Как чисто семантический, так и философско-исторический смысл словосочетания «День Независимости» открывается стороннему наблюдателю, когда он, как это сейчас делаю я, следит за величайшим безразличием Америки к тому всеобщему безумию, что называется Чемпионатом мира по футболу. Удерживаясь от сжигающей остальных страсти, Америка утверждает свою независимость с той же настойчивостью, что и 230 лет.
Одни считают, что футбол напоминает мировую войну, другие – всемирную религию, третьи – пандемию, заражающую планету раз в четыре года. Сейчас нам не важно, кто прав, ибо мы попытается разрешить другую проблему: почему Соединенные Штаты обладают иммунитетом от футбольной лихорадки?
За ответом мы обратились к редкому эксперту – антропологу спорта - который преподает в Йельском университете придуманную им же новую социальную дисциплину, увязывающую спорт, общество и культуру. С профессором Уильямом Келли беседует Ирина Савинова.
Профессор, помогите нам разобраться, почему в Америке европейский футбол (будем называть его американским именем – соккер) не популярен?
Скажем так: соккер не то, что непопулярен, он просто очень медленно приживается в Америке. Конечно, он не так популярен, как наши три основные виды спорта – футбол, бейсбол и баскетбол. Признаюсь, никто еще не дал убедительного и четкого ответа на этот вопрос. Но соккер становится все популярнее среди молодежи и в некоторых штатах нашей страны. Часто указывают на то, что мы, американцы, любим «интервальные» виды спорта, бейсбол и футбол, то есть, игры, в которых действие останавливается и возобновляется через определенные краткие промежутки времени, игроки перестраиваются на поле и начинают стратегически новую игру. Европейский футбол – это плавная непрерывно продолжающаяся игра, и нам это как-то не по душе. Но, с другой стороны, мы придумали баскетбол и являемся лучшими его представителями, а это игра, похожая по плавной текучести на соккер. И нас это, тем не менее, устраивает.
Значит, отсутствие антрактов ничего не объясняет.
Другие говорят, что нас, американцев, привлекают виды спорта с крупным счетом. В соккере счет часто бывает один-ноль или даже ноль-ноль – и это за девяносто минут неотрывного «смотрения»! Как это скучно. В баскетболе команды набирают за матч и 80, и 90, и 100 очков. Но мы, тем не менее, любим хоккей и бейсбол, а в бейсболе игра часто заканчивается со счетом одна, две, три перебежки. В виде другого объяснения непопулярности соккера у американцев часто приводят тот аргумент, что наш спортивный календарь уже заполнен традиционными играми – и для соккера места просто нет. Мы играем в бейсбол летом, в американский футбол – осенью, в баскетбол и хоккей – зимой. Но, опять-таки: раньше наш календарь не был таким загруженным, когда соккер уже стал популярным в других странах мира, но почему-то, не у нас. Конечно, если учесть тот факт, что мы не так уж успешно играем в соккер (возьмите наше выступление в на мировом первенстве, где американская команда заняла последнее место в своей группе и не пробилась в плэй-офф), получается, что он непопулярен потому, что мы в него плохо играем и проигрываем. А кто любит проигрывать? Понятно, что мы не хотим играть в спортивную игру, в которой у нас мало шансов на выигрыш. Но и на зимних Олимпийских играх мы часто проигрываем, а участвуем в них. Проигрываем и в баскетбол, и в бейсбол, но, тем не менее, играем. Так что дело тут не только в том, что мы не хотим играть в игры, в которых у нас мало шансов выиграть.
Какую роль в этом играет спортивная история Америки?
Заглянем в прошлое на сто или больше лет. Тогда американский футбол только начинался. В 1880-90-х, кстати, здесь, у нас, в Йеле и среди студентов элитных учебных заведений он был так же популярен, как регби в Англии. Бейсбол уже был любимым спортом рабочего класса по всей стране. В него играли везде: в городах, пригородах, в маленьких поселках. Соккер начал распространяться по Европе и Южной Америке, но он не смог бы завоевать тех, кто уже отдал предпочтение бейсболу и американскому футболу. Фактор исторических обстоятельств, возможно, главный. Возьмите, Австралию. Только с недавним притоком иммигрантов из Восточной Европы, из стран Балканского полуострова, в Австралии начали играть в футбол, и довольно успешно.
Значит причина непопулярности соккера у американцев – историческая?
В широком понимании слова – да. Но, вообще же, дело обстоит не так просто. Объяснение может завести нас в дебри социально-политической науки. В конце XIX и начале XX века спорт в Америке развивался таким образом, что бейсбол утверждался в качестве национального вида спорта и стал любимой народной игрой. Американский же футбол считался элитной игрой студентов колледжей и университетов. В этом раскладе соккеру места не оставалось.
Какова роль других факторов – климата, политики, культурных традиций?
Конечно, климатические условия играют свою роль. Россия много лет первенствует в зимних видах спорта, хоккее, конькобежном спорте и в фигурном катании. Каждая страна трезво оценивает преимущества своих спортсменов, но тут возникает политика: престиж страны на мировой арене. Восточная Германия – хороший пример: это государство, создавшее очень эффективную машину по производству немецких рекордсменов. И Советский Союз поступал так же. Те, кто говорят, что традиции русского балета с его грациозностью и элегантностью проложили дорогу России к успехам в фигурном катании на льду и художественной гимнастике, в особенности женщин, – абсолютно правы. Так что мы опять видим, что традиции влияют на выбор национального спорта.
Можно ли говорить о том, что стиль футбольной команды отражает национальные особенности страны, которую она представляет?
В мировом первенстве по футболу участвуют национальные команды, и национальный имидж должен играть очень важную роль. И поэтому так и хочется думать, что собирательный образ нации стоит за каждой командой. Но я сам скептически наблюдал за играми, ибо не разделяю точки зрения, что каждая команда является отражением собирательного национального характера. Посмотрим на Бразилию: стиль игры ее команды, с ее балетной элегантностью, плавностью и изобретательностью, разве отражает непостоянство и беспокойный уклад жизни ее страны? Скорее, наоборот – он противоречит ему. А возьмите итальянскую команду, команду страны, жизнь которой характерна тем же непостоянством, что и в Бразилии, – а стиль игры национальной команды – так отличается от стиля команды Бразилии. Возьмите матч между Португалией и Голландией, в котором было выдано необычно большое число желтых и красных карточек. Разве характер игры стал отражением национального характера команд? Нам, американцам, этот матч вообще напомнил о хоккее или профессиональной борьбе. Неужели надо думать, что такое вопиющее нарушение правил игроками обеих команд – это проявление национальных черт португальцев или голландцев? Голландцы – вообще законопослушные бюргеры. Так что я не могу сказать, что мы видим на футбольном поле отражение национального характера.
«День независимости» от футбола
Меня не совсем удовлетворило объяснение профессора Келли. Я хотел бы добавить несколько слов, потому что для каждого живущего в США болельщика независимость американцев от футбола - слишком вопиющий факт, чтобы о нем не задумываться. Футбол назвали своим любимым видом спорта всего 4% жителей страны. Причем, мне кажется, что я их всех знаю.
Характерно, что этот показатель практически не зависит от успехов или провалов американской сборной. Например, прошлый чемпионат, где она выступала с невиданным блеском и дошла одной четвертой финала, привлек даже меньше телезрителей, чем этот. (Этот феномен объясняется крайне просто - часовыми зонами, следить за матчами по европейскому времени удобнее, чем по дальневосточному).
Не верю я и традиционным жалобам на малую результативность игры. Нулевая ничья иногда и впрямь напоминает бильярд без луз, но болельщикам из других стран это не мешает.
Треть века назад, когда я только приехал в Америку, ее безразличие к футболу любили объяснять незнакомством с игрой. Но теперь уже выросло целое поколение мальчишек и девчонок(!), умеющих играть не хуже чем в других странах. Сегодня в футбольных секциях занимается шесть миллионов американских подростков обоего пола. Но даже они предпочитают следить за американской, а не европейской версией футбола (с разительным перевесом пять к одному).
В чем же дело? Что с Америкой не так? Решусь предположить, что объяснение следует искать в тот самом Дне Независимости, который мы отметили 4 июля. Суть американской революции отнюдь не исчерпывалась бунтом против британской метрополии. Отцы-основатели объявили Новый Свет не продолжением, а антитезой Старого. Америка не хотела повторять ни прежнюю политику, ни прежнюю историю. Эта была не новая страна, а новая модель цивилизации, начатой с чистого листа по другим правилам, с иными целями.
Не следует ли искать нужное нам объяснение в разрыве с традицией Старого Света, чья любимая игра тесно связана с политической географией? Напомню, для контраста, что Южная Америка, дублирующая европейскую историю и, потому, поделившаяся на 20 стран, стала великим футбольным континентом. Мне кажется, все дело в том, что футбол – сугубо геральдическая игра, которая демонстрирует национальные различия и питает национальную гордость. Более того, глядя на то, что творится с болельщиками, можно приписать футболу государственный фетишизм, связывающий коллективное благополучие с забитым голом. На этом державном празднике американцы чувствуют себя чужими. Живя в своей безнациональной утопии, они обречены гонять мяч без болельщиков - для своего, а не нашего удовольствия.
В США, впрочем, тоже есть так называемый «Чемпионат мира» по своему футболу – «Супербоул». Но играют в нем, конечно, одни американцы.