Ирина Лагунина: В течение последних декад американская так называемая «индустриальная модель производства продуктов питания» достигла такой эффективности, о которой люди прошлого века не могли мечтать. Но одновременно набирала силу оппозиция этим новым тенденциям, вовлекавшая миллионы фермеров, учёных и просто потребителей. Их аргументы: массовое использование химикатов при выращивании урожаев приводит к распространению рака и других болезней; реки, озёра и океаны заражены пестицидами; множество видов растений исчезает. О революционерах и контрреволюционерах в сельском хозяйстве Америки рассказывает Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Передо мной книга (сборник статей) - «Роковой урожай. Трагедия индустриального сельского хозяйства». На каждом развороте книги - 2 фотоснимка. Справа – снимки, сделанные на традиционных фермах: поле кукурузы, поле подсолнухов, огород, пруды, живые изгороди, ели вдоль дороги, яблони (растущие, как писала Вилла Кэсер, «по колено в траве тимофеевке)... А слева – снимки индустриальных ферм: уходящие за горизонт ровные ряды белых пластиковых полос, на которых, в отверстиях, прорастают абсолютно одинаковые кустики салата... или клубники. Бескрайнее техасское поле пшеницы, расчерченное кругами – как на цветной диаграмме. По каждому кругу ходит поливальный автомат. Трактористы в белых защитных комбинезонах и противогазах разбрызгивают по полю «химические коктейли». От этих снимков веет или футуристическим «техноужасом» или унылым единообразием - как при виде бетонных новостроек. Но! Не эстетике же решать, какой путь выберет сельское хозяйство. О том, как и когда началась индустриализация ферм в Америке, читаем в книге «Роковой урожай»:
«Последние два года Второй мировой войны были первыми годами индустриализации ферм. Надо было резко увеличить урожаи, чтобы кормить разоренную Европу. Фермерам давали большие дотации, их старших сыновей не призывали в армию. Появилась новая техника, которая была выгодна только для больших посевных площадей. Уже в 44-м году химические военные заводы стали переводить на изготовление химических удобрений и пестицидов. Один из владельцев такого завода сказал с гордостью: «Никто так буквально, как мы, не осуществил библейское выражение «перековать мечи на орала». Увял предвоенный лозунг: «Фермерство – это образ жизни». Появился новый: «Действуй, как бизнесмен. Ферма – та же фабрика».
Марина Ефимова: В нашей передаче участвует Деннис Эйвери - сотрудник Вашингтонского исследовательского центра «Hudson In-t», горячий сторонник индустриализации. Мистер Эйвери, каким был основной принцип индустриализации ферм?
Деннис Эйвери: Специализация. Я вырос на ферме, где выращивали молочных коров. Но у нас был еще фруктовый сад, были свиньи... И мы всё делали НЕ очень хорошо. Идея специализации начала распространяться в 50-х годах. Теперь тот, кто выращивает кукурузу, выращивает только кукурузу, а тот, кто выращивает свиней, выращивает только свиней. Ему-то уж всё известно о свиньях: об их породах, о рационе, о здоровье и, конечно, о возможном удешевлении их содержания.
Марина Ефимова: То, что Деннис Эйвери назвал «специализацией», биологи называют принципом монокультуры – опасным для общего баланса биосферы. Объясняет координатор Центра по вопросам безопасности продуктов питания Мередит Майлс:
Мередит Майлс: Система монокультуры растений требует постоянной подкормки почвы, которая беднеет из-за того, что на ней растет одна и та же культура. Поэтому бескрайние поля индустриальных ферм постоянно поливаются, опрыскиваются и опыляются химикатами. Они заражают воздух, почву, убивают червей, полезные бактерии, сокращают на своих территориях популяции диких животных и птиц. Но главная жертва принципа монокультуры – разнообразие видов. Индустриальные фермы специализируются только на самых производительных сортах. Поэтому в Америке 6 сортов кукурузы занимают 71 % всех посевных площадей, занятых под кукурузу. 2 сорта гороха занимают 96 процентов площадей. Помидоры с начала 20-го века потеряли 80% сортов, яблоки – 85%. Система монокультур убивает многообразие».
Марина Ефимова: В мире существует 5 тысяч сортов картофеля, главных коммерческих в Америке – 4 сорта. «Все началось с того, - пишет агроном Ванда Шива, - что в 1877 г. Лютер Бёрбанк вывел удобный для хранения сорт, названный его именем». И далее:
«В 1953 г. картофельный магнат Симплот настругал картофель сорта «бёрбанк» соломкой и заморозил. В 1965-м темный гений «МакДоналдса» Рэй Крок зажарил эти картофельные стружки в кипящем дешевом жире, и выпустил в массовое производство кошмар кулинарии – «френч фрайс». С тех пор они забивают артерии среднего американца, который съедает их по 16 килограммов в год. Остальные сорта картофеля практически свелись на нет».
Марина Ефимова: Поэт Ралф Валдо Эмерсон назвал яблоко «американским фруктом» - за его популярность в Америке, практическую и поэтическую. Но сейчас из 7000 сортов, имевшихся в 1900 году, осталось 100. А главный коммерческий - один – «рэд делишэс» - «красный вкусный» - на самом деле – совершенно безвкусный. Мистер Эйвери, мне однажды, на нью-йоркском фермерском рынке, довелось попробовать сорта душистых яблок, которые я не могу забыть: «король Лютер», «розовый перламутр» и огромный «северный шпион». Ни в одном супермаркете их не найти.
Деннис Эйввери: Верно. Но вы попробуйте сохранить эти яблоки. А «красный вкусный» хранят всю зиму. Этот сорт дешевый, НЕ очень вкусный, но по питательности не уступает вашему «северному шпиону». Если вы готовы платить больше, можно найти фермы, где выращивают разные сорта.
Марина Ефимова: Мистер Эйвери, вы относитесь к индустриальным фермам как к самому лучшему, самому прогрессивному типу хозяйства или как к неизбежному злу?
Деннис Эйввери: А какие у нас альтернативы?! Органическое земледелие? Севооборот? Естественные удобрения? Навоз – лучший продукт животноводства. В Америке он составляет треть всех удобрений. Но в наше время никто не может обойтись одним навозом, без химических удобрений. Мы сейчас на пути к удвоению производства продуктов питания – только благодаря биоинженерии и синтетическим пестицидам и гербицидам. Сейчас никому не накормить всех голодных органическим земледелием. Никому!
Марина Ефимова: Вендел Берри, кентукский фермер и известный поэт, писал об индустриальном земледелии: «Никогда точно неизвестно, руководствуются капитаны этой индустрии желанием накормить всех голодных или гигантским профитом своего бизнеса. Но сельское хозяйство должно иметь своей основой не большую производительность, не максимальные урожаи, не высший уровень продаж, а прежде всего – здоровье земли – потому что только оно обеспечит в будущем и урожаи, и продажи. Наша задача – не максимизация, а оптимизация сельского хозяйства».
Правы ли авторы книги «Роковой урожай»? Или прав Деннис Эйвери? Можем ли мы в наше время обойтись без «максимизации», то есть, без индустриальных методов ведения сельского хозяйства? Мисс Майлс...
Мередит Майлс: Многое зависит от выбора культур. Защитники индустриальных ферм утверждают, что только они способны накормить мир. Но большинство их ферм выращивают три культуры: кукурузу, хлопок и сою. Большая часть кукурузы идет на изготовление биотоплива. Другая часть – на корм скоту. Остальная – на приготовление «кукурузного сиропа». А из сои делают соевое масло. Все это используют для консервов или при изготовлении полуфабрикатов и «фаст фуд». То есть, в промышленном масштабе мы производим не еду как таковую, а добавки... и биотопливо. Так что нельзя сказать, что мы кормим людей. А если и кормим, то довольно вредной едой.
Марина Ефимова: Мистер Эйвери, когда я смотрю на прямые, бесконечные борозды полей индустриальных ферм, я вспоминаю уроки «пыльных бурь» 30-х годов. Ведь именно на таких плоских, гигантских, без единого кустика полях происходит эрозия почв - во время засухи или при сильных ветрах.
Деннис Эйвери: По последним данным в Соединенных Штатах с 1997 года эрозия почв сократилась на 70 %. Главным образом благодаря применению «бесплуговой вспашки». Земля на полях больше не выворачивается трактором, а в ней прорезаются щели, куда сыплют удобрение и семена. Остальная поверхность остается нетронутой, что практически исключает эрозию. А на склонах после снятия урожая поля засевают «cover crop», т.е., какими-нибудь бобовыми культурами вроде люпина. Перед началом сева эту культуру поливают гербицидом, она вянет и становится удобрением - «зеленым навозом». Сейчас так делают во всем мире. Это совершенно замечательный метод.
Марина Ефимова: Но ведь гербициды, уничтожающие сорняки, и пестициды - это химия, которая травит землю, воду, растения, и потом – животных и людей.
Деннис Эйвери: В основном мы используем “Roundup” (раунд ап) – гербицид на основе гайфосфата. Он токсичен в той же мере, что аспирин. Его используют сейчас и в заповедниках, и в ботанических садах – чтоб заглушить агрессивные растения. Люди напрасно пугаются. Несколько лет назад биолог Брюс Эймс из университета в Беркли изобрел тест для определения наличия канцерогенов в химических составах. Оказалось, что пестициды, введенные в больших дозах в кровь крысам, вызывают развитие раковых клеток. Но потом Эймс сделал тот же опыт с натуральными химическими соединениями и получил тот же результат. Любое вещество может быть токсично в больших дозах. Даже вода и солнечный свет. Что сказал врач Парацельсус в 15-м веке? «Лекарство отличается от яда только дозой».
Марина Ефимова: Утешительно. Однако интернетная статья о гербициде «раундап» советует не глотать его и не допускать попадания на кожу. «В целом, - говорится в статье, - его токсичность не ясна, так как имеется слишком много противоречивой информации». Именно об общей неясности твердят авторы книги «Роковой урожай»: биологи, агрономы, фермеры. Профессор Ратгерского университета Эренфелд пишет
«Природа еще мало нам известна. Ее баланс так сложен, что у нас нет возможности предвидеть все последствия наших попыток изменить и улучшить происходящие в природе естественные процессы. Мы любим ссылаться на открытые нами законы химии и биологии и забываем, что все эти законы на поверку оказываются неточными, неполными... что они упускают какой-то неуловимый ингредиент, неожиданно важный и нужный. Генетическая биоинженерия, например, пытается представлять все организмы механической суммой генов, не считаясь с уникальностью каждой отдельной особи».
Марина Ефимова: В книге «Роковой урожай» проф. Института Земли Вес Джексон рекомендует не забывать советы мудрецов прошлого. Поэт и философ 16 века Эдмунд Спенсер писал: «Природа – заботливая мать всех своих созданий, которые тесно связаны друг с другом - как братья». А в начале 20-го века сэр Альберт Хауорд, английский ботаник и сторонник органического сельского хозяйства, сказал: «Природа – лучший фермер». Согласны ли вы с этим, мистер Эйвори?
Деннис Эйвери: Мне жаль вас разочаровывать, но природа – плохой руководитель в сельском хозяйстве. Любое фермерство, любая обработка земли – неестественны. В природе этого нет. Как нет и быстрого выведения новых пород скота, например. У природы на это уходят столетия. В природе на животных нападает мор, а на фермах мы (в большинстве случаев) предотвращаем это - малыми дозами антибиотиков. Люди боятся использования антибиотиков в животноводстве, но ведь мы используем очень малые дозы, и притом - старых поколений антибиотиков. В Европе попробовали обойтись без антибиотиков, но начались эпидемии, и теперь они лечат заболевших животных, но уже большими дозами новых антибиотиков – тех, которыми лечат людей.
Марина Ефимова: Но ведь известно, что все, против кого мы боремся химией: и насекомые-вредители, и болезнетворные микробы быстро адаптируются к нашей химии.
Деннис Эйвери: Верно. И мы все время находим новые антибиотики, и новые пестициды, и новые сорта растений, устойчивые к заболеваниям.
Марина Ефимова: То есть мы воюем с природой. Неужели мы победим природу, а не она нас?
Деннис Эйвери: Несомненно. Мы начали побеждать природу, когда научились писать и читать, и сохранять опыт прошлого. И я думаю, что в общем и целом, у нас неплохой послужной список в борьбе с природой. Мы делали много ошибок, но мы их корректировали...
Марина Ефимова: Иногда слишком поздно...
Деннис Эйвери: Но мы все еще тут. Так что пока это не было СЛИШКОМ поздно – если говорить о человеческом сообществе в целом. Поймите: я не возражаю в принципе против органического, индивидуализированного сельского хозяйства. Но вот сейчас, в связи с биоинженерией и прочими новшествами, мы – на пути к удвоению количества производимых продуктов питания. Можете вы найти 18 триллионов молодых людей, готовых к работе на органических семейных фермах, чтобы достичь такого же результата? Если можете, - милости просим. Но пока эта работа мало кому нравится. Большинство молодых людей предпочитает работать на компьютерах, а не вставать в пять утра и расчищать навоз. Такое фермерство сходит на нет.
Марина Ефимова: Не совсем. В Америке есть замечательное выражение – grass roots movement – буквально – движение в корешках травы, то есть, массовое движение снизу. И это как нельзя лучше применимо к тому, что происходит сейчас в сельском хозяйстве.
Мередит Майлс: В Америке происходят серьезные перемены. За последние 20 лет выросли, как из-под земли, маленькие фермы. Сейчас из 2 200 000 наших ферм 900 000 – мелкие. Из них 18 200 – фермы с органическим хозяйством (без применения химии и антибиотиков). Пока на них работают энтузиасты, тем не менее, за эти 20 лет производство органически выращенных продуктов питания удвоилось. Это нешуточная цифра. Органические отделы появились даже в супермаркетах. Органические фермы – самый быстрорастущий сектор сельского хозяйства. Между прочим, за пять лет, с 2002 года по 2007-й, на 30% увеличилось число мелких ферм, которыми руководят женщины – их теперь больше 300-т тысяч. Важная особенность нынешней ситуации – прямой рынок, без посредников. За эти же 5 лет число фермерских рынков выросло на 25%, причем по всей стране, включая большие города. И везде их поддерживают местные покупатели, местные власти и даже местные банки. Естественно, индустриальные фермы не исчезнут, и принципы ведения хозяйства не изменятся в одночасье, но перемены очень обнадеживают.
Марина Ефимова: Пока ученые размахивают информацией, а сельскохозяйственные магнаты - результатами, народ принимает решения. 18-ти триллионов молодых фермеров не нашлось, но нашлось 18 000. На фермерском рынке, где я по субботам покупаю продукты, не пробиться в толпе. Там витают забытые запахи – яблок, укропа, копченостей, молодой картошки. Потеснись, «фрэнч фрайс»!
Марина Ефимова: Передо мной книга (сборник статей) - «Роковой урожай. Трагедия индустриального сельского хозяйства». На каждом развороте книги - 2 фотоснимка. Справа – снимки, сделанные на традиционных фермах: поле кукурузы, поле подсолнухов, огород, пруды, живые изгороди, ели вдоль дороги, яблони (растущие, как писала Вилла Кэсер, «по колено в траве тимофеевке)... А слева – снимки индустриальных ферм: уходящие за горизонт ровные ряды белых пластиковых полос, на которых, в отверстиях, прорастают абсолютно одинаковые кустики салата... или клубники. Бескрайнее техасское поле пшеницы, расчерченное кругами – как на цветной диаграмме. По каждому кругу ходит поливальный автомат. Трактористы в белых защитных комбинезонах и противогазах разбрызгивают по полю «химические коктейли». От этих снимков веет или футуристическим «техноужасом» или унылым единообразием - как при виде бетонных новостроек. Но! Не эстетике же решать, какой путь выберет сельское хозяйство. О том, как и когда началась индустриализация ферм в Америке, читаем в книге «Роковой урожай»:
«Последние два года Второй мировой войны были первыми годами индустриализации ферм. Надо было резко увеличить урожаи, чтобы кормить разоренную Европу. Фермерам давали большие дотации, их старших сыновей не призывали в армию. Появилась новая техника, которая была выгодна только для больших посевных площадей. Уже в 44-м году химические военные заводы стали переводить на изготовление химических удобрений и пестицидов. Один из владельцев такого завода сказал с гордостью: «Никто так буквально, как мы, не осуществил библейское выражение «перековать мечи на орала». Увял предвоенный лозунг: «Фермерство – это образ жизни». Появился новый: «Действуй, как бизнесмен. Ферма – та же фабрика».
Марина Ефимова: В нашей передаче участвует Деннис Эйвери - сотрудник Вашингтонского исследовательского центра «Hudson In-t», горячий сторонник индустриализации. Мистер Эйвери, каким был основной принцип индустриализации ферм?
Деннис Эйвери: Специализация. Я вырос на ферме, где выращивали молочных коров. Но у нас был еще фруктовый сад, были свиньи... И мы всё делали НЕ очень хорошо. Идея специализации начала распространяться в 50-х годах. Теперь тот, кто выращивает кукурузу, выращивает только кукурузу, а тот, кто выращивает свиней, выращивает только свиней. Ему-то уж всё известно о свиньях: об их породах, о рационе, о здоровье и, конечно, о возможном удешевлении их содержания.
Марина Ефимова: То, что Деннис Эйвери назвал «специализацией», биологи называют принципом монокультуры – опасным для общего баланса биосферы. Объясняет координатор Центра по вопросам безопасности продуктов питания Мередит Майлс:
Мередит Майлс: Система монокультуры растений требует постоянной подкормки почвы, которая беднеет из-за того, что на ней растет одна и та же культура. Поэтому бескрайние поля индустриальных ферм постоянно поливаются, опрыскиваются и опыляются химикатами. Они заражают воздух, почву, убивают червей, полезные бактерии, сокращают на своих территориях популяции диких животных и птиц. Но главная жертва принципа монокультуры – разнообразие видов. Индустриальные фермы специализируются только на самых производительных сортах. Поэтому в Америке 6 сортов кукурузы занимают 71 % всех посевных площадей, занятых под кукурузу. 2 сорта гороха занимают 96 процентов площадей. Помидоры с начала 20-го века потеряли 80% сортов, яблоки – 85%. Система монокультур убивает многообразие».
Марина Ефимова: В мире существует 5 тысяч сортов картофеля, главных коммерческих в Америке – 4 сорта. «Все началось с того, - пишет агроном Ванда Шива, - что в 1877 г. Лютер Бёрбанк вывел удобный для хранения сорт, названный его именем». И далее:
«В 1953 г. картофельный магнат Симплот настругал картофель сорта «бёрбанк» соломкой и заморозил. В 1965-м темный гений «МакДоналдса» Рэй Крок зажарил эти картофельные стружки в кипящем дешевом жире, и выпустил в массовое производство кошмар кулинарии – «френч фрайс». С тех пор они забивают артерии среднего американца, который съедает их по 16 килограммов в год. Остальные сорта картофеля практически свелись на нет».
Марина Ефимова: Поэт Ралф Валдо Эмерсон назвал яблоко «американским фруктом» - за его популярность в Америке, практическую и поэтическую. Но сейчас из 7000 сортов, имевшихся в 1900 году, осталось 100. А главный коммерческий - один – «рэд делишэс» - «красный вкусный» - на самом деле – совершенно безвкусный. Мистер Эйвери, мне однажды, на нью-йоркском фермерском рынке, довелось попробовать сорта душистых яблок, которые я не могу забыть: «король Лютер», «розовый перламутр» и огромный «северный шпион». Ни в одном супермаркете их не найти.
Деннис Эйввери: Верно. Но вы попробуйте сохранить эти яблоки. А «красный вкусный» хранят всю зиму. Этот сорт дешевый, НЕ очень вкусный, но по питательности не уступает вашему «северному шпиону». Если вы готовы платить больше, можно найти фермы, где выращивают разные сорта.
Марина Ефимова: Мистер Эйвери, вы относитесь к индустриальным фермам как к самому лучшему, самому прогрессивному типу хозяйства или как к неизбежному злу?
Деннис Эйввери: А какие у нас альтернативы?! Органическое земледелие? Севооборот? Естественные удобрения? Навоз – лучший продукт животноводства. В Америке он составляет треть всех удобрений. Но в наше время никто не может обойтись одним навозом, без химических удобрений. Мы сейчас на пути к удвоению производства продуктов питания – только благодаря биоинженерии и синтетическим пестицидам и гербицидам. Сейчас никому не накормить всех голодных органическим земледелием. Никому!
Марина Ефимова: Вендел Берри, кентукский фермер и известный поэт, писал об индустриальном земледелии: «Никогда точно неизвестно, руководствуются капитаны этой индустрии желанием накормить всех голодных или гигантским профитом своего бизнеса. Но сельское хозяйство должно иметь своей основой не большую производительность, не максимальные урожаи, не высший уровень продаж, а прежде всего – здоровье земли – потому что только оно обеспечит в будущем и урожаи, и продажи. Наша задача – не максимизация, а оптимизация сельского хозяйства».
Правы ли авторы книги «Роковой урожай»? Или прав Деннис Эйвери? Можем ли мы в наше время обойтись без «максимизации», то есть, без индустриальных методов ведения сельского хозяйства? Мисс Майлс...
Мередит Майлс: Многое зависит от выбора культур. Защитники индустриальных ферм утверждают, что только они способны накормить мир. Но большинство их ферм выращивают три культуры: кукурузу, хлопок и сою. Большая часть кукурузы идет на изготовление биотоплива. Другая часть – на корм скоту. Остальная – на приготовление «кукурузного сиропа». А из сои делают соевое масло. Все это используют для консервов или при изготовлении полуфабрикатов и «фаст фуд». То есть, в промышленном масштабе мы производим не еду как таковую, а добавки... и биотопливо. Так что нельзя сказать, что мы кормим людей. А если и кормим, то довольно вредной едой.
Марина Ефимова: Мистер Эйвери, когда я смотрю на прямые, бесконечные борозды полей индустриальных ферм, я вспоминаю уроки «пыльных бурь» 30-х годов. Ведь именно на таких плоских, гигантских, без единого кустика полях происходит эрозия почв - во время засухи или при сильных ветрах.
Деннис Эйвери: По последним данным в Соединенных Штатах с 1997 года эрозия почв сократилась на 70 %. Главным образом благодаря применению «бесплуговой вспашки». Земля на полях больше не выворачивается трактором, а в ней прорезаются щели, куда сыплют удобрение и семена. Остальная поверхность остается нетронутой, что практически исключает эрозию. А на склонах после снятия урожая поля засевают «cover crop», т.е., какими-нибудь бобовыми культурами вроде люпина. Перед началом сева эту культуру поливают гербицидом, она вянет и становится удобрением - «зеленым навозом». Сейчас так делают во всем мире. Это совершенно замечательный метод.
Марина Ефимова: Но ведь гербициды, уничтожающие сорняки, и пестициды - это химия, которая травит землю, воду, растения, и потом – животных и людей.
Деннис Эйвери: В основном мы используем “Roundup” (раунд ап) – гербицид на основе гайфосфата. Он токсичен в той же мере, что аспирин. Его используют сейчас и в заповедниках, и в ботанических садах – чтоб заглушить агрессивные растения. Люди напрасно пугаются. Несколько лет назад биолог Брюс Эймс из университета в Беркли изобрел тест для определения наличия канцерогенов в химических составах. Оказалось, что пестициды, введенные в больших дозах в кровь крысам, вызывают развитие раковых клеток. Но потом Эймс сделал тот же опыт с натуральными химическими соединениями и получил тот же результат. Любое вещество может быть токсично в больших дозах. Даже вода и солнечный свет. Что сказал врач Парацельсус в 15-м веке? «Лекарство отличается от яда только дозой».
Марина Ефимова: Утешительно. Однако интернетная статья о гербициде «раундап» советует не глотать его и не допускать попадания на кожу. «В целом, - говорится в статье, - его токсичность не ясна, так как имеется слишком много противоречивой информации». Именно об общей неясности твердят авторы книги «Роковой урожай»: биологи, агрономы, фермеры. Профессор Ратгерского университета Эренфелд пишет
«Природа еще мало нам известна. Ее баланс так сложен, что у нас нет возможности предвидеть все последствия наших попыток изменить и улучшить происходящие в природе естественные процессы. Мы любим ссылаться на открытые нами законы химии и биологии и забываем, что все эти законы на поверку оказываются неточными, неполными... что они упускают какой-то неуловимый ингредиент, неожиданно важный и нужный. Генетическая биоинженерия, например, пытается представлять все организмы механической суммой генов, не считаясь с уникальностью каждой отдельной особи».
Марина Ефимова: В книге «Роковой урожай» проф. Института Земли Вес Джексон рекомендует не забывать советы мудрецов прошлого. Поэт и философ 16 века Эдмунд Спенсер писал: «Природа – заботливая мать всех своих созданий, которые тесно связаны друг с другом - как братья». А в начале 20-го века сэр Альберт Хауорд, английский ботаник и сторонник органического сельского хозяйства, сказал: «Природа – лучший фермер». Согласны ли вы с этим, мистер Эйвори?
Деннис Эйвери: Мне жаль вас разочаровывать, но природа – плохой руководитель в сельском хозяйстве. Любое фермерство, любая обработка земли – неестественны. В природе этого нет. Как нет и быстрого выведения новых пород скота, например. У природы на это уходят столетия. В природе на животных нападает мор, а на фермах мы (в большинстве случаев) предотвращаем это - малыми дозами антибиотиков. Люди боятся использования антибиотиков в животноводстве, но ведь мы используем очень малые дозы, и притом - старых поколений антибиотиков. В Европе попробовали обойтись без антибиотиков, но начались эпидемии, и теперь они лечат заболевших животных, но уже большими дозами новых антибиотиков – тех, которыми лечат людей.
Марина Ефимова: Но ведь известно, что все, против кого мы боремся химией: и насекомые-вредители, и болезнетворные микробы быстро адаптируются к нашей химии.
Деннис Эйвери: Верно. И мы все время находим новые антибиотики, и новые пестициды, и новые сорта растений, устойчивые к заболеваниям.
Марина Ефимова: То есть мы воюем с природой. Неужели мы победим природу, а не она нас?
Деннис Эйвери: Несомненно. Мы начали побеждать природу, когда научились писать и читать, и сохранять опыт прошлого. И я думаю, что в общем и целом, у нас неплохой послужной список в борьбе с природой. Мы делали много ошибок, но мы их корректировали...
Марина Ефимова: Иногда слишком поздно...
Деннис Эйвери: Но мы все еще тут. Так что пока это не было СЛИШКОМ поздно – если говорить о человеческом сообществе в целом. Поймите: я не возражаю в принципе против органического, индивидуализированного сельского хозяйства. Но вот сейчас, в связи с биоинженерией и прочими новшествами, мы – на пути к удвоению количества производимых продуктов питания. Можете вы найти 18 триллионов молодых людей, готовых к работе на органических семейных фермах, чтобы достичь такого же результата? Если можете, - милости просим. Но пока эта работа мало кому нравится. Большинство молодых людей предпочитает работать на компьютерах, а не вставать в пять утра и расчищать навоз. Такое фермерство сходит на нет.
Марина Ефимова: Не совсем. В Америке есть замечательное выражение – grass roots movement – буквально – движение в корешках травы, то есть, массовое движение снизу. И это как нельзя лучше применимо к тому, что происходит сейчас в сельском хозяйстве.
Мередит Майлс: В Америке происходят серьезные перемены. За последние 20 лет выросли, как из-под земли, маленькие фермы. Сейчас из 2 200 000 наших ферм 900 000 – мелкие. Из них 18 200 – фермы с органическим хозяйством (без применения химии и антибиотиков). Пока на них работают энтузиасты, тем не менее, за эти 20 лет производство органически выращенных продуктов питания удвоилось. Это нешуточная цифра. Органические отделы появились даже в супермаркетах. Органические фермы – самый быстрорастущий сектор сельского хозяйства. Между прочим, за пять лет, с 2002 года по 2007-й, на 30% увеличилось число мелких ферм, которыми руководят женщины – их теперь больше 300-т тысяч. Важная особенность нынешней ситуации – прямой рынок, без посредников. За эти же 5 лет число фермерских рынков выросло на 25%, причем по всей стране, включая большие города. И везде их поддерживают местные покупатели, местные власти и даже местные банки. Естественно, индустриальные фермы не исчезнут, и принципы ведения хозяйства не изменятся в одночасье, но перемены очень обнадеживают.
Марина Ефимова: Пока ученые размахивают информацией, а сельскохозяйственные магнаты - результатами, народ принимает решения. 18-ти триллионов молодых фермеров не нашлось, но нашлось 18 000. На фермерском рынке, где я по субботам покупаю продукты, не пробиться в толпе. Там витают забытые запахи – яблок, укропа, копченостей, молодой картошки. Потеснись, «фрэнч фрайс»!