Вчерашнее воскресенье, так уж совпало, соединило два не сочетаемых праздника: Вход Господень в Иерусалим и День космонавтики. Эти даты отмечаются в России параллельно, разными людьми. Сын человеческий и сын божий смотрят на это задумчиво из своей лазоревой синевы... Православие, финансируемое государством не хуже, чем космонавтика полвека назад, оттеснила золоченым рукавом рясы мундир советской собственной гордости. А может — просто оттенила ее? В конце концов, оба события знаменуют одно и то же — приближение обычного человека к высшему, прикосновение к небесному, непостижимому.
День вербной космонавтики выдался прозрачный и солнечный, как на заказ! Люди старой закалки (забавно, что когда-то их закалка считалась наиновейшей) вспоминали сына человеческого, люди закалки нынешней — сына божьего. Я специально пишу с маленькой буквы, становясь на сторону тех, кого совсем не слышно теперь — на сторону атеистов. Казалось бы, зачем туда становиться? Да просто потому, что они — немодные и такие несвоевременные тут, где каждый второй таксист осеняет себя крестным знамением, проносясь мимо храма или задумчиво любуясь на золоченые кресты через пыльное стекло автомобиля, застрявшего в пробке. «Приехали!» как сказал бы теперь Юрий Алексеевич.
Когда отбирали кандидатов в первый космический экипаж, то помимо нужного роста и веса требовалась партийность и преданность тогдашним идеалам. Антисоветчики поговаривали, что, мол, Гагарина выбрали еще и за его улыбку: хорошо, мол, будет смотреться на первых полосах газет. Сегодня будущий герой обязан быть крещеным, я думаю. Рассуждать в своих интервью про господа и его волю. Верить не в неизбежность победы коммунизма, а в царство божие. А улыбка... Стоматология шагнула далеко.
Вера сменилась, требовательность к ее наличию — осталась. Страна обращается к своим гражданам с неизменным требованием веры, и с просьбой о любви (выраженной тоже довольно жестко). Меры в своих запросах знать не желает. Может, от этой «безмерности в мире мер» происходит такой крен в сторону религиозности (храм Христа Спасителя стал просто заменителем Колонного Зала), а трибуну, прочно занимаемую когда-то учеными, захватили астрологи. Такая вот смена вех — от астрономии к астрологии, вперед в прошлое. На всех парах.
История, как известно, не тормозит на виражах и не наклоняется сослагательно. Ее спираль все теснее закручивает свои тугие завитки. Улыбчивое (сейчас бы сказали — харизматичное) лицо первого космонавта сегодня водружено на махровые знамена тех, кто тоскует о мрачноватом совке, а лик Спасителя смотрит строго с карманных календариков и из магазинных витрин, в добровольно-принудительном порядке украшенных к Пасхе.
Вознесение Христа разъясняется с наших телеэкранов подробно (хронологически и с показом соответствующих пейзажей), как когда-то — таинственная гибель Гагарина. Нет, намного подробнее! Вид Голгофы сограждане представляют себе гораздо лучше, чем окрестности города Киржач, место загадочного крушения первого космонавта. Во времена гонений на православие тема смерти всенародно любимого Юры стала одной из главных городских легенд. Одни говорили, что он страшно пил и разбился спьяну. Другие — будто бы на самом верху отдали приказ о его устранении... Якобы сам Брежнев так решил. Уфологи утверждали, что его забрали инопланетяне. Третьи шепотом рассказывали, что он знал какие-то небывалые секреты советской космонавтики и поэтому был приговорен. Поговаривали, что он пытался воспрепятствовать запуску неисправного космического корабля. Он ушел, будто вознесся — непостижимо и странно. Ему только-только исполнилось тридцать четыре, практически возраст Христа.
Одна из трактовок вербного воскресенья — вход сына человеческого в рай. Вход в рай или выход в космос... Просто хорошо весной задрать голову кверху и посмотреть в солнечную высь. Очень редко ведь удается — просто посмотреть на небо. Вспомнить обоих сыновей: божьего и человеческого.
День вербной космонавтики выдался прозрачный и солнечный, как на заказ! Люди старой закалки (забавно, что когда-то их закалка считалась наиновейшей) вспоминали сына человеческого, люди закалки нынешней — сына божьего. Я специально пишу с маленькой буквы, становясь на сторону тех, кого совсем не слышно теперь — на сторону атеистов. Казалось бы, зачем туда становиться? Да просто потому, что они — немодные и такие несвоевременные тут, где каждый второй таксист осеняет себя крестным знамением, проносясь мимо храма или задумчиво любуясь на золоченые кресты через пыльное стекло автомобиля, застрявшего в пробке. «Приехали!» как сказал бы теперь Юрий Алексеевич.
Когда отбирали кандидатов в первый космический экипаж, то помимо нужного роста и веса требовалась партийность и преданность тогдашним идеалам. Антисоветчики поговаривали, что, мол, Гагарина выбрали еще и за его улыбку: хорошо, мол, будет смотреться на первых полосах газет. Сегодня будущий герой обязан быть крещеным, я думаю. Рассуждать в своих интервью про господа и его волю. Верить не в неизбежность победы коммунизма, а в царство божие. А улыбка... Стоматология шагнула далеко.
Вера сменилась, требовательность к ее наличию — осталась. Страна обращается к своим гражданам с неизменным требованием веры, и с просьбой о любви (выраженной тоже довольно жестко). Меры в своих запросах знать не желает. Может, от этой «безмерности в мире мер» происходит такой крен в сторону религиозности (храм Христа Спасителя стал просто заменителем Колонного Зала), а трибуну, прочно занимаемую когда-то учеными, захватили астрологи. Такая вот смена вех — от астрономии к астрологии, вперед в прошлое. На всех парах.
История, как известно, не тормозит на виражах и не наклоняется сослагательно. Ее спираль все теснее закручивает свои тугие завитки. Улыбчивое (сейчас бы сказали — харизматичное) лицо первого космонавта сегодня водружено на махровые знамена тех, кто тоскует о мрачноватом совке, а лик Спасителя смотрит строго с карманных календариков и из магазинных витрин, в добровольно-принудительном порядке украшенных к Пасхе.
Вознесение Христа разъясняется с наших телеэкранов подробно (хронологически и с показом соответствующих пейзажей), как когда-то — таинственная гибель Гагарина. Нет, намного подробнее! Вид Голгофы сограждане представляют себе гораздо лучше, чем окрестности города Киржач, место загадочного крушения первого космонавта. Во времена гонений на православие тема смерти всенародно любимого Юры стала одной из главных городских легенд. Одни говорили, что он страшно пил и разбился спьяну. Другие — будто бы на самом верху отдали приказ о его устранении... Якобы сам Брежнев так решил. Уфологи утверждали, что его забрали инопланетяне. Третьи шепотом рассказывали, что он знал какие-то небывалые секреты советской космонавтики и поэтому был приговорен. Поговаривали, что он пытался воспрепятствовать запуску неисправного космического корабля. Он ушел, будто вознесся — непостижимо и странно. Ему только-только исполнилось тридцать четыре, практически возраст Христа.
Одна из трактовок вербного воскресенья — вход сына человеческого в рай. Вход в рай или выход в космос... Просто хорошо весной задрать голову кверху и посмотреть в солнечную высь. Очень редко ведь удается — просто посмотреть на небо. Вспомнить обоих сыновей: божьего и человеческого.