Россия, Грузия и западные страны по-разному оценивают причины и характер августовского вооруженного конфликта в Южной Осетии. Эти разногласия в очередной раз проявились на завершившейся в Страсбурге сессии Парламентской Ассамблеи Совета Европы. Большинство делегатов ассамблеи обратили внимание на то, что Россия не выполнила большинство взятых на себя после окончания войны обязательств.
Ситуацию в интервью Радио Свобода проанализировала председатель комитета ПАСЕ по миграции и беженцам, автор доклада о гуманитарных последствиях российско-грузинской войны Корин Йонкер.
- После того, как вы опубликовали доклад о гуманитарных последствиях российско-грузинской войны, глава российской делегации Константин Косачев заявил, что в документе были и чисто политические моменты. Вы согласны с этим?
- Это - доклад о гуманитарной ситуации в регионе, и, по моему мнению, в нем содержатся только цифры и факты. Моей целью было не пользоваться популистской риторикой или публиковать вещи, про которые я точно не знаю - правда это или нет. Я даже намеренно не отвечаю на политические вопросы, а их, естественно, мне задают, пытаясь, видимо понять, только ли гуманитарные цели я преследовала. Я говорю - нет, я не даю политических комментариев. Другие докладчики Совета Европы говорят о политических аспектах произошедшего, но я - только о гуманитарных. Так что я с оценкой российских коллег не согласна.
- Вы настаиваете на том, чтобы международным наблюдателям была предоставлена возможность посещать Южную Осетию. Кто, по-вашему, несет ответственность за изоляцию этого региона от мира?
- Я думаю, что для людей, живущих в Южной Осетии, важно знать, что думает остальной мир про все происходящее. Информация должна поступать как в регион, так и оттуда, в других странах люди имеют право знать, что происходит на этой территории, да и самим ее жителям будет от этого польза. И существующая сейчас политическая и географическая изоляция Южной Осетии - это плохо прежде всего для простых людей. А ответственны за эту изоляцию многие, и прежде всего - фактические власти Южной Осетии, которые не позволяют попасть в регион ни международным наблюдателям, ни сотрудникам многих гуманитарных организаций.
И хотите верьте, хотите - нет, но российская армия, базирующаяся в Южной Осетии, тоже участвует в этом. Ведь если бы русские оказали давление на южноосетинские власти, те бы, конечно, сняли запреты. Ну, а грузинские власти, в свою очередь, не дают попасть в регион с севера. То есть, три вовлеченные в конфликт стороны поддерживают политическую ссору, а люди, живущие в регионе, стали ее жертвами.
- В докладе говорится, что, по вашему мнению, у южноосетинских боевиков было намерение сделать так, чтобы грузины больше не вернулись в свои села в Южной Осетии. Можно ли здесь применить термин "этническая чистка"?
- Я побывала в грузинских деревнях в Южной Осетии, и там просто ничего не осталось. Все разрушено, все дома сожжены, и это было сделано организованно, с намерением сделать так, чтобы у людей не было возможности вернуться назад. Я там не была во время самой войны, но ясно видно, что сделано все это было огнем не от попаданий снарядов или бомб - этот огонь пришли и зажгли. Я думаю, что это произошло после окончания боевых действий. Определенно, это была чистка.
- Вы побывали в Южной Осетии, в Гальском районе Абхазии, в лагерях перемещенных лиц в Тбилиси. Что сейчас беспокоит вас больше всего?
- Меня волнует не столько то, с чем я столкнулась, побывав в регионе, сколько то, что произошло на этой сессии ПАСЕ. Совет Европы и его Парламентская ассамблея - это организации, основанные на принципе уважения к правам человека. Но с представителями какой бы делегации я ни говорила, российской или грузинской, - каждый стоит на своей точке зрения и даже не пытается подумать, даже не пытается допустить мысль о том, что его правда - не единственная. Я была во всех тех местах, которые вы назвали. Но когда после этого разговариваешь с политиками, то нет впечатления, что они хотят хоть что-то сделать для людей. Для политиков это какая-то политико-географическая битва. В этом и состоит моя самая большая озабоченность: я все жду, кто же из них сделает первый шаг навстречу другой стороне, пусть маленький, но не показной, а реальный, кто пойдет на серьезный диалог? Это сейчас самое важное, но пока я не вижу большого числа тех, кто хотел бы приложить к этому усилия.
Ситуацию в интервью Радио Свобода проанализировала председатель комитета ПАСЕ по миграции и беженцам, автор доклада о гуманитарных последствиях российско-грузинской войны Корин Йонкер.
- После того, как вы опубликовали доклад о гуманитарных последствиях российско-грузинской войны, глава российской делегации Константин Косачев заявил, что в документе были и чисто политические моменты. Вы согласны с этим?
- Это - доклад о гуманитарной ситуации в регионе, и, по моему мнению, в нем содержатся только цифры и факты. Моей целью было не пользоваться популистской риторикой или публиковать вещи, про которые я точно не знаю - правда это или нет. Я даже намеренно не отвечаю на политические вопросы, а их, естественно, мне задают, пытаясь, видимо понять, только ли гуманитарные цели я преследовала. Я говорю - нет, я не даю политических комментариев. Другие докладчики Совета Европы говорят о политических аспектах произошедшего, но я - только о гуманитарных. Так что я с оценкой российских коллег не согласна.
Существующая сейчас политическая и географическая изоляция Южной Осетии - это плохо прежде всего для простых людей
- Вы настаиваете на том, чтобы международным наблюдателям была предоставлена возможность посещать Южную Осетию. Кто, по-вашему, несет ответственность за изоляцию этого региона от мира?
- Я думаю, что для людей, живущих в Южной Осетии, важно знать, что думает остальной мир про все происходящее. Информация должна поступать как в регион, так и оттуда, в других странах люди имеют право знать, что происходит на этой территории, да и самим ее жителям будет от этого польза. И существующая сейчас политическая и географическая изоляция Южной Осетии - это плохо прежде всего для простых людей. А ответственны за эту изоляцию многие, и прежде всего - фактические власти Южной Осетии, которые не позволяют попасть в регион ни международным наблюдателям, ни сотрудникам многих гуманитарных организаций.
И хотите верьте, хотите - нет, но российская армия, базирующаяся в Южной Осетии, тоже участвует в этом. Ведь если бы русские оказали давление на южноосетинские власти, те бы, конечно, сняли запреты. Ну, а грузинские власти, в свою очередь, не дают попасть в регион с севера. То есть, три вовлеченные в конфликт стороны поддерживают политическую ссору, а люди, живущие в регионе, стали ее жертвами.
- В докладе говорится, что, по вашему мнению, у южноосетинских боевиков было намерение сделать так, чтобы грузины больше не вернулись в свои села в Южной Осетии. Можно ли здесь применить термин "этническая чистка"?
- Я побывала в грузинских деревнях в Южной Осетии, и там просто ничего не осталось. Все разрушено, все дома сожжены, и это было сделано организованно, с намерением сделать так, чтобы у людей не было возможности вернуться назад. Я там не была во время самой войны, но ясно видно, что сделано все это было огнем не от попаданий снарядов или бомб - этот огонь пришли и зажгли. Я думаю, что это произошло после окончания боевых действий. Определенно, это была чистка.
- Вы побывали в Южной Осетии, в Гальском районе Абхазии, в лагерях перемещенных лиц в Тбилиси. Что сейчас беспокоит вас больше всего?
- Меня волнует не столько то, с чем я столкнулась, побывав в регионе, сколько то, что произошло на этой сессии ПАСЕ. Совет Европы и его Парламентская ассамблея - это организации, основанные на принципе уважения к правам человека. Но с представителями какой бы делегации я ни говорила, российской или грузинской, - каждый стоит на своей точке зрения и даже не пытается подумать, даже не пытается допустить мысль о том, что его правда - не единственная. Я была во всех тех местах, которые вы назвали. Но когда после этого разговариваешь с политиками, то нет впечатления, что они хотят хоть что-то сделать для людей. Для политиков это какая-то политико-географическая битва. В этом и состоит моя самая большая озабоченность: я все жду, кто же из них сделает первый шаг навстречу другой стороне, пусть маленький, но не показной, а реальный, кто пойдет на серьезный диалог? Это сейчас самое важное, но пока я не вижу большого числа тех, кто хотел бы приложить к этому усилия.