Тамара Ляленкова: Считается, что язык наиболее полно отражает реальность, достаточно быстро реагируя на изменения в ней. Отсюда и возникновение таких междисциплинарных наук, как социолингвистика, психолингвистика. Изменение женских и мужских ролей в современном обществе нашли свое языковое подтверждение в широком распространении слова «гендер», то есть социокультурный пол.
Заведующий лабораторией прикладной и экспериментальной лингвистики Волгоградского педагогического университета Геннадий Слышкин в течение восьми лет исследовал проникновение термина «гендер» в общественное сознание. Мой первый вопрос к нему: можно ли найти в русской языке какой-то эквивалент «гендеру»?
Геннадий Слышкин: Нет, нельзя. Дело в том, что принятое в русском языке слово «пол» не является эквивалентом «гендера». Пол – это физиологическая категория. Гендер же – это категория социальная, категория конструируемая, это своего рода надстройка над полом. Если раньше это слово всегда сопровождалось определением «гендер – это…» или некой иронической ремаркой, типа «как сейчас принято выражаться, гендер, а в просторечье – пол», то теперь подобных дефиниций, как правило, нет. То есть автор исходит из того, что нормальный средний адресат текста СМИ будет знать, что такое гендер, объяснять не надо.
Тамара Ляленкова: Это теперь достаточно популярное понятие, но насколько оно понятие для большинства людей, то есть понимают ли они, что за этим стоит?
Геннадий Слышкин: Если мы посмотрим в развитии, то мы увидим, что в нелингвистическом, ненаучном употреблении эта лексема очень стремительно взлетела вверх по частотности. Я проводил исследования в диахронии развития: начиная с 1996 и по 2004 год частотность употребления слова «гендер» и его производных в текстах СМИ увеличилось более чем в 30 раз. На самом деле это очень много для такой лексемы, которая, во-первых, иностранного происхождения, то есть не имеет отчетливой внутренней формы, во-вторых, довольно странно звучит для русского языка по сочетанию гласных, согласных, третье, никак не выходит ни на область рекламы, ни на область повседневного знания. Если в 90-х годах слово «гендер» встречалось в СМИ в основном в составе имен собственных (например: «В Петербурге состоялась конференция по гендеру» или «конференция «Гендер в жизни общества»»), затем – в сообщениях о новых книгах, то теперь слово «гендер» стало употребляться внутри собственно авторского текста. Далее, если раньше в основном использовалось именно существительное «гендер», то сейчас массово стали использоваться его производные: гендерный, гендерно, гендеролог, а также гендерно маркированный, гендерно отмеченный, гендерно ориентированный и так далее.
Для терминов процесс детерминологизации нормален, то есть когда термин становится известен не только специалистам, но и так называемому, есть у нас такое слово, наивному носителю языка. Но, как правило, это касается терминов более приземленных. Самые быстрые области детерминологизации – это, разумеется, медицина, вторая область – это компьютерная. А гендер здесь оказался очень неожиданности, и это – такое свидетельство внутреннего интереса общества именно к этой проблематике. Разумеется, мы можем увидеть неравномерное употребление в СМИ: первыми стали употреблять такие газеты, как «КоммерсантЪ», прочие издания, ориентированные, скажем так, на достаточно образованную публику. Сейчас происходит то, что происходит с очень многими терминами, - его начинают воспринимать как само собой разумеющееся, и массовый зритель или слушатель просто не задумывается о том, что он означает. Гендер – это что-то, связанное с мужчиной и женщиной. Если мы проведем опрос, то вряд ли большинство сможет четко объяснить: гендер – это… Вот что-то из этой области, красивое, в то же время модное слово. Языковая мода – это, конечно, тоже великий фактор.
Тамара Ляленкова: Чего тут больше – моды на эту тему или действительного интереса?
Геннадий Слышкин: А можем ли мы разделять моду и действительный интерес? Происходят какие-то процессы в обществе, и у определенной группы, у той группы, которая как раз задает моду, появляется интерес к тому или иному феномену. И мы видим, что гендер из политической категории превращается в научную и, скажем так, наивно-научную. А на самом деле наивно-научные категории – это очень большой рычаг в движении общества.
Тамара Ляленкова: Таким образом, став модным, слово «гендер» теперь пользуется популярностью не только у политиков, но и у обычных людей. По-видимому, половой самоидентификации современному человеку недостаточно, независимо от того, мужчина или женщина он. О лингвистических исследованиях в этой области я попросила рассказать заведующую лабораторией гендерных исследований Московского лингвистического университета Аллу Кирилину.
Алла Кирилина: Гендерные исследования в лингвистике занимаются двумя группами проблем. Первая группа проблем – это изучение того, как гендер, то есть социокультурный пол, отражается в языке. Все дело в том, что гендерные исследования как таковые возникли сравнительно недавно, где-то с середины 60-х годов XX века, но это совсем не значит, что проблема взаимосвязи языка и пола не волновала исследователей раньше. Еще в античности древние философы в соотношении языка и пола видели, например, наличие в языке категории рода. Так вот, в древности считалось, что категория рода отражает нелингвистическую категорию пола. Вот, например, в немецком языке есть слово Sünde – «грех», вот он женского рода, и считалось, что это неслучайно, поскольку женщина – существо греховное. В том же немецком языке есть слово Tod – «смерть» - это мужского рода, и тоже считалось, что это неслучайно.
То есть те качества, которые стереотипно приписывались мужчинам или женщинам, переносились на предметы, совершенно с ними не связанные, вообще с полом не связанные. Считалось, например, что «камень» мужского рода, поскольку он твердый и прочный, что соответствует идеалу мужественности. И так далее.
После войны, когда мужчины ушли на фронт, а женщины во многих случаях заняли их место, они поняли, что они могут работать, что они умеют работать. И когда после войны их начали потихоньку обратно вытеснять, им не захотелось уходить обратно. Это была одна из причин.
Что касается собственно гендерных исследований, то они возникли, безусловно, уже в постмодернистский период. Обычно считается, что новое женское движение, то есть вторая волна феминизма конца 60-х годов, студенческая революция 1968 года послужили мощным стимулом в целом, в общенаучном контексте. Основной причиной, естественно, является накопление фактов, из которых затем и сложилось так называемое постмодернистское мировоззрение. То есть отказ от объективной истины, признание плюрализма, фрагментарности, признание того, что нет какой-то заданной, вне человеческого мышления данности раз и навсегда, в том числе нет такой данности, как пол биологический.
Ранее считавшиеся биологически обусловленными и совершенно неизменными вещи, как пол, возраст и этничность, с позиции постмодернизма рассматриваются как конструируемые в человеческой психике, конструируемые в человеческом обществе. Отсюда и теория социального конструктивизма, то есть все критерии личности, все измерения личности, все ее параметры в большой степени создаются обществом. Поэтому интерес и возник в это время к тому, как же это конструирование происходит.
Помимо всего прочего, в середине XX века, где-то с 70-х годов, начался в гуманитарных науках так называемый лингвистический поворот. Потому что было признано, что язык – основное средство конструирования этой самой социальной идентичности и вообще всего. Язык – это наше все, скажем так. Другое направление – это речь, речевое и коммуникативное поведение людей.
Примерно в середины XVII века благодаря путешествиям миссионеров, купцов до Европы дошли сведения о том, что у некоторых примитивных племен, находящихся на стадии первобытного развития, существует два языка – язык человеческий, «нормальный», и женский язык. Безусловно, это было некоторое преувеличение, но, тем не менее, в этих племенах у женщин была особая лексика, некоторые слова они не могли, не имели права произносить, и ряд стилистических особенностей сопровождал их речь. Но поскольку в длительном историческом периоде считалось, что настоящий человек – это мужчина, женщина – некоторое отклонение от нормы, поэтому и не говорили о том, что есть мужской и женский язык, а говорили о том, что есть язык и… женский язык.
Вот второе направление – мужская и женская речь. В начале XX века, например, к проблеме мужской и женской речи обращались крупные лингвисты, такие как Отто Есперсен, как Фриц Маутнер, Эдуард Сепир, и они определенный вклад внесли. Но подход, особенно у Есперсена, был так называемый биодетерминистский, то есть все различия приписывались природной данности. Так, например, Есперсен изучал речь в своем кругу мужчин и женщин своего времени, и он пришел к выводу, что женщинам более свойственны сочинительные конструкции с союзом «и», а мужчинам свойственны подчинительные конструкции («сегодня жарко, потому что светит солнце»). Поскольку с точки зрения логики подчинительные конструкции считаются конструкциями более высокого уровня, на этом основании Есперсен приписал мужчинам большие умственные способности по сравнению с женщинами. И тот факт, что его наблюдения об употреблении женщинами иностранных слов, а мужчинами – слов родного языка, он также интерпретировал с позиции большей умственной одаренности мужчин, естественно: поскольку мужчины более умственно развиты, они в состоянии найти подходящее слово в родном языке, в состоянии творить язык.
Затем – этап феминистской критики языка, алармистский период – тогда точка зрения была таковая, что пол является определяющим фактором коммуникации. Это, во-первых, длительность речевого отрезка: кто имеет право дольше говорить, тот и господствует, тот, кто позволяет себе часто перебивать других, тот, кому чаще предоставляют слово, тот, кто позволяет себе говорить «э-э-э», «а-а-а», то есть долго размышлять. Это тоже борьба за власть. И тезис о том, что все так однозначно и просто, не подтвердился. В социолингвистике параллельно была разработана гипотеза переключения кода, то есть один и тот же человек в разных коммуникативных ситуациях ведет себя по-разному в речевом отношении.
Вместе с тем, сегодня считается, что существуют определенные различия в мужской и женской речи, существуют они как тенденция. Чем выше уровень образования, тем меньше различия в речи. Есть исследования, которые показывают, что в профессиональной коммуникации гендерный фактор играет определенную роль. Эти вопросы очень слабо осознаются, их только начали исследовать. Тем не менее, они влияют на результат коммуникации, они влияют на признание человека профессионалом.
Тамара Ляленкова: Это было мнение Аллы Кирилиной, заведующий лабораторией гендерных исследований Московского лингвистического университета.