напоминает аудитории о борьбе Путина со СМИ. Он говорит, что деньги, которые зарабатываются в регионах, должны оставаться в регионах. Что Москва отбирает деньги, а затем перекачивает их заграницу. Он приводит цифры: 8 миллиардов в 2004 году против 2 миллиардов в 2003. Он говорит о трагедии «Курска» - и спрашивает: почему до сих пор нет морской службы спасения? Почему Россия продает атомную технологию Ирану, когда Иран – пособник исламского терроризма? Почему продается оружие Китаю с его геополитикой? Почему наша армия превратилась в ничто? Наши города разрушаются...
Владимир Гандельсман: После пресс-конференции Джефри Тейлер интересуется, зачем Каспаров так прямолинейно злит публику. «Требовать свободных выборов и, в то же самое время, бояться людей – это абсурд», - таков ответ. «Осуществление воли большинства, каково бы оно ни было, - наша цель». Поразительно рискованный ход в такой огромной и напичканной атомным оружием стране. «Но для шахматиста Каспарова, - заключает свой политический «профиль» в «Атлантик мансли» Джефри Тейлер, риск – шанс выиграть, и он, обычно, побеждал».
Александр Генис: Для меня самым большим разочарованием нынешнего кинематографического сезона стал, как раз сейчас добравшийся и до российского проката фильм «Мемуары гейши». Он получил шесть номинаций (по техническим категориям) на Оскара. Но, в целом, картина провалилась и у критиков, и у зрителей. А тут еще вмешалось политика. Китайцы, боясь вспышки антияпонских настроений, отказались пускать этот фильм в прокат, несмотря на то, что в нем играет (к сожалению, плохо) главная (и моя любимая) звезда китайского кино – Чжан Чийи.
Мне все это еще и потому обидно, что я ждал этого фильма несколько лет - с тех пор, как узнал, что в экранизации бестселлера Артура Голдмена принимает участие сам Спилберг (сперва он хотел быть режиссером, потом стал продюсером фильма). Картина, однако, совсем не получилась. И это при том, что в съемки вложили огромные усилия и денег без счета. Не удовлетворившись реальным кварталом гейш в Киото – Гионом, кинематографисты построили в Калифорнии свою версию предвоенной Японии. Даже мостовую выложили настоящим булыжником. И, все же, фильм кажется большой и бессмысленной клюквой. Как ни странно, он не справился именно с той задачей, которую ставил перед собой автор книги: детально познакомить западного читателя с самой экзотической частью японской жизни - с гейшами, которых мне посчастливилось видеть я Японии.
Секрет гейши - в национальной философии. Считая тело видимым продолжением внутреннего мира (а не его антитезой, как мы), японцы всегда относились к внешности без фатализма. Человек считался полуфабрикатом природы, и традиция не отставала от него до тех пор, пока он не терял с собой сходства. Так выглядела садящаяся в такси гейша в киотском районе Гион, где они встречаются, но не чаще, чем зубры в Беловежской пуще. Густо намазанное белилами существо с трудом ковыляло на цокующих гёта, неся на голове клумбу. В гейше нельзя было узнать женщину, но как раз это и делало ее неотразимой. И этим неземным зрелищем я буду дорожить всю жизнь.
Беда не в том, что американская мелодрама со стандартным сюжетом о Холушке показывает зрителю изнанку этого мира. Хуже, что мы не видим ее достаточно подробно. В книгу Голдмана попал мириад интереснейших деталей, объясняющих каждую, без исключения, мелочь в обиходе гейши. Одна только прическа, со всей ее совершенно непостижимой западному мужчине сексуальной символикой, занимает в книге несколько глав. Вместо того, чтобы подхватить и развить эту золотую для кино жилу, фильм сосредоточился на слезливой, псевдопсихологической и очень искусственной - особенно для американской аудитории - сюжетной интриге. Ну, как мы можем всерьез переживать по поводу того, сколько денег выручит героиня за свою невинность?
Неудача картины «Мемуары гейши» провоцирует поставить интересный вопрос: как западное кино адаптирует восточный, в данном случае, японский, материал?
Но для этого нам надо сменить героиню на героя. Как известно, для нашей массовой культуры Японию исчерпывают две мифологизированные фигуры – гейша и самурай. Вот о последнем у нас теперь и пойдет речь, ибо к нашей теме как раз подоспел выход на DVD классического, и, как считают, специалисты, непревзойденного по совершенству триллера 1967-го года «Самурай». Несмотря на то, что от всего японского в этом французском фильме только название и эпиграф из кодекса бусидо - книги «Хагакурэ». Именно эта картина первой (и едва ли не последней) сумела пересадить на западную почву суть восточной этики – ее дух, а не букву.
Продолжая беседу об интерпретации восточной темы в западном кино, о фильме «Самурай», новом прибавлении на «Золотой полке» нашего «Кинообозрения», рассказывает ведущий этой рубрики Андрей Загданский.
Андрей Загданский: «Самурай» Жана-Пьера Мельвиля – фильм настолько же совершенный в своем выполнении, насколько сдержанно и высокомерно ведет себя по отношению к миру и людям главный герой картины Джеф Костелло, которого играет единственный и неповторимый Ален Делон.
В итоге - убийственное сочетание. «Супер клево», – говорят подростки. Лучше не скажешь.
Начнем с Мельвиля, настоящее имя которого, конечно же, другое: Жан-Пьер Грюмбах. Псевдоним появился в сороковые годы, когда Жан-Пьер оказался во французском Сопротивлении. То есть, первое значение псевдонима – конспиративная подпольная кличка. И, конечно же, выбор псевдонима – автора «Моби Дика» - не случаен. Его объясняет любовь к американской литературе, бросающей вызов европейской традиции, и к американскому кино. Военная кличка стала псевдонимом одного из самых влиятельных и блестящих кинорежиссеров в истории кинематографа.
Мельвиль считается крестным отцом Новой волны. Молодые Трюффо и Годар последовали по его стопам, когда отказались работать по, так называемым, высоким литературным источникам. Их вдохновляла массовая культура, реальные интерьеры и иная энергия, которые просто вспыхнули на экране. Прорыв Новой волны состоялся в двух фильмах «400 ударов» Трюффо и годаровском «На последнем дыхании».
Не случайно как раз в этом фильме Годар пригласил Мельвиля сыграть того самого писателя в аэропорту Орли, который отвечает едкими афоризмами на вопросы журналистов. Из них самый известный таков:
- Какая ваша главная цель в жизни?
- Достичь бессмертия, а потом умереть.
Если угодно, эта фраза точно подходит к герою фильма «Самурай». Он достигает бессмертия и умирает.
Герой «Самурая» – одинокий убийца-наемник, который живет по собственному кодексу, совпадающему с кодексом самурая.
Александр Генис: Тут сразу вспоминается фильм Джима Джармуша Ghost Dog , «Пес-призрак». Там есть даже та самая птичка, что живет к клетке французского самурая, его единственная привязанность в жизни. У Джармуша наемный убийца рассматривает птичку на ветке в оптический прицел своей винтовки. Чудная деталь.
Андрей Загданский: Еще бы! У Джармуша герой не только рассматривает птичку в прицел. Он же общается с внешним миром с помощью голубей, которых он отправляет с посланиями. Таким образом, тема птички присутствует постоянно. Эта самая птичка присутствует у Мельвиля в единственной клетке доме главного героя. Конечно, картина Джармуша целиком опирается на фильм Мельвиля, цитирует его. Если угодно, как в джазе, еще одна импровизация на классическую тему. А классической ее сделал Мельвиль.
Джеф совершает заказное убийство. Его тщательно подготовленному алиби, кажется, ничего не угрожает. Джефа арестовывают вместе со многими другими подозреваемыми и отпускают после того, как свидетели (а среди них женщина, которая видит Джефа сразу же после убийства), почему-то не опознают его.
Комиссар полиции чувствует неладное и продолжает идти по следу. Джеф, однако, переигрывает комиссара, но для полной победы ему необходимо умереть. И только в самом конце зритель способен понять всю партию и разгадать все мотивировки героя.
Считается что «Самурай» - один из самых совершенных фильмов в истории кино. Я согласен: в этой сложной детективной комбинации нет ни одного просчета, ни одной сомнительной мотивировки, ни одной ошибки. Визуально фильм сух, ритмически не тороплив и гипнотически точен. Сюжет течет не быстро и не медленно, а в самый раз.
Что же касается главного героя – Джефа - в исполнении Алена Делона, то он остался непревзойденным. В плаще и шляпе – ссылка на Богарта, опять американское влияние, Делон дьявольски красив, одинок и печален. Этакий романтический герой, если угодно – Байрон, ставший самураем, наемным убийцей…
Александр Генис: Андрей, Новая волна, как Вы сказали, стала новой потому, что открыла для себя американское МАССОВОЕ кино. Скажем, Хичкок был богом Трюффо, когда в Америке самого Хичкока считали лишь коммерческим режиссером.
Считаете ли Вы возможным повторение этой ситуации: способна ли американская массовая культура оплодотворить другую «новую» волну?
Андрей Загданский: Это происходит постоянно. Более того, когда-то французская новая волна оказала влияние, в свою очередь, на американское кино и, даже, всерьез подумывали пригласить Годара ставить «Бонни и Клайд». Слава Богу, этого не произошло. Я представляю, что бы он сделал, судя по его последним работам. Но если говорить о влиянии американской массовой культуры за пределами Америки, то первое имя, которое мне сейчас приходит в голову, это Такеши Китана, потому что его картины тоже в значительной степени продиктованы теми мотивами, которые заложены в американском гангстерском фильме.
Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов.
Григорий Эйдинов: Вы слышите одну из самых популярных песен в истории американской музыки - "Лев сегодня спит". На днях произошло связанное с ней историческое событие. После двухлетней тяжбы Американская компания по лицензированию музыки выдала потомкам южно-африканского музыканта Соломона Линда компенсацию за невыплату авторских прав, а также признала их права на дальнейшее доходы от песни, написанной Линдом еще в 1939 году. В том году это песня сразу стала хитом в Южной Африке и разошлась тиражом в 100 000 экземпляров, но позже Соломону пришлось продать права на песню местной фирме за копейки, и умер он в нищете. После его смерти, по тогдашнему закону, права должны были перейти его потомкам, но... не перешли. В 50-х годах песня добралась до США и сегодня трудно найти американца, который её не знает. Записано более 150 версий этого шлягера, включая версию для диснеевского фильма и мюзикла "Король-Лев". Общий доход с аренды авторских прав на эту песню составил более $15 миллионов.
Знаменательно, что акт запоздалой справедливости произошел в феврале, месяце, посвященном наследию афро-американской культуры. Победа потомков африканского музыканта подчёркивает ту основополагающую роль, которую сыграла африканская традиция в создании практически всех популярных стилей американской музыки - от церковной до рок-н-ролла.
Давайте послушаем тот самый – африканский! - оригинал 1939 года, когда песня Соломон Линда еще называлась "Мбубэ".
Александр Генис: В Нью-Йорке в третий раз прошёл ежегодный фестиваль так называемой «мировой музыки» «Глобал-Фест». В течение двух дней под одной крышей можно было послушать 13 коллективов из самых разных стран мира. У микрофона – корреспондент «Американского часа» Михаил Гуткин.
Михаил Гуткин: Мир сжался до 3-х площадок Нью-йоркского Публичного театра, где можно было послушать экзотические для американского уха мелодии из Сенегала и Мавритании, Парижа и Санкт-Петербурга. В то время, как критики до сих пор не могут прийти к единому мнению о том, что такое world music , организаторы Глобал-Феста решили показать Нью-Йорку музыку народов мира во всём её разнообразии. По уже сложившейся традиции, Глобал-Фест совпал по времени с ежегодным съездом в Нью-Йорке Ассоциации театральных и музыкальных продюсеров. Именно эти люди решают, кто будет выступать на американских подмостках в течение следующих нескольких лет. Говорит один из со-продюсеров Глобал-Феста, Билл Брагин:
Билл Брагин: Во время таких съездов продюсеров всегда устраивались выступления подающих надежды коллективов, но это были закрытые для публики концерты. Потом мы поняли, что по-настоящему оценить группу можно только, когда она выступает перед зрителями. И мы решили объединить такие чисто показательные выступления с настоящим, живым фестивалем; в результате мы получили великолепную энергетику. Профессиональные продюсеры вместе с обычными зрителями слушают исполнителей, с которыми раньше не были знакомы, открывают для себя новые стили.
Михаил Гуткин: Большинство участников фестиваля не придают большого значения чистоте традиций, полагая, что можно уважать прошлое и, при этом, смело смотреть в будущее. Для них традиции служат лишь отправной точкой. Так, сенегальская группа Даара-Джей утверждает, что хип-хоп лишь приобрёл популярность в Америке, а прародителями этого современного жанра были гриоты - певцы и сказители народов Западной Африки. Говорит вокалист группы, Фаада Фредди.
Фаада Фредди: В то время как в американской рэп-музыке в последнее время наблюдается интеллектуальный откат, мы говорим, что нужно вернуться к своим корням. Хип-хоп должен поднимать дух. Сейчас настало наше время - мы несём свежее дыхание.
Михаил Гуткин: Группа Даара-Джей поёт на четырёх языках, включая английский. В самом деле, почему бы американским поклонникам хип-хопа не послушать своих сенегальских собратьев? Однако сумеют ли найти свою аудиторию в Америке исполнители, работающие, например, на русском? Олег Гаркуша из Санкт-Петербургской группы «Аукцыон» считает, что да.
Олег Гаркуша: Если мы, русскоязычные, в свое время, слушали «Битлз», «Пинк Флойд», «Роллинг Стоунз», не понимали ни одного слова, но нам это нравилось, и мы от этого кайфовали, почему же они слушают африканскую музыку, венгерскую, цыганскую, еврейскую, цыганскую… они тоже, в принципе, кайфуют. Что, они не могут покайфовать от русской музыки, от музыки, наделенной драйвом и энергетикой? Поэтому мы не паримся об этом – поймут нас или не поймут. Когда играем и когда альбомы записаны в студии, там всегда присутствует энергетика. Энергетика - это самый важный козырь в творчестве.
Михаил Гуткин: С Олегом Гаркушей согласен и со-продюсер Глобал-Феста Билл Брагин. Хотя американцы, несомненно, отдают предпочтение песням на понятном английском языке, он считает, что популяризировать иностранную музыку в Америке не так сложно.
Билл Брагин: Я не думаю, что языковой барьер – существенная преграда. Незнакомые ритмы и необычные инструменты – вот, что привлекает любителей музыки. Языковой барьер ощутим только тогда, когда иностранные артисты пытаются завоевать англоязычный рынок, имитируя то, что здесь уже существует. Тогда слушатель говорит: такую музыку я уже слышал на английском языке, это мне не интересно. Слушателю нравится, когда артисты используют традиционные элементы в современном контексте. Аудитория воспринимает неожиданные ритмы, звуки, энергетику.
Михаил Гуткин: Группа «Аукцыон» существует уже около 20-и лет и не раз выступала в Америке, но преимущественно перед иммигрантскими аудиториями.
Олег Гаркуша: На русскоязычной публике играть здорово, но мы знаем заранее конечный результат. А здесь нам играть вдвойне и втройне интереснее, потому что мы как бы не знаем, что на уме у американцев.
Михаил Гуткин: Глобал-Фест даёт возможность иностранным артистам выйти на новый уровень, играть на других фестивалях наравне с лучшими альтернативными группами. Конечно, каждый подходит к завоеванию нового рынка по-своему. Так, музыканты из Сенегала высоко несут знамя гармонии и мира.
Фаада Фредди: Мы понимаем, что мы должны развлекать, но мы также должны нести знания. Музыка в глобальном масштабе позволяет нам навести мосты во Вселенной. Хип-хоп – это музыка общения, любви, единения.
Михаил Гуткин: Олег Гаркуша из питерского Аукцыона видит свою задачу скромнее:
Олег Гаркуша: После вчерашнего концерта ко мне подходили англоязычные люди, говорили Thank you , здорово, круто, the best , всё очень хорошо. Вот это моя задача – чтобы человеку было хорошо.
Александр Генис: Волею судеб и профессии физика-оптика, мой школьный товарищ поселился в Юте, в Солт-Лейк-сити. Когда он в последний раз приезжал ко мне в гости, его сопровождал коллега из лаборатории, естественно – мормон. Готовясь к встрече, я тщательно продумал меню. Дело в том, что мормоны не курят, не пьют, не едят горячего супа, не употребляют ни кофе, ни чая, ни (как и я) кока-колу. В остальном, гость оказался весьма обычным, если не считать повышенной жизнерадостности, американцем. И все же о его самой (для меня и многих других) загадочной религии Америки мы так и не заговорили. Зато на все мои незаданные вопросы отвечает посвященная основателю мормонизма книга Ричарда Бушмена, которую представляет слушателям «Американского часа» Марина Ефимова.
РИЧАРД БУШМЭН: «Джозеф Смит. Двигая неотесанный камень».
Марина Ефимова: Все жаждущие веры ищут Бога вверху. Кроме мормонов. Основатель их религии Джозеф Смит нашел божественную весть в земле. Произошло это в 1827 году. Джозефу (тогда полуграмотному юноше 21 года отроду) явился в лесу ангел по имени Морони, и по его указанию Смит выкопал из-под земли набор золотых плиток со скрижалями, которые он перевел с помощью магического камня. Так возникла «Книга мормонов». Уолтер Кёрн, рецензент новой биографии Смита, описывает её так:
Диктор: «Это, собственно, вторая Библия, точнее, её упрощенный и измененный вариант. В этой книге, например, описано второе пришествие Христа - в древнюю Америку, где в это время шла межрасовая война между «ламанитами» и «нефитами». «Библия Мормонов» была безжалостно осмеяна Марком Твеном, назвавшим ее «хлороформом в печатном виде». Тем не менее, эта книга сформировала основу мощной церкви, паства которой сейчас насчитывает 6 миллионов в Америке, 6 миллионов в остальном мире, и непрерывно продолжает расти».
Марина Ефимова: Книга о Джозефе Смите, написанная Ричардом Бушмэном, тоже вызывает несколько ироничное отношение рецензентов – потому, в основном, что ее автор (ушедший на покой профессор Колумбийского университета) – сам мормон и по определению не может достигнуть цели, которую он себе поставил: дать научное, то есть, рациональное и логическое объяснение феномена мормонского пророка Джозефа Смита. По выражению рецензента Кёрна, «в интеллектуальных очках автора одна линза – прозрачная и скептическая, вторая – благоговейная и розовая». После изложения и обсуждения огромного материала (включая спор об источниках текстов «Книги Мормонов») Бушмэн приходит к выводу:
Диктор: «Все попытки определить место «Книги Мормонов» в истории (все равно древней или новой) натыкаются на непреодолимые сложности. Эта Книга сопротивляется обычным методам анализа, как критическим, так и сочувствующим».
Марина Ефимова: Собственно говоря, этот вывод (невозможность логически и рационально объяснить духовные феномены) не требовал таких усилий. Им давно пользуются другие религии. Но если оставить в стороне спор о том, был Джозеф Смит посланцем Божиим или пророком-самозванцем, то вся его жизнь (или «житие»?) вызывает уважительное изумление. И эта история описана Бушмэном красочно и увлекательно. Рецензент Кёрн пишет:
Диктор: «Такого мужественного диссидентства Америка не знала. Находясь на окраинах общества, где нет дорог, а есть только тропинки, Смит создал новую религию с нуля. Конечно, в 19-м веке он был не единственным создателем «утопической веры», но он единственный создал из этой утопии религию, которая существует и процветает уже почти 180 лет. Невзирая на кровавые расправы, которые учиняла над ними чернь, и невзирая на частые столкновения с властями, Смит сыграл поистине библейскую роль: как Моисей вывел евреев из Египта, так Смит вывел мормонов из тех районов Америки, где тогда еще властвовала религиозная нетерпимость, и направил их в Землю Обетованную – в Юту».
Марина Ефимова: Сначала Смит повел своих единоверцев из Нью-Йорка в Огайо – только для того, чтобы уверить их в необходимости создания города своей мечты (Сиона) не там, а дальше на Западе, в долине Миссури. Сион был заложен вблизи теперешнего Канзас-Сити. Но места эти оказались не землей обетованной, а беспокойным и опасным «фронтиром», чьих обитателей (и особенно политиков) возмущала мормонская вера. Одних - многоженство, других - радикально-либеральные по тогдашним временам убеждения. Мормоны не признавали рабства, и у них была система социального обеспечения, основанная на коммунистической формуле: от каждого по способностям, каждому – по потребностям. Немаловажен и тот факт, что их сообщества были богатыми, поскольку трудолюбие, по их учению, - одна из главных добродетелей. За всё это их не раз обмазывали смолой и обваливали в перьях, поджигали их дома, убивали проповедников. Смит сам был сначала избит, потом арестован, сбежал из тюрьмы и, постепенно, перешел из статуса проповедника в статус политического лидера и полководца – он даже организовал свой отряд, который в конце концов пришёл в столкновение с местной «милицией». 39-летний Смит был опять арестован (теперь уже по обвинению в измене), и убит в иллинойской тюрьме разъяренными « militiamen » (вооруженной толпой погромщиков). Эта история жизни Смита представляется разными рассказчиками в разном свете, о чем – рецензент Кёрн:
Диктор: «Известный биограф Смита Фон Броди и другие историки объясняли воинственность Смита в тюрьме (где он отстреливался от нападавших) его вспыльчивым характером. Введённое им многоженство - сладострастием (в лучшем случае желанием увеличить мормонскую общину), и многие прочие его поступки - общим психическим дисбалансом, включая раздвоение личности. Бушмэну эти медицинские объяснения кажутся слишком мелкими, и он в своей биографии оставляет место если не чуду, то наитию свыше. Для Бушмэна тот факт, что мормонская Церковь продолжает расти, служит доказательством того, что Джозеф Смит был чем-то большим, чем просто историческая личность. Но, рассуждая так, можно прийти к заключению, что и Санта Клаус существует, раз миллионы детей в него верят».
Марина Ефимова: Для меня, однако, духовные мотивы тоже кажутся убедительнее тех, которые любят представлять современные психологи. Поэтому я охотнее верю в объяснение Бушмэна, который пишет: «Вторичное заключение в тюрьму стало для Смита знаком, что святые могут заслужить свои права только мученичеством. Он хотел оставить (и оставил), своим последователям не спорную теологию, но бесспорный миф».
Александр Генис: Сегодня в гостях «Американского часа» - русский авангард Нью-Йорка в лице двух поэтов Леонида Дрознера и Игоря Сатановского. Мы, друзья, поговорим о различных аспектах вашей многообразной деятельности, но сперва я хотел бы представить вас слушателям. Для этого я выбрал (по своему, каюсь, вкусу), два стихотворения из вашего коллективного сборника-дуэта «Чернильный нож».
Сперва, я попрошу Вас, Леонид, прочесть свое стихотворение.
Леонид Дрозн е р :
играть с мировыми законами в прятки
известно что в общем себе дороже
не парься у них свои там порядки
найдут и размазывать сопли по роже
придётся точи идиот карандашик
авось нарисуешь центонов бессвязных
на всех новорожденных вдосталь рубашек
пусть рваных пусть ношеных старых и грязных
цайтгейст поднимается паром над лужей
вполне ядовитый но светится ночью
конечно бывает значительно хуже
прикинем на глаз длину многоточья
обрубком надежды помашет калека —
смотрите я здесь чуть не помер от жажды
лакаю росу у подножия века
но знаю мне тоже потрафит однажды
Александр Генис: А теперь Ваша очередь, Игорь.
Игорь Сатановский:
когда ирония с тобой уже не спит,
ты говоришь ей: мама, я свободен!
я жить готов, мне долг твой не горит,
черезвычайность высока, и я к ней годен.
как много лет я втёмную парил,
по гнусному порхал, как ухо, фону,
я рот порвал, я вывернул язык,
я научился говорить по телефону —
всё для того, чтобы любить тебя
на расстоянии, тебя достойном,
расколото единство бытия —
иначе не сказать, иначе больно.
мне плохо, это значит — я расту
и вылупился лишь наполовину,
но я проснулся — и открыл глаза,
и вот грызу вторую пуповину
Александр Генис: Ну, а теперь, когда мы познакомили слушателей с образцами Вашего творчества, давайте поговорим о нем подробнее. Когда мне предстоит ознакомиться с незнакомыми текстами, я всегда начинаю с того, что ищу в них традицию. В вашем сборнике, из которого взяты оба только что прочитанные Вами стихотворения, есть эпиграфы лишь из двух поэтов – Борис Поплавский и Александр Введенский. О чем это говорит?
Леонид Дрознер: О том, что Вы, правильно ведете поиск традиции. А мы, в свою очередь, отдаем себе отчет в том, с произведениями каких авторов следует сравнивать наши стихи. Наш сборник, предположим, снабжен иллюстрациями Бахчаняна, а не Гюстава Доре. И сделано это намеренно, потому что ложная интерпретация может похоронить усилия и интенции любого автора. Кроме того, в 2004 году было 100-летие со дня рождения Введенского, поэтому мы посчитали необходимым для себя отметить это событие. А что касается Поплавского, то это наш общий с Игорем культурный герой, можно сказать.
Александр Генис: Почему?
Леонид Дрознер: По разным причинам. Прежде всего, нам кажется, что он близок нам, как культурно, так и у него похожая биография, надеюсь, она окончится в нашем случае, более оптимистично. Названием для нашего сборника послужила строка из его стихотворения:
«Но чернильным ножом, косарем лиловатым,
Острый облак луне отрубает персты…»
А в принципе, стихи можно было бы посвятить Вагинову, Бурлюку, Зданевичу или, даже, Волохонскому.
Игорь Сатановский : Я бы хотел добавить, что в нашей книге, конечно, упоминаются не только эти два автора, но упоминается еще и Мандельштам, и много скрытых цитат из других поэтов. Например, в только что прочитанном моем стихотворении есть парафраз строки из стихотворения Анри Волохонского.
Александр Генис: Ну хорошо, об истоках мы уже поговорили, теперь давайте обсудим связь не с прошлым, а с настоящим. Что такое русский художественный авангард в нынешнем Нью-Йорке?
Леонид Дрознер: Боюсь, что никакого художественного авангарда русского в Нью-Йорке сейчас нет.
Александр Генис: А Вы?
Леонид Дрознер: Я – это отдельная фигура. Такие же фигуры это Кузьминский, Худяков или Боков. Есть Комар и Медамид, есть Шемякин, Брускин. Авангарда, как объединяющего течения, как тенденции, не существует.
Александр Генис: Хорошо, а к чему Вы себя причисляете?
Игорь Сатановский: Думаю, что мы себя видим в рамках неомодернистского дискурса.
Александр Генис: Что бы это значило?
Игорь Сатановский: Это значит то, что есть определенная модернистская традиция, в рамках которой состоялся русский или международный авангард. Потом произошел кризис этой традиции, в середине 20-го века. И мы видим себя в рамках возрождения модернистской традиции.
Александр Генис: Вы пишете, самовыражаетесь по-русски. Вы сознательно выбрали среду и язык?
Леонид Дрознер: Дело в том, что самовыражение - это не совсем точное слово, это не совсем то, что описывает нашу деятельность. Вы понимаете, художник не самостоятелен в своих действиях, на наш взгляд. Художник - это инструмент культуры, но не в коем случае не ее создатель или ниспровергатель. Он ее инструмент, не более чем. Поэтому то, чем мы занимаемся, это не то, что бы выбор, это некая необходимость.
Александр Генис: И почему же эта необходимость говорит по-русски?
Игорь Сатановский: Я не уверен, что это вопрос совсем ко мне, поскольку я являюсь двуязычным автором и пишу в одинаковой степени по-русски и по-английски. Поэтому для меня такого выбора вообще не существует. Я считаю, что писать нужно на всех языках, которые доступны.
Леонид Дрознер: Как Кузьминский.
Александр Генис: Раз уж вы пишете на двух языках, скажите, в каких отношениях состоит русский авангард Нью-Йорка с американским? Что у них общего, и что отличного?
Игорь Сатановский: Вообще, американских авангардов много, поскольку американский мейнстирим сильно размыт. Это неудивительно, если учитывать, что у истоков американской поэзии стоял Уолт Уитман и Эмили Дикинсон. Соответственно, есть авангард, который связан с постмодернизмом середины столетия, есть люди, которые продолжают традиции американского модернизма начала века. То есть, есть большое количество явлений, которые считают себя авангардом. Людей, которые считают себя мейнстрим-поэтами, в Америке не так много. Меня в первую очередь интересует, как поэта и переводчика, американский модернизм. И люди нашей генерации, круга журнала «Магазинник», достаточно хорошо интегрированы с современным американским модернизмом.
Александр Генис: Вы несколько раз упоминали фамилию Магазинник, которую носит и Ваш журнал. Расскажите немножко о нем.
Игорь Сатановский: Журнал «Магазинник» выходит в Нью-Йорке с 2002 года, это молодежный русскоязычный литературно-художественный журнал, который занимается спецификой литературы и художественного и литературного авангарда. Журнал этот послужил неким костяком. Вокруг него сформировалась группа литераторов и художников нашего поколения. Это мастер парадоксальной миниатюры Дмитрий Ромендик, поэт Саша Гальпер, Александр Коган, Феликс Гавельман, сам человек-журнал Магазинник – это реальный человек, и члены художественного синдиката Выдавы. В журнале печатаются как малоизвестные, так и давно зарекомендовавшие себя авторы, от Короленко до Могутина.
Александр Генис: Вы сказали, что это молодежный журнал, но в свежем номере журнала я нашел старых, во всех отношениях, знакомых. Если можно – классику авангарда. Худякова, Кузьминского, Бахчаняна. Как вы с ними решаете проблему отцов и детей.
Леонид Дрознер: Мы решаем эту проблему онтологически. Мы ее не решаем, а действительно опираемся на опыт наших предшественников. Мы действительно относимся с уважением к тому, чем занимались Худяков, Кузьминский и Бахчанян, и стараемся его использовать. Я полагаю, что они относятся к нам с симпатией – по крайней мере, они не стараются нам ставить палки в колеса, за что им уже спасибо.
Александр Генис: Я прекрасно помню как нам – третьей волне – мешало старшее поколение русских литераторов в эмиграции. Теперь, почти 30 лет спустя, я принадлежу к такому поколению. Я хочу спросить, мы Вам мешаем?
Леонид Дрознер: Субъективно, Вы, Александр, нам не мешаете, а помогаете. А объективно, Вы нам, конечно, мешаете. Я сформулировал такую мысль, что в ренегатстве литературной ортодоксии заложено ее эстетическое оправдание.
Александр Генис: А теперь, переведите это на человеческий язык.
Леонид Дрознер: Ортодокс – человек закостеневший в своих убеждениях. Он имеет право на это окостенение, потому что это естественный процесс. В то время как сейчас есть много людей, которые нам мешают больше.
Игорь Сатановский: Я бы хотел добавить, что парадокс состоит в том, что наше поколение в Нью-Йорке имеет лучшее отношение со старшим поколением, чем со средним поколением. То есть, по сути, мы являемся в оппозиции не к старшему поколению, а к представителям затянувшейся Гудзонской ноты.
Александр Генис: Ну, я бы сказал что это более «местные разборки». Оставим их в покое. В окончание нашего разговора, я хотел сказать, что у меня в руках звуковой выпуск журнала «Магазинник». Это такой СД, на котором записаны стихи, проза, какие-то дикие звуки и, я бы сказал, заумь семантическая, акустическая любая другая. Как Вам пришло в голову создать звуковой журнал?
Игорь Сатановский: идея не совсем моя, она принадлежит Михаилу Магазиннику. Но идея вытекает из характера журнала, а именно перформативное акционное искусство в большой степени входит в интересы редакции журнала. Соответственно, учитывая насколько важно искусство исполнения поэзии, и какой большой частью общей культуры оно является, именно оральная традиция (мне кажется, что вы что-то писали по этому поводу), то, естественно, эта идея не могла не прийти. Более того, я думаю, что в будущих номерах мы доберемся и до видео, и DVD будут. Мы следуем за технической революцией.
Александр Генис: Ну, хорошо, заканчивается это С D песней Леонида Дрознера.
Леонид Дрознер: Это не песня, а скорее речитатив, записанный мной с музыкантом Стасом Цетлиным, очень хорошим музыкантом. Вся музыкальная часть принадлежит ему. Песня называется «Побег».