Марина Тимашева: Если и в самом деле наука, чем дальше от политики, тем объективнее, тогда новое издание Петербургского университета – Саркис Казаров, “История царя Пирра Эпирского” - наверное, оно должно понравиться нашему рецензенту Илье Смирнову больше, чем книга о современных светских государствах, которую он представлял в прошлый раз. Правильно? Ведь наследие древнего царя, всё то, ради чего он одерживал свои “пирровы победы”, сегодня не очень актуально, и Греция, кажется, больше не предъявляет претензий на территорию Италии?
Илья Смирнов: Но совсем уж изолироваться от атмосферы в обществе нельзя. В начале книги есть такой теоретический пассаж про роль личности в истории: “чем меньше развиты демократические институты, предполагающие универсальную избирательную систему, разделение законодательной, судебной и исполнительной властей, чем ниже сознание и самосознание народа…, тем выше роль личности”, дальше ссылка на английского политика, который не согласен с Карлом Марксом, и резюме: “мы полностью разделяем эти методологические принципы и будем руководствоваться ими” (21). Хорошие принципы, из них логически вытекает, например, что при демократии выдающихся людей должно быть много меньше, чем при первобытном строе. Не знаю, это ли хотели сказать в английском парламенте, но я для себя уже было решил: эх, опять выбросил деньги на “продвинутую” литературу. Но читаю дальше – всё в порядке. На основное содержание книги “принципы” почти не повлияли. Конечно, в “Истории царя Пирра” имеет место “чрезмерное восхищение” главным героем, на что обратили внимание и редакторы книги (11). Но такой крен вообще характерен для биографий. Трудно написать 500 страниц про древнего царя, который тебе глубоко несимпатичен. И заметьте, что оценки типа: “Пирр проповедовал нравственные принципы в политике” (509), сравнения с Александром Македонским не в пользу Александра Филипповича – всё это сконцентрировано в финальной главе. А вот то, что у книги были научные редакторы, и они действительно работали, и написали потом отдельное предисловие, в котором по пунктам указано, в чём согласны, в чём не согласны с автором – это по нынешним временам такая редкость, такой пережиток “тоталитарного режима”, что издательству Санкт –Петербургского университета надо сразу давать все премии, какие есть в отрасли.
А Саркис Суренович Казаров начинает собственно историю Пирра с очень внимательного, детективного анализа всех тех источников, из которых мы черпаем информацию о полководце, бросившем вызов Риму и Карфагену. И каждый раз старается увязать сообщаемые сведения с возможной пристрастностью источника – кто написал? когда? для какого заказчика? – и отделить содержательную часть от “морализаторской” (59). Вот чему должны учиться у профессиональных историков журналисты, которые представляют новости политики, экономики и культуры. Источниковедению. Далее автор рассказывает нам предысторию. Что за страна Эпир, откуда вышел такой замечательный воин. Северо-восточная, горная и холодноватая окраина Древней Греции, жители которой были настолько “удалены от центра греческой культуры” и от “участия в общегреческих делах” (177), что сами эллины не знали, считать ли их своими соплеменниками или варварами. Но главное и принципиальное, что отличало “эпирскую народность” - для автора книги это не чистота происхождения, сколько там от греков, сколько от иллирийцев, не религия (182), а совершенно объективные социально-экономические обстоятельства развития или, если хотите, не-развития этого региона, который очень поздно проходит “стадию перехода от родового строя к рабовладельческому” (191). “До 1У века до нашей эры… эпирские племена были, конечно же, не греками в том смысле, в каком Фукидид должен был понимать греческую культуру и греческую организацию, в основе которой лежал полис” (178).
А дальше разворачивается авантюрная биография эпирского царя, который, правда, меньше всего интересовался своей непродвинутой и непрестижной родиной, а сражался то в Малой Азии, то в Италии, то за македонский трон, то за наследство сиракузских тиранов, то с карфагенянами, то со спартанцами, а убила его старушка, сбросившая с крыши что-то тяжелое, кусок черепицы (391) во время уличных боёв в древнем городе Аргосе, с которым Пирр, вроде бы, до последнего момента и не собирался воевать. “Планы Пирра менялись в зависимости от изменения конкретной обстановки” (324). Всё это рассказано в подробностях, с сопоставлением версий и, по моему читательскому разумению, складывается в картину, далёкую от какой бы то ни было идеализации. Перед нами один из тех эллинистических правителей – конечно, талантливых, храбрых, энергичных, но авантюристов, которых пример Александра Македонского вдохновил на то, чтобы в бесконечных войнах рвать на куски античную цивилизацию, выкраивая себе царства самой причудливой конфигурации (346), лишь бы побольше и побогаче. Внимательному читателю становится понятно, почему Пирр, при всех своих талантах, не победил и не мог победить римлян. Потому что это были действительно римляне, то есть их армия имела в основе своей коллектив граждан (286), мы уже говорили на эту тему в связи с книгой Валерия Николаевича Токмакова http://www.svobodanews.ru/content/Transcript/413034.html/ . Состав эллинистических армий принципиально иной, разношерстный и случайный, с опорой на наёмников. Поэтому римляне могли себе позволить проигрывать битвы и терять полководцев, а для Пирра первое… даже не поражение в полном смысле слова, а невыигранное сражение уже означало конец его итальянской кампании. А гибель самого царя – конец всего государства. В книге приведены выразительные цитаты. Побывавший в Риме царский посол Киней сравнил это государство с Лернейской гидрой (420). И вот еще нетрадиционная, но, по мнению автора, заслуживающая доверия версия той фразы, которой сам царь подвел итоги своей “Пирровой победы” при Аускуле: “Если я одержу еще одну такую победу над римлянами, у меня не останется ни одного воина из тех, что прибыли вместе со мной” (330). Здесь имелись в виду не все воины, но соплеменники, эпироты.
Получается, что мы вернулись, сделав круг и обогатившись новыми знаниями, к общим представлениям, которые в принципе не расходятся со старыми добрыми учебниками, в которых Пирр представал “храбрым человеком” и “блестящим полководцем”, но, к сожалению, авантюристом (История Древнего Рима под редакцией В.И. Кузищина. М, Высшая школа, 1993, с. 71 -72).
Наконец, Вы поставили вопрос – далеко ли от современной жизни то, о чём рассказывает профессор Казаров? С какой стороны посмотреть. Во всём так называемом “постиндустриальном” мире отменяют призыв граждан на военную службу, а в армию набирают за деньги сначала из своих, кто победней, потом чужих за деньги плюс гражданство. Политологи очень рады такому прогрессу, и молодёжь рада, и ее можно понять, и никто не задумывается над печальной судьбой греческих городов Южной Италии, которые как раз и пригласили Пирра повоевать с римлянами. Вот Милон – это офицер, которого Пирр отправил в Италию с авангардом – прибыл к месту назначения, “увидел, что войска, обещанные Пирру тарентинцами, существуют только в их воображении” и вынужден был “лично заняться охраной городских стен” (422). Из 200 тысяч жителей богатейшего города (268) не нашлось, кому заняться охраной стен, до прибытия гастарбайтеров из далекого горного Эпира.
И с точки зрения военного искусства, наверное, возможны поучительные параллели. Вот самоубийственная идея применить слонов в уличных боях: “в самый разгар сражения на улицах Аргоса самый большой слон был смертельно ранен и, упав у ворот, преградил путь к отступлению. Другой слон, которого звали Никон, в поисках своего упавшего погонщика побежал, опрокидывая как эпиротов, так и их противников. Найдя труп погонщика, Никон поднял его с помощью хобота и бивней и, взбесившись, повернул назад, валя наземь и убивая без разбора всех, кто попадался ему на пути” (437). Кто-то из читателей вспомнит неудачный опыт использования танков в уличных боях и посетует, что полководцы ХХ века плохо учили древнюю историю. А кто-то…
Марина Тимашева: А кто-то, наверное, пожалеет слонов, которые уж точно ни в чём не виноваты.