“Вежливый отказ” – снова вместе




Марина Тимашева: 29 мая на сцену Центрального Дома художника поднимется ансамбль Петра Айду " Персимфанс" и группа "Вежливый отказ". Играть будут по очереди: " Персимфанс" - Стравинского и Мосолова, а "Вежливый отказ" - свои композиции. "Отказ" дает в этом году первый концерт, а вся программа называется "Нихтцузаммен". И со мной в студии лидер "Вежливого отказа" - Роман Суслов.
То, что касается программы самого “Вежливого отказа”, это композиция из материала, написанного за многие годы или это что-то совершенно новое?

Роман Суслов:
Нет, это новое, правда, я никак не удосужусь написать на нее текст. Да и, наверное, забуду на концерте, придется опять дополнять какими-то своими выкриками и фонемами.


Марина Тимашева: Я улыбнулась, когда Рома говорил о том, что он еще не написал текст, потому что…


Роман Суслов: Никогда этого раньше не делал.


Марина Тимашева: Делал, конечно, но, на мой взгляд, сама группа “Вежливый отказ” с течением времени дрейфовала к отказу от текста. Начиналось все альбомами, в которых было очень много музыки (в отличие от большинства отечественных российских рок-групп, Роман Суслов и его музыканты знали толк и в разнообразных оригинальных и странных мелодиях, и в оркестровке или аранжировке этих мелодий, и в странном сочетании очень разных музыкальных форм), но было и много текста, причем, были стихи и Алексея Паршикова, и Олега Чухонцева, и стихи Аркадия Семенова, и Гора Оганесяна. Было много авторов и много стихов хороших. А потом текстовое пространство делалось все более разреженным, стихов не становилось почти вовсе, им на смену приходили отдельные фразы, реплики или какие-то заклинания. Было ощущение, будто стих распадается на отдельные фрагменты. А дальше Роман Суслов стал делать то, что он назвал “фонемами” - извлекать звуки, которые мы можем условно назвать птичьим языком. Некое звукоподражание. Поэтому я и заулыбалась, когда Роман Суслов сказал, что он текстов еще не написал, а только собирается, потому что, на мой взгляд, все к этому более или менее плавно шло. Рома, это означает, что вы, в принципе, в какой-то момент сделаетесь просто компанией музыкантов-инструменталистов?

Роман Суслов: Нам до сих пор не удалось отказаться от голоса совсем, поскольку что он вроде как мне еще нужен, важен. Я все-таки продолжаю петь и все-таки пишу песни, хоть они весьма странной формы и структуры. И музыки стало больше, чем было, музыка стала достаточно динамичная, и если раньше я как-то минимализировал, что ли, поскольку времени было мало, жил я в деревне, чтобы поменьше было репетиций, быстрее нужно было сделать, то сейчас получилась программа довольно развитая. Тем не менее, это песни, и во многих востребован текст. Это нужно было. Это шаг навстречу публике.


Марина Тимашева: “Вежливый отказ” двинулся навстречу публике, он больше не хочет отказывать ей во взаимности. А музыкантов тоже стало больше, если стало больше музыки и инструментов?

Роман Суслов: Появился Сергей Рыженко у нас. Правда, уже года три.

Марина Тимашева: Сергей Рыженко - в прошлом очень знаменитый рок-музыкант, выступавший с группами “Футбол” и “Последний шанс”, затем играл очень много, как сессионный музыкант, с “Машиной времени”, с “ДДТ”, и далее можно перечислять сколько угодно, выступает с целым рядом инструментов - с обычной скрипкой, с электрической скрипкой, и на фортепьяно, я думаю, может подержать, если нужно. Сколько сейчас в “Вежливом отказе” образованных музыкантов?


Роман Суслов: Павел Карманов - консерватория, композитор. Дмитрий Шумилов - музучилище, вокал. Сергей Рыженко - скрипка, консерватория. Михаил Митин - джазовая студия. У меня - музыкальная школа. Андрей Соловьев - философский факультет МГУ.

Марина Тимашева: Самое забавное во всем этом то, что во главе группы, которая состоит в значительнейшей своей части из очень хорошо образованных музыкантов, оказался человек, образование которого к музыке не имеет практически никакого отношения. Рома, кто вы изначально по образованию?

Роман Суслов: Я инженер-системотехник. Закончил Инженерно-физический институт.

Марина Тимашева: Много индивидуальностей, много людей, которые хорошо знают, какой должна быть музыка, как следует ее оркестровать и как надо ее исполнять. Собственно, кому принадлежит мелодия и как удается всем этим управлять, если каждый хочет, естественно, внимания себе, своему инструменту, разработки своих тем?

Роман Суслов: Что касается управления, тут наработан достаточно большой опыт нашего трио - Митин, Шумилов и я. Это серьезная была дрессура тоталитарная, жесткая, в 90-е годы, и сейчас ребята знают, что мне надо, они меня понимают с полувзгляда. И дирижирование происходит буквально на уровне подмигивания или поворота головы. Этого достаточно. А что касается Павла Карманова, то он абсолютный слухач, и он мне очень помогает, потому что он то, что я делаю, быстро загоняет в партитуру. И, конечно, его собственное участие как инструменталиста - Павел очень хорошо влился в нашу группу, он тоже понимает, что надо делать. Сергей тоже настолько профессиональный человек, что с ним легко работать. А так, конечно, тема – моя, базовая часть аранжировки - тоже моя, то есть я знаю, что каждый инструмент должен делать. Воплощаем мы вместе.


Марина Тимашева: То есть вы сами записываете ноты и читаете?


Роман Суслов: Да. А иначе невозможно, потому что вещи достаточно сложные, полиритмичные и с переменными размерами - это практически невозможно на слух сыграть.

Марина Тимашева: Эти вещи, эти новые композиции, каждая из них существует отдельно или они составляют цельную программу?


Роман Суслов: Они составляют, конечно, программу. У меня сейчас два таких блока создано. Один - которой мы будем представлять 29 числа, а другой пока в голове. Она такая военная. То есть это шесть песен про войну. Настоящих, без особого стеба и иронии. Единственное, что они достаточно живые, и там появляется некая пограничная ситуация, то есть улыбка-то возникает, но она не растягивается до ушей.

Марина Тимашева: Военные песни это песни, которые посвящены конкретной войне?

Роман Суслов: Нет, это просто состояние такое национальное. Мы же ничего больше не умеем, как воевать. Такая старинная русская забава.

Марина Тимашева: Песни маршевого типа?


Роман Суслов: Есть и марши, есть и лирика. Они разные. Программа будет сделана в форме сюиты, скорее всего.


(Звучит песня)


Марина Тимашева: Группа “Вежливый отказ» в какой-то момент распалась, потом соединилась, но выступает все равно чрезвычайно редко и, даже те люди, которые когда-то бегали за ней по клубам и по дворцам культуры, могли ее потерять в силу разных обстоятельств, а многие люди ее просто не видели, поэтому надо чуть-чуть объяснить. Это довольно сложно делать при Романе Суслове, легче было бы написать.

Роман Суслов: Мне выйти?

Марина Тимашева: Да уж, так и быть, оставайтесь. Так вот, Роман Суслов - очень интересный внешне мужчина. Когда с ним разговариваешь, он кажется вполне рациональным, спокойным, уравновешенным человеком, « системотехником». Но когда тот же самый человек появляется на сцене, в его облике происходит решительная перемена. Обычно спокойные и вполне сосредоточенные на собеседнике, глаза начинают отчасти озорно, отчасти глумливо светиться, и человек, сидящий в зрительном зале, не может найти точку соприкосновения с ними, в самой пластике тоже проявляется какое-то очень странное смещение. Человек кажется, как будто, отрешенным от того, что происходит, и в интонациях, и в самих мелодиях, и в их структуре и ритме есть какое-то смещение «по фазе», из-за которого возникает ощущение, что Роман Суслов ерничает, иронизирует, насмехается, но делает это чрезвычайно мрачно и, в результате, ирония усиливает мрачную, трагическую составляющую. Получается концерт с петлей на шее, юмор висельника. Что-то безысходно трагическое. Рома, это совпадает с мировоззрением или мне так мерещится?


Роман Суслов: Отчасти. В разные периоды. Сейчас у меня светлый период, влюбленный период, у меня много песен о любви, по-честному, аж до омерзения. Вот эта программа, она не мрачная совсем. Нет, черного не будет.

Марина Тимашева: Я не сказала, что черное, а …

Роман Суслов: Надтреснутое.

Марина Тимашева: Да. Такое расколовшееся зеркало. Программу "Персимфанс" придумывали вы вместе с Айду или Айду сам по себе?

Роман Суслов: У нас же есть продюсер Слава Недеогло это, по-моему, его идея объединения всего вместе. С Петром мы начали контачить сравнительно давно, он как-то выходил с проектами нашего участия в его музыке или в его концертах и, в частности, нас пригласил поучаствовать в программе под названием “Колокола”, где он взял одну из наших вещей и сыграл вместе с нашим составом. Но я не доехал, поэтому они играли в два рояля вместо того, чтобы один из них был заменен гитарой. И позднее, в общем, тоже всегда возникала это некая необходимость такого сценического общения, поэтому это достаточно логично для нас. А что касается музыкального ряда, то "Персимфанс" выбирает, в основном, произведения начала века и авангарда начала века, что во многом мне по приемам близко. Мне там чужды несколько такие… в частности, у Мосолова довольно тривиальный и банальный, с сегодняшней точки зрения, прием - использование газетных объявлений в качестве текста и глумление по этому поводу. Но музыка там отличная. И когда я туда сунулся, я понял, что, да, материал шикарный и его надо исполнять.


Марина Тимашева: А вот если бы вы сами были консерваторский музыкант или просто дома для друзей хотели играть что-то из классической музыки, то вы бы что выбирали?


Роман Суслов: Сложно сказать. Я же не являюсь классическим музыкантом, но, конечно, я бы играл вот эту кривую музыку 20-х годов. Мне присуще все время использовать такие сдвинутые ритмические формы в сопровождении. А этого там как раз - сколько хочешь.

Марина Тимашева: Рома, как людям объяснить, что такое сдвинутая ритмическая форма, можно голосом показать?

Роман Суслов: Это, прежде всего, наложение ритмов. Мы делаем раз, два, три четверти, можем пять делать. Вот метр идет (стучит по столу – М.Т.)), и это наложение других ритмических рисунков на жесткий метр.

Марина Тимашева: Много лет назад, Суслов, тогда распустивший группу, уехал в деревню и стал помещиком. Но, чем больше лидер “Вежливого отказа” приближался к народу, тем больше отдалялся от него в своих музыкальных опытах.

(Звучит песня)


Марина Тимашева: Рома, а можно спросить про другую часть вашей жизни, для меня ничуть не менее загадочную, чем сложная музыка, а именно про ее деревенскую часть. Как это вышло, что вы оказались в деревне, что там сделали огромное хозяйство?

Роман Суслов: Просто животные имеют такое свойство размножаться.


Марина Тимашева: Но вы уехали в деревню до того, как ваши животные приобрели это свойство.


Роман Суслов: А потом достаточно было приобрести некоторое количество животных, минимальное, способное к размножению, и оно пошло размножаться. Теперь там порядка ста голов лошадей, 500 гектаров земли.

Марина Тимашева: А что делают эти лошади, они какого рода-племени?

Роман Суслов: У нас много всяких лошадей. В основном, спортивных пород. Есть теплокровные лошади, мы в чистоте кое-что держим - есть английские чистокровные, есть арабские чистокровные, есть Тракененская порода. Это лошади для верховой езды предназначенные, что-то - для спорта, что-то - для скачек.

Марина Тимашева: То есть туда к вам приезжают люди, которые…


Роман Суслов: Это уже параллельная штука, которая возникла, как некое дополнение к нашему там существованию - туризм. Люди приезжают, ездят верхом, платят деньги, получают удовольствие. Но едут, в основном, люди, которые прилично ездят, хотя мы берем и «курсовиков», то есть устраиваем курсы верховой езды, я учу сидеть, ездить. Есть спортивная часть, мы часть лошадей готовим, «подпрыгиваем» где-нибудь. В июне, наверное, в начале, поеду «подпрыгну» тут в Москве на молодых лошадях.

Марина Тимашева: Что значит «подпрыгну»?

Роман Суслов: Ну, конкур проеду. У меня сейчас в стадии обучения несколько лошадей, подо мной находятся, вот я сейчас их подготовлю, поеду и что-нибудь выиграю.

Марина Тимашева: Лошади послушнее музыкантов?

Роман Суслов: В чем-то - да, в чем-то - нет. Это тоже очень тонкая материя.

Марина Тимашева: Интересно, лошади на музыку реагируют?

Роман Суслов: Реагируют. Они же очень ритмичные, в принципе, а в основе езды хорошей, конечно, стоит ритм. Если ты владеешь техникой обучения лошади своему ритму, то она становится твоим продолжением.

Марина Тимашева: Бедная лошадь, если учесть, что внутри Романа Суслова довольно хитросплетенный ритм.

Роман Суслов: Конечно, надо учитывать специфику, потому что иначе это будет постоянная менка ног, непрерывная, а это неправильно.


Марина Тимашева: Будет изысканный танец.

Роман Суслов: Упадет лошадь.

Марина Тимашева: Рома, а я совсем ничего не понимаю, за этими лошадьми надо ухаживать. То есть там есть какие-то люди?


Роман Суслов: Там сейчас нанятые люди есть, это мне позволяет посвободнее быть. Практически еще месяца два назад я не мог оттуда отъехать ни на минуту, потому что нельзя было ничего оставить, хозяйство ни на кого не бросишь. Достаточно тяжело. И так на протяжении многих лет было. Пока было до 30 голов, в принципе, вдвоем управлялись совершенно спокойно. Сейчас еще и берейторы нужны, потому что всю подготовку я брать на себя не могу


Марина Тимашева: Кто?


Роман Суслов: Берейтор - занимается тренингом лошадей.


Марина Тимашева:
То есть, это такой лошадиный тренер, который учит лошадь?


Роман Суслов: Я этим отчасти занимаюсь, есть нанятый человек, который это делает. Он чемпион Союза был.


Марина Тимашева: Этот человек, который учит лошадей, и тот, который учит людей ездить на лошадях, это одно и то же лицо?


Роман Суслов:
По-хорошему, эти люди должны по-разному специализироваться, потому что людей должен учить педагог, и найти нужные слава и способы воздействовать на своего подопечного студента это определенный талант и навыки.


Марина Тимашева: А вот обычные лошади есть, такие тяжеловозы с большими, мохнатыми ногами?


Роман Суслов: Нет. Не держим. У нас - спорт.

Марина Тимашева: А сельского хозяйства тоже нет?

Роман Суслов: Сельское хозяйство есть, но оно механизированное.

Марина Тимашева: А что вы там едите?

Роман Суслов: То же, что и здесь, рыбу, например.

Марина Тимашева: А рыбу вы сами удите или в магазине покупаете?

Роман Суслов: В магазине, конечно.

Марина Тимашева:
То есть, результаты вашего сельского хозяйства к столу не идут?


Роман Суслов: Кое-что у нас остается, у нас какие-то мясные особи бегали, сейчас мы сокращаем все, у нас коровы какие-то были, сейчас уже троих грохнул, привез в Москву, продал.


Марина Тимашева: Я пробую в своем уме все это уложить, но я - городской житель, мне очень сложно понять. Чтобы человек мог писать такие песни и такую музыку, он должен быть, на мой взгляд, очень тонко интеллектуально и душевно организован, а для того, чтобы кокнуть какую-то живность, потом привезти мясо, продать, для этого нужно быть, на мой взгляд, человеком очень практичным, очень жестким и просто не городским. А как это в одном человеке соединяется?

Роман Суслов: Просто переключаться надо. Потому что, когда я пишу, я никого не грохаю.

Марина Тимашева: А лошадей вы в лицо всех знаете и по имени?

Роман Суслов: Да.

Марина Тимашева: Сто штук в лицо и по имени?

Роман Суслов: А как же, мы же составляем плем-карты на них, сдаем отчеты, существует НИИ коневодства, куда мы все это таскаем. Мы же занимаемся племенной работой. Сейчас, правда, будем сокращать поголовье, потому что там всякие дрязги мелкие у нас начались и, в общем, мы так чуть-чуть подсократим хозяйство, его рационализируем. Потому что сейчас это дошло до такого разросшегося хобби, реализаций мало, продавали мы лошадей немного, в основном, пони продавались, очень востребованный товар оказался. А лошади, это надо «пальцы гнуть», в Москву постоянно ездить, рассказывать, что у тебя все самое лучшее, выступать надо на соревнованиях. А я травму серьезную получил, в свое время и на три года вообще вылетел из спорта. И сейчас нужно все это приводить хотя бы в не едящее денег хозяйство, а оно их ест. Арабская тема вообще у нас в стране запущена совсем, то есть лошади шикарные , с отличными линями, а продаются за бесценок – 20 тысяч рублей, 30 тысяч, только заберите - практически мясная цена. В то время как брата моего жеребца вывозят за кордон, где он уходит за 20 тысяч евро с лету, потому что отличное, рослое животное. Мало рослых «арабов» за кордоном, они ценятся. Вообще, русские «арабы» ценятся, произведенные у нас в Терском заводе и в частных руках. У нас был один удачный год, мы продали три головы. За приличные деньги, но их купили люди, которые приезжали к нам ездить верхом, им понравилась эта конкретная лошадь, и ее забрали.


Марина Тимашева: То есть, ни музыка не дает никакой прибыли, ни бизнес...

Роман Суслов: Да, но тут еще и другая вещь существует, потому что Анна, моя жена, собралась как раз заниматься селекцией. То есть она выводит то, что считается нужным сейчас для спорта, и у нее есть вполне положительные результаты. Но для такого широкого выбора, для существования большого поголовья, возможности селекционировать, кончено, нужны другие деньги. То есть, конный завод не обеспечит никоим образом существование этого селекционного хозяйства. За счет туризма можно жить легко, только поставь 15 голов лошадей, желательно вообще беспородных, чтобы не жалко было им портить ноги. Потому что если дашь сейчас по грязи весенней проехать - все, оторвут сухожилия.


Марина Тимашева: Почему вы все время занимаетесь чем-то не прибыльным?

Роман Суслов: Значит, «хламида» такая. Мне не интересно заниматься прибыльным. Лошади, своего рода, тоже любимое дело, интересное дело.

Марина Тимашева: “Вежливый отказ” так и будет появляться два раз в год в Москве, чтобы сыграть концерт, или у нас есть слабый шанс видеть ее почаще?

Роман Суслов: Чаще играть, в общем-то, хотелось бы, хотя бы раз в месяц, но не более, потому что превращать это в «чес», в рутину совершенно не хочется. Но, с другой стороны, я бы мог удовлетвориться репетициями, потому что я приезжаю и получаю колоссальное удовольствие от какого-то взаимопонимания и игры.