Марина Тимашева: Сценическое искусство, воде бы, существует “здесь и сейчас” и не подлежит консервации. Но и иногда кажется, что прошлая жизнь в книгах по истории театра, интереснее и значительнее той, которая представлена в рецензиях свежих газет. Может быть, это иллюзия восприятия? Вот что мы сегодня обсуждаем с историком Ильей Смирновым, положив на стол книгу “Мнемозина. Документы и факты из истории отечественного театра ХХ века” – вышедшую в этом году в издательстве “Индрик”.
Илья Смирнов: И под ней таки прогибается стол: около 900 страниц, причем это не разовое издание, а альманах, выпуск 4-ый, на титульном листе громкие имена: Министерство культуры, Институт искусствознания, научный совет “История мировой культуры” и Музей МХАТ. Букву “А”, заметьте, из названия музея ещё не вырезали, то есть музей, в отличие от одноименного театра имени Табакова, то есть Чехова, пока ещё академический. А редактор –составитель альманаха Владислав Васильевич Иванов http://magazines.russ.ru/authors/i/vladivanov/ уже был героем одной из программ “Российского часа” http://www.svobodanews.ru/content/Transcript/406530.html
Авторы “Мнемозины” – Василий Сахновский, Всеволод Мейерхольд, Борис Глаголин, Софья Гиацинтова – причем, заметьте: Гиацинтова в неожиданной роли театрального критика (557), Сергей Эйзенштейн, Зинаида Райх, Федор Комиссаржевский и многие другие. Они представлены извлеченными из архивов текстами разного жанра. Это может быть бытовая и деловая переписка, порою весьма занимательная.
Доктор медицинских наук Фридрих Вольф – Всеволоду Э. Мейерхольду. “Дорогой товарищ Мейерхольд! Приветствую всю труппу в Штутгарте!… Поскольку “Цианистый калий” сейчас по обмену играется в Москве, я счастлив был бы пригласить Вас к себе после обеда на чашку чая… С пролетарским приветом Фридрих Вольф” (636). Комментарий: автор письма – немецкий драматург, врач по основной специальности, автор пьесы под названием “Цианистый калий” (а не то, что вы заподозрили, насмотревшись сериалов про Пуаро).
Но в альманахе представлено много законченных произведений, статей, в свое время неопубликованных – или опубликованных в малодоступных источниках. Сами комментарии – небольшие исследовательские работы. Вот вместе с материалами Сахновского публикуется статья специалиста по античному театру Дмитрия Владимировича Трубочкина http://www.gitis.net/rus/faculty/theatved/chair_world.shtml
“История или миф?” о том, насколько представления Сахновского о “древних культурах Средиземноморья” соответствует “актуальным научным данным” (264).
Для истории века ХХ представляют интерес подборки “Немецкая пресса о Мейерхольде” и “Французская пресса о Мейерхольде”, к которым естественно примыкают “Материалы надзора берлинской полиции над гастролями ГосТИМа”. “Сама комедия не давала повода для… демонстраций политического рода… Блестяще играли комик Ильинский и молодая красавица Зинаида Райх… (Подпись): сотрудник уголовной полиции Фрит” (696). Из собственно рецензий никак не выстраивается размежевания: вот советская манера - идеологическая, а с другой стороны западная, “свободная”. На Западе тоже хватает классового подхода, просто подход другого класса: “Мейерхольд… обязан вести большевистскую пропаганду… Это чистой воды советский продукт, сравнимый с “Броненосцем Потемкиным”… Цель этой шайки – конечно, большевизация публики…” (655) Таким театром не завлечешь в Советский Союз ни одной паршивой собаки. Мертвечина принципиального коллективизма (659)”. И тому подобное. Заметьте, какая современная лексика. А это, господа, Германия готовится к 1933 году. Но наряду с агитпропом, левым и правым, есть примеры серьезного анализа, не по поверхности, политической или эстетической, но по существу. Вот Альфред Керр, немецкий критик – антифашист, которого Геббельс внёс “одним из первых” в список нежелательных элементов (727). Из рецензий Керра на гастрольные спектакли ГОсТИМа:
Марина Тимшева: “Очень симпатично. Но исключительно реакционно (666) Из танца и пантомимы якобы когда-то вырос театр, поэтому нужно… Что?… Поэтому нужно к этой стадии возвратиться… Из-за того, что из одиннадцати – двенадцати звуков доисторических обезьян произошла членораздельная человеческая речь… - из-за этого просто необходимо, дорогой Мейерхольд, отказаться от мещанских полутонов членораздельной речи… и… грубо упиваться предбрачным завыванием, голодным посвистом и сигнальными криками древних прародителей? Да или нет? (647) Путь от Станиславского к Мейерхольду остается путем от сегодняшнего дня ко вчерашнему. А не наоборот… Настоящего новатора я расцениваю следующим образом. Первое: он не задается вопросом, является ли он новатором. Его интересует, ради чего он становится новатором” (666).
Илья Смирнов: Естественно, я не предлагаю соглашаться с рецензентом, и к конкретному режиссеру он несправедлив: Мейерхольду было важно, “ради чего”. Но здесь, согласитесь, есть, о чём поразмышлять.
И, конечно, дежа вю на каждом шагу, то есть нынешнее “смелое новаторство” в спектаклях 80-летней давности: “киноврезки” (657), проецируемые на экран документы, актеры со зрителями “как единое целое” (663) и т.д. Опять же, нельзя сказать, что это плохо: почему не вернуться к хорошо забытому старому? Вопрос: ради чего? Какие высокие чувства (или глубокие мысли) раскрываются перед нами в этих формах?
Как историк не могу не посетовать: многие документы в книге даны с купюрами. Понимаю, она и так получилась неподъёмной. Но вот читаешь рецензию в “Deutsche Allgemeine Zeitung” на спектакль “Рычи, Китай!”: “Россия больше не принадлежит Европе – отныне она принадлежит Азии… Коммунизм проглотил заодно и расовый инстинкт” (658), и купюра, а так хотелось бы узнать, что там дальше. Может быть, что-то интересное по расовому вопросу.
Этот вопрос, к сожалению, до сих пор заедает нашу жизнь. А что изменилось? Читаю в альманахе статью Соломона Михоэлса “Разоблаченный Лир”, в которой он – актёр! – полемизирует со Львом Толстым по поводу Шекспира.
Марина Тимашева: “Не произошло ли нечто аналогичное судьбе Лира с трезвым и беспощадным судьёй шекспировской трагедии о безумном короле…? Когда Толстой убежал из Ясной Поляны, преисполненный героического решения уйти из мира, в котором он прожил всю свою жизнь, то ведь это был бунт Лира…” (527).
Илья Смирнов: И включаю телевизор, где современный знаменитый актер разрывается между двумя миссиями: высококультурной и глубоко православной передачей “Битва экстрасенсов” и делёжкой прав на остатки собственности в Союзе Кинематографистов.
Знаете, контраст слишком велик.
То есть: таких, с позволения сказать, “философов” как Василий Розанов (10), у нас ещё довольно много – один А. Дугин чего стоит. А вот с михоэлсами проблема. И весь “Комеди клаб” пока не заменяет одного И. Ильинского.
Я не о том, что в старину жили “богатыри, не вы”. Люди были разные. Один из героев альманаха, извините, во время революции 905 года со сцены провозглашал “Рабочие всех стран, соединяйтесь!” (149), стоило революции потерпеть поражение, писал А.С. Суворину:
Марина Тимашева: “Мечта моя приехать в Петербург и устроить один, два спектакля по дешевым ценам националистического характера: чувствуется мне потребность к выходу патриотизма” (83)
Илья Смирнов: А после революции 17-го года он уже создает украинский советский театр “единым фронтом” с Мейерхольдом (122), ставит “Заговор императрицы”, а ещё позже, в эмиграции, выпускает специальную брошюру про “оклеветанного Распутина”, который “представляется как голос древней Руси, заговорившей своей глубиной” (47). Но профессией этот малосимпатичный человек владел настолько, что мог произвести “неотразимое впечатление” на Михаила Чехова (10). Склока из-за театра имени В.Ф. Комиссаржевской, отраженная в письмах Федора Комиссаржевского тогдашнему начальству: А.В. Луначарскому, О. Д. Каменевой (337) – вроде бы, мало отличается от нынешних. Но, как отмечает составитель, кроме личных обид, спор шёл “о разном понимании путей театра” (325).
На страницах “Мнемозины” заботливо и детально воссозданы представления ушедших мастеров о профессии, о “путях театра” и его общественном служении, споры, извините за античную высокопарность, титанов с богами и с самой историей. Но кому это сегодня адресовано, какому сообществу какой профессии? Сообществу, у которого в коллективном сознании Пётр Фоменко и Кирилл Серебренников фигурируют через запятую? Понимаю, вопрос риторический, он применим ко всякой специальной литературе: для кого публикуются источники. Для коллег, наверное. Но всё равно никуда не деться от осмысления накопленных “документов и фактов” из истории художественной культуры ХХ столетия - с выходом в “большую” социально-экономическую историю и в современную практику, поскольку в обществе, как и в природе, всё взаимосвязано. Такое осмысление нужно не прошлому. Будущему - чтобы историкам века ХХ11-го было, что изучать.
http://www.kniginina.ru/index.php?id=31644&item_type=10