Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. Мой собеседник в московской студии - Андрей Гаврилов. О культуре - на два голоса. Здравствуйте, Андрей!
Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!
Иван Толстой: Сегодня в программе:
Интеллектуалы в изгнании: парижский коллоквиум
Казаки и русская идентичность – эссе Бориса Парамонова
Переслушивая Свободу: Трагедия Бруно Ясенского. Писатель и его сын
И новые музыкальные записи. Что мы сегодня будем слушать, Андрей?
Андрей Гаврилов: Сегодня мы будем слушать дуэт двух замечательных музыкантов - Сергея Летова и Юрия Парфенова.
Иван Толстой: Среди культурных новостей последних дней есть немало любопытных.
Габриэль Гарсиа Маркес пишет новую книгу. Об этом в телефонном интервью узнал журналист журнала “El Tiempo”. Причем, что забавно, журналисту пришлось дважды набирать телефонный номер Маркеса, так как на первый звонок писатель ответил, что не может сейчас говорить, потому что "пишет".
Дозвонившись до Маркеса, журналисту удалось задать писателю два вопроса - на большее писатель был не согласен. Журналист спросил, правдивы ли слухи о завершении литературной деятельности, на что прозаик ответил: "Это не правда. Правда то, что я ничего более не делаю, кроме как пишу".
Второй вопрос: правда ли, что Маркес больше не будет издавать книги. "Мое дело - не издавать, но писать. Лишь мне известно, когда будет готов пирог, который я пеку в моей печи".
Слухи о том, что Маркес отложил перо, появились в начале прошлой недели с подачи его литературного агента Кармен Бальсейс. Но оказалось, слава богу, что это неправда.
Из других новостей. Фрэнку Гери, знаменитому американскому архитектору, поручили построить мемориал Эйзенхауэра - 34-го президента США. В Вашингтоне этот мемориал появится, его построит лауреат Прицкеровской премии, один из крупнейших архитекторов второй полвины 20-го века Фрэнк Гери. Проект, по данным газеты “New York Times”, будет стоить от 90 до 120 миллионов долларов. Строительство мемориала, который разместится недалеко от министерства образования и Национального аэрокосмического музея, потребует около 4 лет. В Вашингтоне находятся уже мемориалы многих американских президентов, в том числе Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Авраама Линкольна, Франклина Делано Рузвельта.
Литературная новость. Вручена поэтическая стипендия памяти Бродского. Стипендиатом стал московский поэт Николай Звягинцев. Он проведет месяц в Риме и Венеции осенью этого года.
Стивен Кинг закончил роман, на который у него ушло 25 лет роман. Немножко непривычно для этого плодовитого писателя, но книга, которую газета “Гардиан” назвала эпосом, содержит 1120 страниц.
Андрей, еще одна новость, которая меня заинтересовала и, думаю, не только меня.
Ринго Старр и Пол Маккартни вместе исполнили песни The Beatles. Это произошло на благотворительном концерте 4 апреля в Нью-Йорке. Это было их первое совместное выступление с 2002 года. Но здесь я хочу остановиться и предать микрофон вам, потому что, по-моему, это в точку, в десятку, в яблочко ваша тема. Расскажите о том, как вообще общаются друг с другом два оставшихся члена этого ансамбля и что получается из этих их встреч.
Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван на это есть два взгляда, две точки зрения. С одной стороны, конечно, всегда интересно, когда встречаются столь великие фигуры мира поп-музыки. Надо сразу сказать, что, в общем-то, из мира рок-музыки они довольно давно перешли в мир поп-музыки, в этом нет ничего плохого, просто это немножко другой жанр. Это, конечно, интересно, и поклонники ждали этой встречи и, разумеется, что бы ни предпринимали все, кто должен что-то предпринимать, через некоторое время появятся бутлеги, то есть подпольно выпущенные компакт диски с записями этого выступления. Это все понятно. С другой стороны, если рассматривать это как какое-то музыкальное явление, то ничего здесь ждать было нельзя и, в общем, по десятибалльной шкале можно ставить смело огромный круглый ноль. Но, в общем, мы любим их же не только за музыку, мы их любим за то, что они нам дали, за ту молодость, которую мы провели под их песни, поэтому здесь трудно оценить насколько хорошо или плохо они играли, насколько у них изменился или не изменился голос, сколько раз мазал Ринго Стар, предположим, или сколько раз мимо нот попадал Пол Маккартни. Это было не важно. Это было не музыкальное событие, повторяю, это было то, что американцы называют “путешествием по дороге ностальгии”. Вот это путешествие, конечно, было для поклонников группы радостным и сладостным.
Иван Толстой: Андрей, поясните мне, пожалуйста, я никогда не понимал разницы или, наоборот, сходства двух терминов – пиратство и бутлегерство. Как нужно относиться к этим двум словам, есть ли это просто разные корни одного и того же понятия?
Андрей Гаврилов: Если уйти в историю, то, конечно, пираты - люди более благородные, чем бутлегеры. Напомним, пираты все-таки это Индийское море, черный флаг, прекрасные дамы, сокровища, а бутлегеры всего лишь на всего какие-то темные личности, которые тайком перевозили спиртное из Канады в США во время Сухого закона. Однако время все перевернуло, и пираты, которые издают пиратские диски, - это люди или организации, которые просто-напросто копируют вышедшие официально диски, продают их, чаще всего, подпольно, а если им удается и через официальные магазины, для того, чтобы получить все деньги с продажи этих дисков себе, естественно, не делясь ни с авторами, ни с музыкантами, ни с теми студиями, которые эту фонограмму записали.
Бутлегеры - это совершенно другое дело. Это опять-таки люди или организации, которые выпускают - раньше на виниловых пластинках, ныне на компакт-дисках - не изданный музыкальный материал. Это могут быть записи концертов, это могут быть записи репетиций, это могут быть домашние записи музыкантов, это может быть все, что угодно, что не попало на официальные диски. Только не спрашивайте, Иван, откуда они берут эти записи. Насколько я понимаю, за исключением концертов, где, в общем, ответ очевиден, это одна из самых охраняемых бутлегерами тайн. Как попадают к ним в руки те записи, которые вроде бы должны лежать под семью замками или в доме музыканта, или на студии звукозаписи - это, в общем, до сих пор тайна, покрытая мраком.
Иван Толстой: Андрей, а если вернуться к теме “Битлз” и к выступлению Пола Макартни и Ринго Стара, то выпущенные приблизительно десятилетие назад три больших альбома со всякими пояснительными материалами, со всякими брошюрами, буклетами и так далее, которые объединены общим названием “Антология”, насколько вот эта антология “Битлз” гладко и без зазора влилась в общую историю музыки этого ансамбля, насколько она битломанами или в битловедении принята, насколько она органичная там?
Андрей Гаврилов: Вы знаете, все битломаны, битлофаны, битловеды, в общем, делятся на две, с моей точки зрения, большие группы. Те, которые, в силу каких-то причин, имеют доступ к этим бутлегерским изданиям, то есть, которые знали раньше тот материал, что позже вошел в “Антологию”, и те, которые, в силу самых разных причин, доступа к этим подпольным изданиям не имели. Для тех, кто имел доступ к подпольным релизам, “Антология” это, конечно, курьезный артефакт, но не очень интересный, потому что, издавая свою официальную продукцию, “Битлз” не могли удержаться от того, чтобы некоторые вещи подправить, некоторые ошибки переписать, заменить, воспользовавшись достижениями современной аудиотехники. Для тех же, кто раньше не слушал этого материала, конечно, многое в “Антологии” было абсолютным откровением, потому что интересно послушать какие-то промежуточные варианты, интересно посмотреть по-другому, нежели нам привычно, смикшированные песни, некоторые треки вообще официально до “Антологии” никогда не выходили, и для многих они были открытием. Так что в любом случае это издание, эти шесть компакт-дисков или пять ДВД дисков (кстати, полная режиссерская версия, киноверсия “Антологии” это 10 ДВД дисков, официальный релиз был сокращен, как мы видим, практически в два раза) так вот, кончено, это издание заслуживает того, чтобы стоять на полке любого любителя ливерпульской четверки, но сказать, что вот ах, это было откровение для всех, конечно, я не могу.
Иван Толстой: Андрей, а поскольку в этом году, насколько я понимаю, исполняется 40 лет с распада этой группы, не согласитесь ли вы для наших слушателей подготовить программу, посвященную таким малоизвестным страницами истории этой четверки?
Андрей Гаврилов: Я с удовольствием это сделаю, Иван, большое спасибо за предложение, тем более, что малоизвестных страниц, как ни странно, очень много. В общем, есть о чем поговорить.
Иван Толстой: Прекрасно, тогда позвольте поймать вас на слове и пообещать нашим радиослушателям, что один из выпусков “Мифов и репутаций” в этом году будет посвящен неизвестному о группе “Битлз”.
Андрей Гаврилов: Скорее, малоизвестному. Все-таки, если ты не живешь в Лондоне и не сотрудник фирмы грамзаписи “Abbey Road”, наверное, ты не можешь раздобыть нечто абсолютно неизвестное, а вот малоизвестное, да, я попытаюсь найти.
В Сорбонне, в Париже, завершился двухдневный международный коллоквиум “Интеллектуалы в изгнании против тоталитарных режимов”. В нем приняло участие около 20 докладчиков – французы, поляки, русские, чехи, венгры, англичане. Рассказывает наш парижский корреспондент Сергей Дедюлин.
Сергей Дедюлин: Коллоквиум был непосредственно подготовлен Исследовательским центром польской цивилизации при Сорбонне - “Centre de civilization polonaise” и открыт, как затем и закрыт, его организатором Войцехом Фальковским. Из 16-ти официальных докладов пять были непосредственно связны с польской эмиграцией в Европе. Персонально с известным литератором и общественным деятелем Ежи Гедройцем, и одним из самых весомых журнальных и книгоиздательских предприятий в послевоенной Европе, вообще организованным им в Париже Литературным институтом - Институт литерацкий, и влиятельнейшим польским журналом “Культура”. Напомню, что, впрочем, отдельные номера этого журнала были целиком посвящены и культурам других стран, не только Польше, а целых три толстых номера были и полностью изданы по-русски. Однако ровно столько же докладов - тоже пять - были связаны и с проблематикой стран, ранее входивших в Советский Союз. Имею в виду Россию, Литву, Белоруссию, Украину. Да и вообще один из первых весомых докладов об эмигрантской прессе в Париже, с которым выступил французский славист чешского происхождения Жак Рупник, был начат именами Герцена и Бакунина. Все докладчики - и поляки, и русские, и чехи, и венгры, и англичане - читали свои сообщения по-французски.
Организаторы коллоквиума вполне грамотно обставили открытие и завершение его научной работы, пригласив для официальных выступлений руководительницу программы Память мира Жуа Спрингер из ЮНЕСКО, генерального директора Национального архива в Польше Славомира Радоня и бывшего министра культуры Франции, одного из руководителей Голлистской партии, ныне руководителя проекта французского Музея истории эмиграции Жака Тубона. Вслед за солидными вводными интегральными докладами влиятельных французских гуманитариев Антуана Мореза и Пьера Виньона, последовали пронзительно насыщенные, ценнейшие рассказы о личной и профессиональной судьбе двух ветеранов европейской политической эмиграции - венгра Петера Кенда, сейчас снова работающего в Будапеште, и одного из героев Пражской весны, одного из издателей легендарной, лучшей европейской газеты второй половины 20-го века пражской «Литерарни листы» 68-го года Антонина Лима. Не менее ярко, индивидуально, содержательно и проникновенно прозвучали и доклад Анджея Пачковского “Разрушить или реформировать” о политических проектах Юлиуша Мирошевского, обеспечивающих дальнейшее дружеское существование независимых Польши, Литвы, Белоруссии и Украины, слово русской исследовательницы из Сорбонны Любы Юргенсон об эмигрантских свидетельствах о ГУЛАГе, включая воспоминания детей, и выступление выдающегося французского слависта Мишеля Окутюрье “Диссидент в диссидентстве. Андрей Синявский и его журнал “Синтаксис”.
Одним из самых содержательных и замечательных выступлений была совместно подготовленная работа Натальи Горбаневской и Татьяны Максимовой о дружбе и деловом сотрудничестве Ежи Гедройца и Владимира Максимова, польского журнала “Культура” и русского журнала “Континент”, который, впрочем, тоже выходил на нескольких языках.
Иван Толстой: Сергей Дедюлин познакомит нас с двумя фрагментами из совместного выступления Натальи Горбаневской и Татьяны Максимовой, названного «Культура – Континент. Ежи Гедройц – Владимир Максимов».
Сергей Дедюлин: «Идея создания журнала, объединяющего силы оппозиции режиму Восточной Европы возникла у Максимова еще до нашего отъезда на Запад в марте 74-го года.
В своих интервью Максимов говорит, что обсуждал необходимость создания своего печатного органа на Западе с Владимиром Буковским, значит, еще до ареста Буковского, до конца декабря 71-го. Наталья Горбаневская уточняет, что перед отъездом в Париж Максимов изложил ей план издавать журнал, который объединил бы всю восточноевропейскую оппозицию и печатал бы как эмигрантов, так и самиздатских авторов.
Максимов рассчитывал на участие в журнале своих собратьев писателей, оказавшихся к тому моменту на Западе. Но, конечно, делом первой важности для него было привлечь Солженицына к сотрудничеству в журнале. В мае 74-го, предварительно договорившись о встрече, мы поехали в Цюрих. Идею создания журнала Александр Исаевич, безусловно, одобрил, он же и предложил это название - “Континент”. Может быть, как континент противостояния коммунистическому архипелагу. Что касается своего личного участия – обещал, но, разумеется, по мере возможности. И, как я думаю, все-таки, хотел наперед приглядеться, что же все-таки из воплощения идеи получится реально. Тут же, во время этой встречи в Цюрихе, я и услышала высказанное им полное одобрение журнала как центра для авторов всей Восточной Европы. Солженицын посоветовал непременно связаться с польскими эмигрантами, издававшими журнал “Культура”, учитывая их уже многолетний опыт жизни в условиях эмиграции и в то же время настоящую связь с Польшей. Через несколько дней после встречи с Солженицыным мы с мужем уже были в парижском пригороде Maison Lafitte у Ежи Гедройца и Юзефа Чапского. Во время этой встречи меня не оставляло ощущение какой-то даже торжественности момента в настроении наших хозяев, сразу же передавшееся и нам. Приходят русские за советом, предлагают делать вместе общее дело. Разумеется, имя Солженицына, как инициатора этой встречи, его высочайший моральный авторитет были залогом успешного разговора. С первого номера “Континента” основатели “Культуры” Ежи Гедройц, Юзеф Чапский и Густав Герлинг-Грудзинский стали членами редколлегии нашего журнала “Континент”.
Иван Толстой: И второй фрагмент из воспоминаний Татьяны Максимовой.
Сергей Дедюлин: “Когда Максимов чувствовал необходимость, то говорил: “Надо бы посоветоваться с Гедройцем”. Авторитет Гедройца, его суждения, все это было для него неизменно. Вот и в трудное для себя время, в начале 90-х, уставший от финансовых журнальных трудностей, оказавшись без недавних единомышленников, не разделявших его горячей тревоги восприятия и понимания того, что твориться в России, Максимов поехал к Гедройцу. Мы были втроем. Гедройц понимал по-русски, а его слова я переводила мужу с французского. Хотя тон полной доверительности разговора как-то даже не вяжется со словом “переводила”. И так все было понятно - глаза в глаза. Приблизительно все было так:
Максимов: “ Cил нет, я один, вот передаю журнал в Москву”. Назвал имя приемника - Игоря Виноградова, просил “Культуру” не отказать в дальнейшем доверии журналу. Гедройц был грустным, тихо, медленно ответил: “Господин Максимов, если осталась еще хоть какая-то возможность, продержитесь - ведь у России не прошла необходимость слышать вольное слово извне”. И затем, помолчав, добавил: “Я свою “Культуру” не отдам”.
Иван Толстой: Давайте вернемся к новостям последних дней. Кажется, неделя выдалась на редкость культурной. Андрей, что у вас?
Андрей Гаврилов: Мое внимание привлекло сообщение из Франции о том, что дирекция расположенного во французском городе Амбуаз замке Кло Люсе, где провел последние три года жизни Леонардо да Винчи, планирует построить первый в мире интеллектуальный и культурный тематический парк, посвященный итальянскому художнику. Уже сейчас в замке и в парке возле замка можно видеть около 40 моделей машин, придуманных Леонардо, возле замка разбит ботанический сад, в котором высажены растения, известные по картинам и рисункам Леонардо. В мае открывается детская мастерская, летом в музейных комнатах впервые будет показана реконструкция механического заводного льва, придуманного Леонардо. Этот робот умел ходить, двигать головой и открывать грудную клетку, демонстрируя геральдические лилии французских королей. Через несколько лет в замке появится библиотека трудов Леонардо и виртуальная галерея картин художника. И, кроме того, откроется современная лаборатория для изучения машин и механизмов Леонардо да Винчи. Директор музея Франсуа Сен-Бри рассчитывает превратить Кло Дюсе в крупный центр по изучению не только наследия Леонардо да Винчи, но и ренессансной культуры в целом - от музыки до науки и политики.
Еще было довольно-таки радостное сообщение, хотя, может быть, и на грустную тему. В кафе, расположенном на территории Центра современного искусства “Винзавод” в Москве прошла презентация сборника, который называется “Книга, ради которой объединились писатели, объединить которых невозможно”. Сборник был издан для помощи российским хосписам. Я хочу напомнить, если кто не знает, что хосписы - это медицинские учреждения для, как правило, безнадежно больных, чаще всего онкологических больных. Понятно, что такие учреждения могут существовать только на спонсорские деньги, на деньги меценатов, в случае поддержки государства или общества в целом. В книге собраны рассказы самых разных писателей - Бориса Акунина, Евгения Гришковца, Бориса Гребенщикова, Дины Рубиной, Людмилы Петрушевской, Виктора Пелевина, Татьяны Толстой, Людмилы Улицкой и многих других. Я их не называю не потому, что они хуже или менее значимы, а просто потому, что назвать всех довольно сложно. Из средств, собранных от продажи сборника, в Благотворительный фонд помощи хосписам уже перечислено три с половиной миллиона рублей. Мне всегда бывает немножечко грустно, когда люди объединяются в связи с грустными событиями, так и хочется сказать: что же вы, ребята, ну а где же вы были чуть раньше?
Иван Толстой: То, что наши соотечественники объединяются с трудом, особенно видно в эмиграции. Вы знаете, скажем, в Америке известно, что существует армянское лобби, еврейское лобби, грузинское лобби, литовское, украинское, какое угодно. Русского лобби не существует, русские не объединялись никогда ни в какие крупные организации, сколько-нибудь долговременные, которые боролись бы за права всех. Если они и объединялись, то только в какие-то небольшие группы, которые преследовали исключительно свои интересы, и затем они распадались, потому что даже в них не было единства.
Конечно, можно назвать такую действенную и довольно мощную в свое время организацию как Толстовский фонд, которая была создана дочерью Льва Толстого Александрой Львовной еще перед Второй мировой войной, кстати, в связи с советско-финской войной, потому что там нужно было защищать наших солдатиков, попавших в финский плен. В этом году, тем самым, исполняется 70 лет со времени создания Толстовского фонда. Но, пожалуй, это единственное, что просуществовало, да и то, Толстовский фонд в последнее время совсем как-то захирел.
И в каком-то смысле, по какой-то касательной развивая или продолжая эту тему, давайте послушаем эссе Бориса Парамонова, которые названо “Казаки и русская идентичность”.
Борис Парамонов: Есть в русской истории такая философема – казачество. Его существование – ярчайшее свидетельство парадоксальности русской истории. Казаки – древняя русская вольница, беглые от жестоких порядков московского царства с его обязательной службой или тяглом, с его постоянно росшим закрепощением крестьян, когда-то вольных хлебопашцев. Но в парадоксальных поворотах русской истории вышло так, что казаки со временем стали основой государственного порядка – и, прежде всего, в смысле охраны внешних государственных границ. Был такой сюжет в русской истории – борьба леса со степью: степь – это вечная угроза, шедшая со стороны южных и восточных кочевых племен. Московские цари сообразили, что казачество, эта анархическая вольница, это сборище всяческих “воров”, как тогда говорили (а ворами называли всех вообще преступников), - что оно может стать охранительной, оборонительной силой, силой, так сказать, консервирующей, то есть стабилизирующей положение на шатких российских границах. Так и само казачество стабилизировалось в качестве воинского сословия, наделенного за свою пограничную службу обширными плодородными землями юга России. Сложившийся таким образом строй казацкой жизни многими в России считался образцовым для крестьянства. Как известно, горячим поклонником этого строя был Лев Толстой, давший в повести “Казаки” любовное его описание – задолго до “Тихого Дона”, тоже ведь своеобразной казацко-русской эпопеи.
Со временем казачество стало использоваться и для поддержания внутреннего порядка в дестабилизировавшейся стране, как репрессивная сила для подавления пресловутого “врага унутреннего”. Это еще один пример того, как российская власть, даже чего-то достигнув, тут же это достигнутое портит и теряет.
Сейчас, как известно, казачество пытается реставрировать себя в качестве некоей органической исторической общности, причем не без готовности к воспроизведению прежней репрессивной практики. По этому поводу много пишут и многие возмущаются. Конечно, это архаическая стилизация, некая декоративная игра. Но вот появились свидетельства, что казачество возрождается – или, по крайней мере, хочет возродиться – в прежнем своем, и наилучшем, качестве сельского земледельческого сословия.
В конце марта появилась на эту тему интереснейшая статья в “Нью-Йорк Таймс” – о потомках забайкальских казаков, желающих вернуться на историческую родину – из очень дальнего зарубежья, из Уругвая. На газетной странице – фотографии двух таких человек – Василия Реутова и его шурина Алексея Килина. Поразительные лица, таких уже не встретишь в нынешней России, - благообразные, строгие, серьезные, можно сказать, иконописные. Видно, что не пьют водку ежедневно и круглосуточно. Усы, коротко подстриженные бороды и белые домотканые рубахи, традиционные для казаков-староверов Забайкалья. Они рассказывают, что среди казацкой диаспоры Южной Америки разговоры о репатриации начались еще в 80-е годы, но сейчас, с новой обстановкой в постсоветской России, начались и практические шаги. Причем эти шаги – навстречу возможным переселенцам – предпринимают сами нынешние российские власти.
Это, конечно, не от хорошей жизни. В статье “Нью-Йорк Таймс” приводятся такие сведения:
Диктор: “В России сейчас пустуют десятки миллионов акров плодородных земель. На них некому работать: как в результате развала сельскохозяйственной системы, так и по причине катастрофической нехватки населения. По данным ООН, к 2050 году население России сократится на 18 процентов - упадет до цифры 116 миллионов от нынешних ста сорока одного. Между тем примерно 25 миллионов русских проживают сейчас в странах так называемого ближнего зарубежья. Созданы правительственные программы переселения, но пока что по этим программам переехало на российские земли всего 10 тысяч 300 человек”.
Борис Парамонов: Что и неудивительно хотя бы потому, что русское население в ближнем зарубежье в громадном большинстве не было сельскохозяйственным. Другое дело потомственные казаки – земледельцы. Судя по тому, что говорят Василий Реутов и Алексей Килин, их намерения вполне серьезные, и работать они собираются именно на земле. И едва ли не главная среди их мотиваций – дерусификация молодого поколения казаков. На обширных и достаточно изолированных сельхозугодьях Бразилии и Уругвая, где долгие годы жили и работали казаки, этот процесс не ощущался как решающий. Но дело резко изменилось с переездом многих казаков в Соединенные Штаты, где молодое поколение, прежде всего, стремительно забывает русский язык.
“Нью-Йорк Таймс” в той же статье сообщает такие подробности:
Диктор: “Не все староверы, к которым относятся решившиеся переселиться в Россию потомки забайкальского казачества, думают так, как Реутов и Килин. Священник Николай Якунин, у которого приход в Николаеве на Аляске, признается, что у него нет иллюзий относительно русского будущего. “Мы не вернемся, - говорит он. – В России всё еще заправляют коммунисты, хоть они и называют себя демократами”. При этом отец Николай тоже обеспокоен тем, что молодые люди из его прихода быстро ассимилируются, не хотят учить русский язык, и утрачивают русские культурные связи”.
Борис Парамонов: Интересный сюжет, как-то сразу со всех сторон освещающий русские дела как прежние, так и настоящие, да и не только русские, но некие глобальные тенденции. В статье “Нью-Йорк Таймс” говорится, что на Дальнем Востоке проживают сейчас шесть миллионов русских – и десятки миллионов китайцев, подвергающих эти обширные русские пространства тем, что испокон веку называлось колонизацией. В этих обстоятельствах, каким весом будут обладать те потомки забайкальских казаков, которые действительно переселятся на историческую родину? И что в России на большем ходу исчезает – сельскохозяйственное производство или сама русская идентичность?
Иван Толстой: Андрей, конечно, хотелось бы обсудить впечатления от этого эссе, но, к сожалению, время нашей программы уж слишком ограничено. Может быть, у вас хотя бы одна какая-то реплика?
Андрей Гаврилов: Вы знаете, ну какая может быть реплика в связи с как всегда блистательным эссе Бориса Парамонова? Я просто могу сказать, что мысли, которые это эссе у меня зародило, тут же ушли в сторону, и я почему-то вспомнил новинку московского кинопроката - фильм “Тарас Бульба”, который меня поразил, в общем, двумя вещами. Первое - это какой-то пыткой, абсолютно неудачной и слабой, великодержавности и попыткой, в общем, изобразить славянские народы, на примере русского и украинского, как нечто единое, неделимое целое. Это бог ему судья.
Второе меня поразило то, как в фильме предан один из наиболее поразивших меня в свое время в повести Гоголя эпизодов, а именно, как Тарас Бульба и его молодцы погуляли по Польше. Гоголь описывает достаточно кратко, жестко и, может быть, от этого не менее страшно то, как казаки сжигали заживо в костелах польских девушек и женщин, а если около костела еще попадались дети малые, они их поднимали на копья и кидали в этот пылающий ад. Мне было очень интересно, как это покажет режиссер. Я могу честно сказать, что то, как он показал, меня поразило. Этой сцены в фильме нет. В общем, этого достаточно для того, чтобы понять направленность фильма. А тут еще подоспело интервью режиссера, который не только подтвердил, что он является верным и убежденным членом КПРФ (это бог ему судья), но и то, что цель фильма, чтобы люди, посмотревшие его, по-моему, он сказал “плюнули на”, но здесь я точно цитату не помню, скажу чуть деликатнее, забыли про Новодворскую и Ковалева и пошли записываться в компартию. Мне добавить нечего.
Иван Толстой: Пожалуй, мне тоже. “Переслушивая Свободу” - наша регулярная рубрика и, может быть, она как раз сегодня вернет наших слушателей к именам Новодворской и Ковалева, в каком-то смысле. Сейчас мы будем слушать сюжет 57-го года под названием “Трагедия Бруно Ясенского. Писатель и его сын”.
Диктор: Говорит радиостанция “Освобождение”. В заключение программы прослушайте заметку “Трагедия Бруно Ясенского”.
Диктор: Польская еженедельная литературно-общественная газета “Нова культура” в номере от 9 июня нынешнего года сообщает:
“Сын писателя Бруно Ясенского Андрей, как только сейчас удалось установить, проживает в городе Куйбышеве. В продолжение 20 лет после того как был арестован его отец, о нем ничего не было слышно. Только теперь выяснилось, что Андрей Ясенский некоторое время после ареста отца был беспризорником, а потом попал на воспитание в детский дом, где ему присвоили чужую фамилию. Находясь в детском доме, Андрей Ясенский учился в средней школе. Около двух лет тому назад он окончил Политехнический институт, а о посмертной реабилитации отца Андрей Ясенский узнал только из газет”.
Таковы сухие и скупые газетные строки. За ними скрывается подлинная трагедия двух человек, трагедия писателя и трагедия его сына. Кто такой Бруно Ясенский? Поляк по происхождению, коммунист по убеждению, советский писатель Бруно Ясенский был арестован и расстрелян по приказу Сталина в разгар ежовщины. Расстрелян по простому подозрению в шпионаже, расстрелян, несмотря на принадлежность к партии, несмотря на коммунистическую направленность творчества. Бруно Ясенский принадлежал к числу людей, поверивших в светлые зори, обещанные коммунистическими пророками и вождями, во имя этих светлых зорь он принял и оправдал насилие над человеком, творимое коммунистами, насилие, теоретически обоснованное Марксом и впервые осуществленное Лениным. На службу идеям коммунизма он поставил свой немалый талант. Мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем, как оценивал свои взгляды и свое прошлое Бруно Ясенский, находясь в тюрьме в ожидании расстрела, мы не знаем доподлинно и того, не зародился ли в глубине души Бруно Ясенского протест, когда на его глазах проходила коллективизация, когда вымирали от голода целые деревни. Но от писателя осталась рукопись незаконченного романа “Заговор равнодушных”. Эта рукопись лишь недавно увидела свет. Ее напечатал на своих страницах журнал “Новый мир”. Напечатал после того, как казнь писателя была отнесена за счет ошибок, связанных с культом личности. “Заговор равнодушных” это сплошной обвинительный акт против бесчеловечностей и против тех, кто равнодушно умывает руки пери виде жертв. Судьба хотела, чтобы в числе жертв бесчеловечностей оказался сам Бруно Ясенский. Судьба хотела, чтобы жертвой заговора равнодушных оказался его родной сын, ибо его не решила принять к себе в дом ни одна знакомая семья писателя. Судьба захотела, чтобы трагедия Бруно и Андрея Ясенских разыгралась не в Третьем рейхе, а на просторах страны, правителям которой Бруно Ясенский помогал строить коммунизм.
Диктор: “Трагедия Бруно Ясенского”, - как озаглавлена заметка, которую вы прослушали - трагедия многих тысяч людей, честно поверивших в коммунизм. Трагедия эта состоит не только в том, что эти люди были расстреляны или погибли в лагерях, но и в том, что была загублена их вера. Теперь, пожалуй, коммунистических идеалистов вроде Ясенского больше не сыщешь. Теперешние партийцы - либо приспособленцы, либо карьеристы. Но пусть они задумаются над судьбой Ясенского и ему подобных. Коммунизм пожирает своих собственных детей.
Иван Толстой: Андрей, а теперь настало время для вашей персональной рубрики. Расскажите, пожалуйста, поподробнее о музыке, которая сегодня звучала в нашей программе.
Андрей Гаврилов: Сегодня мы слушаем дуэт двух замечательных музыкантов - Сергея Летова и Юрия Парфенова. Пьеса, которую мы слушаем, называется “Шествие” и, в общем, она скорее подчеркивает мастерство Юрия Парфенова. Юрий Парфенов - трубач, родился в 1946 году в Башкирской ССР, окончил музыкальное училище во Фрунзе, Киргизская ССР, консерваторию в Ташкенте, Узбекская ССР, и до 1984 года он жил в самых разных республиках Средней Азии и Казахстане, играл с местными музыкантами в местных ансамблях. С 1984 года он живет под Москвой. В 1973-79 году он был солистом Узбекского государственного оркестра радио и телевидения, выступал в джаз ансамбле “Бумеранг”. Ансамбль “Бумеранг” это один из немногих советских джазовых коллективов, который удостоился чести быть изданным на престижнейшей американской фирме грамзаписи “Mobile Fidelity”. С 1984 года Парфенов - солист оркестра Олега Лундстрема, он объехал с этим оркестром практически весь мир. Выступал он и с джаз оркестром Иллинойского университета под управлением энтузиаста джаза профессора Джона Гарви. Оркестр выпустил компакт диск с его авторской композицией, пожалуй, самой известной его композицией “Дервиш”. С 1992 года Парфенов играет в ансамбле “Три “О” и в дуэте с Сергеем Летовым. В декабре 1999 года он принимал участие в последнем джазовом эфире тысячелетия на радиостанции Вест Дойче Рундфунк в Кельне. Его партнер в сегодняшней записи, Сергей Летов, родился в Семипалатинске Казахской ССР, он окончил Московский институт точной химической технологии имени Ломоносова и аспирантуру во Всесоюзном институте авиационных материалов. Первое публичное выступление Летова состоялось в апреле 1982-го года с Ансамблем ударных инструментов Марка пекарского. С тех пор, пожалуй, нет более известного в кругах авангардной музыки, в кругах фри джаза, в кругах перформансов и хэппенингов музыканта, нежели Сергей Летов. Достаточно сказать, что его дискография насчитывает порядка 80 релизов. Мы предлагаем вашему вниманию пьесу “Шествие” с их совместного альбома, который называется “Тайное учение”. Юрий Парфенов, Сергей Летов.