45 лет — это, в сущности ведь, совсем немного. Удивительно, как быстро полеты в космос стали ощущаться обыденностью. Рутинные репортажи с орбиты, космонавты плавают в невесомости и передают приветы семье. Требуется специально сосредоточиться для осознания немыслимости того, что произошло 12 апреля 1961 года.
Понятно ошеломление населения Земного шара, до приземления Гагарина и не подозревавшего, что готовится Полет. Но и те, кто имел к нему непосредственное отношение: для них существовали сложные технические задачи, расчеты, тренировки, сплошная секретность, нависающее партийное начальство, наконец. Люди, готовившие фантастический подвиг и прорыв, были советскими людьми, поставленными в жесткие рамки. Зато, правда, и материальных ресурсов на выполнение задачи им было отпущено по-советски. По-советски же, наверное, и бестолково — но об этом мы ничего не знаем.
И вот корабль Гагарина вышел на орбиту. И вот он благополучно приземлился. И тут, в первые же минуты, оказалось, что люди, сделавшие такое, уже не знают, какие жесты должны соответствовать величию момента. Понятно, что надо торжественное что-то, как-то отметить… Как?! Прямо по приземлении оформили акты о трех космических рекордах. Тут же вручили Первому космонавту майорские (sic!) погоны — как положено, следующий чин. Смешные, несоразмерные до нелепости жесты — а что было делать? На месте приземления вкопали в землю столбик с табличкой "Не трогать!", чтобы потом соорудить мемориал. Позднее у прикосновенных к Событию появились настольные пластмассовые сувениры, исполненные с обычной советской безвкусицей в духе чернильницы «Кремль», но в них — земля с места старта и посадки корабля Гагарина.
Существует фотография явно взмыленного, ошалелого Гагарина, докладывающего по телефону Хрущеву. Вроде как в тогдашних координатах для него — честь говорить с главой страны, потом стоять рядом на трибуне Мавзолея. Да, большего никакое правительство не изобретет. Были и площади, заваленные цветами, и листовки с вертолетов.
Был ли сам Юрий Гагарин в силах — даже себе самому — описать, выразить словами пережитое им в тот день? Штурмовать небеса, первым из живых увидеть планету со стороны. Что видели его глаза, когда он стоял на праздничной трибуне: груды цветов, ликующую толпу? или облака, далеко внизу плывущие над голубой землей? или бездну, полную звезд? или просто — мельтешение приборных стрелок, провода, датчики, обрывки событий, как бывает со всяким усталым человеком?
Летевшим следом было проще. Они, по крайней мере, знали, что оттуда можно вернуться. Не только технически. Ведь потому так и тянет людей неодолимо на небо, что это — Небо, обитель богов. Потому любой полет, уподобление птице всегда был легендой. Опасной тягой, как у мотылька к огню, — на Небо пускают не дерзких, а избранных богами (все знают, чем кончилась самонадеянность Икара). Когда люди создали авиацию, выяснилось, что и так до Неба не добраться — так можно лишь бороздить атмосферу. Семь (а может, девять) хрустальных сфер из заоблачной сини отодвинулись дальше, в черную бесконечность.
Соперничавшим американцам было проще. Советская власть не знала себе равных в области мифа. Американцы-то летели просто на Луну. Вполне понятное, определимое место, там бывал и барон Мюнхаузен, и герои Жюля Верна, и персонажи ироничного Лукиана, да мало ли кто еще. Слетали, поставили флажок, — дело техники. Потом заслуженный почет. Даже затевая небывалое, они мыслили практично, на Небеса не замахивались.