Четверть века со СПИДом
Ирина Лагунина: 5 июня исполнилось 25 лет с момента, когда были впервые обнародованы данные о новом заболевании – Синдроме приобретенного иммунодефицита, СПИДе. Сегодня в мире зарегистрировано около 70 миллионов больных, 25 миллионов уже скончались, 14 миллионов – в приютах для больных ВИЧ-инфекцией.
Если темпы заболевания СПИДом сохранятся на нынешнем уровне, к 2020 году на Земном шаре от этой болезни погибнут 70 миллионов человек. Это в два раза больше, чем жертв чумы в 14 веке в Европе. Средняя продолжительность жизни, например, в Ботсване, может снизиться до 27 лет. Как будет развиваться эта страна, если люди в ней даже не разменивают 4-й десяток?
Газета «Лос-Анджелес Таймс» публикует воспоминания человека, который выступил с той первой публикацией 5 июня 1981 года. Майкл Готтлиб сейчас преподает медицину в Университете Лос-Анджелеса.
«Я встретил Майкла, человека, который стал для меня Нулевым пациентом, в начале 1981 года. Мне было 33, ему – 31. Он был как щепка худой, крашеный блондин с высокими скулами. Я помню его намного более детально, чем моих последующих пациентов. Майкла поместили в приемное отделение медицинской школы университета за несколько дней до того. Он жаловался на температуру и потерю веса. Рентген показал редкий вид легочного заболевания - пневмоцисту. Я сразу же заподозрил, что у него дефицит иммунитета. Известны редкие случаи, когда пневмоцисты были вызваны сбоем иммунной системы организма. С помощью того, что тогда считалось новейшей технологией, мы провели анализ его крови и обнаружили, что у него отсутствуют крайне важные иммунные клетки, так называемые «Т-клетки». В течение следующих нескольких недель еще двое мужчин обратились к нам с практически такими же симптомами. Как и Майкл, они говорили, что всегда были здоровыми и проблемы побороть инфекции у них не было. Это заставило думать, что иммунный дефицит был приобретенным. Как и Майкл, они были гомосексуалистами. В те дни наши субкультуры – медиков в белых халатах и гомосексуалистов – существовали в разных мирах. И вот, все изменилось».
Ирина Лагунина: К середине года Майкл Готтлиб подготовил первый доклад о начавшейся эпидемии. А в 1982-м ученые определили, что такое Синдром приобретенного иммунодефицита, СПИД. Еще годом позже выяснилось, что передается он тремя способами – в ходе сексуальных отношений, от матери к ребенку и через кровь. Одновременно была выявлена гетеросексуальная эпидемия СПИДа в Центральной Африке. Одного ученые до сих пор не могут понять: почему заболевание, которое зародилось у шимпанзе в Центральной Африке и передалось человеку приблизительно еще в 30-х годах прошлого века, было обнаружено в Лос-Анджелесе в 1981 году и именно у людей, практикующих гомосексуальные отношения. На самом деле первый из обнаруженных пока случаев заболевания ВИЧ-инфекцией – неизвестный мужчина из Киншасы, столицы Конго. Ученые хранят его кровь, взятую в 1959 году. Но долгое время в обществе так и бытовало мнение, что СПИД – удел только определенной части людей, только геев, только наркоманов, только тех, кто как бы находится на обочине. А где-то так думают и сейчас, называя их «группой риска». И мало задумываются о том, что это проблема общая. Подросток напал с ножом на толпу после торжественного открытия вокзала в Берлине. 28 человек получили ножевые ранения. И первым из них – больной ВИЧ-инфекцией. 28 человек совершенно случайно попали не только под нож, но и под СПИД. Хотя вероятность такого заражения – 3 сотых процента.
Несмотря на предупреждения международных организаций, наблюдающих за распространением СПИДа, в России еще год назад мало что делалось для предотвращения эпидемии. Лишь несколько месяцев назад правительство официально признало эту проблему. По данным российского правительства, число зараженных в стране составляет около 300 тысяч. По данным UNAIDS – агентства ООН по борьбе со СПИДом – от половины до полутора миллионов. Но в России принято отвергать иностранную статистику. Однако согласно расчетам Всемирного банка, если нынешние темпы распространения эпидемии сохранятся, к 2020 году в России будет до 5 миллионов инфицированных. По другим расчетам – до 14 миллионов. Еще недавно правительство выделяло на нужды борьбы со СПИДом миллион долларов в год. Это кажется внушительной суммой. Но если поделить ее на официальное количество больных, то получится чуть больше трех долларов в год. То есть даже не 100 рублей. Лишь когда международные эксперты заговорили о том, что СПИД может стать угрозой безопасности России – хотя бы потому, что некоторого будет призывать в армию, - ситуация начала меняться. Дважды в Москве с начала этого года побывал и исполнительный директор Объединенной программы ООН по ВИЧ/СПИДу (ЮНЭЙДС) Питер Пиот. Наш корреспондент в Нью-Йорке Никола Крастев побеседовал с главой ведомства ООН о том, как Объединенные Нации оценивают состояние дел в России.
Питер Пиот: ВИЧ продолжает очень быстро распространятся в России, на Украине и в Центрально-азиатских странах. Ответные меры были абсолютно неадекватными и недостаточными. Но в последнее время мы видим весьма обнадеживающие знаки – увеличение бюджетных расходов на борьбу со СПИДом в 10-12 раз в России, а также на Украине, больше программ непосредственно на местах. Но есть один главный вопрос, который так и остается без внимания – это распространение ВИЧ-инфекции среди наркозависимых через инъекции. А мы знаем, как решается эта проблема: этим людям надо предоставлять лечение, синтетический наркотик метадон, чтобы они не употребляли другие наркотики и не передавали друг другу заболевание через зараженные иглы. Более того, надо обеспечить доступ к чистым шприцам и, конечно, надо помочь им отказаться от этой привычки. Этот так называемый метод «меньшего зла» пока так и не принят почти во всех странах Восточной Европы и Центральной Азии. А пока этого не будет сделано, я боюсь, мы будем по-прежнему наблюдать волну эпидемии ВИЧ, которую порождают наркоманы, использующие внутривенные наркотики.
Ирина Лагунина: В 1993 году на экраны вышел фильм «Филадельфия» - мощный сигнал Голливуда, что надо пересмотреть отношение к проблеме СПИДа, что нельзя дискриминировать этих людей – ни за их половую ориентацию, ни за их болезнь. Но до сих пор даже в США мораль и религия вмешиваются в проблему борьбы со СПИДом. Американская кампания против этой эпидемии в Африке ориентирована на предупреждение заболевания – но не через безопасный секс, то есть не через раздачу презервативов, а через воздержание от секса. Питер Пиот, социальный взгляд на СПИД в Западном полушарии отличается от взгляда в Восточном, на территории бывшего Советского Союза?
Питер Пиот: Если посмотреть на 80-е годы в США и Европе, то СПИД окружали огромное количество предрассудков и дискриминация. Лидеры стран не хотели вообще говорить на эту тему. Президент Рейган до последних дней президентства отказывался говорить. Это – показатель, как неприлично было говорить о СПИДе на публике, потому что он ассоциировался с гомосексуалистами и так далее. То же самое и в Западной Европе. Но нам удалось это преодолеть, хотя отчасти дискриминация по-прежнему существует, людям отказывают в приеме на работу, например. Но ситуация в целом значительно лучше. Отчасти благодаря законодательным мерам, отчасти благодаря общественными кампаниям, люди стали значительно более терпимо относиться к этим вопросам. Сейчас изменения происходят, например, на Украине. В России же этот процесс только начинается. По-моему, в первую очередь этому способствуют общественные организации и люди, которые живут с ВИЧ-инфекцией. На Украине этих людей общество принимает, там отвергаются предрассудки и дискриминация. Там организации людей с ВИЧ-инфекцией есть в каждом районе страны, они ходят в школы, рассказывают об этой проблеме, они показывают свое лицо, и все видят, что видят, что они такие же, как вы и я, как все мы. В России этого пока нет. Даже в таких городах как Иркутск, где заражение ВИЧ-инфекцией достигает 4 процентов среди взрослого населения, организации больных только начинают появляться. Правительство тоже не проводит кампанию против стереотипов, хотя сейчас она запланирована. Надеюсь, что в ближайшие несколько лет мы увидим некоторое улучшение ситуации.
Ирина Лагунина: По данным Питера Пиота, в России до миллиона зараженных ВИЧ-инфекцией. Изначально эпидемия распространялась в основном среди наркоманов, употребляющих внутривенные наркотики, но сейчас есть тенденция к распространению СПИДа в большинстве случаев половым путем. Как несколько лет назад в Африке, а затем – в Бразилии. Но в Бразилии правительство выделило на борьбу со СПИДом миллиард долларов, и эпидемию удалось обратить вспять. Есть ли в Восточной Европе и на территории бывшего Советского Союза у больных СПИДом возможность получать необходимую медицинскую помощь?
Питер Пиот: Десять лет назад в Восточной Европе практически ни у кого из больных ВИЧ-инфекцией не было доступа к лекарствам, способным сохранить жизнь. Исключение составляли только очень богатые люди, кто мог поехать лечиться на Запад. Сейчас уровень все еще очень низкий – лишь каждый десятый получает медикаменты, в сравнении, например, с каждым пятым больным в юго-восточной Азии. Почему? Потому что многие из них – наркоманы, так сказать, отбросы общества. И в обществе действует менталитет: «Они же отбросы, чего мы будем заботиться, почему мы должны платить за их лечение?» Это отношение начинает меняться. Но отчасти это связано и с тем, что необходимые лекарственные препараты в этом регионе самые дорогие в мире – и из-за посредников, и из-за структуры ценообразования. Именно поэтому я не устаю повторять, что нужна правительственная воля – как в вопросе профилактики и предотвращения болезни, так и для принятия смелых решений, чтобы ВИЧ-инфекция не распространялась среди молодежи, среди наркоманов. Ведь эпидемия в Восточной Европе и в Центральной Азии – самая молодая, то есть она распространяется в основном среди молодежи, среди подростков и людей, кому только исполнилось 20 лет. Средний возраст – моложе, чем в других частях света. Так что речь идет о будущем нации. А если взять Россию, то это – дополнительная проблема к итак уже существующему демографическому кризису, когда население сокращается на 800 тысяч человек в год.
Ирина Лагунина: Питер Пиот, исполнительный директор Объединенной программы ООН по ВИЧ/СПИДу. Вернусь к статье в газете «Лос-Анджелес Таймс». Ее автор - врач, открывший это заболевание и написавший о нем 5 июня 1981 года, Майкл Готтлиб.
«Как врач, работающий на передовой борьбы с этой эпидемией с момента, когда ее удалось выявить, я воспринимаю этот юбилей со смешанными чувствами: боли за жизни, потерянные от этой болезни, отчаяния из-за того, что администрация Буша проповедует воздержание от секса вместо презервативов в качестве предупреждения от ВИЧ инфекции, ярость из-за отрицания, навешивания ярлыков, из-за предрассудков, которыми по-прежнему окружено распространение ВИЧ-инфекции по земному шару. Но к этим чувствам примешивается и гордость за потрясающий прогресс, который мы проделали в лечении ВИЧ. 25 лет назад СПИД означал неминуемую смерть. Даже в 1985 году, когда у моего пациента Рока Хадсона был обнаружен СПИД, единственное, что я мог сделать – предложить ему экспериментальное, и как выяснилось, неэффективное лекарство».
Ирина Лагунина: Актер Рок Хадсон, о котором пишет в «Лос-Анджелес Таймс» врач Майкл Готтлиб, - первая знаменитость, скончавшаяся от СПИДа. Эта смерть привлекла внимание всего мира к новой болезни. Помню 1992 год, голубой район Кастро в Сан-Франциско. Приют для больных СПИДом. Туда попадали люди на последней стадии болезни, когда они уже не могли ухаживать за собой сами. Они приходили туда умирать. А персонал жаловался, что стали появляться лекарства, способные лишь отсрочить смерть, но не улучшить состояние больного. И процесс медленного угасания жизни растягивался. Но в приют поступали новые пациенты, а мест на всех не хватало. Сейчас больные ВИЧ-инфекцией вступают в браки, и женщины с вирусом рожают детей. Риск, что ВИЧ-инфекция передастся ребенку, всего 1 процент.
Какую оппозицию Москва формирует в Тбилиси.
Ирина Лагунина: Фигура бывшего руководителя службы безопасности Грузии и офицера КГБ Игоря Гиоргадзе чаще всего появляется на политической сцене страны в момент обострений отношений между Москвой и Тбилиси. Грузинские политики считают, что фактор Гиоргадзе стал важной составляющей кремлевской борьбы против команды Михаила Саакашвили. Рассказывает наш корреспондент Олег Кусов.
Олег Кусов: Российско-грузинские противоречия регулярно подпитываются новыми сюжетами. Вслед за запретом вина, пришёл черед грузинской минеральной воды, затем российские власти запретили ввоз из соседней страны овощей и фруктов. Исчерпав кулинарную тему, Москва демонстративно отказалась от получения миротворцами грузинских виз. И это несмотря на то, что официальный Тбилиси еще в марте принял решение о том, что российские военные могут пересекать грузинскую государственную границу согласно общим правилам, то есть после получения виз. Скандал с миротворцами закончился так называемой дипломатической сенсацией: российский МИД заявил о необходимости уважать право Южной Осетии на самоопределение.
Одновременно с этими политико-кулинарными скандалами в Москве и в Тбилиси активизировались сторонники бывшего руководителя грузинских спецслужб, офицера КГБ Игоря Гиоргадзе. В Тбилиси и в других городах страны в последнее время его последователи стали организовывать немногочисленные митинги. Участники акций протеста требуют отставки всего грузинского руководства и возвращения в страну Игоря Гиоргадзе. Как создаётся впечатление, власти Грузии внимание на митингующих не обращают. Жители Тбилиси тоже. Сам Гиоргадзе, судя по последним сообщениям, находится в Москве. Официально от политического убежища отказался. Но на практике поддержкой российских властей пользуется. Офис партии «Справедливость» расположен в современном особняке престижного района Москвы. Гиоргадзе периодически общается с журналистами, которым большей частью рассказывает о своей роли в политической жизни Грузии.
Игорь Гиоргадзе: Я лидер партии, которая называется «Справедливость». Наверное, плоха та партия, которая не ставит своей целью приход к власти. Но если человек планирует придти к власти, наверное, он собирается вернуться на родину. Я искал правды в Грузии, не нашел ее. Ни власть Шеварднадзе, ни власть Саакашвили не предоставили мне возможность общаться с ними, решить в демократическом, правовом поле мои вопросы.
Олег Кусов: В конце мая Игорь Гиоргадзе принял участие в теледебатах, которые в прямом эфире организовала телекомпания «Рустави-2». Теледебаты не обошлись без скандала. По мнению грузинской оппозиции, представители власти на этих дебатах выглядели неубедительно. Гиоргадзе назвал себя оппозиционером, но оппозиционные партии Грузии приняли совместное заявление, в котором подчеркнули, что с Игорем Гиоргадзе ничего общего иметь не хотят. Тему продолжит наш корреспондент в Тбилиси Юрий Вачнадзе.
Юрий Вачнадзе: Впервые после 1990 года в грузинском телеэфире появился находящийся в бегах, разыскивающийся с помощью Интерпола Генпрокуратурой Грузии экс-министр госбезопасности Игорь Гиоргадзе. Обвиняемый в убийстве лидера Национально-демократической партии Гия Чантурия, генерала полиции Гия Гулуа, в покушении на Шеварднадзе, генерал-лейтенант ГБ, можно сказать, вышел из подполья вел диалог с оппонентами в телестудии на фоне кремлевских башен и открыто заявил о своей претензии придти во власть в Грузии.
Сам факт появления Гиоргадзе в грузинском телевизионном пространстве, не встречающая противодействия официальных силовых структур демонстрация его сторонников на улицах Тбилиси и Зугдиди, существование специального фонда в грузинской столице можно считать показателем демократии в стране. О феномене Гиоргадзе я побеседовал с членами парламентской оппозиции республиканцем Леваном Бердзенишвили и одним из лидеров «Новых правых» Ираклием Ияшвили.
Леван Бердзенишвили: Вот это здание, здание Игоря Гиоргадзе строится в двух направлениях. Это здание строится из Москвы сверху, но это здание точно строится из Тбилиси тоже. То есть грузинское правительство, грузинские власти стараются сделать из Игоря Гиоргадзе какого-то мученика, который борется против грузинской независимости. Это на самом деле так, что человек борется против независимости – это так, что мучается – это неверно, потому что вид у него довольно упитанный и довольный, скажем прямо. И у него превосходные артистические данные. Это хорошее оружие против грузинского выхода из СНГ, то есть против грузинских самостоятельных решений. Но для грузинских властей он очень удобный партнер в борьбе, кто хуже. Я не утверждаю, что нынешние власти в договоре с ФСБ или с Игорем Гиоргадзе, но они понимают, что это хорошая идея. А вот мы, оппозиционеры, почувствовали это сразу же. Невозможно пройтись рядом с митингом Игоря Гиоргадзе и не увидеть деньги, которые там же и раздаются. Власти об этом знают все, власти знают, как действует так называемый фонд Игоря Гиоргадзе, власти регистрировали этот фонд. Вроде Игорь Гиоргадзе человек, которого ищут по всем странам, и вроде он интерполовский и так далее. Я что-то не припоминаю случая, когда некоторые ребята, как Гиоргадзе, создавали фонды, и в эти фонды вступали огромные суммы, и никто не смотрел из властей, как тратятся эти суммы.
Ираклий Ияшвили: Авторы этого политического проекта под названием «Игорь Гиоргадзе» либо не проводят социологических опросов населения в Грузии, и в этом случае это очень плохо, потому что политтехнологи, когда задумывают проект, первое, что они должны сделать – они должны проверить общественное мнение. Либо они прекрасно владеют информацией, что Игорь Гиоргадзе здесь исключительно негативная фигура, с точки зрения социологии я имею в виду, его страна не изберет. Возникает вопрос: тогда в чем же смысл этого проекта? В этом случае остается единственный путь – это экстремальное развитие событий в Грузии, в этом смысле как раз фигура понадобится. Раз человека невозможно избрать и обязательно стоит задача сделать этого человека президентом или принимающим решение в стране, существует другой путь – либо инсценировка военных действий, либо инсценировка нестабильности в Грузии и на этом фоне население Грузии должно попросить господина Гиоргадзе придти и помочь на белом коне.
Юрий Вачнадзе: Гиоргадзе впервые с тех пор, как он уехал из Грузии, вынудили уехать, убежал из Грузии, он появился на телеэкране «Рустави-2» в передаче «Свободная тема», которая закончилась неудачей, постольку поскольку половина аудитории вообще ушла - это были сторонники Гиоргадзе. И потом состоялся совершенно некорректный диалог между председателем парламентского комитета по обороне и безопасности Гиви Таргамадзе и Игорем Гиоргадзе. Для объективного зрителя это выглядело подозрительно, тем паче, что Таргамадзе смотрелся не очень хорошо.
Ираклий Ияшвили: Более того, я бы сказал, что если таких эфиров будет много, я вас уверяю, эта власть сделает из Гиоргадзе героя. Что касается российских авторов этого политического проекта, я понимаю, что их задачей не является усиление власти Саакашвили, наоборот, они этим проектом хотят привести к власти тех людей, у которых вектор западного развития, страну резко повернуть в сторону России. Но они получат эффект с точностью до наоборот – этим проектом они усиливают Саакашвили.
Что противопоставить нечестным научным исследованиям.
Ирина Лагунина: Что представляют собой сегодня нечестные научные исследования. Масштаб фальсификаций варьируется от относительно безобидного преувеличения значимости полученных результатов до фабрикации данных буквально на пустом месте. Александр Сергеев и Александр Костинский на примере недавних получивших широкую огласку случаев фальсификации научных исследований обсуждают, в чем причина подобных явлений, и что им можно противопоставить.
Александр Костинский: Александр, давайте начнем со свежих примеров.
Александр Сергеев: Прошла новость: британская некоммерческая организация GM Watch усомнилась в результатах исследования, проведенного в Канаде по потребительским предпочтениям. Из этих исследований вытекало, что потребители с удовольствием покупают генетически-модифицированную кукурузу, потому что она лучше хранится и презентабельнее выглядит. Некоммерческая организация нашла фотографии, сделанные во время исследований и обнаружилось, что над ящиками с кукурузой висело над обычной «Вы хотите червивый продукт?», а над лотком с генетически-модифицированным продуктом висела надпись «Качественный продукт». Это просто подтасовка результатов. Возможно, это было сделано по заказу фирм, которые продвигают генетически-модифицированную продукцию. Но это все делалось от имени Канзанского университета, и есть конкретные авторы статьи, и есть журнал, в котором это опубликовано.
Другой пример: две недели назад скандал в шанхайском университете. Там декан факультета микроэлектроники, который вообще говоря, считался одним из выдающихся молодых ученых, выяснилось вдруг, что он фальсифицировал результаты по разработке нового микропроцессора. Реально созданный микропроцессор не соответствует тем характеристикам, которые заявлялись по отчетам по исследованиям.
Александр Костинский: Тут может быть мы говорим о мелких примерах. Александр, ведь был страшный скандал с корейскими учеными.
Александр Сергеев: Этот скандал разворачивался полгода вокруг корейского микробиолога У Су Квана, еще сейчас продолжается, но сейчас перешел в стадию уголовного дела. У Су Квану предъявлены уголовные обвинения - растрата средств, мошенничество, нарушение биоэтики. Это исследования по стволовым клеткам, которые были опубликованы в журнале Science как мировая сенсация, летом была публикация прошлого года.
Александр Костинский: Все напечатали ? потому что Science это напечатала.
Александр Сергеев: Потому что Science - это один из престижных научных журналов в мире. Из этого исследования вытекало, что можно в ближайшее время создавать совершенно уникальные медицинские технологии, получить столовые клетки, генетически совместимые с пациентом, и значит ему можно в любом месте нарастить ткань или восстановить поврежденную, совершенно фантастические перспективы. Вдруг выяснилось, что эти исследования не от начала до конца, но в самом главном фальсифицированы. То есть те данные, по которым был сделан отчет в журнале Science , получены не тем способом, которым описывалось в этой же самой статье.
Александр Костинский: Вообще со стволовыми клетками, одна из самых горячих тем научных, надо быть очень осторожным, потому что огромное количество просто жуликов на этой ниве подвизается. В общем это уже бытовое мошенничество, нельзя сказать, что это научное мошенничество, но с такими горячими темами, как стволовые клетки, надо быть очень осторожными.
Александр Сергеев: Другой пример медицинский, что характерно: норвежский онколог делал в течение двух лет исследования по влиянию ряда веществ на то, какова вероятность развития рака у курильщиков. Десять миллионов долларов он получил от Национального института исследования рака Соединенных Штатов, то есть это крупный грант. По результатам была опубликована база данных, и выводы были в журнале «Ланцет», тоже один из самых престижных медицинских журналов. Прошло полгода примерно, другой норвежский ученый захотел воспользоваться этой базой данных и обнаружил, что у 250 пациентов из 900 совпадает дата рождения, что данные явно выглядят нереалистично. То есть либо все, либо значительная часть данных просто подтасованы. Как студенты в физической лаборатории иногда вместо того, чтобы снимать данные с прибора, просто выписывают по формулам с небольшим разбросом. Таким образом была заполнена научная база данных, якобы результате исследований, дорогого исследования - 10 миллионов долларов. Назначена комиссия, ведется расследование. Понятное дело, что может быть он вел исследования, а у него что-то не получилось, а может быть он вел исследования, лопухнулся и стер данные, сроки подходили, нужно было откуда-то хоть как-то представить. Может быть это было относительно безобидно, а может быть цель была в том, чтобы подделать данные в пользу той или иной компании, производящей какие-то фармацевтические препараты. В связи с этим даже выступила министр здравоохранения Норвегии Сильвия Брустерд и заявила, что у них будет ускорена подготовка законопроекта, который будет вводить уголовную ответственность за фальсификацию научных данных в медицине. Сейчас ученые отвечают в лучшем случае невозможностью работать в исследовательской организации. Если это врач, то запрет на медицинскую практику.
Александр Костинский: Александр, что делать в такой ситуации? Не хотелось бы думать, что многие ученые так поступают. Вообще ученых в мире сейчас миллион, а мы привели несколько случаев, но все равно они симптоматичны и опасны. Что делать? Не только же уголовную ответственность вводить?
Александр Сергеев: Это чрезвычайно серьезный вопрос и, на мой взгляд, какого-то внятного ответа нет. Нужно сначала решит вопрос, а почему такая ситуация вообще возникает. Во-первых, это существующая система финансирования науки грантовая, когда человеку нужно как можно быстрее сделать работу, опубликовать как можно более впечатляющие результаты, чтобы ему начали выдавать более крупные гранты. В науке сейчас существует недостаток «длинных денег». Грант выдается на год, на два, на три, а потом нужно предъявить результаты. Если ты не предъявил результаты, то ты можешь не получить следующий грант.
Александр Костинский: То есть такая в действительности бизнесоподобная инвестиционная схема.
Александр Сергеев: Поэтому иногда ученые идут на фальсификацию данных, чтобы продолжать получать гранты. Именно такая ситуация была с китайским разработчиком микропроцессоров. В Китае очень активно финансируется наука по соревновательной схеме. Конечно, совсем отказаться от нее нельзя, но все же нельзя превращать научные исследования целиком в соревнование.
Александр Костинский: Все-таки, Александр, есть другие механизмы, например, механизм ссылок. То есть вопрос об оценке грантов - это не единственный.
Александр Сергеев: На самом деле главный мотив, который обеспечивает корректность и качественность научных исследований – это все-таки внутренняя научная этика. Ученый просто теряет реноме в глазах своих коллег, если он позволил какую-то фальсификацию. И теперь возникает вопрос: что случилось с научной этикой, почему все больше возникает ее нарушений? На мой взгляд, это во многом связано с другой проблемой – это сращивание науки с бизнесом и с властью. Отсутствие долгое время значимых результатов, трения, споры, вопросы, которые возникли к исследованиям, могут подорвать статус человека не в научном, а в чисто социальном плане. Ему скажут: какой же вы тогда консультант, например, для Госдумы, если вы там ошиблись, здесь ошиблись? И вот тут, кстати говоря, разложение научной этики достаточно серьезные формы приобретает в России. Это особая совершенно ситуация из-за того, что наука недофинансируется, люди ищут как ученые признания не только в научном сообществе, но и вне его. Пожалуйста, недавно прошел нашумевший фильм «Великая тайна воды», в котором даже не фальсификация, а скорее лженаука.
Александр Костинский: Этот фильм породил большой гнев, большое недоумение у ученых, он не то, чтобы слабый, многие ученые, многие эксперты вообще называли его вредным. Я, честно говоря, был удивлен тому, как научная общественность, научно-популярная солидарна. Вот этот фильм «Великая тайна воды», показанный по РТР в прайм-тайм, какое он вызвал негодование, когда просто идет пропаганда лженауки.
Александр Сергеев: У нас на сайте www.svobodanews.ru есть журналистское расследование некоторого фрагмента этого фильма. Это делала Елена Наймарк в соавторстве с Владимиром Губайловским и Алексеем Васильевым, специалистом из Института космических исследований. А в Институте космических исследований один из участников фильма Владимир Леонидович Воейков как раз вскоре после фильма делал доклад на тему, близкую к тематике фильма. Наши авторы решили просто пойти на этот доклад, послушать его и задать несколько вопросам. По результатам была написана статья, ее можно найти на сайте. Статья была достаточно критическая, но с разбором, какой вопрос задали выступающему и что он на это ответил. После этого возник скандал. И Алексею Васильеву из Института космических исследований, вот этому самому соавтору, в неформальной обстановке сказали: «Вы написали, что у нас проводится псевдонаучный семинар. Зачем ты портишь репутацию институту?».
Мне в этом смысле гораздо более импонирует позиция Массачусетского технологического института, который полгода назад уволил своего профессора-физика за фальсификацию исследований, причем не просто уволил, а выпустил пресс-релиз, который прошел по всем научным СМИ. Я думаю, что от этого престиж Массачусетского технологического института ни в какой мере не пошатнулся.
Александр Костинский: Вообще для науки характерно самоочищение. Ученый может не получить выдающихся результатов, но он должен быть абсолютно честен, потому что за ним идут другие. Некая фальсификация может очень долго тормозить развитие целой области.
Александр Сергеев: Характерные примеры – это постоянно всплывающие разговоры про так называемый холодный термоядерный синтез. Термоядерный синтез – это тот источник энергии, который позволяет светить звездам, но это все требует гигантских температур. А тут в стакане воды якобы облучается ультразвуком, там образуются маленькие пузырьки, рождается, схлопывается и в них как будто возникает достаточно энергии для того, чтобы шел термоядерный синтез. Несколько лет назад этим стал заниматься Руше Талейархан из университета Пардью. В течение нескольких лет от него шли публикации о том, что теперь они наконец сделали правильные эксперименты и зарегистрировали поток нейтронов. А это признак того, что какие-то реакции идут, нейтроны просто так из стакана воды не пойдут. Через некоторое время нашли, что он использовал радиоизотопные источники эквилибровочные, от них-то скорее всего и шел радиоактивный сигнал. Некорректно поставил эксперимент и все прочее.
Но ведь что забавно: эти работы в России активно популяризированы и ни кем-нибудь, а ученым-физиком, академиком Робертом Нигматулиным в прессе широкой, в том числе в «Независимой газете». Но это же выступает не кто-нибудь – это президент Академии наук Башкирии и депутат Государственной думы, то есть это лицо во власти.
Другая ситуация: журнал «Наука и Жизнь» публикует статью о том, что кольца Сатурна состоят не из чего-нибудь, а из сверхпроводящего материала. Крупное российское информационное агентство организует интервью, видеотрансляции в Интернете о том, какое замечательное открытие российского ученого. И опять же, если бы это был просто специалист, но Владимир Черный - член научно-экспертного совета при председателе Совета федерации, он консультант Государственной думы и доктор физико-математических наук. И выступает в государственном информационного агентстве, и это все транслируется, и это все повторяется потом всеми СМИ. То есть идет сращивание науки с властью и размывание научной этики. Когда наука зарождалась три-четыре века назад, ученые, как правило, происходили из круга аристократии, но аристократические ценности уже шли на убыль, а плутократические, коммерческие ценности еще только поднимались. И в тот момент можно было завоевать уникальное признание, уникальный престиж именно за счет безупречной честности и точности в исследованиях. И тогда сформировалась научная этика, которая во многом была бескорыстна, потому что люди порой сами платили за свои исследования из своего кармана, у них были какие-то наследственные владения, капиталы и они тратили их на исследования.
Александр Костинский: Профессиональных ученых не было, их просто было мало. На первом конгрессе физиков в 1900 году всех физиков пересчитали – их было около тысячи человек на весь мир. Поэтому, конечно, надо понимать, что объективный процесс - мощное расширение, наука стала производством. Конечно, то, что вы говорите, звучит угрожающе, но, на мой взгляд, у науки не исчерпан самоочищающий потенциал и на него, по-моему, только и можно надеяться.
Александр Сергеев: Я думаю, что он не исчерпан, просто сейчас перед наукой стоит определенный вызов. Наука настолько расширилась и стала настолько большой, что она не может управляться одной только этикой. В этом смысле можно привести пример Интернета очень характерный, который до середины 90 годов регулировался за счет ненормального этикета, то есть этических принципов общения в сети.
Александр Костинский: Вы говорите о том, что в научном сообществе должны вводиться какие-то практики, должны вводиться какие-то разбирательства, третейские суды, какие-то инструменты кроме тех, которые уже сейчас существуют.
Александр Сергеев: Очень вероятно, что так, потому что очень часто опротестовывать работы своего близкого коллеги просто невозможно, нужны какие-то независимые механизмы. До сих пор справлялись научные журналы, но, возможно, что понадобиться что-то еще.
В ысшее образование для выпускников детских домов.
Ирина Лагунина: Поступить в вуз, особенно в хороший, российским детям сегодня сложно, даже при поддержке родителей. Для выпускников детских домов и интернатов высшее образование, а, соответственно, и хорошая работа и вовсе остаются недоступной роскошью. Тему продолжит Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Та российская семья, в которой ребенок приближается к окончанию школы, практически всегда находится в состоянии стресса. Если это семья благополучная, где родителям всегда было не все равно, как учится их чадо и куда оно намерено поступить после школы, алгоритм жизни 11-классника известен заранее: ежедневное сидение за уроками заполночь, пару раз в неделю курсы в том учебном заведении, куда хочется поступить, по крайней мере, с Нового года – усиленные занятия с репетиторами. Все это требует неусыпной заботы со стороны любящих пап и мам, а также немалого кошелька – и за курсы, и, в особенности, репетиторам нужно платить немалые деньги. Живя в семье и имея маломальские способности, как правило, все это можно преодолеть. А что делать тем детям, которые воспитываются в детском доме или интернате? Начнем с того, что там с первого класса никто особенно не расстраивается по поводу твоих оценок, не помогает вечерами, если не решается задачка, не размышляет вместе – куда бы поступить, не говорит ежедневно: ты только учись, уж мы тебе поможем… Ну, и уж, конечно, никто не нанимает репетиторов, без которых поступить в приличный вуз довольно сложно. Да и дети, как правило, учатся средне, больших амбиций не имеют. Я поговорила со старшеклассниками из 53 детского дома Петербурга – поинтересовалась, куда они хотят поступать, кем быть. Снежане 15 лет, но она единственная, которая думает о высшем образовании, и то ее представления, по-моему, достаточно туманны.
Снежана: Учусь нормально, без двоек. Пойти хочу на стоматолога.
Татьяна Вольтская: Так это надо поступать куда?
Снежана: Как получится. Можно в техникум, в медицинское училище. А если не получится, то в училище, там учиться два года и пойти уже на стоматолога.
Татьяна Вольтская: Это надо учиться очень хорошо, там же конкурс. А как учатся, куда поступают вообще ребята?
Снежана: Много куда поступает, кто на повара идет.
Татьяна Вольтская: Вот такое встречается гораздо чаще. Лена тоже учится не слишком хорошо.
Лена: Тройки, четверки.
Татьяна Вольтская: Куда ты собираешься поступать?
Лена: На секретаря суда.
Татьяна Вольтская: Секретарь суда? А почему именно суда? Тебе кто-то подсказал? Откуда ты узнала, что такое бывает?
Лена: Когда у нас выпускались девочки, предлагали профессию секретарь суда. Она пошла на социального работника, а я хочу на секретаря суда.
Татьяна Вольтская: А какие у вас самые популярные профессии тут?
Лена: В основном, на которые идут девочки – это повар, повар-кондитер.
Татьяна Вольтская: Мише из 18 детского дома 16 лет. Он очень любит шить.
Миша: Мы должны были поехать в 9 детский дом на демонстрацию мод, но мы не поехали. Я сшил для себя костюм очень оригинальный.
Татьяна Вольтская: Какой?
Миша: Брюки, жилеточку, рубашку еще буду шить, если будет время.
Татьяна Вольтская: А где ты учишься шить?
Миша: У нас в детском доме швейные мастерские есть, потом есть столярные мастерские. Для детского дома мы сами стараемся занавески шить, чтобы красивее было.
Татьяна Вольтская: Кем ты будешь, как ты думаешь?
Миша: Я думаю, я буду в дальнейшем, если все получится, шить, как бы мне больше это дело нравится. С удовольствием сидишь, развиваешь руки.
Татьяна Вольтская: А куда ты собираешься поступать?
Миша: Я после детского дома, мне осталось два года, я поступаю в училище, получаю профессию, учусь несколько лет и после училища я иду на работу. Как бы нам дают много способов, чтобы найти работу. Мы учимся и потом зарабатываем на этом деньги.
Татьяна Вольтская: Что ж, хорошо, когда наличие швейных мастерских в детском доме совпало с любовью к шитью – или пробудило ее. Но так бывает не всегда. Образование и трудоустройство детей из детдомов и интернатов – большая проблема, это вполне осознает директор 53-ого детского дома Виктор Пестов.
Виктор Пестов: Есть у меня группа на сегодняшний день девчонок, воспитатель Валентина Кирилловна Савельева, они все идут в 10-11 класс. Более того, при достаточно грамотной работе со школой может получиться, что медаль может получиться, не золотая, естественно, но есть две-три девчонки, которые идут на «хорошо» и «отлично». Может быть даже медалей не будет, но уровень знаний будет достаточно высокий. Вот эта группа из 15 человек пойдет в 10-11 класс.
Татьяна Вольтская: А дальше? Ведь вы же знаете, как сейчас поступать. Ведь без репетиторов невозможно, они же без поддержки и так далее. Как?
Виктор Пестов: Дело в том, что разработана программа финансовой группой «Уралсиб» по патронажу этих детей. Они включены в программу. В чем смысл этого патронажа? Группа «Уралсиб» берет на себя заботу по их подготовке к поступлению в вузы и лицеи, естественно, обязаны со своей спецификой - это будут финансисты, менеджеры, это будут работники по связям с общественностью. То есть они берут на себя по программе, которая практически утверждена, там остались мелкие технические детали, такое обязательство не просто помочь поступить в высшие учебные заведения, вплоть до оплаты обучения, вплоть до подготовки к поступлению, в частности, наем репетиторов, если это необходимо, затем предоставление работы в своих структурах и вплоть до льготной беспроцентной ипотеки на приобретение жилья. То есть вот это очень серьезная и классная программа, потому что она действительно даст возможность этим девчонкам чего-то в жизни добиться. Одни без этого, конечно, ничего не добьются. Потому что на сегодняшний день очень сложно даже детям, которые воспитываются в семьях и имеют достаточно серьезную обеспеченность финансовую, и то сложно очень. Но это дети, которые в этой группе с первого класса. Те же дети, которые к нам поступают 13-12 лет, они, конечно…
Татьяна Вольтская: У них многое потеряно просто, да?
Виктор Пестов: У них просто бывает все потеряно. И конечно, когда к нам приходит ребенок 12-летний и у него три класса или четыре класса школы, о чем здесь разговор? Конечно, она не пойдет ни в какой институт. Конечно, надо максимально устроить путь, будем так говорить, не в последнюю профессию. Это наша задача максимальная, которую мы выполняем. Но есть такие случаи, когда ребенок допустим хорошо учится. Но это если он поступает из дома ребенка в трех-четырехлетнем возрасте, и мы его ведем до конца, у нас есть шанс сделать из него нормального человека. А если отловили в 12 лет из коллектора, где он живет там с трех-четырех лет, в лучшем случае мы его можем здесь поддержать до выпуска, а в худшем случае он убежит снова в коллектор.
Татьяна Вольтская: Елена Наношева проработала в 53 детском доме много лет, и она считает своих выпускников успешными.
Елена Наношева: У нас в нашем детском доме работает много наших выпускников, начиная от самых низких должностей - это сторожа и ночные нянечки, это и секретарь, это и социальные педагоги, это и воспитатели, это и логопеды, это и бухгалтерия. То есть к нам они возвращаются, у нас продолжают работать и жить.
Татьяна Вольтская: То есть есть нянечки – это маленькое образование, и логопеды – это уже высшее. То есть поступают и в вузы.
Елена Наношева: И в вузы, и в институты, и в техникумы поступают. Сторожем они работают, но это ночная работа, днем они учатся. Если эта нянечка ночная, она учится в институте. Социальный педагог закончила училище, учится в академии Крупской библиотечной, сейчас по-другому называется. У нас ребята профессию получают все, чтобы только ходили чисто на работу, такого не бывает, они все получают профессию. Если есть желание учиться дальше, то они дальше и учатся. Сейчас в институты поменьше идут, потому как они более практичные стали. Институт – это 11 классов, потом пять лет учишься и только потом получаешь образование. А так после 9 классов идешь в техникум, четыре года обучение, ты получил 11-летку и специальность. А высшее образование можно получить потом, если будет надо.
Татьяна Вольтская: Интересно, что, по словам самих детей, все выглядит не совсем так. Даже если ребята – как в этом детском доме – ходят в обычную школу, общаются с домашними детьми, все равно их знания об окружающем мире оказываются очень ограниченными, и чаще всего их не хватает, чтобы правильно сориентироваться и понять, стоит ли им идти в 10 класс, с тем, чтобы затем учиться дальше, или нет, а если все-таки стоит, то куда лучше поступать. 17-летняя Лена, которая сама сейчас учится в техникуме, говорит, что взять и поехать куда-то сдать документы – даже такое простое действие пугало ее подружек, приходилось всюду ездить вместе по городу, который таким детям практически не знаком.
Лена: В техникум ездили устраиваться все вместе. Но все равно три человека в техникуме, остальные в ПТУ пошли. Потому что все остальные боятся. Да ладно, в ПТУ отучимся два года, им больше не надо. А если захотим дальше - в институт пойдем.
Татьяна Вольтская: А учатся хорошо или нет?
Лена: Говорят, что очень легко в ПТУ, там нет никаких требований, как в любом техникуме другом. Там мы сидим, пишем конспекты, что-то ответим. И нам за то, что мы сидим спокойно, ставят четверки, пятерки. То есть они говорят, что рады, что там учимся, но, конечно, наоборот, говорят, что надо было идти с тобой. Потому что у меня очень хороший техникум, стипендия хорошая, хорошие отношения. То есть они бы на два года отучились больше, были бы уже техниками.
Татьяна Вольтская: Правда и то, что выпускники детских домов и интернатов просто-напросто бедны, и деньги им нужны сейчас, а не после окончания вуза. Впрочем, и профессионально-техническое училище тут – не выход.
Лена: Сами понимаете, что деньги - это много. Тем более, когда девушке 18 лет, что-то хочется самой себе купить. Например, у меня стипендия тысяча, мне еще на лето от техникума фонд дает и на зиму. Очень беспокоятся по этому поводу, потому что у них стипендия 250 рублей. И они говорят - надо было. Я всем предлагала, я не хотела одна идти, потому что это скучно, а когда свой - это легче. Пока ты вольешься в коллектив, пока с кем-то познакомишься, а так у тебя есть какая-то пара.
Татьяна Вольтская: А каковы возможности получить образование у детей из детских домов и интернатов в других странах, например, в Латвии? Об этом – репортаж нашего рижского корреспондента Михаила Бомбина.
Михаил Бомбин: Всего в Латвии 67 детских домов и приютов, в которых содержится 2880 воспитанников. Часть этих учреждений имеют свои школы, в других дети обучаются в средних учебных заведениях, так сказать, на общих основаниях. Рассказывает член парламентской комиссии по образованию доктор педагогических наук Яков Плинер.
Яков Плинер: Количество этих школ и детских домов по объективным причинам в Латвии сокращается вообще. То есть имеется тенденция на усыновление, удочерение детей. И вторая причина - это катастрофическая демографическая ситуация. Количество жителей, в том числе детей в Латвии сокращается, поэтому уменьшается количество таких учреждений. С русскими те же проблемы, что с русской школой в целом в Латвии. Они переводятся на латышский язык обучения, часть предметов преподается на латышском и билингвально. Я как доктор педагогики считаю, что насильственное заставление учиться детей на неродном языке, безусловно, приносить вред, ухудшает качество знаний, у детей повышенное нервное напряжение, психологическое напряжение. Это ни этим школам, ни детям, ни Латвии в целом пользы не приносит.