Кристина Горелик: С момента Чернобыльской катастрофы прошло 20 лет.
За это время уже можно было прийти к определенным выводам, начертить множество схем, вычислить проценты, за которыми спрятались человеческие жизни.
Тем важнее сегодня вспомнить, а что же происходило тогда, спустя считанные дни после аварии, когда никто не знал, что нужно делать в такой ситуации, поэтому и поступал, согласно своим внутренним принципам, а не так, как кому-то было нужно. Тогда и власть показала себя обнаженной, но главное: простые люди показали, на что они способны.
Все эти 20 лет Радио Свобода следило за развитием событий вокруг Чернобыльской трагедии.
28 апреля 1986 года главная информационная передача Радио Свобода, посвященная событиям в Советском Союзе, началась такими словами:
Ефим Фиштейн: В понедельник, 28 апреля, в вечерние часы телеграфное агентство Советского Союза передало следующее сообщение: «На Чернобыльской атомной электростанции произошла авария, поврежден один из атомных реакторов. Принимаются меры по ликвидации последствий аварии. Пострадавшим оказывается помощь. Создана правительственная комиссия».
Сообщение, скажем прямо, лаконичное, словам здесь тесно, а мыслям привольно, ведь в четырех строках этого заявления, сделанного, кстати, от имени Совета министров СССР, иначе говоря, в четырех строках этого правительственного заявления содержится сообщение о катастрофе, имевшей место в европейской, то есть в густонаселенной части Советского Союза.
Кристина Горелик: Составителем и ведущим той информационной передачи был мой коллега Ефим Фиштейн. Готовя программу, посвященную 20-летней годовщине чернобыльской аварии, было логично предложить ему подобрать архивные материалы, передающие атмосферу тех дней. Итак, передаю слово Ефиму Фиштейну.
Ефим Фиштейн: Многие из нас впервые столкнулись с непростой задачей – найти в прямом эфире правильную интонацию при обсуждении из ряда вон выходящей трагедии. Прошли дни прежде, чем мы научились правильно производить прилагательное от малоизвестного тогда топонима «Чернобыль». Но с самого начала было понятно – первым делом надо подсказать людям, что нужно делать и как себя вести, чтобы спастись сейчас и не заболеть позже. Уже при самом первом обсуждении именно так понимали свою задачу научный и военный обозреватели Радио Свобода Виктор Лавров и Михаил Карташов.
Виктор Лавров: Лучше пить воду из бутылок, там не попали радиоактивные вещества. Лучше есть мясо или продукты, выращенные за пределами этого района, во всяком случае, до аварии, до выброса. Ни в коем случае нельзя пить воду ни из ключей, ни речную воду, ни из колодцев и так далее. Молоко я бы не пил, я бы воздержался, корова накапливает в своем организме массу радиоактивного свинца, кобальта и прочее. Это очень опасно.
Михаил Карташов: Я бы еще дополнил тем, что, скажем, печень, говяжью печень и печень свиную, потому что это в первую очередь откладывается там. Жителям близких к месту катастрофы районов не рекомендуется открывать окна, наоборот, настоятельно рекомендуется, даже если они не чувствуют симптомов лучевки, обратиться на всякий случай в поликлинику, провериться, даже если выстоять очередь придется. Потому что это обязательно нужно.
Ефим Фиштейн: И все же наиболее поразительным с высоты сегодняшних наших представлений представляется непонятное поведение властей страны и средств массовой информации. Приходилось констатировать с неподдельным изумлением.
Михаил Карташов: Радиоактивное облако в настоящее время находится так же и над территорией Польши, там создана правительственная комиссия, которая следит за положением дел, население регулярно информируют об уровне радиоактивного заражения атмосферы и о степени опасности для населения. В Советском же Союзе упомянутое заявление ТАСС в четыре строки было и, во всяком случае, до нынешнего момента, когда в мюнхенской студии записывается эта передача, остается единственной информацией о катастрофе, которая грозит, по мнению многих, стать самой крупной в своем роде. А ведь есть и пострадавшие от этой аварии, об этом можно судить хотя бы по фразе в заявлении ТАСС, «пострадавшим оказывается помощь». Ни строчки не посвятили этой аварии утренние газеты 29 апреля, ни минуты эфирного или экранного времени. Так на деле выглядит гласность, о которой столько говорилось в последнее время.
Ефим Фиштейн: Много позднее мы узнали, что действительность была несколько иной, отличной от видимости. Были журналисты на месте чернобыльской аварии, которые, проявляли подлинные чудеса самоотверженности и героизма, чтобы добыть и донести до людей факты о трагедии.
Игорь Костин: Понимаете, у меня пятикратное облучение, просто это зашкаливание. У меня по документам только порядка 125 рентгена. А в первые дни никаких приборов, никаких дозиметров не было – ничего. Сколько я взял на грудь, я ж не знаю.
Ефим Фиштейн: Вряд ли кого-то может оставить равнодушным рассказ корреспондента АПН Игоря Костина, который с первых дней, причем добровольно, находился на месте аварии, у четвертого блока атомной электростанции. Мы знаем, что информация, добытая с риском для жизни, во внешний мир не попадала, и снимки Игоря Костина стали достоянием общественности много-много позже. Как выглядела подготовка и оснащенность так называемых ликвидаторов, людей, посланных гасить ядерный пожар, мы узнаем из душераздирающего свидетельства Игоря Костина.
Игорь Костин: Понимаете, я не хочу никого обвинять. Я репортер, я только констатирую то, что я видел. Какая-то феерия людская, цвет одежды -хаки, кругом солдаты. Не знаю, как называли в то время «намордники» (у них было в простонародье такое название «свиное рыло»), которые на вооружении в химвойсках были, наверное, со времен 1917-го года, со времен революции (я шучу). Страна не была готова к такой аварии, к такой трагедии. Не было даже запретных знаков, куда можно идти, куда нельзя. Не было одежды никакой, вот в чем были те, кто приехал на ликвидацию, солдаты и милиция, в том они стояли на посту. Возле станции солдаты молодые в гимнастерках, им жарко, они снимали гимнастерки, по пояс раздетые (май был очень жаркий), без респираторов, без ничего, пилотки, чтобы солнце не пекло на голову. Все.
Я приехал с очень большим военным человеком на бронетранспортере, когда мы подходили к станции, это 20 метров, поразило меня «Чернобыльская станция имени Владимира Ильича Ленина работает на коммунизм». Эту крышу третьего энергоблока, площадью приблизительно три волейбольных поля, очищали все лето 3,5 тысячи солдат. Так это, на мой взгляд, ягодки. Выходил простой мужик, с лопатой и носилками в руках, и практически руками убирали радиоактивное топливо из эпицентра взрыва.
Никакой ну спецодежды не было. Привезли листовой свинец, двух или пятимиллиметровый, привезли тюки, мужики ножницами резали куски свинца и, пробивая гвоздями дыры, проволокой, которая там была под рукой, завязывали, обматывали голову, головной мозг, костный мозг, спиной мозг, ну манишку в промежность и стельки в сапоги. Я и сегодня абсолютно уверен в том, что это преступление было - одевать солдат в эту самодельную свинцовую… Это преступление, потому что на мужике 40 килограммов веса, можете себе представить, он должен за 40 секунд пробежать туда, лопатой взять топливо, выбросить и выбежать оттуда. Не дай бог, он упал бы! Но они старались бежать, потому что каждая секунда – это их завтрашний день жизни.
Ефим Фиштейн: Одним из самых больших разочарований для многих поклонников Михаила Горбачева было его необъяснимое – и, кстати, до сегодняшнего дня необъясненное – молчание. В первый раз после чернобыльской катастрофы он публично выступил лишь вечером 14 мая. Почти три недели понадобились ему, чтобы собраться с мыслями, Но результат выглядел крайне неубедительно. Кощунственно на фоне происходившего звучали такие фразы, я цитирую: «Забота о безопасности населения – первейший долг советского правительства, и этот долг был выполнен и выполняется». Так же постыдно неправдиво звучало утверждение: «Как только была получена достоверная информация о случившемся, она стала достоянием советских людей». Это давало основание нашему обозревателю Джованни Бенси так комментировать первое после катастрофы выступление Горбачева.
Джованни Бенси: Только теперь в этом преступлении Горбачева впервые были названы фамилии двух погибших в результате катастрофы и это почти три недели спустя после событий. Вот это, по-моему, признак презрительного отношения к человеку просто. Потому что в любой нормальной стране агентства печати, газеты печатали бы сразу число погибших и их фамилии.
Ефим Фиштейн: Отношение государства к своим гражданам проявилось и в дни чернобыльской трагедии. Сергей Киселев в передаче Радио Свобода 10-летней давности говорил…
Сергей Киселев: Все, что происходило в стране после чернобыльской аварии, начиная с первых дней паники и заканчивая строительством над взорвавшимся четвертым ядерным реактором так называемого саркофага, символизировавшего окончание основного этапа работ по ликвидации последствий ядерной катастрофы, - все это, пожалуй, впервые заставило задуматься новое поколение обывателей, не познавших террора 37-го года: а так ли уж сильна продержавшаяся к тому времени 69 лет советская власть, если со своим собственным народом она поступает столь бесчеловечно и подло? Бездарное руководство, проведенная со значительным опозданием эвакуация жителей Припяти, переоблучение многих тысяч людей, которые прошли сквозь Чернобыль при ликвидации последствий ядерной катастрофы, после чего практически сразу же были государством забыты и брошены на произвол судьбы, - все это изрядно пошатнуло веру в режим. Да и для горбачевской перестройки авария на Чернобыльской АЭС стала, по сути дела, началом конца, ибо поставленную Михаилом Горбачевым во главу демократических преобразований гласность сам же он и распорядился попрать в отношении всего, что касалось данных, которые были связаны с последствиями аварии на Чернобыльской АЭС.
Приведу в этой связи рассказ начальника управления вооружений войск радиационной, химической и биологической защиты Министерства обороны Украины, председателя общественной организации «Союз чернобыльцев» центрального аппарата Минобороны, 46-летнего полковника Анатолия Кушнина. Он рассказал, что в июне 1986 года в Чернобыль из Москвы пришла шифр-телеграмма с требованием засекретить все данные, касавшиеся радиационный доз.
Анатолий Кушнин: Эти вещи мы обязаны были скрывать. Шифровка была за подписью Михаила Сергеевича Горбачева.
Сергей Киселев: Кстати, сам полковник Анатолий Кушнин получил за время работы в Чернобыле радиационную дозу в 130 рентген, и военные врачи, также действовавшие в соответствии с секретной инструкцией из Москвы, скрыли от него это. О своем переоблучении полковник Анатолий Кушнин узнал намного позже, причем совершенно случайно.
Ефим Фиштейн: В одном из интервью, данных по случаю нынешней, 20-й годовщины трагедии, Михаил Сергеевич Горбачев утверждает, что и он, и другие члены Политбюро располагали всей полнотой информации, поступавшей на их столы оперативно. Как жаль, что всю остальную страну, вместо этой достоверной информации, кормили, как многие из нас помнят, умилительными картинками из московской Шестой больницы, где облученные ликвидаторы благодарили партию и правительство за проявленную заботу. Если бы знали мы тогда, как умирали эти люди через пару дней после этих телесюжетов! Игорь Костин был среди них и запомнил на всю жизнь:
Игорь Костин: Вы можете себе представить, что были специальные кровати с поддувом, потому что на всем теле отслаивалась кожа, там были специальные поручни. Они все погибли, к сожалению, царство им небесное. Но для того, чтобы боль как-то… они хватались за эти поручни и держались. Но когда они снимали руки с этих поручней, на поручнях было мясо. Потом санитарка шла и тампоном снимала это мясо. Давали им стаканы с водой, забирали стаканы, на стакане кожа от пальцев.
Вы понимаете, там тело само звенело настолько, что возле тела нельзя было находиться, и обслуживающий персонал отказывался их обслуживать.
Ефим Фиштейн: Памяти этих людей можно только низко поклониться.
Кристина Горелик: Мой коллега Ефим Фиштейн рассказывал о 20-ти годах расследований, когда сотрудники Радио Свобода шаг за шагом со слов очевидцев восстанавливали истинную картину произошедшей в Чернобыле трагедии, говорили о подвиге ликвидаторов и о радиационной опасности. Рассказывали обо всем том, о чем замалчивалось и недоговаривалось советскими официальными лицами.
(Звучит музыка)
Кристина Горелик: Почему произошла катастрофа подобного масштаба, и к каким результатам привела? Об этом я беседую с физиком-атомщиком, профессором Шведского королевского технологического института Франкишеком Яноухом. В 90-е годы Яноух от Европейского союза был направлен в Киев и в качестве заместителя исполнительного директора Национального технологического центра занимался тем, что помогал делать совершенствовать советские реакторы. Яноух отвечал за большинство подобных проектов на советских ядерных станциях. Мы начали разговор с тех самых дней.
Франкишек Яноух: Я был первый раз в Чернобыле в 1991 году, когда был председателем одной из секций Сахаровского конгресса, и тогда я побывал в Чернобыле, тогда я был и внутри саркофага с профессором Вилсом из Гарвардского университета. Конечно, советские представители старались скрыть все, что только возможно было. Швеция, собственно говоря, узнала первой о катастрофе. Случайно, из-за ошибки одного из операторов, смешной ошибки. Он забыл свои часы, переодеваясь, когда шел на смену, хотел за ними зайти в раздевалку, и его детекторы не пустили, хотя он еще не был в зоне реакторной. Когда проверили, обнаружилось, что у него на ботинках радиоактивность, довольно сильная, и когда вышли на улицу, то обнаружили, что там везде. И так было, собственно, обнаружено, по-моему, в воскресенье утром, чернобыльская катастрофа. Сначала советские представители посольства отвечали довольно надменно шведам, «что вы, у нас никакой катастрофы, ничего у нас нет». Но потом, так сказать, пришлось признать.
Конечно, стремление сохранить истинный размер этой катастрофы продолжалось очень долго, но потом, собственно, превратилось по мановению волшебной палочки вдруг в свою противоположность. Вдруг представители Советского Союза и потом Украины хотели сказать, «а у нас катастрофа была еще большая и нам нужно много денег для ее ликвидации». То есть от ее отрицания до ее преувеличения.
Кристина Горелик: Господин Яноух, а что было в реальности? Вот вы говорите, что впервые посетили в 1991 году были в саркофаге. Что вы увидели?
Франкишек Яноух: Что я увидел? - я увидел саркофаг, я увидел внутри саркофага коридоры с измерительными приборами, где мерилась радиоактивность и мерилась температура, мерились разные вещи. Я увидел нескольких тетушек с ведрами и швабрами, вытирали коридоры. Я спросил, что это значит. Они сказали: «Знаете, здесь радиоактивная пыль, и единственное, чтобы она не поднималась в воздух и не попадала в легкие, это держать ее влажной, так сказать, мокрой, все время вытирать».
Нам разрешили на несколько, буквально полминуты, посмотреть зал машинный. Это было ужасное зрелище. Конечно, катастрофа была страшнейшая. Но ее можно было частично предвидеть. Потому что реакторы, которые построены в Чернобыле, вообще, конечно, не должны были эксплуатироваться, как энергетические реакторы. Они не имели никаких защитных приспособлений, такие реакторы никогда бы не получили добро на Западе ни одной из комиссий по ядерному надзору и ядерной безопасности, они бы не разрешили это. А в Советском Союзе это было принято политическое решение: нам нужна энергия, мы умеем строить такие реакторы и поэтому давайте их строить.
Вы знаете, я иногда в шутку говорю, что за Чернобыль, собственно говоря, отвечает, если копаться глубже, Ленин. Это был Ленин, который сказал, что надо коллективизировать сельское хозяйство, деревню, чтобы осуществить там социалистический строй. А колхозы не работали, колхозы привели к тому, что в России начался в 50-х, 60-х годах крупный продовольственный кризис. Дело доходило даже до того, что были голодные забастовки, демонстрации, например, в Новочеркасске. И чтобы как-то выйти из положения, Политбюро должно было покупать хлеб, мясо и разное другое продовольствие за границей. А чем это финансировать? Финансировать надо было твердой валютой. А где ее получить? Единственное, что Советский Союз мог предлагать, это были нефть и газ. Но нефть и газ нужны были для энергообеспечения внутреннего. И тогда было принято, так сказать, «давайте мы внутри будем обеспечивать страну ядерной энергетикой, а вот ископаемые и горючее будем поставлять на Запад и получать твердую валюту и на это покупать зерно, масло, мясо и так далее».
Но в это время, это решение было принято где-то в самом начале 60-х или в конце 50-х, в Советском Союзе развивались два реактора – реактор ВВЭР и реактор РБМК, который потом получил прозвище «чернобыльский». Реактор ВВЭР мог быть доработан до хорошего реактора, безопасного, со всеми системами, которые позволили бы его надежную эксплуатацию. А вот реакторы РБМК, они очень дешевые, очень простые, они сначала служили, собственно говоря, для наработки плутония для бомб, и никто не думал, что их будут строить, блоки, в 1000 или даже в 1500 мегаватт, электрические, как были построены в Литве. Никто не думал, что будут такие реакторы строиться, именно такого типа. Но поскольку реакторов ВВЭР не было тогда, готовых для большого строительства, массового, то начали строить и построили 25 реакторов РБМК, то есть чернобыльского типа. И то, что произошло, вот эта авария, там были конструкционные недостатки, там была очень плохая культура операторов. Поэтому, собственно говоря, если бы не было вот этого продовольственного кризиса, Советский Союз не должен был бы так спешить с внедрением ядерной энергетики, ну и тогда бы, возможно, и не было Чернобыля.
Если позволите, еще одно предложение. Если я буду продолжать в этом духе, то скажу, что Чернобыль помог Горбачеву осуществить перестройку. Горбачев ведь был выбран и стал генеральным секретарем примерно за год до Чернобыля, где-то в марте 1985 года. Против него стояло довольно консервативное Политбюро, и чернобыльская катастрофа была той последней каплей, которая показала, что на самом деле нужно сделать очень коренную и очень серьезную перестройку. В Чернобыле еще гласности не было фактически, гласность начинается после Чернобыля. То есть реакторы начали строить, потому что не работали колхозы, и, наконец, они помогли свалить коммунизм.
Кристина Горелик: Последствия чернобыльской катастрофы были не такими страшными, как принято считать в обществе, заявляет профессор Франкишек Яноух. Послушаем его аргументы в пользу такого утверждения.
Франкишек Яноух: Понимаете, если посмотреть на Чернобыль, то это была, конечно, страшная катастрофа, она привела к распространению радиоактивности во многих европейских странах. Но, если мы посмотрим сейчас, 20 лет спустя, то, посмотрите, примерно чернобыльская катастрофа в течение 40-50 лет, то есть одного поколения, приведет к 4 тысячам человеческих жертв из того облученного количества когорты населения и ликвидаторов, которая составляла примерно 600 тысяч человек. Погибло меньше 60 человек непосредственно в течение нескольких недель или месяцев после катастрофы, вследствие их острой лучевой болезни, а вот потом еще около 4 тысяч человек в течение 40 лет.
Я знаю цифры украинские, там в год погибает 115 тысяч человек, каждый год, вследствие курения, примерно 120-130 тысяч человек вследствие алкоголя и еще десятки тысяч человек вследствие автомобильных катастроф, производственных травм и так далее. То есть примерно четверть миллиона человек каждый год погибает, я бы сказал, из-за человеческой деятельности. Сравните это с Чернобылем. То есть Чернобыль был, конечно, ужасной катастрофой, но его последствия на здоровье оказались значительно меньше, чем опасались и чем предполагали. Причем цифры, которые я вам говорю, это анализы, над которыми работали МАГАТЭ и Всемирная организация здравоохранения, и Организация Объединенных Наций 20 лет и совсем недавно их опубликовали. Это report в 1500 страниц, где все подробнейшие анализы.
Кристина Горелик: Но насколько я знаю, еще проблемы существуют с детьми, которым все-таки передается какая-то доза облучения, они страдают какими-то заболеваниями…
Франкишек Яноух: Там есть единственный обнаруженный эффект – это рак щитовидной железы. Примерно 4 тысячи детей, в основном детей-подростков, которые были тогда, во время катастрофы, недалеко от станции или в тех областях, которые постигло облако радиоактивного йода, у них развился рак щитовидной железы. Из них пока погибло 9. Этого можно было бы избежать, и здесь снова политическая ответственность. На станции были йодные таблетки, так называемые, которые, если их распределить непосредственно после аварии, то щитовидка, особенно в полости, где йода хронически не хватает, щитовидка возьмет себе нормальный йод и не будет поглощать с молоком, с воздухом йод радиоактивный. И если бы вот эти таблетки распределили через 5-6 часов после катастрофы, то это число заболевших, по всей вероятности, сократилось, может быть, на одну треть, может быть, на одну четвертую, трудно сказать. Но таблетки были приготовлены, но не распределялись, чтобы скрыть истинный размер катастрофы. То есть, это снова была политическая ответственность.
Я занимался этим, я эти статистики знаю, я их знаю из Белоруссии, там на самом деле около 4 тысяч детей. Сейчас этим детям оказывается очень высококвалифицированная помощь, операции часто делаются на Западе, и эти дети имеют очень высокий шанс выжить и продолжать свою жизнь нормально.
Это, конечно, была страшная трагедия, но ее не надо преувеличивать. И тот, кто сегодня старается использовать Чернобыль против дальнейшего развития ядерной энергетики, тот очень безответственный человек.
Кристина Горелик: С профессором Яноухом и с выводами международного доклада ООН, Всемирной организации здравоохранения и Международного агентства по атомной энергии принципиально не согласна профессор Украинской Академии медицинских наук Евгения Степанова. Она возглавляет отдел радиационной педиатрии врожденной и наследственной патологии научного центра Радиационной медицины и вот уже много лет занимается обследованием облученных детей и потомков облученных родителей.
Евгения Степанова: Я могу вам назвать то, что есть по Украине. На Украине подверглось радиоактивному загрязнению 8 областных центров, 12 областей, 73 административных района, 2163 населенных пункта. И на 01.01.05 на Украине 2 миллиона 646 тысяч 106 граждан имеют статус пострадавших вследствие чернобыльской катастрофы, из них 643 тысячи 30 детей. На Чернобыльском форуме, который проходил под эгидой Всемирной организации здравоохранения, Международного агентства по атомной энергетике, последствия чернобыльской аварии оценены, так сказать, не в полном объеме. Основной проблемой эти организации считают острую лучевую болезнь, которую перенесли ликвидаторы чернобыльской аварии, в первую очередь пожарники, и многократное увеличение рака щитовидной железы. Остальные проблемы, я педиатр, поэтому я могу говорить только о детях, там множество заболеваний. Там отмечается резкое ухудшение здоровья, главным образом за счет роста соматической патологии. Эта соматическая патология у детей встречается чаще, чем в целом, я могу говорить об Украине, чем в целом по Украине. Эти заболевания начинают возникать в более раннем возрасте, они протекают более тяжело, более длительно и хуже лечатся.
И большую проблему представляют сейчас, чем больше проходит времени после чернобыльской аварии, огромную проблему представляют дети, родившиеся от облученных лиц, в первую очередь у ликвидаторов чернобыльской аварии. Ну и сейчас с каждым годом все больше и больше рождается детей у лиц, которые на момент аварии были детьми и получили высокие дозы облучения щитовидной железы. Вот у этого контингента детей уровень здоровья тоже существенно ниже, чем в среднем по Украине в целом. Кроме того, у детей, родившихся у ликвидаторов чернобыльской аварии, наблюдается увеличение частоты врожденных пороков развития. Из всех проблем чернобыльской катастрофы, наверное, самой дискуссионной проблемой являются генетические последствия. А почему они являются дискуссионными? Потому что это здоровье не только настоящего поколения, но и будущих поколений. Не свертывать надо эти проблемы. Японцы, сколько лет прошло после взрыва атомной бомбы в Хиросиме и Нагасаки? И они занимаются, пристально занимаются этой проблемой. А мы хотим через 20 лет сделать вид, что ничего не произошло, как говорится, и обжалованию не подлежит. Это совершенно неверный подход. Мы утратим те огромные наработки, которые накоплены за эти 20 лет, а они должны стать достоянием не только наших стран, но и мирового сообщества. Потому что мы все живем в век дефицита энергетических ресурсов, развитие, прогресс человечества не остановишь и, наверное, атомная энергетика будет развиваться, без этого, наверное, мировому сообществу не обойтись, поэтому последствия чернобыльской аварии для здоровья - и детского, и взрослого - любого населения должно быть достоянием мирового сообщества. Оно должно найти полноценное освещение с разных сторон.
Кристина Горелик: С украинским профессором Евгенией Степановой согласны российские врачи. Появились даже новые заболевания, которые раньше не встречались у пострадавших от радиационного воздействия и их детей. Это опухоли легких, мочеполовой системы, генетические мутации. Все это было сказано на научно-практической конференции «Здоровье детей и радиация: 20 лет аварии на Чернобыльской АЭС», которая на днях проходила в Доме ученых в Москве. На эту конференцию съехались ученые, врачи, чиновники, непосредственно занимающиеся проблемой здоровья детей, пострадавших в результате чернобыльской катастрофы. Приехали из Белоруссии и Украины. Одним из председателей этой конференции была руководитель Детского научно-практического центра противорадиационной защиты, доктор медицинских наук Лариса Балева.
Если мы будем говорить о государственной поддержке чернобыльских детей, существует закон, который предоставляет различные льготы этим детям. Но если вы говорите, что множество различных заболеваний, некоторые довольно сложно связать именно с чернобыльской аварией и множество новых, как на этой научной конференции, было выявлено заболеваний уже потомков в первом или во втором поколении облученных родителей. Каким образом могут доказать эти дети, что они тоже являются жертвами чернобыльской катастрофы?
Лариса Балева: Во-первых, я не люблю слово «жертвы». Есть дети, подвергшиеся воздействию радиации, и есть дети, которые являются пострадавшими. Это те дети, с которыми установлена связь непосредственная. Но, я должна вам сказать, да, есть закон о социальной поддержке пострадавших от чернобыльской аварии. К счастью, сохраняется госпитализация детей вместе с родителями по медицинским показаниям и целый ряд льгот, которые, слава богу, сохранились. Но есть отдельные льготы, просто смешные. Вы, например, представляете себе, что такое, в законе есть в одной из статей поддержка ребенка в 20 рублей ежемесячно. Мне кажется, что сейчас надо вернуться к закону и здраво, трезво посмотреть все, что нужно для этих детей.
Кристина Горелик: По поводу применения этого закона. Тут есть какие-то проблемы или нет? Бывает сложно признать связь между заболеванием этих детей и чернобыльской аварией?
Лариса Балева: В отношении установления связи вопрос, конечно, сложный. Слава богу, в экспертных советах есть специалисты, педиатры, которые отстаивают интересы детей, в частности, например, я вхожу в российский межведомственный совет по установлению причины и связи. Понимаете, в чем дело? Во взрослом все время меняют перечень заболеваний. Сейчас, последний приказ, вообще появились ограничения совершенно нелепые, это было циркулярное письмо Минздрава, слава богу, мы опротестовали это письмо. Например, сейчас появился перечень, который обязует связывать все онкологические заболевания. Ну, онкология – это хорошо. Но ведь мы говорим о первом и втором поколении детей, значит, мы ожидаем совершенно другие эффекты: это врожденная аномалия, это генетические заболевания. Этого нет в перечне. Поэтому по детям мы решаем вопрос индивидуально. Но нам в любое время могут сказать: «Вы неправильно поступаете, потому что это нигде не регламентировано». Правильно? Правильно. Вот это требует пересмотра.
Мы неоднократно говорили вот о чем. Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Произошла авария. Мы стали выезжать, смотреть детей, мы наладили процесс диспансеризации, который послужил как бы моделью диспансеризации населения вообще. Не было раньше ультразвука, мы щупали щитовидную железу пальцем, и других методов не было тоже. Где-то в 1989 году появились первые ультразвуковые аппараты, а сейчас ультразвуковая техника широко распространена. Понимаете, отсюда это пошло. Если бы не занимались этой проблемой, мы бы многие проблемы вообще пропустили бы. Вот мы говорим о высоких технологиях, медицинских в частности. То есть оперативное лечение, например, лечение болезней сердца. А высокие методы, технологические, обследования детей, они требуют больших средств. А средств нет нигде. Ни в государстве нет перечня тех технологий… мы давали несколько раз обоснованные технологии, без которых нельзя. Например, вы сегодня слышали, нужны генетические исследования, посмотреть хромосомные операции, посмотреть генные мутации, посмотреть репарацию. Причем обследовать не одного ребенка, а мать, отца, других детей, если есть, чтобы не ошибиться, чтобы не принять, например, просто наследственную какую-то патологию за патологию, связанную с воздействием радиации. Надо же быть объективными в этих вопросах, нельзя перебарщивать. Для этого нужны средства. Но сейчас с этим просто катастрофически тяжело. Денег нет. В последнее время все, заканчиваются деньги, которые перешли из прошлого года на этот год, и как я буду дальше работать с детьми, как я буду проводить экспертизу в центре, я не представляю, как это выполнять.
Непонимание проблемы – это самое страшное. Иногда говорят так, во-первых, чтобы не мешали, а, во-вторых, чтобы понимали важность проблем. И эта проблема не надуманная. Но поддержки нет, считают, что нет проблемы. Потому что мы как бельмо на глазу у того, кто лоббирует другие интересы.
Кристина Горелик: Напомню, что я беседовала с руководителем Детского научно-практического центра противорадиационной защиты, доктором медицинских наук Ларисой Балевой.
(Звучит музыка)
Кристина Горелик: Не находится денег у государства и на то, чтобы выплатить по закону положенные компенсации вреда здоровью. Инвалиды Чернобыля в Обнинске уже несколько лет с судебными решениями на руках добиваются от властей денежных компенсаций, однако все напрасно. Рассказывает Алексей Собачкин.
Алексей Собачкин: Специалисты обнинских предприятий и научно-исследовательских институтов приняли самое деятельное участие в ликвидации последствий чернобыльской катастрофы, в зоне отчуждения работало более 2 тысяч обнинцев. Из-за радиации инвалидами стали полторы сотни человек. И вряд ли кто из них предполагал тогда, что добиваться компенсации вреда здоровью им придется в суде. Но победа в зале суда еще не означает, что решение будет исполняться. Инвалид 2-й группы Петр Житницкий часть денег по исполнительным листам получил, но ему должны еще несколько десятков тысяч рублей. Он больше не хочет искать правды в родном государстве и возлагает свои надежды на Европейский суд по правам человека.
Петр Житницкий: С 1999 года я все сужусь с нашим любимым государством, есть решения, но они не выполняются. Буду подавать в Страсбургский суд, потому что уже сколько можно: долги не возвращают. Я добиваюсь того, что есть закон, будьте добры его выполнять.
Алексей Собачкин: Причину того, что ликвидаторам не выплачивают полагающиеся по закону компенсации, инвалид 2-й группы Лидия Лисицына видит в следующем.
Лидия Лисицына: Высшие чиновники, в том числе и министр финансов Кудрин, я не знаю, ненавидят что ли… я не знаю, почему они так относятся к этой группе инвалидов, просто пренебрежительно. Забыли о них и все. Мне не выплатили где-то около 60 тысяч.
Алексей Собачкин: Первые судебные процессы обнинские инвалиды Чернобыля прошли еще в 1999 году. Тогда их требования удовлетворили, но денег от государства они так и не получили. В 2000 году они объявили голодовку, в 2001-м – еще одну. После этих акций протеста компенсации вреда здоровью стали выплачивать, но не полностью и не всем. А компенсацию за питание, несмотря на решение суда, не платят совсем. Говорит председатель обнинского отделения организации «СоюзЧернобыль» Василий Демьяненко.
Василий Демьяненко: То, что мы за питание отсудились, мы до сих пор еще ни копейки не получили. Департамент на Минфин, Минфин еще на кого-то, и мы получаемся крайними.
Алексей Собачкин: Сейчас 30 обнинских инвалидов Чернобыля вновь обратились в суд. Они узнали, что Пленум Верховного суда в декабре 2005 года все предыдущие решения местных судов объявил ошибочными в пользу чернобыльцев - на самом деле размер компенсаций должен быть в два раза больше. Инвалиды надеются на торжество справедливости, но особо не обольщаются.
Для Радио Свобода Алексей Собачкин, Обнинск
Кристина Горелик: Рядом со мной в студии Радио Свобода - председатель «Союза Чернобыль» России Вячеслав Гришин.
Вячеслав Леонидович, часто вы сталкиваетесь с подобной проблемой в российских регионах, когда у чернобыльцев на руках есть судебные решения положительные, а они не выполняются, государство денег не дает?
Вячеслав Гришин: Да, безусловно, это стало хронической такой нашей работой, связанной с работой по погашению задолженностей по судебным решениям, вступившим в законную силу. Известно, что в Российской Федерации более 30 тысяч человек прошли через суды и практически 99 процентов имеют положительные решения и исполнительные листы. Я должен сказать, что в 2005 году за три года накопившаяся задолженность составляла порядка 1,7 миллиарда рублей. Нам удалось все-таки благодаря тому, что активно сотрудничали с Рострудом (это Федеральная служба по труду и занятости, которая занималась вопросами выплаты возмещения вреда), погасить 1,1 миллиарда рублей, и осталась задолженность 600 миллионов, которая перешла на 2006 год, и сегодня, уже с учетом новых судебных решений, она достигла около 2 миллиардов рублей. Но за 2006 год ни копейки, к сожалению, Роструду не удалось выбить у Минфина для погашения этой судебной задолженности. Причем не только Роструд, Топилин, апеллировал к Минфину, но и министр здравоохранения и социального развития неоднократно обращался в Минфин, вопрос ставился на правительстве. Но Минфин считает, что в бюджете на судебные решения деньги не предусмотрены, поэтому они не имеют возможности компенсировать возмещение вреда по судебным решениям. Выход один – необходимо срочно внести поправку в федеральный бюджет и необходимую сумму, и мы это хотели сделать до 26-го числа, отдать людям. Потому что при таком профиците бюджета и таких огромных резервах Стабилизационного фонда, честно говоря, стыдно перед чернобыльцами, перед инвалидами, которые отдали свое здоровье и сегодня вынуждены продолжать обивать пороги, как здесь было правильно сказано, «любимого» государства.
Должен сказать, что по части социальной реформы, имея в виду закон о монетизации, он существенно по многим основаниям снизил государственные гарантии отдельных категорий граждан, подчеркиваю, отдельных, потому что в Российской Федерации в чернобыльском законе 13 категорий граждан, отдельным категориям граждан он снизил степень социальной защищенности и медицинской помощи.
Вообще, чернобыльцы, как, впрочем, и ликвидируя последствия чернобыльской катастрофы, всегда встречались с трудностями. После Чернобыля нам предстоит доказывать через межведомственный экспертный совет о том, что заболевания или инвалидность, или смерть связана именно с работами на Чернобыльской атомной электростанции. Если говорить о периоде до 2000 года, то там практически не было таких ограничений для связи заболеваний, которые существуют по сей день. Сегодня существует перечень чисто онкологических заболеваний, причем не только злокачественные, еще и, как это ни абсурдно, те новообразования, которые могут появиться в виде, извините, родинки или бородавки. То есть понимаете, тут абсурдная ситуация. В то же время такие серьезные заболевания, которые связаны, прежде всего, с кровеносной системой, с сердечно-сосудистыми заболеваниями, которые наряду с другими заболеваниями представлены в виде букета у чернобыльцев, они еще не решены. Поэтому мы с Минздравсоцразвития сегодня ведем такой, я бы сказал, непростой, жесткий диалог о необходимости пересмотра данного перечня, причем с учетом той научной практики, медицинской практики, которая сложилась за эти годы. Сегодня очевидно, что ликвидатор, чернобылец – это те, те, те или сочетание тех, тех, тех заболеваний. Это все очевидно, это нужно просто сесть и доработать.
Еще один пример взаимодействия с властью. Мы сегодня, к 20-й годовщине, подходим, я бы сказал, с весьма печальным результатом. Правительство Российской Федерации не создало организационный комитет по подготовке и проведению этой даты, а это означает, что многие проблемы, о которых мы с вами здесь говорим, они просто ушли в песок, их никто не будет рассматривать: ни законодатель, ни министерства, ни ведомства. Соответственно, памятные, торжественные, траурные мероприятия, которые будут проходить в субъектах Российской Федерации, в основном это бремя расходов субъектов Российской Федерации. К сожалению, здесь федеральные органы власти в данном случае проявили, мягко говоря, бестактность.
То, что Российская Федерация по объему выброшенной радиоактивности и загрязнению площадей, а я напомню, что это 59 тысяч квадратных километров, это больше, чем Украина и больше, чем Белоруссия. Вот об этом, видимо, я думаю, что и общественное мнение не совсем проинформировано, это 17 субъектов Российской Федерации. Сегодня мы знаем и говорим о четырех наиболее пострадавших территориях, на самом деле у нас есть территории, включая две республики, Чувашия и Мордовия, где чернобыльские пятна еще существуют. Наблюдения за теми людьми, которые проживали в тот период и сегодня в этих регионах, сегодня являются проблематичными, потому что федеральный бюджет полностью снял с себя ответственность по медицинскому обследованию, диспансеризации, я имею в виду с точки зрения дополнительного финансирования, а все перепоручил субъектам Российской Федерации. И вот в этой связи, мне кажется, хороший пример в этом случае с республикой Белоруссия, где существует федеральный орган, занимающийся этими проблемами, - Госкомчернобыль. Сегодня в Российской Федерации чернобыльскими проблемами занимаются все, кому не лень. То есть это та ситуация, когда у семи нянек дитя без рубашки. Так оно получается, что проблем больше, чем хотелось бы.
Кристина Горелик: Благодарю вас. Я напоминаю, что я беседовала с председателем «Союза Чернобыль» России Вячеславом Гришиным.
В Минске состоялась международная конференция, посвященная чернобыльской катастрофе, которую открывал премьер-министр Белоруссии. Приехали представители 41 страны, 16 международных организаций. В Киеве с 24 по 26 апреля проходит международная конференция «20 лет чернобыльской катастрофы: взгляд в будущее». В ней принимает участие президент Украины Виктор Ющенко, генеральный директор ЮНЕСКО Коецира Мацуори, зам. генерального секретаря ООН, федеральный министр Австрии, посол Европейской комиссии.
В России даже не создан организационный комитет по подготовке и проведению мероприятий, приуроченных к 20-й годовщине аварии на Чернобыльской АЭС. Никаких официальных правительственных мероприятий.
Конечно, на фоне заявленных российским президентом приоритетов развития страны, в том числе это наращивание объемов производства и экспорта энергоресурсов, а это значит строительство новых атомных станций для увеличения доли выработки электроэнергии. Даже уже поставлена задача: атомная отрасль к 2030 году должна производить четверть энергии в стране, сейчас это 16 процентов. Конечно, на фоне столь активно пропагандируемой идеи развития атомной энергетики, как-то неудобно вспоминать о пострадавших в результате аварии на Чернобыльской АЭС. Тем более, если это сотни тысяч людей.
На этом мы завершаем специальную программу, посвященную 20-летию Чернобыльской аварии.