Марина Тимашева: Фестивалю «Золотая Маска» - 15 лет. Сперва это был маленький конкурс московских театров, потом Эдуард Бояков и Союз театральных деятелей превратили его в масштабный Всероссийский смотр. Тогда были сформулированы основные принципы: экспертный совет отбирает спектакли, они приезжают в Москву, где их смотрят два жюри: отдельно - драматических театров, отдельно – музыкальных. Вердикт оглашается на торжественной церемонии, денежной премии нет, есть только символ – маска, оправленная в раму – работа художника Олега Шейнциса. Фестиваль постепенно прирастал флигелями, в афишу входило все больше внеконкурсных программ. Эдуард Бояков несколько лет назад покинул свой пост, и директором фестиваля стала Мария Ревякина. Она приехала в Москву из Новосибирска, там была директором театра «Глобус».
- Мария Алексеевна, объясните мне масштаб этой “Маски”. Я понимаю, что вы ее придумали задолго до кризиса, но в разных программах - чуть ли не больше 70-ти спектаклей. Из чего вы исходили, планируя такую программу, которую даже театральный критик посмотрит, только если уволится с работы?
Мария Ревякина: А не надо увольняться с работы. Одни критики музыкальными театрами занимаются, другие – драматическими. И все можно успеть посмотреть. Все-таки это юбилейная “Маска”, и мы, наверное, год обсуждали с коллегами, чем она будет интересна. Конкурс по логистике традиционен, мы знаем, как он отбирается, как работают эксперты, но не менее интересны проекты, которые “Маску” сопровождают. Допустим, театральная ярмарка (PROТеатр). Или лучшие спектакли в регионах России и, уже пятый год - лучшие российские спектакли в странах Балтии. Это такие проекты, которые существуют за географическими и временными пределами “Маски”. А в самой “Маске”, например, «Russian Case» для продюсеров из разных стран, вы сами составляли одну из таких программ. И есть издательские проекты, и гастроли, допустим, Александринки и Малого драматического театра в Москве, или программа «Премьеры Мариинского театра в Москве». Или – проблема: вот не попадает спектакль в конкурс, эксперты понимают, что в афишу он не попадет, но интересен. Эксперты наши смотрели все спектакли российские с прицелом на то, что если что-то интересно, но в конкурс не попадает, то можно оставить его для офф программы.
Марина Тимашева: Я насчитала 11 спектаклей, представленных во внеконкурсной программе «Золотой Маски» театрами разных городов: от Петербурга до Минусинска. Следующий раздел афиши: спектакли стран СНГ и Балтии
Мария Ревякина: Бывшее общее наше пространство, мы все выросли на этом дереве, мы все питались одними и теми же соками, мы все от этих корней, а теперь мы совершенно разбросаны, не понимаем, что происходит у соседей. Поэтому смотрим их спектакли, страны Балтии с нами сотрудничают вот уже пятый год. Мы привозим к ним свое, они привозят сюда свои спектакли.
Марина Тимашева: Если не считать своего рода постскриптума к фестивалю – двух спектаклей театра «Ильхом» из Ташкента в режиссуре погибшего Марка Вайля, то «Золотая Маска» представит 12 спектаклей из стран СНГ и Балтии: от кукольных спектаклей Казахстана до национального драматического театра Беларуси или «Мадригальных опер» Монтеверди из Вильнюса
Мария Ревякина: А четвертый раздел это лауреаты “Маски” прошлых лет. Хочется, чтобы их побольше людей увидело.
Марина Тимашева: Из лауреатов “Маски” прошлых лет приедут: дивная сказка “Волшебное перышко” петербургского театра марионеток и “Гроза”, поставленная в Магнитогорске Львом Эренбургом
Мария Ревякина: Вот из таких блоков мы решили собрать внеконкурсную программу. Она у нас получилась большая. И тут грянул кризис. И когда он грянул, мы стали ее сокращать. Конкурсную программу мы сократить не имеем право, а внеконкурсную – безусловно.
Марина Тимашева: С одной стороны, мы жадны до всего, что происходит в мире и в России, нам это надо всем показать, а с другой стороны, нам жалко людей, которые не сумели посмотреть спектакль в прошлый раз. Значит, нами руководят жадность и жалостьJ. А по поводу сокращения программ, насколько я понимаю, ничего трагического не случилось. Только с Латвией беда, но в Латвии, в общем, беда, выходящая за пределы театра.
Мария Ревякина: В Латвии очень хорошие спектакли были отобраны, их, безусловно, жалко. Жалко те спектакли- лауреаты, которые мы не смогли снова показать в Москве. И, естественно, пришлось пожертвовать внеконкурсными спектаклями из провинции, оставить только 10 спектаклей, которые мы привезем. Более того, когда в январе мы поняли, что совсем худо (у нас один из партнеров отказался, в силу очень серьезных экономических передряг), то я пробовала переговорить с несколькими театрами , сказать им, что мы, вынуждены им отказать. Никто не согласился, сказали: нет, мы найдем деньги и приедем в любом случае. Мы сказали, что не можем отплатить приезд. «Нет, мы найдем деньги». А раз они нашли деньги, мы арендуем площадку, мы платим за гостиницу, за проживание. Все-таки мы исходим всегда из того, что афиша это главное. Не лауреатство, а афиша, срез сезона. Правда, нам удалось сохранить программу «Легендарные имена», благодаря помощи наших зарубежных партнеров и пониманию наших коллег, которые согласились уменьшить свой гонорар. Правда, мы хотели еще один спектакль показать из Германии, но тут уже поняли, что нам этого не осилить.
Марина Тимашева: Легендарные спектакли это: это «Last Touch First» из Нидерландов в хореографии выдающегося Иржи Килиана и «Impressing the Czar” Королевского балета Фландрии. А «Push» из Франции с участием великой балерины Сильви Гиллем и Рассела Малифанта мы уже посмотрели. Это вечер из двух отделений. В первом танцоры выступают соло, и исполняют хореографические миниатюры, второе представлено дуэтом. Балеты бессюжетные, завораживающие чистотой линий. Тела будто парят в невесомости, чем достигается этот эффект, объяснить не берусь, но кажется, что видишь замедленную съемку. Каждое движение очень сложно, но на этом внимание не фиксируется, это не трюк, а сама красота - бесплотная и ускользающая. Бестелесное искусство, созданное телами.
(Звучит музыкальный фрагмент)
Вы слышали фрагмент музыки из спектакля «Push”, и мы возвращаемся к разговору с директором фестиваля «Золотая Маска» Марией Ревякиной.
Мария Ревякина: Вот такая у насюбилейная афиша, и пока у нас есть, правда, дефицит будет бюджета, но мы сокращаем свои расходы, как можем, и я надеюсь, что мы этот дефицит все-таки преодолеем.
Марина Тимашева: Сбербанк от “Маски” не отказался, он ее в трудный час не бросил. Вот вы, когда ведете переговоры со Сбербанком, это решается прямо на уровне Грефа или какого-то самого важного начальника?
Мария Ревякина: Безусловно, решается на уровне президента, председателя правления и, конечно, мы очень благодарны и президенту Сбербанка Герману Грефу, и заместителю Станиславу Кузнецову за то, что Сбербанк посчитал все-таки своей миссией опять поддержать этот театральный проект. И наш второй партнер, (в строительной отрасли, вы понимаете, сложнейшая ситуация), это “Евроцемент” и, тем не менее, они нас не бросили. Мы очень благодарны. И еще, если бы не поддержка межгосударственного Фонда гуманитарного сотрудничества стран участников СНГ, безусловно, мы бы многого не вытянули.
Марина Тимашева: Мария Алексеевна, теперь скажите, вы ведь давно продаете билеты и, наверное, что-то уже знаете про то, как они продаются.
Мария Ревякина: Очень сложно. И не только у нас, я беседовала с директорами театров, билеты продаются очень сложно, даже, несмотря на то, что цены, например, на провинциальные спектакли у нас всегда очень низкие. На Мариинку, конечно, повыше, но, тем не менее, на Мариинку у нас было продано по 500 с чем-то билетов на каждый спектакль, при заполняемости зала - тысяча. А потом вы знаете, что у нас много квот, обязательств перед партнерами, перед спонсорами, аккредитованными журналистами, информационными спонсорами. То есть, у нас продается билетов немного, но продажа очень сложная. Кризис коснулся, естественно, всех. Кто-то потерял работу, у кого-то упала заработная плата. Мы, например, в провинцию, когда везем спектакль, вообще билеты не продаем, отдаем все театру или принимающей нас организации, не устанавливаем цены, и наша политика - не коммерческая. Мы хотим, чтобы залы были заполнены театральными людьми, людьми, которые любят театр – учителями, студентами…И в странах Балтии - то же самое. Мы билеты не продаем, продают наши партнеры. И что касается политики ценовой, она осталась прежняя: кроме спектаклей Маринки, «Легендарных», Додина и БДТ, все остальное - от 250-ти, 500 и, самое большое – полутора тысяч рублей за билет (на балет “Баядерка” Новосибирского театра). То есть, цены совершенно приемлемые.
Марина Тимашева: Есть очевидная разница между тем, как билеты продавались в прошлом году и в этом?
Мария Ревякина: Есть разница.
Марина Тимашева: А я пришла в кассу на Моховой и выяснила, что не так уж много у них осталось мест. Остались совсем дешевые и, наоборот, самые дорогие.
Мария Ревякина: На разные спектакли - по-разному. Какие-то спектакли мы, допустим, по три раза показываем, чтобы жюри успело посмотреть. А три спектакля одного наименования подряд продать сложно. Потом, на казахские, например, спектакли мы пригашаем детей, больных раком, лейкемией. На детские спектакли мы их приглашаем. И вообще у нас очень много наших коллег, из колледжей, из театральных вузов, из театров, кто хочет попасть на спектакли. Естественно, мы им даем такую возможность. На самом деле, если говорить о процентах, от продажи билетов мы получаем порядка 9-10-ти процентов бюджета. Это очень небольшая часть, она не играет существенной роли в общем бюджете, хотя, конечно, для нас важно, если удается сократить расходы, потому что это- то, за счет чего “Маска” живет.
Марина Тимашева: С тех пор, как “Маска” перестала быть московской и расширилась до размеров российской, мои коллеги пишут, что поставщиками, условно говоря, театральных чудес, оказываются Москва и Петербург. Прежде совсем обидные вещи писали, обзывали провинциальные театры, “уральскими самоцветами” и “сибирскими шишками”. Теперь тон немножко изменился, но не суть. Я - москвичка, но мне не очень приятно это слышать. А вы - из Новосибирска. Значит, вам должно быть еще обиднее. Вы сами смотрите спектакли и что думаете о расстановке сил на театральной арене.
Мария Ревякина: У меня нет такого чувства обиды, просто, когда кто-то начинает не очень хорошо говорить о своих коллегах из провинции, это свидетельствует о человеческой слабости. Ну что делать, если, например, оперетта из Екатеринбурга, по-моему, третий год подряд приезжает, “Маски” завоевывает. Значит, они работают, и это - показатель достижений театра, это же объективная вещь. Или вспомним прошлую “Маску” - “Гроза” из Магнитогорска стала лауреатом. Доля московских театров в конкурсной афише в этом году очень маленькая. Такой выдался сезон. А доля Питера - огромная, и доля провинции огромная в этой “Маске”. Бывает по-разному. В этом году наибольшее количество городов, обычно их бывает меньше или, например, доля Москвы большая, а из провинции маленькая. Тогда провинция начинает говорить, что это несправедливо, что Москва видит одну Москву. В общем, человек создан так, что когда что-то не получается, он склонен винить своего соседа, а не себя. Для меня, например, когда я работала директором театра, было важно увидеть хорошую работу коллеги. Стимул колоссальный, хочется сразу что-то делать, жить, придумывать. И мне кажется, вот такие показы “Маски” в тех же регионах или на самом фестивале, это действительно определенный стимул к работе.
Марина Тимашева: Вы уже много лет здесь, подхватили это дело и, слава Богу, тащите его на себе непонятным мне способом. А вот что вы любите рассказывать в компании про какие-то смешные или досадные эпизоды из жизни “Золотой Маски”?
Мария Ревякина: Как-то больше сохраняются впечатления о самих спектаклях. А все остальное… Просто, знаете, Марина, много чего бывает, потому что привозим много людей, историй всяких много бывает смешных и скандальных, но как-то это все потом забывается.
Марина Тимашева: А вот если спросят вас: Маша, какие спектакли вы показали людям самые-самые важные? Я часто думаю, что в какой-то момент, когда подводятся итоги, я буду вспоминать сцены из спектаклей или лица актеров.
Мария Ревякина: Мне сложно ответить на такой вопрос, потому что самое сильное впечатление вызывают очень профессиональные работы, и самой бывает очень интересно, вот знаете, когда видишь что-то настоящее, мурашки по коже начинают идти. Я знаю, что если у меня эти мурашки по коже, то это настоящее, это значит, что кто-то рядом со мной испытывает такие же чувства. Это могут быть спектакли Льва Додина или сцены из этих спектаклей, это Петра Наумовича Фоменко спектакли могут быть, это какие-то потрясения от спектаклей Андрея Могучего, актерские работы у Фокина. Это много всего.
Марина Тимашева: А у вас нет такого, что вы какой-то определенный тип театра любите больше какого-то другого? За себя я ручаюсь. Мне всего дороже та линия, которая, говорят, идет от Станиславского, та, что на моем веку была представлена театром Товстоногова, Театром на Малой Бронной, когда там был Анатолий Васильевич Эфрос, театром Петра Наумовича Фоменко, театром Сергея Женовача. И, как бы я ни любила другой театр - мейерхольдовский, брехтовский, Филипа Жанти… - все равно для меня это - самое важное, самое драгоценное. А для вас?
Мария Ревякина: Мы с вами совпадаем. Спектакли Анатолия Васильевича, безусловно, которые помнятся просто с фотографической точностью. “Кроткая” Додина. Вот для меня это такой критерий, выше которого я не видела ничего. Безусловно, спектакли Сергея Женовача, безусловно, спектакли Петра Наумовича Фоменко. Этот тип театра - серьезный, вдумчивый, который тебя не отпускает, который, наверное, действительно, на смертном одре вспомнишь. Вот такой театр. Драматический, серьезный театр,… работы Ольги Яковлевой вспоминаешь и думаешь: Боже, ничего лучше я не видела.
Марина Тимашева: У вас есть ощущение, что этот театр может кончиться под натиском современных технологий, спецэффектов?
Мария Ревякина: Опасения, конечно, есть. Потому что очень много иногда видишь формального. Чем более изобретателен режиссер, чем больше приемов он находит, тем интереснее он всем кажется. Может быть, это во все времена было, но очень хочется верить, что режиссеры с серьезнейшим отношением к жизни все равно будут, и они есть. К сожалению, некоторые из них, уже в силу возраста - уходящая натура, но есть тот же Сергей Женовач, тот же Дима Черняков. Это очень серьезно мыслящие люди, они понимают, что это не сиюминутная история. Очень не хочется, чтобы такой театр умирал, потому что иначе все это перерастает в такое «современное искусство». Я вспоминаю, когда Миндаугаса Карбаускиса кто-то спросил про «новую драму», он ответил: “При чем здесь новая она или старая? Это либо драма, либо нет». И я с ним совершенно согласна. Тексты могут меняться, но драма это драма, комедия – комедия, трагедия - трагедия. Это не новое, это все равно все очень старое.
Марина Тимашева: Я часто общаюсь с людьми, которые заняты в кино, там просто отчаяние - чуть ли не 80 процентов кинопроизводства сокращено, проекты, принятые еще в прошлом году, Госкино не профинансировало. Лучшие из лучших говорят, что не понимают вообще, как им жить дальше, а, с другой стороны, я смотрю, в театрах все более или менее нормально. Есть ли реальная угроза, что репертуарные театры будут закрыты ?
Мария Ревякина: Мне кажется, что нет, театры закрыты не будут, но сама ситуация во многих театрах достаточно удручающая. Мы уже об этом не первый год говорим. Проблема, в первую очередь, с режиссурой, с институтом главных режиссеров, проблема с директорами. Кончено, очень плохо, если театр превращается в прокатную контору, где только коммерческие спектакли, и публика хохочет и ходит на дикий хохот, или когда на сцене появляется совершенно низкопробная литература. Я не знаю, но мне кажется, государство на такие шаги не пойдет. Политика должна быть очень серьезная, потому что выпускается столько в театральных местных вузах, в провинции, актеров, что им некуда потом деваться. Здесь, наверное, нужно думать о том, что профессия должна быть дефицитная, что не надо делать театральные институты в городах, где их не может быть по определению. Что называть заведение институтом, если нет преподавателей, значит выпускать неталантливых людей с диким количеством амбиций, потому что человека, который коснулся один раз сцены, потом очень сложно отлучить от этого. Он ничего другого не умеет делать, как правило. Это не западный актер, который понимает, что сегодня работает в театре четыре месяца, потом четыре месяца официантом. Параллельно - переводчик, параллельно в кафе работает. У нас такого отношения нет. Вот я - актер, и дайте мне. И все. Здесь проблема, над которой должны думать и государство, и наши ученые, чтобы театр не деградировал до уровня клубов и прокатных площадок плохих антреприз.
Марина Тимашева: В программе “Момент истины”, которую я вынужденно смотрю, зашла речь о том, что при прежнем ректоре Московской консерватории очень высоки были ставки аренды. Причем, даже в случае благотворительных выступлений. Я подумала: а почему оказался виноват конкретный ректор, ведь, насколько мне известно, это общая практика. Когда вы играете спектакли “Золотой Маски” хоть кто-нибудь скидывает цены на аренду просто потому, что мы все одной крови?
Мария Ревякина: Практически все театры понимают, что собрать аншлаг, когда мы, например, показываем провинциальные спектакли на сцене Театра Оперетты или музыкального театр Станиславского, у которых большие аншлаги, невозможно. Поэтому практически все директора театров идут нам навстречу. Самая большая аренда у МХТ. Но вот Сильви Гиллем, увы, очень просила именно сцену МХТ, и Олег Павлович, конечно, сделал скидку, но для нас это не очень большая скидка. Вот у нас осенью будет в Петербурге юбилейная программа “Маски”, мы много привезем спектаклей, и практически все площадки пошли нам на встречу. Вот я сегодня говорила с Театром Ленсовета, они прислали нам факс, сколько у них стоит аншлаг. Я говорю: “Ну что ж, Валерий Борисович, тогда я вынуждена искать, что-то другое”. Он говорит: “Если у вас сложно… “ Я говорю: “Откуда же у нас хорошо? Если у вас не хорошо, то у нас откуда хорошо? Мы же не производим никакой продукции”. И театр согласился помочь. Мы очень благодарны коллегам за понимание. Вы знаете, вот вы затронули очень серьезную для меня тему - режиссура, которая для нас очень дорога. Я просто последнее время прочитала “Мартиролог” Тарковского, и еще вышла книжка про Арсения и Андрея Тарковских. Я читаю и восхищаюсь: как повезло, удалось жить в то время, когда был Тарковский, когда появились эти гениальные фильмы. Невероятная тоска вот по таким значительным, серьезным, мыслящим людям. Это какое-то провидение Божественное – такие люди.