Ольга Беклемищева: Мы говорим о наркомании и ее последствиях. Тема это довольно коварная – для ведущего: трудно сказать что-то новое, кажется, что все уже всем сказали. Но такова специфика просвещения – многие вещи, кажущиеся банальными, стоит повторять и повторять – только тогда можно рассчитывать на то, что их запомнят. Кроме того, 27 июня – Международный день борьбы с наркоманией и незаконным оборотом наркотиков, и как-то хочется внести свою лепту. Сегодня в нашем разговоре участвуют главный нарколог Москвы Евгений Брюн – он примет участие по телефону, Олег Бузик, заместитель директора Московского научно-практического центра наркологии, и наш постоянный медицинский американский эксперт профессор Даниил Борисович Голубев. С него и начнем.
Даниил Борисович, как обстоят дела с наркоманией в Соединенных Штатах?
Даниил Голубев: На протяжении десятилетий борьба с наркоторговлей и наркоманией является одним из приоритетов политики США. По данным специального агентства по борьбе с курением, алкоголизмом и наркоманией, наиболее «популярным» наркотиком в США является марихуана. Её ежегодно употребляют более 11 миллионов американцев, кокаин - примерно полтора миллиона, галлюциногены - около миллиона, героин - 200 тысяч человек. А вот по данным министерства здравоохранения, по меньшей мере один раз «попробовали» марихуану в течение своей жизни около 80 миллионов жителей Соединенных Штатов Америки. Кстати, в этом публично признавался и бывший президент страны Билл Клинтон. Нужно отметить, что все эти цифры приблизительны, и истинный размах потребления и торговли наркотиками, в общем, неизвестен. Важно подчеркнуть, что на долю наркоманов приходится 50% инфицированных вирусом иммунодефицита человека, три четверти из которых – афроамериканцы.
Исследование, проведенное Национальным институтом исследований наркозависимости, показало, что за период с 2001 по 2004 год число школьников, которые курят или используют наркотики, снизилось примерно на 17%. Особенно заметно уменьшилось число любителей марихуаны. В то же время, выросло число потребителей ингаляционных наркотиков (вдыхающих пары клея, аэрозоля и прочего). В общем, ежегодное злоупотребление наркотиками вместе с алкоголем является причиной смерти примерно 120 тысяч жителей США, причём алкоголю в этом зловещем тандеме принадлежит куда более скромная роль.
В целом за последние десять лет число наркоманов в США сократилось примерно вдвое. Искоренение наркомании происходит, хотя не совсем ясно, почему именно. Но, безусловно, сыграла роль пропаганда против наркотиков, получившая в Америке необыкновенный размах: всем памятны бесконечные телевизионные клипы с изображением жены президента Рейгана Нэнси Рейган, призывавшей молодежь сказать «нет» наркотикам.
Ольга Беклемищева: А каковы финансовые параметры последствий наркомании, если так можно выразиться?
Даниил Голубев: Есть такие официальные статистические данные: в США ежесекундно на борьбу с наркотиками тратится 609 долларов. По данным министерства здравоохранения, наркотики и алкоголь ежегодно наносят стране ущерб в размере 300 миллиардов долларов. В эту сумму входят как прямые, так и косвенные статьи расходов: затраты на медицину; на содержание правоохранительных органов; на ликвидацию последствий автокатастроф, вызванных водителями, находившимися под действие алкоголя или наркотиков; компенсации жертвам преступлений, совершённых преступниками в состоянии алкогольного и наркотического опьянения; на снижение производительности труда и так далее. Ежегодно американцы тратят на покупку наркотиков около 60 миллиардов долларов.
Ольга Беклемищева: Какова реакция органов правопорядка на торговлю наркотиками?
Даниил Голубев: Нелегальное хранение наркотиков является закононаказуемым. Степень наказания варьируется в разных штатах. В общем, почти каждую секунду в США производится задержание человека, связанное с наркотиками. Не каждое задержание приводит к аресту, но вот в 2000 году, например, по обвинению в торговле или хранении наркотиков было арестовано примерно 1 миллион 600 тысяч человек. Война с наркоторговлей ведётся постоянно, и это именно война, причём не только на территории США, но и в Колумбии, Мексике и других латиноамериканских странах в содружестве с местными силами правопорядка. 23 июня антинаркотическое ведомство сообщило о ликвидации криминальной сети, которая поставляла героин из Колумбии в США. Наблюдение велось около двух лет. В рамках этой операции было арестовано 56 человек и конфисковано героина на 25 миллионов долларов. Арестованным грозит пожизненное заключение.
Называя вещи своими именами, нельзя не констатировать, что, несмотря на определённые успехи, в стране всё ещё существует колоссальный спрос на наркотики, а это рождает колоссальное предложение. Наркотики со всех сторон везут в США по воздуху, по суше и по морю, а иногда и под землей, копая тоннели под американо-мексиканской границей. Американские власти, как могут, охраняют свои границы и давят на другие государства, прежде всего на Колумбию, требуя усилить борьбу с наркотиками и ликвидировать посевы коки. Однако иностранцы часто сетуют, что прежде всего американцам нужно искоренить наркоманию у себя в стране, потому что без спроса не будет и предложения. Но это сделать совсем непросто!
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич, вы главный нарколог города Москвы. А скажите, пожалуйста, какова динамика потребления наркотиков в России?
Евгений Брюн: Я должен согласиться с нашим американским коллегой. Все те же тенденции, которые происходят в Америке, происходят и в России, в частности, в Москве. За последние пять лет количество наркоманов уменьшается, уменьшается за счет инъекционных наркотиков, за счет героина, но общее число потребителей наркотиков, больных, зависимых людей имеет тенденцию к легкому росту. То есть каждый год темпы прироста уменьшаются, но тем не менее какой-то рост происходит. Сейчас в Москве зарегистрировано порядка 21 тысячи наркоманов, стоящих на диспансерном учете, плюс 8 тысяч на профилактическом учете. Но истинная распространенность наркомании – в семь раз больше, чем те учетные цифры, о которых мы знаем точно, что эти люди больны.
Ольга Беклемищева: Олег Жанович, а как получается, что есть официальные цифры учета и есть оценка экспертов? Говорят, что на самом деле нужно умножать на 10 или на 7, как Евгений Алексеевич сказал. На чем основываются эксперты, чтобы выявить этот коэффициент умножения?
Ольга Беклемищева: Риска.
Олег Бузик: Совершенно верно.
Ольга Беклемищева: А как вы определяете, кто уже наркоман, а кто еще только пробует?
Олег Бузик: На этот счет есть совершенно четкие медицинские критерии, и, когда в наше поле зрения попадает тот или иной человек, мы уже определяем, есть ли признаки болезней зависимости или их нет.
Ольга Беклемищева: А в чем эти признаки?
Олег Бузик: Их достаточно много. Скажем, постоянные мысли о приеме наркотиков, то есть: а хорошо было бы принять. Человек испытывает целый комплекс психологических, вегетативных и других признаков при отсутствии наркотиков.
Ольга Беклемищева: То, что называется «ломка».
Олег Бузик: То, что называется зависимостью физической. Да, у лиц со сформировавшейся зависимостью на сленге называется «ломка», если мы говорим о героиновых наркоманах. Это определенные, характерные такие боли в суставах, мышцах, как будто ломает, скручивает, выворачивает суставы. Собственно, отсюда и родился этот сленговый термин.
Ольга Беклемищева: Но я так понимаю, что это для героиновых наркоманов характерно. А для других это не характерно?
Олег Бузик: Для других это не характерно. Есть другие симптомы, так называемая абстиненция, абстинентный синдром. Почему мы еще говорим о том, что цифры гораздо больше? Мы работаем по обращаемости. То есть если к нам приходит человек, мы с ним занимаемся, у нас нет возможности посмотреть всю популяцию. То есть это только-только еще мероприятия, которые уже определены и начинают свой ход.
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич, у меня к вам тогда вопрос. Насколько я поняла из выступления профессора Голубева, все-таки достаточно большие деньги выделяются в Америке на эпидемиологические исследования, чтобы оценить, сколько наркоманов, сколько скрытых наркоманов и какие именно виды наркомании преобладают в обществе. А в России, в Москве, например, ведутся эпидемиологические исследования?
Евгений Брюн: Конечно, ведутся такие исследования. Просто у нас по-разному считается финансирование. Там есть целевое финансирование, мониторинг наркотической ситуации, а у нас это все заложено в бюджет здравоохранения города Москвы. И за счет этого бюджета мы считаем и проводим соответствующие исследования.
Ольга Беклемищева: Скажите, а когда вы проводите такие исследования, бывает, что вы выявляете ранее не выявленных наркоманов?
Евгений Брюн: Безусловно да. У нас есть специальные программы по школам, по трудовым коллективам, где мы пытаемся как раз выявлять и группу риска, и потребителей наркотиков, и больных наркоманией, которых еще не выявили или которые сами еще не обратились за помощью.
Ольга Беклемищева: А что такое «группа риска»? Какая категория населения туда попадает?
Евгений Брюн: Тут нужно сказать, что наркомания, как заболевание, реализуется в связи с накоплением факторов риска. Их много – биологические, врожденные, генетические факторы риска, связанные с воспитанием, связанные с информационной средой, которую мы формируем вокруг наших детей и подростков. И при определенной сумме факторов риска реализуется это заболевание. Поэтому наша задача… и существует масса программ, ориентированных на разный возраст, на разные факторы риска с тем, чтобы выявить эти факторы риска и каким-то образом скоррегировать.
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич, можно я еще раз задам этот вопрос немножко по-другому? Дело в том, что мы в свое время производили небольшое исследование по поводу женского алкоголизма и выясняли, что, например, среди подростков наиболее поражаемой категорией являются ученики ПТУ, то есть теперь они не ПТУ называются, но вот таких профессионально-технических училищ. Можно по наркомании сказать, что это характерно для такого-то социального слоя детей-подростков?
Евгений Брюн: Безусловно да. Дело в том, что в ПТУ (извините за такой термин, но, к сожалению, это правда, мы должны с этим считаться) из школ «выдавливаются» наиболее малоспособные или проблемные дети, они там концентрируются. Я помню, меня как-то пригласили в одно ПТУ, где из 600 учащихся 400 вдруг в один момент стали курить марихуану. 400 человек из 600! Это как волна, как грипп прошел, в течение полугода эта проблема была в ПТУ, мы вмешивались в эту ситуацию, потом это все упало до среднепопуляционных таких цифр. Конечно, среди учащихся ПТУ больше просто подростков с факторами риска.
Ольга Беклемищева: Для тех наших слушателей, которые хотели бы пристальнее следить за своими детьми-подростками, я попрошу Олега Жановича перечислить те признаки, которые могут заставить насторожиться: не принимает ли ребенок наркотики?
Олег Бузик: Наверное, все мамы, папы, бабушки и дедушки достаточно хорошо знают своих детей, своих внуков. Конечно же, в первую очередь надо обращать внимание на поведение и психическое и соматическое состояние их. Что должно настораживать или бросаться в глаза? Немотивированно сниженное настроение.
Ольга Беклемищева: Депрессия.
Олег Бузик: Ну, пока еще, может быть, не совсем депрессия, но во всяком случае замкнутость, молчаливость. Далее – какая-то слабость общая: вот, занимался, вдруг немножко позанимается – и устает, ложится. Изменение интересов, потеря тех интересов, которые были раньше, скажем, чтение книг, какие-то спортивные мероприятия. Нахождение у них каких-то предметов, это могут быть облатки от одноразовых шприцов, это могут быть какие-то пустые облатки от лекарства, какие-то специальные контейнеры непонятные, которых раньше не было. Стремление меньше находиться дома и больше общаться на улице. Появляющаяся тенденция обманывать, иногда по непонятным причинам, внешне непонятным для родителей. Когда ребенок приходит с улицы или, как он говорит, может быть, с музыкальной школы, со спортивных мероприятий, смотреть на глаза – сужение или расширение зрачков по отношению к тому, какие они обычно бывают. Следы инъекций – это слишком банально, это может быть интерназальное употребление, то есть нюхание чего-то или поглощение таблеток. То есть любые малейшие изменения в поведении, в эмоциональной сфере, в физическом состоянии подростка должно настораживать близких, на это надо пристально смотреть и спрашивать, что происходит.
Ольга Беклемищева: А что спрашивать и что делать, если заметил тревожные признаки? Ведь многие вещи могут быть объяснены - пубертатный период, ребенок взрослеет, меняется.
Олег Бузик: Совершенно верно, не всегда возможно близким родственникам объективно оценить состояние подростка. Поэтому существует два направления, которые могут помочь. Во-первых, это консультация у специалиста, ничего более адекватного и профессионального никто вам предложить не сможет. Конечно же, надо ребенка проконсультировать у специалиста, который знает все эти симптомы, признаки и который сможет помочь их определить методами различного тестирования, наблюдения…
Ольга Беклемищева: То есть сразу надо идти в диспансер или можно все-таки в поликлинику к психотерапевту?
Олег Бузик: Для начала, конечно. К какому бы из специалистов – к наркологу, психиатру или к психотерапевту не пошли… Понятно, что лучше к наркологу, кто непосредственно занимается этой проблемой, но и психиатры, и психотерапевты прекрасно знают болезни зависимости и возрастные особенности. У нас в Московском научно-практическом центре наркологии приказом Департамента здравоохранения, который очень много внимания уделяет этой проблеме, открыт телефон «горячей линии». То есть у нас круглосуточный телефон, специалисты-врачи - психотерапевты, наркологи и психологи – в течение суток отвечают на вопросы как раз по поводу болезней зависимости. Телефон очень простой – 709-64-04. Я повторю его еще раз во время эфира, потому что это центральный телефон «горячей линии» по городу Москве, это телефон службы Департамента здравоохранения, еще раз подчеркиваю, собственно приказом по которому был создан, при участии которого был создан. Сюда круглосуточно обращаются и родители, которым нужен не такая двух-трехминутая, а более подробная – часовая и двухчасовая - консультация, сюда обращаются сами пациенты в трудную минуту, когда не знают, что делать, находятся в состоянии абстиненции, ломки, как вы справедливо говорили, или их родственники, которые пытаются сделать самое главное – замотивировать на, как минимум, обращение к специалисту, чтобы специалист потом уже мотивировал на лечение. То есть это процесс очень трудоемкий, как мы говорим, штучный процесс: с каждым пациентом нужно искать свои ходы психологические, чтобы замотивировать на лечение, потому что все-таки в состоянии зависимости, конечно, не всегда пациент может адекватно воспринимать какие-то советы. Уж от близких-то точно. Поэтому нужен кто-то третий, как третейский судья, авторитетный, знающий проблему.
Ольга Беклемищева: Знаете, Олег Жанович, вы просто предупреждаете мой следующий вопрос. Часто говорят, что для того, чтобы вылечиться от зависимости – наркомании, алкоголизма, игромании, прежде всего нужно захотеть. И возникает вопрос: а что поможет человеку захотеть и что ему мешает захотеть? Может быть, он считает, что не болен и захочет – и бросит?
Олег Бузик: К великому сожалению, иллюзия того, что захочу – и брошу, во многом, я не могу сказать, толкает, но дает толчок употреблению. Вот они – наркоманы, - думает подросток, - а я просто ради шарма, ради того, чтобы влиться в какое-то общество, быть принятым обществом, в котором я нахожусь, в той субкультуре, я тоже должен попробовать, иначе скажут, что я, как «белая ворона»… Ну, или другими адекватными сленговыми словами. И подросток начинает пробовать. Потом возникает понимание, что сам – не могу. К великому сожалению, между первой пробой и осознанием того, что происходит, как проблема, проходит достаточное количество времени.
Ольга Беклемищева: Сколько это приблизительно?
Олег Бузик: По-разному. От полугода до года, иногда три года, иногда к нам обращаются на первичный прием наркоманы со стажем и в 9 и в 11 лет. То есть всегда по-разному. Причем они пытаются разными способами вне государственной медицины решать эти проблемы. Как показывает практика, процентов 90 это неуспешно, и они все равно приходят за помощью к нам, где мы начинаем в обратную сторону раскручивать этот клубочек и методично-методично заниматься каждым в отдельности. Это не очень простой путь. Я не буду лукавить, не всегда… Сейчас принято говорить: методика работает на 100%, на 90%. Полный абсурд. Не всегда можно в далеко зашедших случаях излечить того или иного пациента, но облегчить его существование, его жизнь, помогать ему постоянно – это все равно возможно. И я не видел еще ни одного пациента с болезнью зависимости, кто бы захотел и не решил эту проблему. Я их просто не видел за четверть века своей работы. Те, кто не хочет решать свои проблемы и не решает, да, такие есть.
Ольга Беклемищева: То есть главное все-таки – захотеть?
Олег Бузик: Естественно.
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич, а у меня тогда к вам такой вопрос. Вот в этих методах, о которых пишет реклама, пишут газеты и телевидение, достаточно много перечисляется… лечение наркоманийной зависимости. Олег Жанович утверждает, что все-таки государственные диспансеры – это лучший путь. Вы тоже представитель государственных структур. Как вы считаете, среди всего этого многообразия методов что можно считать более эффективным и в каких случаях?
Евгений Брюн: Это очень хороший вопрос. Это технология, прежде всего технология, потому что не было, нет и, наверное, не будет какой-то одной методики, которая бы могла решить проблемы зависимости. Пациенты все разные. Сколько людей – столько наркоманий и столько путей выздоровления и реабилитации. Поэтому наша Московская наркологическая служба Департамента здравоохранения выстраивает некую технологическую цепочку. И уже с 2003 года мы это утвердили в стандартах наркологической помощи в городе Москве. Больной должен пройти очень много этапов, очень много разных методов лечения и реабилитации, и тогда можно добиться какого-то существенного эффекта. То, что мы слышим в рекламах, то, что больше 40-50% эффективности нам предлагают, это, по меньшей мере, заблуждение, а чаще всего мошенничество, потому что частные наркологические клиники могут предложить одну, ну, максимум, две какие-то методики, мощность их очень низка. А государственные наркологические учреждения, диспансеры, 17-я наркологическая больница, наш Московский научно-практический центр наркологии – это мощные организации, которые позволяют все этапы выстроить и предложить любую индивидуализированную помощь каждому больному.
Ольга Беклемищева: То есть, насколько я понимаю, происходит перебор вариантов, пока не найдется тот вариант, который подходит данному больному.
А сейчас новости от Евгения Муслина.
Американская кардиологическая ассоциация опубликовала новые рекомендации, советующие американцам уменьшить калорийность пищи, сократить потребление жиров, закупоривающих артерии, и заменить сидение у телевизора физическими упражнениями.
Эти советы существенно отличаются от официальных рекомендаций американских кардиологов, опубликованных в 2000 году. Так, кардиологи рекомендуют теперь еще больше сократить потребление насыщенных жиров, повышающих содержание холестерина, но воздерживаются от прежнего совета ограничить общую долю жиров 30% от всей калорийности пищи как способа снижения веса. Вместо этого, новые рекомендации подчеркивают важность полноценного сбалансированного питания и уравновешивания потребляемых пищевых калорий расходом физической энергии.
С этой целью в диету следует включать больше низкокалорийных продуктов, содержащих важные микроэлементы и витамины, в частности, фрукты, овощи, хлеб грубого помола, бобы, обезжиренные молочные изделия и рыбу. Нужно также сократить время перед телевизором и за компьютером, чтобы выкроить для физических упражнений хотя бы 30 минут в день.
«Ключевой элемент новых рекомендаций, - говорит доктор Алиса Лихтенштейн, заведующая диетическим отделом Кардиологической ассоциации, - заключается в перенесении центра тяжести на долговременные и постоянные изменения в характере нашего образа жизни и питания».
Голландские врачи с помощью американских коллег из Сиэттла разработали оригинальную хирургическую технику, позволяющую избавлять больных от изжоги, не делая никаких наружных разрезов. Для этого они применяют пустотелую трубку, проходящую через горло пациента и доходящую до самого желудка.
Почти каждый человек страдает иногда от изжоги, вызываемой забрасыванием желудочного содержимого в пищевод, но только у одного из тысячи пациентов эта проблема настолько серьезна, что требует хирургического вмешательства. Группа медиков из больницы при Маастрихтском университете впервые сумела проделать спасительную операцию с помощью упомянутой трубки, миниатюрной телекамеры и автоматического режущего инструмента. Инструмент позволяет выкроить из внутренней оболочки желудка своего рода клапан, пропускающий пищу, но преграждающий желудочному содержимому обратный путь в пищевод.
Новая хирургическая операция успешно опробована на 40 пациентах и уже в этом году получит распространение в 30 больницах нескольких стран. До сих пор для выполнения подобных операций врачам приходилось делать разрезы в брюшной стенке.
Cмертоносные вирусы, вызывающие страшную марбургскую лихорадку и лихорадку эбола, при которых больные буквально истекают кровью, грозят проникнуть в Лондон, Париж и другие европейские столицы вместе с мясом диких животных, которое незаконно ввозят туда африканские иммигранты, заявил доктор Роберт Свэйнпоел из южноафриканского Института инфекционных болезней.
До сих пор эти тяжелые заболевания ассоциировались с районами Центральной и Западной Африки, но теперь география их распространения может радикально измениться.
«Для авиационного сообщения Киншаса так же близка, как и Лос-Анджелес», - сказал доктор Свэйнпоел.
«За 30-40 лет с момента появления обеих лихорадок от них погибло около 2500 человек. Это, казалось бы, не так много по сравнению с малярией или со СПИДом. Но незаконный ввоз опасного мяса растет и приобретает промышленные масштабы, - говорит доктор Свэйнпоел. - Эпидемия чумы, от которой в середине XIV века вымерла треть европейцев, также распространялась вдоль тогдашних торговых путей. И, как чума, марбург и эбола вызывают панику. И в отличие от СПИДа, они убивают медицинских работников и парализуют все здравоохранение».
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич говорил о том, что в государственной системе, благодаря ее мощности и насыщенности можно перебирать несколько вариантов подходов к разным больным. Что прежде всего происходит с человеком, который обратился в государственную систему? Что нужно сначала – вывести какие-то токсины из организма или провести с ним какую-то установочную беседу? Какова последовательность действий?
Олег Бузик: Первое, что происходит, – это, естественно, оценка состояния пациента, в зависимости от этого мы, как врачи, уже планируем определенные мероприятия. И на первом этапе больший удельный вес, конечно же, медикаментозной терапии. То есть первое, что проделывается для пациента, это дезинтоксикация, то есть выведение пациента из состояния опьянения и состояния наркотического опьянения. Следующий этап – происходит воздействие на наркотический абстинентный синдром, то есть после того, как мы провели дезинтоксикацию, может оживиться опять влечение к наркотику, здесь уже другие медикаментозные мероприятия проводятся. Следующим этап – коррекция тех сопутствующих или сопровождающих, как аккомпанемент зависимости, психических, невротических расстройств, которые существуют в рамках абстинентного синдрома. В дальнейшем идет уже воздействие на те психопатологические феномены, которые сопровождают наркотическую зависимость, будь то депрессия, будь то какие-то поведенческие патерны и так далее, и так далее.
Ольга Беклемищева: Я думаю, что мы об этом поговорим подробнее. Но сейчас я бы хотела все-таки спросить о медикаментозном лечении. Достаточно много мифов существует по поводу – «вывожу из запоя за полчаса», «прекращаю ломку». На самом деле как это все происходит и какие именно медицинские вещества используются в таком случае?
Евгений Брюн: Это очень интересный вопрос и достаточно сложный. Это и различные растворы, которые вводятся в организм с тем, чтобы сначала разбавить концентрацию, потом вывести через почки. Это различная витаминотерапия, которая позволяет ускорить процесс метаболизма шлаков и так далее. Это препараты, которые снимают остроту влечения.
Ольга Беклемищева: А есть такие?
Евгений Брюн: Да, есть. Но опять-таки это индивидуальный подбор препаратов. В зависимости от психического состояния человека подбираются препараты, которые снимают у данного конкретного человека патологическое влечение к наркотикам или к алкоголю.
Ольга Беклемищева: На какое-то время?
Евгений Брюн: Ну да.
Ольга Беклемищева: Или просто выпил таблетку и свободен?
Евгений Брюн: Нет, этот процесс очень длительный - купирование вообще патологического влечения, но острота, которая длится порядка двух недель, у некоторых меньше, у некоторых дольше (это такой острый период после запоя или после наркотического какого-то эксцесса длительного), снимается. На первом этапе на первый план выходят симптомы абстиненции или ломки, потом на первый план выходят симптомы патологического влечения – депрессия… Ее лечим также, как лечат все депрессии в большой психиатрии, в малой психиатрии, есть большой арсенал современных антидепрессантов, которые используются, используются немножко иначе, чем в психиатрии, но тем не менее это помогает. И когда острота прошла, уже начинается психологическая коррекция и в дальнейшем реабилитация. Несколько таких этапов, которые больной должен пройти.
Ольга Беклемищева: Олег Жанович, теперь к вам вопрос по поводу именно психологической мотивировки пациента на то, чтобы бросить наркотик, все-таки начать лечиться. Что здесь является ключевым моментом? Почему вот эти зависимости, хоть от наркотиков, хоть от алкоголя, хоть от игры, такие разрушающие?
Олег Бузик: Это очень важный вопрос, то, что вы сейчас спросили. Если мы говорим об изначальной мотивировки на лечение, нередко больные мотивируются своим состоянием. То есть он понимает, что ему физически плохо, он готов на все, чтобы только… денег на героин нет или какие-то другие причины, и он готов на лечение. Это еще не значит, что больной замотивирован на полный дальнейший отказ. И вот здесь как раз в тот период, когда мы проводим медикаментозную психофармакотерапию, мы как раз уже подключаем психологов, психотерапевтов для того, чтобы выявить ту или иную престижную мотивацию для каждого конкретного пациента, чтобы на этом потом уже строить свою тактику.
Ольга Беклемищева: Престижная мотивация – это означает то, что вы прежде всего настраиваете человека на то, что его статус внутренний повысится, если он бросит?
Олег Бузик: Конечно. Если для человека очень важна работа, то есть трудовая его деятельность, карьера, мы начинаем работать в этом направлении. Если для него очень важной в этой жизни является семья, значит, проводится работа с семьей. То есть так или иначе мы стараемся, чтобы человек вот эту свою зависимость переключил на нечто другое, чтобы он занялся социально приемлемой деятельностью. Престижная мотивация у каждого своя. Для кого-то - белый «мерседес», для кого-то – вилла на Канарах, для кого-то – научная диссертация. То есть вот это все диагностируется, это все нами изучается в каждом конкретном случае, и в дальнейшем мы движемся в этом направлении. Уход из реального мира в мир этих наркотических иллюзий, грез, где он предоставлен самому себе и он – царь, бог, властелин и так далее, происходит потому, что есть какие-то несостыковки в реальной жизни, то есть человек не находит себя в реальной жизни, компенсирует это иллюзорно-виртуально, вот таким образом. И наша задача – вернуть человека в реальную жизнь на качественно ином уровне и адаптировать его, каждого конкретного человека в отдельности, учитывая особенности его личности. То есть социализировать, гуманизировать то, что находится внутри, потому что изначально каждый человек талантлив, каждый человек гениален практически, только зачастую нет возможности это реализовать. И мы пытаемся настолько, насколько это возможно, как раз это сделать.
Ольга Беклемищева: Это замечательно звучит. И я обращаю особое внимание тех родственников, друзей пострадавших, что не надо пугать и унижать человека, который решился на лечение, именно показать ему светлые перспективы. Наверное, это будет лучше и эффективнее.
Олег Бузик: Если позволите, здесь как раз самый важный нюанс. Каждый человек имеет право на ошибку, на что-то негативное, но если личность преодолела вот эту зависимость, я считаю, что этот человек сдал самый главный экзамен в своей жизни и больше уже никакие невзгоды реальности или катаклизмы не смогут выбить его из седла, это очень важный этап. Пациенты, которые решают эту проблему, я считаю, что это просто великие люди.
Ольга Беклемищева: Нам позвонила Александра Сергеевна из Москвы.
Слушатель: Мне 74 года. Я знаю, что в войну не было никаких наркоманов, иначе бы мы не победили. Вот что это - избалованность или распущенность молодых?
Олег Бузик: Это не избалованность. Я даже не знаю, как ответить лучше. Время диктует свои определенные нюансы. Не было наркотиков, но была зависимость от алкоголя. Феномен зависимости существует.
Ольга Беклемищева: И он существовал всегда.
Олег Бузик: Существовал всегда. И вопрос не в том, какое психоактивное вещество, это как сообщающиеся сосуды: уменьшается количество страдающих алкогольной зависимостью, повышается количество страдающих наркотической зависимостью, падает количество лиц, страдающих наркотической зависимостью, появляются игроманы, интернет-зависимые, страдающие от переедания и так далее. То есть это в целом проблема общества. Как раз Евгений Алексеевич уже об этом упоминал, Департамент здравоохранения, создавая единую концепцию профилактики болезней зависимости в семье, трудовых и учебных коллективах, как раз пытается на территории Москвы сделать это массовым, сделать нормой жизни профилактические мероприятия.
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич, у меня к вам тогда дополнительный вопрос по поводу наркоманов на войне. Действительно ведь, судя по литературе, может быть, в Великую Отечественную войну не наблюдалось такого количества наркоманов, были просто редкие единичные случаи морфиновой зависимости у раненых. А во времена боевых действий в Афганистане мы уже сталкиваемся, по литературе по крайней мере, с людьми, которые серьезно «подсели» на какие-то наркотики. Действительно дело в том, что времена меняются или в чем?
Евгений Брюн: Вы абсолютно правы. Действительно, и по цифрам получается, что рост наркомании в Советском Союзе начался примерно с 1982 года. Если война в Афганистане началась в 80-м, в конце 79-го, рост количества больных наркоманией мы обнаружили по цифрам в 1982 году, и с тех пор неуклонно эти цифры растут. И да, наверное, вы правы, открылся этот наркотический афганский канал, с которым до сих пор справиться мы не можем до конца. И с этим связано. Что касается зависимости во время Великой Отечественной войны, то я думаю, что по настоящему зависимых действительно было там мало, алкогольной зависимости. Но, как наследие войны, мы видим неуклонный рост алкоголизма (и по цифрам это можно проследить) именно с послевоенных лет, когда в гражданское население влилось несколько десятков миллионов мужчин, которые прошли фронт, прошли фронтовые 100 грамм, которые праздновали Победу десятилетиями. И вот эта традиция, сформированная после Отечественной войны, - наверное, такое тяжелое наследие войны. Одно из самых, наверное, тяжелых наследий.
Ольга Беклемищева: И у нас следующий слушатель на линии – Александр из Москвы.
Слушатель: Верно ли, что сейчас идет снижение наркомании в Москве и в России и среди подростков. А если это так, то с чем это связано?
Олег Бузик: Я не могу сказать, что количество больных наркоманией уменьшается. Цифры об этом не говорят, но значительно уменьшились темпы прироста. Если с 1990 по 2000 год количество больных наркоманией выросло в 8-10 раз, то за последние пять лет прирост составляет буквально сотни человек по Москве, которые статистику определенную даже и не делают. С чем это связано? Прежде всего связано с тем, что изменилась мода на употребление наркотических средств. Это процесс во всем мире одинаков. Сначала, примерно с середины 1980-х годов и до 2000 года, преобладающим модным наркотиком был героин, а сейчас это меняется на стимуляторы и так называемые «клубные наркотики». То есть это малые дозы галлюциногенов, это экстази, ну, у нас в меньшей степени кокаин, но амфетамины. Идет такая некая смена наркотической моды.
Ольга Беклемищева: А к ним меньше привыкание?
Олег Бузик: К ним не меньше привыкание, просто там меньше и более медленно развиваются медицинские последствия от приема наркотиков, поэтому обращаемость снижается.
Ольга Беклемищева: Но это еще не значит, что через несколько лет они не придут.
Олег Бузик: Придут-придут, куда они денутся, конечно, придут.
Ольга Беклемищева: И следующий слушатель – Андрей из Московской области.
Слушатель: У меня такой вопрос, очень тяжелый. В связи с тем, что Минобороны отменена отсрочка от армии и юноши боятся служить, они начинают курить травку и применять оральные препараты. Аптека в лице Минздрава содействует этому. Многие препараты продаются без рецепта. Получается, государство в лице аптек содействует распространению наркомании.
Ольга Беклемищева: Я не очень поняла, в чем вопрос. Олег Жанович, а что, действительно можно получать отсрочку от армии, если ты стоишь на учете в наркологическом диспансере?
Евгений Брюн: Есть целый ряд заболеваний, которые являются либо препятствием для службы в армии, либо моментом, дающим какую-то отсрочку. Естественно, лица, которые не хотят служить, пытаются искать всякие лазейки, в том числе и наркоманию. Насчет того, что все легко продается в аптеках, я бы это не стал так утверждать на 100%. Во всех областях нашей жизни, нашего существования есть люди, которые исполняют закон, есть люди, которые его нарушают. Наверное, это есть и среди медработников. Но речь идет о том, что психоактивные вещества, лекарственные средства отпускаются по строгой учетности, этот список пересматривается постоянно, и если мы наблюдаем, что какой-то из препаратов стал пользоваться в среде потребителей наркотических средств большой активностью, то, естественно, мы наблюдаем, смотрим, каким образом это происходит, этот препарат попадает под более жесткий контроль.
Ольга Беклемищева: То есть попадает в список?
Евгений Брюн: Конечно. И здесь идет совершенно четкое отслеживание и работа в этом направлении.
Ольга Беклемищева: Я помню, что еще в моем детстве была такая история, что сначала мне лечили насморк эфедрином, потом он попал под запрет и его уже невозможно было достать, хотя, во всяком случае на моем уровне, никто не пытался использовать его как наркосодержащий препарат, а просто лечили насморк.
Евгений Брюн: Конечно, препараты, которые находятся под жестким контролем, эффективность их действия никто не отменял, просто в данном случае медицина и все остальные ведомства, которые с этим связаны, следят за тем, чтобы он попадал по назначению и для лечения и в тех дозах тому, кому это нужно, вот и все. Если его брать коробками и употреблять за раз, понятно, какие-то явления будут.
Ольга Беклемищева: И следующий слушатель – Елена Валерьевна из Петербурга.
Слушатель: Я бы хотела задать вопрос Евгению Алексеевичу по поводу биостимуляторов, в частности, эфедрина. Почему считается, что в дозах, превышающих терапевтические, это опасно? У меня музыканты, мои друзья, лет десять назад… Даже трава такая есть эфедра. Потом капельки, как-то чисто они так все делали, и вроде бы никаких побочных эффектов не наблюдалось. Почему считается, что привыкание какое-то, зависимость или даже наркотическое средство, когда это простой биостимулятор?
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич, действительно актуальный вопрос – где грань между стимуляцией и наркоманией?
Олег Бузик: Прежде всего на эфедрин стали обращать внимание серьезно после того, как молодые люди стали из него делать наркотик амфетаминового ряда и мощного, пагубного действия, и активно его употреблять. А эфедрин является, что у нас называется, прекурсором, то есть то, из чего делают наркотик. Поэтому свободную продажу его закрыли. Сам по себе эфедрин, который употребляется, - да, легкий такой стимулятор, но в больших дозах он, естественно, может оказывать значительный вред и прежде всего на сердечно-сосудистую систему. Он приводит к обезвоживанию, он приводит к увеличению свертываемости крови. Это могут быть инфаркты, это могут быть остановки сердца, это могут быть экстрасистолии, такие достаточно серьезные осложнения при приеме эфедрина в больших дозах. Хотя эфедра, та, которая растет в Средней Азии в основном в горах, да, отвар ее используется для лучшей переносимости той же жары, как, допустим. В Южной Америке используются листья коки, и к наркотикам это не имеет никакого отношения, потому что тоже используется в определенной культуре, известно, когда принимать, сколько, и есть определенные табу и ограничения на прием этих веществ.
Ольга Беклемищева: И вот вытекает совершенно очевидный вопрос. Ведь действительно граница между стимуляцией и зависимостью… В конце концов, мы чай все пьем по утрам, а в тюрьме пьют уже чифир, и это две большие разницы. И так может быть практически с любым веществом, которое мы используем в бытовом смысле. Оно может быть и на своем месте, и совершенно в этом смысле безобидно, и оказываться предметом зависимости, которая уже разрушает личность. На самом деле - что происходит между этими двумя вещами - между попыткой невинно себя подхлестнуть чашкой кофе натощак и тем, когда человек теряет человеческий облик в поисках очередной дозы стимулятора?
Евгений Брюн: В этом вопросе уже практически ответ. Есть стимуляция, которая связана с определенной потребностью - устал, а предстоит еще работать. Ну, медики на дежурстве… Попил крепкого чая, чуть-чуть взбодрился. Но когда возникает зависимость от постоянной стимуляции, когда вне стимуляции жизнь уже не видна, когда возникает потребность в стимуляции ради самой стимуляции, а не для того, чтобы что-то сделать… Вот надо приготовить отчет, время позднее, хочется спать, попил чайку-кофейку, ночь посидел, отчет сдал, потом два дня отоспался и потребности в этом нет. А когда идет стимуляция просто ради самой стимуляции, чтобы побыть в этом состоянии, когда это состояние вот такой взбудораженности составляет основной смысл и цель на ближайшее существование, вот тогда это уже первый звоночек, вот тогда это уже говорит о начале формирования зависимости.
Ольга Беклемищева: А ведь, действительно, человек же зависит очень часто не от какого-то внешнего, введенного вещества, а от какого-то события. Ведь сейчас очень много молодежи занимается экстремальными видами спорта. Ну, что далеко ходить, у меня сын прыгает с парашютом и давно, и серьезно. У многих то скейтборд, то еще что-то такое. То есть людям явно хочется постоянно испытывать вот это возбуждение опасностью. И получается так, что у нас есть какие-то социально приемлемые направления этой взбудораженности и социально неприемлемые. Понятно, по поводу чего проведена эта граница. Ну, а внутри человека - на биохимическом, на биологическом уровне - эта граница есть или на самом деле это все из одной банки?
Евгений Брюн: Очень хороший вопрос. В принципе сам феномен зависимости универсальный и неспецифический. Зависимость может возникать от чего угодно. Мы делим зависимость на зависимость от психоактивных веществ и зависимость от психоактивных действий. И у каждого она своя. Человек рождается с предрасположенностью ко всем существующим заболеваниям и ко всем формам зависимости. Вопрос только в том, если изобразить это диаграммой, насколько этот диаграммический столбик высок. Есть какие-то средние статистические значения, но если этот столбик зашкаливает, конечно же, у человека возникает определенный риск, что при тех или иных обстоятельствах он быстрее, чем другой, может в эту зависимость соскользнуть. Это как раз проблема профилактики подростковых болезней зависимости. И она не так проста. И трудно сказать, что лучше – зависеть от психоактивных веществ или от психоактивных действий. Психоактивные действия всегда сопряжены с риском, как вы справедливо заметили. Все мы обожаем «Формулу-1» и нашего великого Шумахера. Но представляете, насколько человек должен быть зависим, чтобы перебороть инстинкт смерти… и постоянно наращивать опасность до бесконечности. Не каждый это может. Другими словами, зависимость – это не карандаш или чашка, что-то единообразное, это мозаика, складывающаяся из целого ряда компонентов.
Ольга Беклемищева: И тут можно сказать нашим слушателям, что еще раз и еще раз по отношению к наркоторговцам, конечно, мы все едины в своей позиции, что это те люди, которые не заслуживают звания людей, а вот по отношению к тем, кто попал в эту зависимость, мы, наверное, должны придерживаться той позиции, что им прежде всего не повезло. Может быть, внутри нас существует такая же зависимость, просто мы ее благополучно проскочили, а они споткнулись, и наша задача помочь им от этой зависимости избавиться. Поскольку времени осталось уже очень мало, самый короткий совет тем, кто дружит, любит наркомана: что ему нужно сделать?
Евгений Брюн: В первую очередь сделать все для того, чтобы он наконец-то начал решать свою проблему, и для этого мы и существуем. Я еще раз напоминаю телефон «горячей линии» - 709-64-04, работает круглосуточно. На этом телефоне вас ждут, дадут вам компетентный и квалифицированный совет в каждом конкретном случае.