Михаил Берг: Роман английского писателя Алана Холлингхерста «Линия красоты», в переводе на русский выпущенный московским издательством «Росмэн-Пресс», неслучайно получил Букеровскую премию в 2004 году. Здесь есть все или почти все, что нравится широкому читателю, думающему о себе хорошо: соединение пафосности и изысканности, сюжетности и легкого налета маргинальности. Судьба главного героя – юноши-гомосексуалиста из небогатой семьи – повторяет историю английского общества в ее сексуальной версии, от вдохновенной свободы 60-х до СПИДа и политкорректности конца XX века. Однако то, что в 60-е годы воспринималось как грандиозная социальная революция, в романе понимается как революция эстетическая, а имея в виду отчетливую консервативность автора – как оправдание эстетики любой жизненной коллизии. В результате даже смерть от СПИДа становится нестерпимо красивой и пафосной одновременно.
Вот как герой узнает, что - вслед за друзьями - он болен:
«И вдруг Ник понял: на этот раз анализ будет положительным. Однако теперь он жалел не только себя. Это была отчаянная, не рассуждающая любовь к миру, такому огромному, жестокому и равнодушному к его существованию. Угол, перекресток, поворот… Не тот угол и перекресток, что ему нужен, но какая разница? Он шел вперед, к повороту в неизвестность, и это было прекрасно».
Михаил Берг: Да, действительно, любовь и красота бывают разными. Совсем другими они предстают в мемуарах Татьяны Рыбаковой, описавшей свою жизнь в книге «Счастливая ты, Таня», выпущенной московским издательством «Вагриус». Здесь есть и женские переживания по поводу мужей, так как до того, как стать женой Анатолия Рыбакова, она была замужем за поэтом Евгением Винокуровым; и рассказ о родителях и их аресте; о том, как писались и издавались «Дети Арбата», как она общалась с Кавериным, Слуцким, Юрием Трифоновым. И хотя во всем это была, конечно, своя российско-советская эстетика, но назвать ее «линией красоты» вряд ли у кого повернулся бы язык.
«12 января мы были в гостях у маминой сестры. Вернулись домой около десяти. Мама повернула ключ в замке. В коридоре на диванчике, над которым висел телефон, сидели трое военных с винтовками и наш вахтер Московкин. «Не дам! - закричала я с порога. – Я не дам вам маму!» И вцепилась обеими руками за ее пальто.
Мой крик и слезы не произвели на них никакого впечатления – привыкли и к крикам, и к слезам. Они предъявили маме ордер на обыск и арест и начали вышвыривать на пол из бельевого шкафа простыни, пододеяльники, полотенца. Обыск продолжался не слишком долго, две комнаты ведь были уже опечатаны. Можно себе представить, как уводили маму, как прощались с ней мои братья. Меня же просто невозможно было от нее оторвать. Но детей вместе с родителями в тюрьмы не брали, кроме грудничков, отправляли в детские дома.
Утром приехала мамина сестра, тетя Дина, моя любимая тетка и мать Льва Наврозова, хорошо известного в Москве и Нью-Йорке литератора. Она взяла меня к себе и таким образом спасла от детского дома».
Михаил Берг: В петербургском Издательстве Ивана Лимбаха вышел, на мой взгляд, необычный для этого издательства, известного своей приверженностью к научным и интеллектуальным книгам, роман бельгийского писателя Андре-Марселя Адамека «Самая большая подводная лодка в мире». О том, как это издание вписывается или не вписывается в издательскую политику, я поговорил с редактором издательства Сергеем Князевым.
Сергей Князев: Выпуск этой книжки ничем не выдается из общей политики издательства. Потому что политика издательства предполагает открытие новых имен или открытие хорошо забытого старого, возвращение читателю. Бельгийскую литературу у нас знают плохо, у нас знают мало. У нас знают из бельгийцев разве что Метерлинка, но и то его никто не читает, и, как показывает общая литературная ситуация, это несправедливо. Потому что книжка Андре-Марселя Адамека «Самая большая подводная лодка в мире» была переведена на многие европейские языки, она стала интеллектуальным бестселлером во многих странах, она довольно популярна. И причина этой популярности не в злободневности, а, как мне кажется, именно в исполнении, в художественной ткани.
Михаил Берг: И какие именно художественные приемы придают этому роману, на ваш взгляд, своеобразие?
Сергей Князев: Фабула романа такова: эксцентричный миллиардер, грек по происхождению, весьма экспансивный и импозантный мужчина, покупает на лом советскую подводную лодку «Саратов» и привозит ее в небольшой бельгийский городок. И с этого в этом небольшом бельгийском городке и начинаются неприятности. Несмотря на мнимую злободневность (вся эта история с подводной лодкой «Курск», которая рифмуется с сюжетом, который изложен в этой книге), тут нет никакой конъюнктуры, тут нет никакого подмигивания читателю, тут нет никакой рекламной акции. Для Адамека вся выдуманная им история – это повод к речи, повод поразмышлять о природе человека, о природе человеческих страстей, о природе человеческих влечений, увлечений, обид, ненависти, любви и так далее. То есть это вполне шекспировская проблематика, которая решается на современном материале. И бельгийский писатель Андре-Марсель Адамек доказывает, что Бельгия не является литературной провинцией Европы, а является вполне, как сказали бы у нас, регионом-донором.
Михаил Берг: Что здесь можно сказать? У каждой эпохи и у каждой культуры свой «троянский конь». То, что кажется привлекательным, оборачивается бедой. Вот и советская подводная лодка – символ силы и могущества – оказывается населенной призраками коммунизма, но не теми, что бродят по Европе, а теми, что эту Европу уничтожают. Какой вывод? Он прост: не надо любить силу самозабвенно, сила – почти всегда способ скрыть страх. Но страх можно скрыть на время, а затем он преодолеет все преграды и выплеснется наружу. И тогда уже никакая сила не поможет…