Порой в социо-культурной жизни возникают ситуации неожиданные, однако, по-своему закономерные. Скажем, в большинстве традиционных культур эталонный мужской образ всегда наделялся чертами сильного производителя. Это настолько привычный, затертый стереотип, что в последнее время о нем даже перестали упоминать. Если бы не появился латиноамериканский мачо — не просто сексуально активный мужчина, а социальный герой, причем, несмотря на всю свою брутальность, вполне интернационального толка.
Идальго как предшественник мачо
Доктор филологических наук Андрей Кофман рассказывает об испанских корнях и американских обстоятельствах, сформировавших характер мужчины-мачо: «Испанец — это прежде всего воин. На этой основе и выковался мужской стереотип, который мы будем называть идальго. Это прежде всего высочайшее чувство чести, это спесь, которая вовсе не являлась мифом, это высочайшая религиозность, но также это и то, что испанцы зовут "арроганси" (то есть хвастовство, похвальба), соответствующее самосознание себя в мужской ипостаси — вот этот идальгический комплекс и лег в основу мачизма. Но мачо — это уже нечто сформировавшееся на землях Америки. Дело в том, что вся история Америки представляет собой цепь грандиозных изнасилований. Архетип конкисты, когда конкистадор взламывает девственное пространство, он вновь и вновь, вновь и вновь воспроизводился. И поэтому сами латиноамериканцы говорят о своей "бьоленсии" (насилии) как о своего рода мировидении. И, наконец, воспитанное у индейцев в течение многих-многих веков отношение к женщине как к вещи, которую можно продать, подарить. В этом отношении уместно вспомнить историю знаменитой доньи Марины, которая была переводчицей у Кортеса. Ее звали Малиналь, она родилась в семье вождя, отец ее умер, мать вышла замуж, у них родился сын. А дело в том, что там действовало право первородства, и по этому праву Малиналь должна была унаследовать достояние матери плюс своего отца. Тогда они взяли эту девочку и продали индейцам другого селения. Эти индейцы другого селения продали ее индейцам табаско. Девочка подросла, стала наложницей вождя, переходила от вождя к вождю. Потом, когда пришел Кортес, Малиналь подарили в составе 20 девушек испанцам. Кортес ее сначала подарил своему капитану Порта Карреро, и когда он отослал Порта Карреро с дипломатической миссией в Испанию, он взял эту донью Марину (так ее окрестили) себе в наложницы, она родила от него сына. И когда Кортес женился уже официально, он ее отдал замуж за своего соратника Хуана Харамильо. И она была вполне счастлива и довольна под конец жизни, что сочеталась браком, все было в порядке. Эта Марина верно служила сначала этим индейским касикам (исп. cacique, заимствование из языка индейского племени араваков, — индейский вождь в Мексике, Вест-Индии, Центральной Америке, до испанского завоевания. Должность касика была обычно наследственной в определённом роде, семье. Из касиков и их потомков формировался аристократический слой у ацтеков, майя и др. — прим. ред. В Латинской Америке и Испании касиками называют влиятельных политиков из помещиков, буржуазии, военных, захвативших власть в определенных районах страны), была верной наложницей Порта Карреро, была верной наложницей Кортеса, стала верной супругой Харамильо, и это воспитано было в индейских женщинах. И, соответственно, передалось и испанцам, потому что испанцы завели себе просто гаремы из индейских наложниц. Вот, собственно, тот фон, на основе которого и сформировалось то, что называется мачо. "Мачо" — это испанское слово, означающее "самец". Но это слово, естественно, перешло уже из разряда зоологии, скажем так, в разряд этики и стало обозначать настоящего мужчину, в котором абсолютно доминирует мужское начало, связанное с презрением к смерти, к опасности, с презрением к женщине».
«Очень часто, — продолжает Андрей Кофман, — женщина представляется в образе зоологических, анималистических сравнений — кобылицы, ослицы и так далее, и тому подобное, а мужчина, значит, их объезжает. Более распространено немножко зоологическое "домар" — это оседлать. На фольклорном материале это очень интересно видно, как преобразовывается вот этот комплекс идальго в комплекс мачо. Латиноамериканский или креольский фольклор, то есть фольклор, условно говоря, белого происхождения, естественно, возник на основе жанров, перенесенных в Америку. Среди них основной жанр — это "коплас" (четверостишия). Мужчина играет в испанской коплас страдательную роль, но вот это то, что для латиноамериканского фольклора неприемлемо. Пример испанской коплас:
Если от того, что я тебя люблю,
Ты хочешь, чтобы я принял смерть,
Этого ты не дождешься, я не буду умирать,
Если живет другой.
И мексиканский вариант:
Если от того, что я тебя люблю,
Ты хочешь, чтобы я принял смерть,
Умри ты, ибо я не хочу умирать,
Если ты будешь жить.
Еще одна тенденция — это явно выраженное усиление испанских силовых мотивов. Появляются в Латинской Америке целые серии коплас такого бравадного содержания:
Будь проклят тот, кто мне желает зла.
Если это женщина, то пусть она умрет.
Если это мужчина, я его переброшу
Через самую высокую стену.
Так, собственно, мы видим, как на фольклорном уровне формируется вот эта норма мачистская. Но одновременно происходит ее формирование в культуре. В этом смысле характерен опыт Мексики. Впервые в работе Самуэля Рамоса 1934 года этнотипом он считает мексиканского мачо: агрессивность, неуспокоенность и глубочайший комплекс неполноценности. Именно Самуэль Рамос первым сказал, что мачо — это на самом деле маска человека, глубоко неуверенного в своей силе, человека — культурного межеумка, человека, который все время находится в состоянии собственного самоутверждения. А вслед за тем вот эти мысли развил нобелевский лауреат, знаменитый философ Октавио Пас. Он говорит про мачо: "Это власть, обособленная в своей мощи, не имеющая ни отношений, ни связи с внешним миром" » .
« Мачо является воплощением фаллического начала. Все остальное, весь окружающий мир — это открытое. И вот задача мачо — как бы вскрыть, взломать, изнасиловать окружающий мир, проникнуть в него, расколоть, сохранив при этом полную свою замкнутость. Чисто мексиканское, но это действительно нечто, что абсолютно определяет их менталитет, — это понятие "чингон". "Чингон" — это насильник, но это не просто грубый насильник, который за углом изнасиловал женщину. "Чингон" — это просто отношение к жизни».
Андрей Кофман объясняет популярность образа мачо в европейской культуре тоской по архетипу: «Дело в том, что в мачо выражено чисто мужское архетипическое начало. Голый, неприкрытый архетип, это своего рода квинтэссенция мужского начала. Собственно, само слово "мачизм", оно же сравнительно недавно пришло и стало известным. Мне кажется, что любой мужчина где-то должен ощущать свою мужскую нормальную ипостась, особенно в век феминизма, в век наступления, достаточно агрессивного, женщины по всем фронтам. Естественно, не может вызвать одобрение феминизация мужчины».
Мачо как мужская реакция на феминизацию
Именно этим двум обстоятельствам — феминизации мужчин и возросшей маскулинности женщин — я поначалу и приписывала популярность такого не типичного для современного европейского общества образа. Однако, по мнению моей следующей собеседницы, Белен Кастильо Седано, на ее родине понятие мачо имеет вовсе не положительную, а отрицательную окраску: «Мы — женщины — страдаем из-за этого. Можно сказать, в последние 25 или 30 лет ситуация намного улучшилась. Наши мамы не были в университете, наше поколение едва ли не первое университетеское поколение. Совсем недавно наши женщины были подчиненными и зависели от мужа. Можно сказать, что Дон Хуан — это культурный стереотип идеального мужчины-испанца. Он такой симпатичный кабальеро, умный, смелый, наверное. Человек, который любит разных женщин, но, в конце концов, тщательно выбирает одну. На самом деле, это стереотип».
По мнению Белен Кастильо Седано, усиление мачистских качеств в современных мужчинах — вовсе не проявление тоски по мускулистому архетипу. Скорее это мужская реакция на участие женщин в социальной жизни: «Я думаю, не каждый мужчина готов понять, что мы, современные женщины, уже решили, что не будем ждать, когда появится мужчина, чтобы все решить в нашей жизни. Не каждый мужчина готов к тому, чтобы его жена зарабатывала больше, чем он. И из-за этого появился некий герой у мужчин, который дома ведет себя неправильно, потому что чувствует себя ниже. Для них, наверное, это небольшой конфликт, потому что мы, в конце концов, животные. Потому что мы, женщины, например, когда спим с мужчиной, спим у него на плече, — мужчина всегда был физически крепче. Это точно нельзя забывать. Позже ситуация поменялась. Мужчины только с виду крепче физически, но на самом деле мы крепче мужчин, так как мы вечно и рожали, и воспитывали, и работали, и шили, и готовили».
Так получается, что, раз появился такой типаж, наверное, он, может быть, современным женщинам необходим. Белен Кастильо Седано не согласна, что женщины скучают по сильному и грубому мужчине: «Слишком долго они уже скучали. Современная испанская женщина мечтает о чувствительном мужчине. Для нас, для жизни очень важно иметь друга, человека, который будет с тобой всегда. Для страсти одной ночи мачо, наверное, подойдет. Но для жизни лучше человек, с которым можно разговаривать».