В 1970-1980-е годы книги Вацулика были запрещены, он печатался в самиздате, за границей, активно участвовал в правозащитном движении. Среди самых известных книг Вацулика — «Топор», «Морские свинки», «Чешский сонник», «Чашка кофе с моим следователем», «Антимемуары».
О Людвике Вацулике говорит обозреватель Радио Свобода Ефим Фиштейн: «Его творчество так же основательно, как происхождение — а вырос он в семье моравского деревенского плотника. Тексты подогнаны ладно, язык сочный, даже несколько бравирующий хорошим знанием разговорной и ненормативной лексики. Пишет, как все постмодернисты, главным образом о себе, но пропускает через свою незаурядную личность важнейшие события эпохи. Обожает мистификацию, поэтому отделить в его писаниях документальную основу от вымысла удается только подготовленным. Писатель он достаточно плодовитый, и жаль, что на русский переведены только его "Морские свинки".
Идейная эволюция Вацулика типична для его поколения: от коммунизма через реформаторство к антикоммунизму. Сейчас он экологический активист. Не активистом Вацулик по определению быть не может. В 1960-е годы Людвик Вацулик был одним из самых известных диссидентов страны и за куражные речи с трибун писательских съездов дважды изгонялся из партии. В 1970-80-е был душой чешского самиздата, его бессменным редактором, а заодно и самым оригинальным автором. В отсутствие свободной прессы Чехия буквально жила его подпольными записками в лаконичном жанре, именуемом по-чешски фельетоном.
Но наибольшую славу ему, разумеется, принес текст "Две тысячи слов". Вацулик обсчитался: слов в декларации чуть больше, чем две тысячи. Зато по содержанию текст бил в цель без промашки — в Советском Союзе он был воспринят как манифест контрреволюции. Многие историографы уверены в том, что решение о вторжении в Чехословакию было принято именно после обнародования и массовой поддержки манифеста "Две тысяч слов". А между тем по сегодняшним меркам под таким текстом даже неловко было бы подписываться — настолько он умеренный и не антирежимный.
Людвик Вацулик критикует современную чешскую действительность с неменьшей страстностью, чем коммунистическое прошлое. Как он сам признает, быть диссидентом — это состояние души, скорее, чем характеристика общества, в котором он живет».