Марина Тимашева: Илья Смирнов принес очень толстую книгу ''На "краю" советского общества. Социальные маргиналы как объект государственной политики. 1945-1960-е гг.''. В выходных данных обозначены аж 8 академических учреждений, российских и зарубежных. Ну, и что говорит наука: были в Советском Союзе наркоманы, проститутки и прочие ''маргиналы''?
Илья Смирнов: Конечно, были. Советское общество не так сильно отличалось от любого другого, как хотелось бы думать его ярым сторонникам и ярым противникам, а что касается ''При социализме нет проституции'' - ну, это реклама, вроде как ''Сникерс лучшее средство утолить голод''. Самим же сникерсам понятно, что не лучшее. И в нашем случае чиновники тоже всё прекрасно понимали и между собой спокойно обсуждали статистику того, чего якобы ''нет''.
Вот, пожалуйста: ''В 1956 г. в Ленинграде выявлено 600 женщин, занимающихся проституцией'' (508). В Москве за 3-й квартал 1958 г. – 278 проституток (707).
Всё было. Даже модернизация образования: ''Оренбургский сельскохозяйственный институт… Из выпуска за последние 5 лет 62 процента осело в городе'' (579). Или. Монетизация льгот. ''Гражданин Буксилин работал учителем начальной школы, а затем стал заниматься нищенством. Произведенные в доме Буксилина обыском в подполье обнаружены детская ванна, кадка, два ведра и другая посуда, наполненные разменной монетой советской чеканки общим весом 333 килограмма (в том числе серебряной монеты 219 и медной 114 килограммов) на общую сумму 15 тысяч рублей'' (127). Встречались и маньяки сексуальные: ''изнасиловали и топором отрубили голову'' (135). Вообще здесь на 800-х страницах множество сюжетов для детективного романа. Попадается и такая инфернальная жуть, до которой, пожалуй, и Стивен Кинг не додумался бы.
''Светлана 1940 года рождения… с семилетнего возраста стала уходить из дома, разъезжать по городам Союза… В Москве задерживалась милицией большое количество раз… В августе 1950 года на Ярославском вокзале познакомилась с женщиной…, взяла у нее 3-х летнего мальчика… Не найдя матери на месте, Светлана держала его при себе 3 дня, а потом завела в пустой вагон электропоезда и убила'' (309)
Но она уже скорее по ведомству психиатра, а что касается социологии: было всякое. Вопрос в количестве и качестве.
Много или мало по сравнению с Россией, освобожденной от ''тоталитаризма''? Как ни странно, отмена всяческой секретности в 90-е годы не обогатила нас точной и достоверной статистикой.
Но и та, которая есть, позволяет делать выводы. Хотя бы сопоставить порядок цифр.
2001 г. Источник в ГУВД Москвы : ''За три месяца задержаны 8,3 тыс. девушек, занимающихся проституцией. Однако реально можно говорить примерно о 4-5 тыс. активно практикующих секс-работниц, не более''. Альтернативное мнение: ''в Москве, я думаю, можно говорить о 30 тыс. проституток. Во всей остальной России, если исходить из того, что в каждом крупном городе работают примерно по 2 тыс. проституток, а таких городов у нас не меньше 89 (по количеству субъектов федерации), работают еще около 150 тыс. проституток''
По ''наркотическим'' статьям в начале 60-х по РСФСР осуждалось в год от 200 до 600 с небольшим человек (259), причем фигурирует в основном гашиш (261). Здесь рост не то, что огромный – катастрофический.
Советская система демонстрировала высочайшую эффективность, когда сталкивалась с организованным противником. Но она оказалась довольно беспомощна против аморфной самовоспроизводящейся стихии. Поэтому советские граждане были практически избавлены от ''тяжелых'' наркотиков (которые невозможно приготовить на кухне с помощью скороварки), но всё глубже погружались в банальный алкоголь. Они не знали проституции как бизнеса – и замечательно, что не знали! – но в то же время немалая часть женщин вела не просто антиобщественный - антигигиенический образ жизни.
Марина Тимашева: Как я понимаю, столь занимательная книга - не монография, а собрание документов.
Илья Смирнов: Да, сборник из серии ''Документы советской истории'' издательства РОССПЭН (авторы – составители: Е. Ю. Зубкова, Т. Ю. Жукова). Нормативные акты, проекты законов, дискуссии по этому поводу, ведомственные инструкции, докладные записки, справки и иные информационные материалы партийных комитетов, милиции, прокуратуры, органов социального обеспечения, обращения граждан в официальные инстанции.
Марина Тимашева: Вы всё время зарекаетесь рецензировать источники и потом — снова за строе.
Илья Смирнов: Без проблем, если издание содержит такие могучие комментарии, которые больше основного текста и фактически представляют собой монографию. Но в РОССПЭНовском собрании вводные статьи занимают всего полсотни страниц (из 800), а комментарии к конкретным документам – в основном технические (''копия направлена туда-то'', ''записка в деле не обнаружена'').Чью же работу оценивать? Н.С Хрущева? Его министра юстиции? Милиционеров?
Марина Тимашева: Или авторов-составителей, которые всё это собрали и систематизировали.
Илья Смирнов: Да, и к ним вопрос, по какому принципу. Вроде, простой вопрос. Понятно, какие документы отбирать в вахтанговский сборник: те, в которых упоминается Вахтангов. Но здесь тема широкая, а в заглавие вынесено слово в кавычках, то есть вообще не термин, а метафора.
Подзаголовок не добавляет ясности. Кто такие ''социальные маргиналы''? Во-первых, какие еще могут быть, если речь идет о людях? Во-вторых, достаточно беглого знакомства с трактовками слова ''маргинал'' в разных словарях, чтобы усомниться в его надёжности. Значит, надо уточнить, край чего, с какой стороны?
Действительно, во введении есть целый параграф ''о понятиях и ярлыках''. Десятки определений для ''окраинных слоёв социума'': асоциальные, аномальные, антиобщественные и т.д. Но, удивительное дело, в результате получается, что НИ ОДНО нельзя брать на вооружение. Например, понятие ''асоциальный'' отвергнуто на том основании, что оно использовалось в Германии при национал –социализме (9). В конечном итоге, предмет исследования определяется через метафоры, толкования по аналогии – ''и прочие категории, относящиеся к асоциальным элементам'' (14) - и через формулировки, только что отвергнутые самими же авторами.
А героями книги оказываются – перечисляю по оглавлению – 1. Нищие и бродяги, 2. уголовные элементы и бывшие осуждённые, 3. алкоголики и наркоманы, 4. безнадзорные дети и подростки, 5. инвалиды, 6. кочующие цыгане. Три последние категории объединены в раздел ''группы риска'', хотя сами же авторы признают, что кочующие цыгане подпадают под определение бродяжничества (50). Читатель может заметить: такая очевидно ''аномальная'' категория, как душевнобольные, в ''группы риска'' не включена. Почему? Как Вы, Марина, нам недавно объясняли на примере спектакля "Белое на черном" по автобиографии Р.Д.Г. Гальего, некоторые инвалиды действительно были загнаны на ''край'' и даже за край.
Но другие вели вполне нормальный образ жизни. В самой же книге приведен документ: записка в ЦК ВКП(б) ''о необоснованном установлении инвалидности руководящим работникам''. Там фигурируют председатель райисполкома, его зам, секретари райкома партии, прокурор. Все они, используя служебное положение, ''получают во ВТЭК экспертные заключения'' об инвалидности, чтобы иметь от этого незаконную прибавку к жалованью (388). Вот, кстати, замечательная иллюстрация на тему коррупции: существовала ли она в СССР (конечно, существовала) и чем отличалась от нынешней.
К сожалению, современное состояние общественных наук (прежде всего, социологии) не располагает к строгому определению понятий. А если бы составители сборника попробовали вписать свой материал в объективную систему координат, они, может, и не стали бы легко и непринужденно избавляться от понятия ''социального паразитизма'' - как от порождения ''советского нормативного дискурса'' (12). Ведь в этом понятии есть конкретный смысл, а не просто ''дискурс'' (2). Трудоспособный человек, который не делает ничего полезного и существует за чужой счет, является нахлебником, по-гречески – паразитом. Конечно, на практике возможны разногласия: какую деятельность считать полезной. И советские чиновники сделали многое для того, чтобы извратить понятие общественно-полезного труда (о чём поговорим чуть позже). Но я не думаю, что между историками разных школ и политических взглядов должны быть разногласия, например, по поводу гражданина Мещерякова Г.В. из колхоза имени Буденного, который воровал хлеб и скот, отравил соседскую корову, а собственную беременную (на 8 месяце) жену ''истязал'' и пытался столкнуть в колодец (481).
Разделение на честных тружеников и ''асоциальных'' паразитов – естественное и разумное.
Настолько естественное, что, даже не будучи чётко сформулировано, всё равно проявляется в содержании и структуре рецензируемого сборника.
И авторам можно поставить в заслугу то, что по целому ряду вопросов они высказывают очень разумные суждения, которые полностью подтверждаются документальными материалами. И книгу-то выпустили практически полезную.
Марина Тимашева: Вы имеете в виду, что пригодится советский опыт?
Илья Смирнов: Уже пригождается. Современные инновации о борьбе с наркоманией просто воспроизводят дискуссию конца 50-х – начала 60-х годов. ''Практика лечебных учреждений показывает, что наркотики отнимают у человека волю… Можно ли рассчитывать на разумный подход… со стороны человека, ум которого одурманен ядом?'' (255).
Марина Тимашева: Это - цитата из писем. Как я понимаю, в сборнике довольно много писем и обращений трудящихся.
Илья Смирнов: Знаете, они совершенно не соответствуют тому карикатурному образу советского человека (''совка'', ''винтика'' и т.п.), который последние два десятилетия утверждается через СМИ и кинематограф. Люди достаточно свободно обращаются к властям по серьезным вопросам, не только личным, но и общественным, при этом суждения их, пусть и не безошибочные, но, как правило, рациональные и здравые. В конкретном вопросе о лечении наркоманов государство согласилось с гражданами (и со здравым смыслом). Но на развалинах СССР, как мы знаем, возобладали т.н. специалисты, способные всерьез рассуждать о ''правах и свободах'' героиниста.
Но чтобы не впадать в апологетический тон, я бы отметил и такую, в конечном итоге, роковую особенность советской социально-экономической политики: подмена понятий ''общество'' и ''государство'', и оценка труда не по реальным результатам, а по бюрократической отчетности. ''Именно этот критерий – работа на государство – станет главным признаком, отделяющим ''паразитов'' от ''не паразитов'', ''антиобщественные элементы'' от ''сознательных граждан'' (37). В силу своей классовой природы советское государство не могло признать общественно-полезным такой труд, который не был оприходован через канцелярию. Вы же помните, что честные граждане шили штаны (зачастую лучше фабричных), разводили кроликов, выращивали помидоры, записывали музыку на домашних студиях, и т.д., и т.п. – и все они оказались приравнены к ворам и проституткам.
''Непонятная забота была проявлена в Челябинской области о высланной Каракчеевой, которая… не занималась общественно-полезным трудом, жила за счет выполнения частных заказов по пошиву одежды. Вместо решения вопроса о конфискации нажитого нетрудовым путем имущества, ей разрешили взять с собой сундук с вещами, швейную машинку и другие громоздкие вещи, на транспортировку которых использовался грузовой автомобиль, а в качестве грузчиков были привлечены работники милиции'' (619).
Марина Тимашева: Получается, что милиционеры в этом случае вели себя не так, как требовала идеология, а просто как люди.
Илья Смирнов: Это обнадеживает. Но, к сожалению, не все были настолько нормальны. За хронологическими рамками сборника продолжалась та же политика. Последний пароксизм борьбы с ''нетрудовыми'' доходами ремесленников и крестьян пришелся на горбачевскую эпоху. Александр Новиков получил ''сталинский'' 10-летний срок - за то? – за то, что собирал дома звукоусилительную аппаратуру.
Заметьте, в Китае номенклатура сообразила, что созидательная энергия т.н. ''частников'' может стать мощнейшим фактором прогресса. Для советского же чиновника несчастная портниха Каракчеева так и осталась классовым врагом. Таких, как она, душили под красным знаменем, и продолжали душить под трехцветным, расчищая экономическое пространство для комсомольских мальчиков – мажоров, которые как раз являлись 100 %-ми, патентованными паразитами в обеих ипостасях, райкомовской и ''реформаторской''.
Марина Тимашева: То есть, ''макроэкономическая стабилизация'' не из Америки прилетела, а была подготовлена всем ходом предшествующего развития, да?
Илья Смирнов: Да. И сборник это показывает. При всем уважении к шараповым и жегловым, которые честно делали свое дело, надо признать, что ''великая криминальная революция'' десятилетиями вызревала на блатхатах, в пропахших мочой подворотнях, и еще в красивых гостиных, где люди интеллигентные и даже причастные к власти наслаждались песней ''Гоп-стоп, мы подошли из-за угла…''. Комсомол в это время проводил Всесоюзный Ленинский Зачет, от которого на лету дохли мухи. И сотни квалифицированных следователей отвлекались от борьбы с настоящей преступностью, чтобы выяснить, не вырос ли в теплице на приусадебном участке лишний помидор. А как только мелко-криминальная стихия получила от номенклатуры (опять же, советской, а не марсианской) карт-бланш на соучастие в ''приватизации'', она тут же выросла в особо крупную мафию.
В общем, книга помогает правильно воспринимать прошлое со всеми его противоречиями. Не хаять, не превозносить, а понимать историю страны в контексте большой общечеловеческой истории. А в ней-то происходят интересные вещи. В странах, присвоивших себе высокое звание ''постиндустриальных'', финансово-бюрократическая элита окончательно порывает с традиционными религиями, свято место занимает своеобразное неоязычество, для которого самоублажение – единственный смысл человеческого существования, соответственно, профессия паразита становится массовой и вполне респектабельной. Так что мне опять придется извиняться: не паразита, а получателя пособий или зарплаты на придуманных чиновниками рабочих местах. Пи-ар технолог по гендерным дискурсам. Собственно, вся развесистая теория ''постиндустриального общества'' для того и придумана, чтобы оградить этот ''Прекрасный Новый мир'' от неполиткорректных вопросов работающей части человечества.
Вот вам заявка на следующий том. В три раза толще. И ни на каком не ''на краю''. ''В центре глобального общества''.