Максим Блант: Это будет зависеть от цен на нефть. Центробанку по силам удержать любой курс, от 25 до 30, 40 рублей за доллар. ЦБ может не только действовать на предложение, продавая валюту, но и ограничивать рублевую ликвидность, регулируя спрос. В руках банка все карты, но как он ими распорядится, вопрос.
— Если рубль падал почти полгода, то казахский тенге не обращал внимания на кризис до "черной среды" 4 февраля, когда Нацбанк РК принял решение о единовременной девальвации национальной валюты на 25%, со 120 до 150 тенге за доллар. Насколько неожиданным было это решение?
Данияр Ашимбаев: К девальвации готовились, потому что экономическая ситуация предполагала подобное решение. Валюты всех экономических партнеров Казахстана уже девальвировались, кроме того, падение цен на нефть поставило вопрос о дальнейшем уменьшении доходов бюджета. Проблема не столько в самой девальвации, сколько в экономической политике руководства. Еще в декабре премьер и министр экономики категорически отвергали возможность девальвации. В начале января была обещана плавная, в течение полугода .
— Белорусская валюта сразу после Нового года была девальвирована на 20%. Каковы основные причины в этом случае?
Леонид Заика: Наша болезнь заимствована у добывающих стран — мы хорошо зарабатывали на переработке российской нефти. Белорусский рубль четыре года подряд стоял на отметке 2100-2150 за доллар, а как только нефть стала дешевле, все посыпалось. В 2008 году резко вырос дефицит белорусского торгового баланса, в частности, по торговле с Россией. Здесь мы грохнули свою денежную единицу на 20% — это расчеты, основанные на интуиции руководителей нашего правительства и банка, они далеки от реальной ситуации. Девальвация несколько улучшила положение, так как вокруг тоже происходили девальвационные процессы — украинская гривна суммарно "полегчала" процентов на 70, а конкурентоспособность меняется с глубиной девальвации — чем дешевле денежная единица, тем больше экспортных поступлений.
— Резкая девальвация вызывает шок. Но, может быть, в каких-то ситуациях шок полезен для экономики?
Максим Блант: В данной ситуации я бы не сказал. Аналогия с 1998 годом, когда шок от девальвации рубля стимулировал импортозамещение, поддержал экспортные отрасли и в итоге привел к длительному росту экономики, сейчас не работает. Тогда экономика росла в основном за счет экспортных отраслей и повышения цены на нефть. В 1999 году она была в районе 9 долларов за баррель, и за девять лет выросла в 15 раз. Но все же, в отличие от той же Белоруссии, когда цена на нефть упала до 35 долларов (сейчас она чуть выше), торговый баланс России оставался положительным, то есть мы продавали за валюту больше, чем тратили на импорт.
— Как сказывается девальвация национальной валюты внутри страны?
Максим Блант: В России уже сейчас можно наблюдать резкий рост цен на импортные продовольственные товары, и в течение ближайших месяцев он продолжится. Россия сильно зависит от импортного продовольствия, и обвал рубля спровоцирует либо дефицит на полках, либо резкое удорожание.
Данияр Ашимбаев: В Казахстане пока сложно оценить ситуацию, потому что многие магазины закрыты на переучет. Девальвация была неожиданной и, по мнению многих экономистов, она может продолжиться, хотя Нацбанк и обещал держать курс в районе 150 тенге за доллар. Правительственная статистика закрыта, поэтому точно неизвестно, насколько Казахстан зависит от импорта продовольствия и одежды. Эксперты оценивают долю импорта среди предметов первой необходимости и продуктов в 60-80%, то есть девальвация пусть не сразу, но приведет к уровню инфляции в 25-30% в год. Кроме того, много долларовых депозитов, у самих банков большая внешняя задолженность, на рынке недвижимости, в частности, аренды, все в долларах. В таких условиях инфляционное давление за счет девальвации будет нарастать невзирая на заявления правительства.
— Как сказались на самочувствии российского рубля внешние долги корпораций?
Максим Блант: Задолженность российского коммерческого сектора сопоставима с золотовалютными резервами страны. Из-за этого Fitch понизил наш рейтинг. Давление на рубль, которое в итоге сломало Центробанк и привело к девальвации было спровоцировано спросом со стороны компаний и банков, набравших валютных кредитов и столкнувшихся с закрытием внешнего рефинансирования. Чтобы расплатится с этими долгами, они активно скупали валюту. На рефинансирование так называемого внешнего долга государство предоставило 50 миллиардов долларов (они так и не были израсходованы в полной мере), но на таких условиях, что ни одна здравомыслящая корпорация эти деньги не взяла. Взяли только отчаянные банкроты, типа Олега Дерипаски, которым деваться некуда — либо потерять весь бизнес, либо согласиться на предложенные условия. Эта так называемая помощь оказалась дороже, чем привлечение кредитов на рынке даже в самые худшие времена.
— А имело ли вообще смысл перекредитовывать российские банки и предприятия? Пусть бы они переходили под управление кредиторов…
Максим Блант: С этим вопросом столкнулось не только российское правительство. Американские власти, например, выработали концепцию под условным названием "слишком большой, чтобы упасть". Я хочу напомнить, что "Газпром", "Роснефть", ЛУКОЙЛ, "Сургутнефтегаз", Сбербанк — это не только олигархи и правительственные чиновники, но и десятки тысяч людей, которые там работают. Когда спасали General Motors и Chrysler, это было главным аргументом. Вот Олег Дерипаска, основной акционер "Российского алюминия", набрал огромное количество кредитов, больше, чем стоит весь его бизнес. Спасать его или не спасать? Если бы на место Дерипаски пришел эффективный собственник, который вывел бы эти компании из кризиса, реструктурировал и так далее, проблем бы не было. Но в мире не та ситуация, эти активы сейчас никому особо не нужны. Поэтому никого особо не спасали, просто накачали денег в банки, которые тут же кинули эти деньги на валютный рынок и скупили у Центробанка треть золотовалютных резервов. Пока "спасение" в России происходит в гораздо меньших масштабах, чем где бы то ни было в мире.